Схватить быка за рога

       — Давай ляжем спать, дорогой, — предложил Сичэнь, отстранившись от губ возлюбленного, и провёл по его скуле большим пальцем. — Ты устал, это видно. Я совсем не против просто поспать на такой удобной подушке, как твоя грудь. Разумеется, Первый Нефрит ожидал иного, более бурного и страстного завершения вечера. Он провёл в сладком предвкушении весь день, начиная с того мгновения, как Минцзюэ ступил на территорию Облачных Глубин. Ни одной приличной мысли не находилось за целомудренной лентой на лбу, и на этот раз причиной нетерпения стала не только долгая разлука. Сичэнь просто не был готов к зрелищу, предоставленному ему возлюбленным. Он даже не знал, что тот способен на такое несвойственное ему коварное поведение, однако это выглядело слишком намеренным для того, чтобы быть случайностью. Чёрная шёлковая рубаха с высоким воротником натягивалась поперёк груди так плотно, будто не выдерживала напора мышц, а зелёное, расшитое узорами ханьфу не разошлось в разные стороны окончательно лишь благодаря золотой цепочке, удерживавшей ткань из последних сил. Заострённые плечи верхней одежды подчёркивали их широту, стройную талию стягивал широкий позолоченный пояс, а длинные ноги выглядывали из разрезов ханьфу при каждом шаге. Высокий хвост гордо покачивался при ходьбе, ладонь уверенно лежала на рукояти сабли. Вот в таком виде Минцзюэ нанёс ему визит, и в глазах на внешне непоколебимом лице пряталось удовлетворение от успешной шалости. На публике Сичэнь, разумеется, сумел не измениться в лице, продемонстрировав привычное всем дружелюбие в сторону названого брата и главы союзного ордена. Но возлюбленный знал его слишком хорошо. Впрочем, Минцзюэ произвёл впечатление не только на него. Однако Первый Нефрит был слишком занят удержанием способности вести светскую беседу, чтобы реагировать на недвусмысленные взгляды адептов в сторону его мужчины. Хотя, чего греха таить, Сичэнь не мог не испытать толики гордости и самодовольства по поводу того, что этот статный мужчина предпочёл из всех людей именно его компанию. Первый Нефрит, с детства приученный к сдержанности и терпению, не мог дождаться момента, когда окажется наедине с Минцзюэ и избавит его от этой провокационной одежды. И судя по пойманным в течение дня взглядам, распалявшим в нём что-то первобытное, возлюбленный пребывал в таком же ожидании. Сичэнь знал, что этим вечером будет крайне измотан, но неописуемо доволен и сыт. Так было всегда. Каждая встреча после разлуки в пару месяцев заканчивалась пылкими поцелуями и сильными, нетерпеливыми руками, которые прижимали его к разным поверхностям, избавляли от одежды, всюду стискивали и ласкали. И Первый Нефрит всегда с огромным удовольствием отдавался, поддавался этому страстному напору, уверенный в том, что он будет доведён до умопомрачительного исступления и каждое его желание будет учтено и удовлетворено. Сегодня всё начиналось, как обычно. Сичэнь, не теряя драгоценного времени, толкнул Минцзюэ на кровать и движениями пробравшегося через желанные губы языка начал немой рассказ о том, как сильно скучал. Однако возлюбленный впервые не попытался перехватить инициативу в поцелуе, не попытался перевернуться и подмять его под себя. И взгляд Минцзюэ, в такие моменты полный обожания и вожделения, в этот раз был подёрнут завесой некой задумчивости. Из этого складывался только один вывод. Первый Нефрит изнывал от определённого рода голода, но ни в коем случае не собирался настаивать на продолжении, если его возлюбленный устал. — Я не устал, — возразил Минцзюэ, неторопливо водя ладонью по всё ещё закутанной в бело-голубые одежды спине. — Я подумывал предложить тебе поменяться местами. — Поменяться? — Сичэнь в недоумении приподнялся на руках, и тоскливое беспокойство закралось в его взгляд и голос. — Тебе больше не нравится? — Это невозможно, А-Хуань, не глупи, — усмехнулся возлюбленный и хозяйски скользнул ладонью ниже поясницы, сжав его там так крепко, словно хотел уверенной хваткой прогнать эту абсурдную мысль. — Мне просто лень сегодня что-либо делать. Услышав такие слова и заметив отведённый в сторону взгляд, Сичэнь сразу понял, какая более глубокая причина скрывалась за подобной просьбой. На самом деле Минцзюэ устал. Но не физически. Он устал от колоссальной ответственности, давящей на него со всех сторон с самой юности. Старший брат, заменивший младшему родителей. Старший брат в Достопочтенной Триаде. Лидер ордена, получивший эту роль, будучи несовершеннолетним. Генерал военной кампании, собравший под своим командованием несколько орденов и множество кланов. Судья, к которому в поисках справедливости люди обращались за помощью даже по вопросам, не связанным с орденом Не и Цинхэ в целом. И, наконец, любящий мужчина с ведущей ролью в постели. Возможно, последний пункт был не столько принципом и рьяным желанием, сколько привычкой. Конечно, Минцзюэ устал. Однако не было у него ни возможности, ни места, ни времени, чтобы отдохнуть, забыть об обязанностях и ответственности. Он не мог перестать быть старшим братом, не мог перестать быть лидером. И наверняка этот упрямец даже не хотел признавать усталость, так как считал это непозволительной слабостью. Однако... Минцзюэ признал это с ним, пусть и не в открытую, пусть и не чёткими словами. Минцзюэ доверил ему свою слабость. Именно он, Сичэнь, был единственным человеком, с которым возлюбленный мог позволить себе сбросить груз ответственности и расслабиться. Именно его, Сичэня, дом был единственным местом, где возлюбленный мог позволить себе отдохнуть. Первый Нефрит знал, что между ними существовало безграничное доверие, но каждое напоминание, каждое доказательство этого факта прокрадывалось ему в душу и согревало из самых глубин, почти заставляло растроганно приложить руку к сердцу из-за переизбытка нежности и благодарности. Иногда такое непоколебимое доверие от человека, обычно необщительного и тяжело открывающегося другим людям, немного пугало его. Однако Сичэнь давно поклялся себе, что будет ценить и беречь это доверие, как зеницу ока, и постарается оправдать его всеми возможными способами. Конечно, он сделает всё, что пожелает возлюбленный. Он также догадывался, что сейчас не лучшее время для того, чтобы начать неприятный разговор о проблеме. Минцзюэ явно этого не хотел. Поэтому Первый Нефрит с готовностью подыграет и притворится, будто всему виной лень и любопытство. — Ты ругаешься на младшего брата за лень, но сам не лучше. Сичэнь хихикнул, получив в живот беззлобный пинок коленом, но не услышал в ответ никаких возражений и оправданий. Доказательство того, что возлюбленный был согласен на любую причину, лишь бы не говорить о настоящей. В любимых глазах Первый Нефрит за притворным раздражением заметил благодарность за понимание. — Ну так что? — Конечно, я позабочусь о тебе, А-Цзюэ, — Сичэнь поцеловал возлюбленного в уголок губ и потянулся к позолоченному поясу. — Я просто удивлён. Я думал, ты слишком гордый для этого. — Слишком гордый? — в возмущённом недоумении переспросил Минцзюэ, не позволив этим словам просто ускользнуть, и перехватил юркое запястье. — Сичэнь, быть гордым значит иметь самоуважение и не терпеть унижений в свою сторону. Если, по твоему мнению, я считаю позицию принимающего унизительной, то как я могу постоянно давать тебе эту роль, если люблю и уважаю? Первоначальное удивление такой резкой реакции прошло после объяснения, и Сичэнь вздохнул с нежно-снисходительной улыбкой. Он никогда даже не задумывался об этом и просто наслаждался процессом, но этот мужчина в очередной раз оправдал репутацию и ещё больше влюбил его в себя. — Я знаю, ты бы не поступил так со мной, дорогой, — Первый Нефрит успокоил возлюбленного короткими, извиняющимися поцелуями. — Я просто никогда не думал об этом с такой точки зрения. И ты никогда не предлагал подобного раньше. — У меня бывали такие мысли, но я вспоминал, как красиво ты стонешь, разбитый от удовольствия подо мной, и не хотел упускать очередную возможность это лицезреть. Для Сичэня оставалось загадкой, как он всё ещё мог краснеть от пошлого флирта, спустя несколько лет отношений и множества часов бесстыдного безобразия в постели. Хитро-довольный взгляд, наблюдавший за его смущением, не помогал. — А-Хуань, тебе самому никогда не хотелось попробовать иначе? — У меня бывали такие мысли, но я вспоминал, как хорошо быть разбитым от удовольствия под тобой, и не хотел упускать очередную возможность это прочувствовать, — ответил Сичэнь в тон и, не теряя больше времени, глубоким поцелуем прервал и поглотил зародившийся в груди Минцзюэ смех. Изящный палец зацепился за край высокого воротника и оттянул его вниз — язык влажно скользнул по открывшейся горячей коже. Ладонь хозяйски легла на крепкую грудь, указательный палец пару раз будто невзначай огладил сосок сквозь шелковистую ткань. — Глава ордена Не, я даже не подозревал, что вы способны на такой бесстыдный и провокационный поступок, — дразняще произнёс Первый Нефрит на ухо возлюбленному и отбросил в сторону позолоченный пояс. — Вы хотели кого-то впечатлить или заставить кого-то ревновать? — Я не понимаю, о чём толкует глава ордена Лань, — ответил Минцзюэ с недоумением несправедливо обвинённого человека, помогая Сичэню стаскивать с него ханьфу и рубаху. Чтобы стереть намёк на самодовольную улыбку у этого лжеца, Первый Нефрит мягко прихватил губами чувствительное бычье ухо и чуть пососал его, задевая языком и зубами. Минцзюэ тут же замер под ним, обезоруженный такой атакой, и послышался беспомощный шумный вздох. Довольный результатом, Сичэнь напоследок нежно прикусил покрытую мехом кожу и спустился ниже, где собирался основательно задержаться. Впервые ему выпала возможность тщательно обласкать тело возлюбленного, ведь раньше либо они оба, неимоверно соскучившиеся, быстро теряли терпение, либо Минцзюэ довольно скоро брал дело в руки. Теперь же Первый Нефрит задавал темп, поэтому никто не мешал ему совершать благоговейный акт поклонения этому простору для поцелуев и прикосновений. Горло и плечи, грудь и живот — ничто не осталось без заботливого, жадного внимания губ, языка и пальцев Сичэня. Горячая кожа, словно всегда подогреваемая внутренним пламенем, встречала его жаром, и Первый Нефрит приходил в восторг от того, как от его ласк вечная хмурость меж бровей исчезала, тело под ним разомлело, в то время как в паху — неуклонно твердело. Он ещё даже не приступил к более основательным действиям, но уже получил такую признательность и нетерпение. Сичэнь тоже не остался равнодушным, поэтому, временно удовлетворившись вкусом кожи и рельефами тела возлюбленного, стянул с него последнюю одежду, которая по-наглому, совершенно собственническим образом скрывала возбуждение и крепкие, длинные ноги. Этим бёдрам и голеням Первый Нефрит мог бы выражать восхищение столь же долго, как торсу, но не хотел больше изнурять их обоих ожиданием. Однако и излишне торопиться он не планировал. Не отрывая взгляда от возлюбленного, Сичэнь высвободил волосы из гуаня, украшенного по обеим сторонам шпильки лентами. Он снимал одеяния слой за слоем и, словно бы невзначай, оглаживал собственную грудь, живот и бёдра. В прикованных к нему глазах отчётливо виднелась реакция на это маленькое представление — ничем неприкрытое вожделение и нетерпение. И разве это не удивительно, что Минцзюэ всё ещё был способен поедать его взглядом, как впервые, даже после того, как видел обнажённым множество раз? Первый Нефрит был уверен — его бы уже снесло натиском страсти, если б до Минцзюэ не добрался сегодня упадок духа и если б они оба не знали, что смены ролей не получится, если Минцзюэ даст волю рукам. Голодные, чуть потемневшие глаза возлюбленного ошеломлённо расширились, когда Сичэнь обхватил себя рукой и не спеша провёл от основания до кончика. — Что это, Сичэнь? — Минцзюэ приподнялся на локтях, слегка настороженно уставившись ему между ног. — Этого точно не было раньше. Он согласно промычал. Он действительно никогда не проявлял данную драконью особенность, но подумал, что сейчас самое время попробовать. Небольшие бугорки, не слишком часто разбросанные по всей длине, были достаточно широкими и достаточно выпирающими над плотью, чтобы их рельеф очень хорошо ощущался. По крайней мере в ладони. Сичэнь надеялся, что это принесёт удовольствие, и ждал реакции, — согласия, — возлюбленного на новую деталь. И ответом ему послужил любопытный, предвкушающий взгляд. Минцзюэ с интересом потянулся к Первому Нефриту. — Руки, мой дорогой, — Сичэнь толкнул возлюбленного обратно на спину. — У тебя скоро будет возможность сполна ощутить это...если будешь слушаться. Хорошо? Лёгкое удивление промелькнуло на лице Минцзюэ. Затем по его губам скользнула почти азартная ухмылка, однако Первый Нефрит успел заметить во взгляде искру упрямой своенравности, вызова. В случае категоричного отказа Сичэнь вмиг бы отбросил идею побыть немного властным в этот раз. Хотя подобная идея возникла не на пустом месте — Минцзюэ устал всё контролировать и решать, поэтому Первый Нефрит посчитал полезным временно лишить его этой возможности. Тем не менее, мгновенный протест характера затух так же быстро, как вспыхнул. Возбуждение и предвкушение нового опыта всё перевесили, о чём свидетельствовали бессознательные реакции тела: бычье ухо заинтересованно дёрнулось, и хвост игриво вильнул кисточкой на конце. Вместо словесного ответа возлюбленный с лукавым огоньком в глазах демонстративно медленно раскинул руки по бокам от головы, насмешливо изображая полную покорность. Под ладонью Сичэня ранее слегка напрягшееся тело снова обмякло, и он не удержался от мягкой улыбки и благодарного за безграничное доверие поцелуя. Глядя на то, как Минцзюэ без капли волнения просто отдался в его руки, Первый Нефрит будто заразился от него уверенностью и перестал беспокоиться о том, что может разочаровать возлюбленного или причинить ему вред. Всё будет хорошо. Он знал по себе, какие бывают ощущения, он знал, как сделать всё правильно. Если Минцзюэ что-то не понравится, тот скажет об этом, и тогда Сичэнь постарается исправиться. И ничего в этом нет страшного, если первый раз в других ролях получится не идеальным. Ободрённый этими мыслями, Сичэнь шире раздвинул ноги возлюбленного и согрел на пальцах масло из флакона. — Ты обычно любишь распускать руки, хватая меня за всё, до чего можешь дотянуться. Стоит ли мне связать тебя, или я могу рассчитывать на твой самоконтроль? — Я постараюсь держать их при себе, — заверил Минцзюэ, насмешливо фыркнув, и лишь прикрыл глаза на мгновение, когда палец оказался внутри. Последующий взгляд показал, что мужчина был бы совсем не против и оказаться с лентой на запястьях. То, что Первый Нефрит решил сегодня побыть властным и немного грубым, не означало, что он пренебрегал подготовкой. Его пальцы, постепенно добавляясь один за другим, двигались медленно и осторожно. Возлюбленный справлялся легко: немного учащённое дыхание, небольшое вздрагивание мышц живота и напряжение вокруг пальцев, которое, благодаря сознательному усилию Минцзюэ и бережно-терпеливому обращению Сичэня быстро исчезало. Обещание контролировать руки тоже было соблюдено, несмотря на то, что Минцзюэ явно хотелось во время отвлекающих поцелуев погладить лицо Первого Нефрита или обхватить его спину. Однако возлюбленный допустил ошибку после того, как Сичэнь впервые нашёл чувствительную точку и погладил её — ошеломлённый резким удовольствием, тот упёрся пятками в кровать и двинул бёдрами в попытке снова насадиться на пальцы. — Едва я собирался похвалить тебя, как ты начал хулиганить? — пожурил Сичэнь, досадливо цокнув языком и вытащив пальцы. Он встал на колени, потянув за собой возлюбленного и заставив его сесть. — Никакого своеволия, дорогой. За подобное нетерпение ты будешь наказан ещё бо́льшим ожиданием. Даже если Первый Нефрит, требуя быть послушным, не упоминал никаких условий, кроме рук, — а потому обвинение было не совсем справедливым, — Минцзюэ об этом не упомянул и просто принял новые правила игры, глядя на него снизу-вверх с терпеливым, но голодным ожиданием. Сичэнь невольно сглотнул, надеясь, что не перегнёт палку. — Открой рот. Несложно было догадаться, что последует дальше, учитывая расположение его паха и лица возлюбленного на одном уровне. Раньше Минцзюэ уже это делал, но ещё ни разу — по указанию. И когда Минцзюэ начал отползать назад, Сичэнь уже собрался извиниться, но тот лишь переместился поудобнее, сев перед ним в довольно соблазнительную позу «лягушки» и выполнив ровно то, что было сказано. — Язык. Возлюбленный понятливо выполнил и это. Первый Нефрит пока что спрятал бугорки на плоти обратно и постучал головкой по высунутому, напряжённому языку. — Вот так. Продолжай быть послушным и согрей его для меня, дорогой. Минцзюэ с готовностью вобрал его в рот и начал плавно двигать головой. — Нет, — Сичэнь крепко зарылся пальцами в его волосы и осторожно, но настойчиво потянул назад. — Не двигайся. Возлюбленный снова посмотрел на него в ожидании и воспользовался паузой, часто дыша через рот и опаляя его возбуждённую плоть горячим воздухом. Первый Нефрит надавил ему на голову, медленно насаживая на себя наполовину. Минцзюэ замер, тяжело дыша носом, и Сичэнь погладил его по волосам за старания. Вскоре он понял, что «наказание» ожиданием обернулось против него самого, и в итоге ему пришлось совершить небольшую манипуляцию с ци для того, чтобы продержаться до конца. Влага и жар рта окружали его со всех сторон, язык, хоть и не двигался намеренно, дрожал на коже. Перекинув через плечи вперёд все оставшиеся длинные волосы возлюбленного, Сичэнь получил прекрасный вид сверху на его согнутые ноги, красиво округлившиеся из-за позы ягодицы и подрагивающий хвост. А добровольная покорность Минцзюэ, позволявшего ему делать с собой что угодно, взбудораживала сильнее алкоголя, сильнее охотничьего адреналина. Прождав так около двух минут, Первый Нефрит надавил дальше, до конца. Возлюбленный чуть дёрнулся и задышал чаще, но смог расслабиться сам и расслабить горло, а на миг взлетевшая рука, намеревавшаяся схватить его за бедро, осталась на кровати, как и было обещано. — Молодец. Какой хороший мальчик, — похвалил Сичэнь на блаженном выдохе, едва не закатив глаза. Возлюбленный издал какой-то неопознанный звук, чем-то похожий на возмущение, но при этом кисточка хвоста мелко задрожала. Первый Нефрит заметил это и решил пойти дальше. — Такой послушный. Так хорошо стараешься для меня, — продолжая сжимать волосы в одной руке, второй он начал поглаживать и нежно мять в пальцах чувствительное, мягкое ухо. Кисточка хвоста задрожала ещё сильнее, а Минцзюэ не успел сдержать скулёжный стон, отдавшийся вибрацией через член в самый позвоночник Сичэня. Закусив губу, Первый Нефрит понял, что сам не может больше терпеть, и потянул за волосы назад. Раздался пошлый хлопок, и возлюбленный тяжело задышал ртом. И в этот миг только всё хвалёное самообладание ордена Лань спасло их обоих, потому что представшее перед Сичэнем зрелище почти болезненно выстрелило ему в пах. Высокий хвост растрепался, и несколько длинных прядей присоединились к коротким, обрамлявшим лицо. Лицо покраснело почти до самой груди, и с приоткрытых влажных губ на подбородок спускалась нить слюны. Руки отчаянно сжимались на одеяле, и между ног каменно стоял член с поблёскивающей капелькой на кончике. А затем Минцзюэ, чуть отдышавшись, вот в таком виде поднял на него взгляд... Сичэнь рухнул, сев на пятки, и одичало впился в губы: мокрые, жаркие, с его собственным привкусом, с готовностью впустившие его внутрь и поприветствовавшие языком. Руки тоже нашли, во что остервенело впиться обеими пятернями, когда скользнули с широкой спины к пояснице и ниже. Возлюбленный от этого натиска подался вперёд и сдавленно хмыкнул в поцелуй, после чего Первый Нефрит поутихомирил пыл и в извиняющемся жесте мягко огладил упругие ягодицы. А Минцзюэ всё ещё держал слово и не тронул его ни пальцем. Не насытившись, но уже задыхаясь, Сичэнь отстранился и посмотрел в такие же ошалелые от страсти глаза напротив. — Кто бы мог подумать... — он прервался, чтобы чуть отдышаться, — ...что ты будешь так возбуждаться от похвалы, когда стоишь на коленях с членом во рту. Вожделение всегда развязывало язык ему, обычно сдержанному в выражениях главе ордена Лань. Позже, когда страсть спадала, он вспоминал, — сам или по ехидному напоминанию Минцзюэ, — собственные слова и краснел. — Кто бы мог подумать, что тебе так понравится доминировать, — с одобрительным смешком ответил возлюбленный. Голос оказался хриплым, и Минцзюэ попытался прочистить горло. Сичэнь рассудил, что сейчас небольшая пауза уже никак не умалит их страсти, и заставил себя слезть с кровати, чтобы вернуться с чашкой прохладной воды. Возлюбленный поблагодарил его и потянулся рукой, но Сичэнь с улыбкой отодвинул чашку назад, с намёком наклонив голову. Минцзюэ понял ошибку и насмешливо поднял обе руки вверх, прежде чем откинуться на них назад. Первый Нефрит поднёс чашку к его губам и подождал, пока вся вода не оказалась жадно выпита. Отбросив теперь бесполезный сосуд куда-то на пол, — плевать на целостность, — Сичэнь снова толкнул возлюбленного на спину, чтобы слизать те дорожки воды, которые убежали мимо губ и покатились по разгорячённой коже горла и груди. — Что ж, ты успешно загладил свою вину. Всё ещё хочешь продолжения? Излишний вопрос, учитывая то, что упиралось сейчас в его бедро. — Ты издеваешься... — Да, — с усмешкой признал Сичэнь. — На живот... Ноги шире... Хорошо. Первый Нефрит сел между разведённых ног и огладил от основания до кисточки шевелящийся в предвкушении хвост, а затем перехватил его ближе к середине и немного отвёл назад, облегчая себе доступ. Смазав пальцы маслом, Сичэнь ещё раз тремя скользнул внутрь и наружу несколько раз, чтобы удостовериться, что всё в порядке, и только после этого размазал масло по своей длине. Он наклонился над ухом нетерпеливо поёрзавшего возлюбленного, чтобы рассказать новые правила. — Громко стонать, кричать, рычать и издавать любые другие звуки можно и исключительно нужно. Кончать без разрешения — нельзя. Он почти услышал возмущение, которое должно было последовать от крайне возбуждённого Минцзюэ дальше, но не позволил этому выйти из его горла и толкнулся внутрь. Вместо возмущения послышался напряжённый вдох. Они хорошо подготовились, но Сичэнь боялся рисковать, поэтому по мере продвижения выдерживал небольшие паузы, в которые целовал спину возлюбленного и с осторожным нажимом водил по позвоночнику проявившимися в облике когтями. Минцзюэ любил такие «почесушки». Когда Сичэнь вошёл до упора, послышалось тихое, короткое мычание, и напряжённые плечи Минцзюэ расслабленно опали. — Вот так, дорогой. Всё хорошо? Он знал, какие ощущения бывают в этот момент, если всё сделать правильно: никакой боли — только лёгкий дискомфорт от непривычной растянутости, жар и пульсация внутри, приятная наполненность, чувство близости с любимым. Минцзюэ дёрнул ушами в знак согласия, и Первый Нефрит начал осторожно и плавно двигаться. Не потребовалось много времени, чтобы свободно нарастить темп и попасть в ту нужную точку, от которой у возлюбленного вырвался тихий стон, прижались уши и задрожала кисточка хвоста. Сичэнь плавно выскользнул почти полностью, а затем снова медленно, сквозь лёгкое напряжение двинулся внутрь. — Теперь стало немного толще. Но ты всё равно справишься, мой дорогой, правда? — он смог войти до упора и в качестве похвалы слизнул солоноватую каплю между его лопаток. — Они отчётливо ощущаются, верно? Скажи мне, что ты чувствуешь. — Я чувствую... — Минцзюэ прервался на ещё один вдох-выдох, когда Сичэнь двинулся обратно. — Я чувствую мышцами рельеф, каждый из этих...бугорков. Как они погружаются внутрь... Это довольно приятно. Дождавшись этого подтверждения и полной расслабленности со стороны возлюбленного, Первый Нефрит взялся за дело по-серьёзному — крепко прижал его к кровати, надавив на поясницу, и начал толкаться не слишком быстро, но крайне глубоко. Ещё одним преимуществом этих бугорков было то, что с ними можно было без особых усилий за один толчок задевать комок нервов несколько раз. Сичэнь пожалел, что они только сейчас решили попробовать поменяться местами. Потому что это было...красиво. Красиво напрягались мышцы на руках, когда Минцзюэ сжимал одеяло, красиво напрягались мышцы плеч и спины, когда он двигал руками и пытался изгибаться или выгибаться. Красиво поблёскивала вспотевшая, разгорячённая кожа, к которой налипали красивые, длинные волосы. Красиво выделялись две ямочки на пояснице, и красиво извивался тонкий хвост. Даже красиво выглядело плотно растянутое вокруг члена Сичэня кольцо мышц. И, наконец, очень красиво звучали тщетно сдерживаемые и так же тщетно приглушаемые одеялом стоны: частые, низкие, проходящие сквозь рваное дыхание. В другой раз Сичэнь обязательно уложит возлюбленного на спину в этот момент, чтобы полюбоваться не менее красивым лицом в красивом экстазе. А пока... Первый Нефрит застал Минцзюэ врасплох, крепко схватившись руками за основание его рогов и нарастив темп. Возлюбленный с глубоким, грудным гулом вскинул голову, и Сичэню явно не показалось, что тот на мгновение шумно дыхнул паром. Сначала Первый Нефрит подумал, что перешёл черту и чертовски разозлил Минцзюэ, но затем почувствовал, как мышцы на нём сжались ещё сильнее, а вслед за этим никогда прежде не встречавшимся гулом-мычанием раздался смачный мат и громкий стон. И главное, Минцзюэ не попросил его отпустить. Сердце Сичэня бешено колотилось от восторга и адреналина, и он держался из последних сил, до умопомрачения возбуждённый тем, что только что произошло. Это было настолько смелым действием, что без всепоглощающей страсти он бы, наверное, и не решился на это. Дело было не только в том, что рога имели чувствительность. Дело было в том, что любой посторонний человек, дотронувшийся до рогов Минцзюэ, в тот же миг оказался бы, — в лучшем случае, — без рук. Это было опасно даже для близких людей, ведь Минцзюэ мог взбрыкнуть и разъяриться на чистом зверином инстинкте, помноженном на человеческую вспыльчивость. Схватить его за рога — это не просто крайне интимный жест, это словно жест усмирения и укрощения. То, что возлюбленный не разозлился после подобной выходки, а возбудился только сильнее, значило больше, чем вся проявленная раннее покорность. Нет, после такого всплеска эмоций и возбуждения Сичэнь долго не протянет. Тем не менее, без ещё одного маленького наказания за нарушение правил никак не обойтись... Первый Нефрит выскользнул наружу и встал на колени, потянув Минцзюэ за собой. Он прижал его к себе спиной, одну руку положив поперёк груди, а второй слегка сдавив горло. — Почему ты прячешь стоны, дорогой? — Сичэнь... — досадливо протянул Минцзюэ. — Ты очень не вовремя. — Ты так хорошо себя вёл. Почему под конец решил снова ослушаться? Тело возлюбленного мелко задрожало, когда Первый Нефрит начал оглаживать и щипать его соски и покусывать между плечом и шеей. — Сичэнь, — голос стал выше. — Я уже... — Нельзя, — отрезал Сичэнь, и кончиком своего толстого, чешуйчатого хвоста начал гладить его между ног. — Почему? — Я раньше стонал не так часто и другим голосом, — признался Минцзюэ и, наплевав уже на главное правило, схватился за запястье и бедро Первого Нефрита, лишь бы куда-то деть руки. Сичэнь тоже заметил эту разницу, но новый вид стонов возлюбленного находил даже более очаровательным. — И? Постеснялся, что ли? — он не прерывал ни одно из дразнящих прикосновений. — Да! Первый Нефрит не сдержал ласкового смешка и оставил на плече очередной лёгкий укус. — Бедный мой мальчик. Ладно. Я думаю, больше этого не повторится? — он приставил головку члена, но пока что только провёл ей вверх-вниз. — Не повторится, — возлюбленный шумно сглотнул, притираясь к нему задом. — А-Хуань... Последовавший после толчка стон отдался вибрацией через горло в пальцы Сичэня, и сам он уткнулся носом в плечо, горячо выдыхая через рот. Каждым толчком он попадал в нужное место и добывал больше ничем не приглушаемые звуки, которыми бы заслушивался целыми днями. Лучшая музыка. Стоны звучали всё отчаянней, Минцзюэ цеплялся за его бедро всё крепче и держался вертикально по большей части лишь благодаря удерживающим его рукам. Сжалившись уже над ним и собой, Первый Нефрит проскользил пальцами с груди вниз и крепко схватил член возлюбленного, получив в ответ сдавленный вскрик. — Теперь можно, — шепнул он под дёрнувшееся ухо, и совместил быстрый ритм с движением руки. Он успел совершить всего несколько толчков, прежде чем возлюбленный задрожал и выгнулся с восхитительно красивым, глубоким стоном. Сильные и частые сжатия не позволили Первому Нефриту продержаться дольше. Глубоко погрузившись последний раз, Сичэнь излился внутрь с прорвавшимся из груди драконьим рыком, от которого Минцзюэ, казалось, задрожал ещё сильнее. Колени совсем перестали держать возлюбленного, и он обессиленно съехал вниз, полностью откинувшись назад. Первый Нефрит сел на пятки вместе с ним, позволяя опираться на себя, и продолжал шептать на ухо похвалу и мягко покусывать и целовать плечо с шеей. Грудь под его рукой вздымалась всё спокойнее. Сичэнь слегка приподнялся на коленях и развернул к себе лицо Минцзюэ, чтобы мягко прильнуть к его губам и скользнуть языком внутрь. Возлюбленный отвечал вяло, но охотно. — Ты отдохнул, А-Цзюэ? — отпрянув, поинтересовался он. — Я сейчас выгляжу полным сил? — фыркнул Минцзюэ. — Я не это имел в виду. Ты сказал, что тебе лень сегодня что-то делать самому. Ты...отдохнул, пока кто-то другой решал за тебя? — осторожно поинтересовался Первый Нефрит, стараясь не поднимать отложенную на потом тему разговора. — Да, — тихо ответил Минцзюэ после некоторого молчания, казалось, прекрасно понимая, о чём на самом деле говорил Сичэнь. — Ммм, это хорошо. Сичэнь отстранился, легко выскользнув из возлюбленного и тут же пожалев о потере тепла. Того места, где к его груди прижималась широкая спина Минцзюэ, тоже коснулась прохлада, свежестью обдувая вспотевшую кожу. Разгорячённые тела начали остывать, и ночь больше не казалась жаркой, заставляя их зябко поёжиться. — Давай под одеяло, дорогой, — он последний раз поцеловал косточку под шеей. Вопреки изначальному предложению Сичэня поспать на груди возлюбленного, он первый лёг на спину и приглашающе раскинул руки. — Мы на эту ночь поменялись местами, не забыл? — с улыбкой напомнил он, заметив промедление Минцзюэ. Приятный вес придавил Первого Нефрита к кровати, и он обнял его спину, второй рукой натянув поверх них одеяло. Тепло. Спокойно. Безопасно. — Я не перестарался? — обеспокоился Сичэнь, глядя в потолок и рассеянно почёсывая кожу за бычьим ухом. Минцзюэ бы заурчал, если б умел. — Никакое из моих действий не показалось тебе...слишком? — Знаешь, Сичэнь, в тот момент, когда ты сказал мне слушаться, я был очень заинтригован тем, что могло бы вылезти из твоей забитой правилами головы, если вручить тебе поводья. — Я тебя не разочаровал? — Нет, — грудь Первого Нефрита щекотнул воздух от смешка. — Тебе идёт быть немножко властным. — И... Даже это в порядке для тебя? — Сичэнь переместил пальцы на рог и осторожно огладил его. Минцзюэ вздрогнул и сжал руку в кулак, среагировав поначалу рефлекторно, но затем сознательно расслабился и даже потёрся щекой о грудь. Из его носа один раз вышел тихий звук, похожий на фырканье или пыхтение быка. — Только тебе можно прикасаться так. Но прекрати гладить мои чувствительные рога, если действительно хочешь спать сейчас, иначе... А-Хуань, откуда у тебя вообще появляются такие вопросы? Я бы не стал заставлять себя делать что-то против воли. И разве мои...стоны ни о чём тебе не сказали? — Согласись со мной, дорогой, ты не похож на человека, от которого можно ожидать такой...послушности. Как думаешь, если рассказать людям о том, что Чифэн-цзунь умеет подчиняться и получает от этого удовольствие, они поверят? — Нет, и будут правы. Потому что это касается только тебя, — Минцзюэ клюнул поцелуем его грудину. — Теперь спи. Сичэнь улыбнулся и обвился хвостом вокруг ног возлюбленного, вскоре провалившись в мирный сон.