По дорогам разрушенного мира

Иногда, проснувшись рано утром, мы не спешим покидать постель. Каждый раз это кажется чем-то странным, ведь бесцельно валяясь, мы упускаем время, которое можно потратить на что-нибудь полезное. Пока мы бездействуем, дела окружают назойливым роем. Всегда окружают, даже — и особенно — в путешествии. Нужно разжечь костёр, приготовить завтрак, закрепить бампер… Хайвэймен — машина прочная, но пятнадцатое шоссе на границе Юты и Вайоминга разбито в хлам, и в темноте оно оказалось суровым испытанием. Грозно ощеренная кусками асфальта дорога устроила легендарному автомобилю взбучку и вынудила съехать на обочину. В процессе капитуляции мне «повезло» задеть здоровенный каменный валун и слегка помять машину. Что ж, покинуть Юту всегда было непросто. Особенно когда карта есть лишь у одного забинтованного вредины… Нужно вставать и заниматься делами, но так не хочется! Спальный мешок, за ночь вобравший тепло уставшего тела, приятно греет, тогда как снаружи полуразрушенного деревянного дома накрапывает дождь. Джошуа всецело разделяет нежелание покидать постель: бывают редкие деньки, когда даже обладатель невероятной воли, неустанно служаший Богу, ленится как самый обычный грешник. Почувствовав его взгляд, я поворачиваю голову, и мы ничего не говорим: так и смотрим друг на друга, наслаждаясь покоем. На деревянный пол дальней от нас части комнаты — явно в прошлом детской — то и дело падают крупные капли. Крыша наполовину разрушена, а уцелевшая её часть хоть и укрывает от дождя, но не даёт полной защиты — поэтому левая часть спальника влажная снаружи. Однако внутри всё ещё сухо и уютно. Джошуа везёт больше: он расстелился возле ведущего к деревянной лестнице дверного проёма, где крыша полностью сохранилась. Я бы сказала, что он прячется от непогоды, однако летние ночи что в Юте, что в Вайоминге достаточно мягки. Здесь нет таких резких перепадов температуры, как в Мохаве, и это… приятно. Хотя до сих пор непривычно, и поначалу, покинув пустыню, я сильно мёрзла даже в тёплые дни... Дождь продолжает шелестеть, нашёптывая тихую мантру о том, что сегодня некуда спешить. Скованная приятной ленностью, я разглядываю обои — некогда светлые, а теперь покрытые ржавыми разводами. Отошедшие от стены в той части комнаты, где отсутствует крыша, они всё ещё хранят свой рисунок: звёзды, полумесяцы и ярко-красные ракеты. Под серым небом лежат обломки колыбели. Давным-давно здесь жили люди. Интересно, какими они были? Судя по валяющимся в ящике рядом с колыбельной игрушкам — заботливыми, и они любили своё дитя. Наверное, они были деловито-суетливыми, ведь у молодых родителей немало хлопот. А может, шумными и жизнерадостными — или, наоборот, тихонями. Мы этого никогда не узнаем: дом разрушен, а жильцов давно уж нет в живых. Теперь лишившаяся одной из стен гостиная служит гаражом для Хая, а детская стала нашей с Джошуа спальней. Впрочем, и это не надолго. Выбравшись из спальников, мы приступим к повседневным делам: я — к готовке позднего завтрака и ремонту машины, Джошуа — к стирке. Затем мы продолжим путь в Джексон, где Джошуа будет проповедовать местным жителям слово Божье. После этого мы найдём защитную экипировку и посетим парк Йеллоустоун, ведь уничтожающие всё вокруг радиоактивные гейзеры наверняка настолько же прекрасны, насколько смертоносны. Мы снова будем всецело отдавать себя жизни, но — чуточку позже. «Хотя бы через пять минут!» — мысленно прошу я, и, словно неведомым образом услышав неозвученную мольбу, Джошуа закрывает глаза. Мы не торопимся. А по крыше дома продолжает стучать убаюкивающий дождь...