Ангельский поток

Совсем не веселое Рождество Питтсбург, декабрь 2004 г. БОльшая часть пятницы Брайана была занята рождественской вечеринкой в «Вангарде». Или корпоративной вечеринкой. Или как там эта хрень называется в наши дни. Брайан потягивал свой напиток наблюдая, как его коллеги смеются, пьют эгг-ног* и обмениваются подарками. Даже Гарднер улыбался и делает вид, что хорошо проводит время. У них был отличный год с тех пор, как двенадцать месяцев назад их клиент Джим Стоквелл стал мэром Питтсбурга. Рекомендации Стоквелла принесли много новых клиентов и Брайан неплохо заработал, не смотря на лечение рака. И в конце года к тому же привалил большой бонус. Но деньги не делали его счастливым, скорее погружали в депрессию. В былые времена приличного бонуса было достаточно, чтобы вызвать практически сексуальное наслаждение, но это время давно прошло. У него было много денег. Куча дизайнерской одежды. Огромный плазменный телевизор и все гаджеты, которые попадались на глаза, и классический Корвет, на котором он ездил по Питтсбургу, хотя по снегу это было блядски неудобно. Деньги Брайана, и дорогая страховка означали, что он получит наилучшую медицинскую помощь, когда ему поставили диагноз. Точнее, когда он решил, что медицинская помощь все-таки необходима. Доктор сообщил результат анализов, и первой мыслью Брайана было самоубийство. Он мечтал уехать в какое-нибудь экзотическое место вроде Ибицы, Миконоса, или Бали, и окунуться в последнее, потрясающее сексуальное приключение, навсегда оставшись там. Брайан достаточно хорошо разбирался в наркотиках, чтобы определить, сколько их понадобится, чтобы убить человека его комплекции. Сколько таблеток и сколько выпивки. И были другие способы закончить никчемную жизнь. Ибица, Миконос и Бали — острова, и всегда есть возможность утонуть. Просто уйти под воду, тихо и спокойно. Или же испытать самый невъебенный гребаный оргазм в своей жизни. Он уже пробовал такое однажды. Это был тридцатый день рождения, и Брайан знал, что эксперимент с шарфом может закончиться смертью, и был готов рискнуть. Он был все еще молод и красив. В любом случае, вскоре все бы пошло под откос. Но гребаный Майки и сюда сунул свой любопытный нос, спасая его от самого себя, по крайней мере это заявил его назойливый лучший друг. «Спасибо за услугу, Майкл, — думал Брайан, — спасибо, что позволил мне жить, и заболеть раком. Чтобы я мог стать тем, кем никогда не хотел быть — жалким, стареющим, больным педиком, пытающимся выглядеть на десять лет моложе и никого не трахающим». Майкл никогда не понимал этой стороны Брайана. Он был мистер Счастливая домохозяйка. Расставшись с Дэвидом вскоре после переезда в Портленд и вернувшись обратно, встретил Бена и сразу же окунулся в домашнее гомосексуальное блаженство с профессором. Брайан никогда не рассказывал, что трахался с Беном на Белой вечеринке в Майами несколько лет назад. Майкл, вероятно, взбесился бы по этому поводу, так что это осталось тайной между ним и Беном. По крайней мере, профессор не относился к Майклу, как к приемному сыну, в отличие от Дэвида. Брайан видел, что Майки был счастлив или думал, что счастлив. Блядь, какое значение это имело для него самого? Счастье — это чушь собачья. Брайан рано ушел из «Вангарда» и отправился к Линдси и Мел, захватив дорогие подарки для всех. Они с Мел все еще не ладили, но она казалась более терпимой к нему обзаведясь собственным ребенком. Он купил подарки для маленькой Дженни, так же как для Гаса. Может быть, они были пока не по возрасту, но, черт возьми, как Брайан мог знать, чего хотят маленькие дети? Но подарки точно впечатлят мамочек. Несколько дорогих одеял. Ложка из чистого серебра с выгравированным именем Дженни-Ребекки. И кукла от Мадам Александр. С Гасом, как думал Брайан, получилось гораздо лучше. Он нашел точную копию своего корвета в миниатюре. Колеса крутились, двери открывались — ему самому однозначно понравилось бы в детстве. Была еще куча других подарков, но Брайан знал, что машина будет вне конкуренции. Брайан сидел в гостиной, наблюдая, как Гас распаковывает подарки, а Линдси и Мел охали и ахали, рассматривая подарки Дженни, ползающей по полу. Брайан поморщился, глядя на маленькую девчушку. Гас был достаточно высоким и уже красивым для своих четырех лет ребенком, с очаровательной улыбкой и недобрым чувством юмора. Его все любили и пророчили, что он вырастет сердцеедом, как и его старик. А Дженни-Ребекка была маленькой и тощенькой, с тонкими темными волосами и мелкими чертами лица. Она была капризным, вечно плачущим и ноющим ребенком. Линдси хотела, чтобы Брайан стал отцом ребенка Мел, и дети были бы кровными братом и сестрой, но Брайан отказался. Одно дело подрочить в стаканчик для Линдси — она его давнишний друг, у них даже был своего рода роман в колледже, но Мелани Брайану не нравилась. Не нравилось ее отношение к нему и ревность к его отношениям с Линдси. Брайан не хотел ребенка от Мел, но под давление Линдси согласился. А Мел вдруг передумала и попросила Майкла стать донором. К удивлению Брайана это его разозлило, в частности потому, что дайки не настаивали на том, чтобы Майкл отказался от своих родительских прав, а его практически заставили это сделать! Это дико раздражало. Брайан считал Майкла симпатичным, хотя и не в его вкусе, но он знал парней, которым нравились горячие боттомы. На взгляд Брайана, Мелани тоже может быть привлекательной в неком грубом стиле, и даже красивой, если бы улыбалась время от времени. Но и Майкл, и Мел были невысокими и темноволосыми, их ребенок выглядел как гребаный гном! Рядом с красавчиком Гасом с бедной маленькой Дженни и собака откажется играть, если той не привяжут на шею свиную отбивную. Но, конечно, он никогда не сказал бы об этом Линдси — она тут же вышвырнет его за дверь. В итоге все сидели и притворялись, что ребенок милый, и смотрели, как Гас играет со своей новой машинкой, Брайан давился эгг-ногом и сухим рождественским печеньем. Наконец, он встал. — Мне нужно идти, — объявил он, забирая пальто и шарф. — Почему бы тебе не остаться на ужин? — предложила Линдси. — Сегодня вечером у нас пицца, а завтра ростбиф. Ты же знаешь, что тебе здесь рады в любое время. Брайан рассматривал Гаса. Он становился таким чертовски большим! — Нет, Линдс, спасибо, — ответил Брайан, — у меня уже есть планы на вечер. — Не можешь хотя бы одну ночь не ходить в «Вавилон»? — печально спросила она. — Это же канун Рождества. — Я знаю. Тем больше причин, — Брайан коснулся губами ее щеки, — может быть, я заеду завтра, посмотреть на добычу Гаса от Санты. — Санта! — восторженно захлебывался Гас. — Я получу подарки! — Да, — улыбнулся Брайан. — Много подарков! Ты будешь счастлив, малыш. Прямо как твой старик. Линдси покачала головой. Она знала, что Брайан совсем не счастлив, но не знала, что с этим делать. Рак опустошил его. И Вик умер почти год назад, и это всех потрясло. Брайан, казалось, воспринял это чуть ли не тяжелее, чем смерть собственного отца, хотя и пытался скрыть от всех свои чувства. У Майкла, хотя он все еще оставался другом Брайана, теперь была своя жизнь, с партнером, приемным сыном и бизнесом. У него больше не было времени и желания тусоваться с Брайаном в «Вуди» или танцевать всю ночь напролет в «Вавилоне». Казалось, все остальные двигались вперед, в то время как Брайан все еще цеплялся за прошлое. Это беспокоило Линдси, но всякий раз, когда она пыталась поговорить с Брайаном об этом, он замыкался. — Веди себя хорошо! — сказала она Брайану. — И счастливого Рождества! — Да, — сказал он, выходя за дверь, — на хуй все… *** — Джастин, что-то не так? — спросила Дженнифер. Она с растущим беспокойством наблюдала, как ее сын становился все более и более замкнутым с каждым посещением родительского дома. Дженнифер и раньше очень переживала за Джастина, особенно в первый год в Дартмуте. Она не подозревала, что он так несчастен, хотя и пытался это скрыть. Когда приехал домой на первые каникулы в День благодарения, худой, изможденный и раздражительный, он сидел в своей комнате и почти не общался с ней, Крейгом и даже Молли. Дафна забегала несколько раз на обед, но ненадолго. Она была счастлива в Карнеги-Меллон. Ей нравились занятия, и появился новый парень. Но Джастин не хотел слушать о том, как замечательно Дафна проводит время в колледже. Он еще больше расстраивался от чужого счастья, будучи сам несчастным. Но постепенно Джастин, казалось, смирился со своей судьбой. В первые летние каникулы он нашел работу в страховой фирме, оформлял документы и выполнял различные поручения, но ненавидел каждую секунду. Ненавидел людей и атмосферу, создаваемую ими. Так что был почти что рад вернуться к учебе осенью. Следующим летом он устроился стажером в юридическую контору. Это было интереснее, но все равно не приносило счастья. Джастин часто сидел за своим столом и рисовал карикатуры на коллег в то время, как должен был искать документы по делу. И снова в радостью вернулся в Дартмут в конце сентября. В университете было несколько гей-организаций, и Джастин посетил пару собраний, чтобы посмотреть, на что это похоже. Но там все уже вышли из шкафа, некоторые ещё в средней школе, и они не могли понять нежелания Джастина объявить себя геем. — Ты что, в гребаных восьмидесятых? — удивленно спросил его один парень и назвал самым отсталым человеком из всех, кого когда-либо видел. — Просто расскажи людям и забудь об этом! Плевое дело! Затем парень предложил ему пиво и предложил трахнуться с ним. Но Джастин не мог заставить себя признаться, что все еще девственник. Это жалко. И последним человеком в мире, с которым он хотел бы сделать это в первый раз, был какой-то придурок с проколотыми бровями и высокомерным отношением. В итоге, Джастин перестал ходить на собрания, и вернулся в свою спокойную нишу в кампусе, как и ранее в Сент-Джеймс. Летом после первого года обучения Джастин не хотел мучится на еще одной офисной работе, и убедил родителей отправить его в Европу в студенческий тур. Он пролегал по всем основным туристическим местам — Лондон, Париж, Мадрид, Рим, Флоренцию. Максимум времени Джастин проводил в музеях, часто отказываясь от других экскурсий, чтобы вернуться в Национальную галерею или Прадо и побродить по залам, заполненным прекрасными картинами, мечтая писать такие самому, но знал, что этому не суждено сбыться. Так какой смысл думать об этом? Во Флоренции взрослый мужчина заговорил с ним в одной из церквей, в которой проходила экскурсия. На вид ему было за сорок, серебристые пряди в волнистых черных волосах выдавали возраст. Тот прекрасно говорил по-английски и носил костюм от Армани. Он пригласил выпить с ним капучино, и Джастин согласился. Он понимал, что мужчина хочет переспать с ним. И сам умирал от желания избавиться от девственности. Разве это не лучший сувенир, что он мог привезти из поездки в Европу? Так о чем он думал? Мужчина был богат и хорошо одет. Его можно было назвать очаровательным. И что с того, что он не был мужчиной его мечты? Не был высоким и красивым, каким Джастин его представлял и мог идеально нарисовать. В конце концов, Джастин струсил и сбежал к своей группе. Мужчина дал ему номер своего мобильного и убеждал позвонить. — Ты мог бы поселиться на моей вилле, — говорил мужчина, — я покажу тебе много интересного. Я сделаю тебя счастливым. Но Джастин знал, что этот человек не сделает его счастливым. Это была приятная фантазия, но она не была реальной. Джастину не хватило бы смелости бросить все и сбежать с незнакомцем. Так что он отправился домой, а затем начал свой выпускной год в Дартмуте. — Ты уже решил, что будешь делать летом, дорогой? После окончания университета? — спросила Дженнифер, когда они заворачивали подарки за столом. Был кануне Рождества, но Джастин казался вялым и подавленным, даже больше, чем обычно. — Нет, пока не думал, — сказал он тихо, — не хочу об этом думать. — Что ты имеешь в виду, дорогой? — удивилась Джениффер. — Именно то, что сказал! — рявкнул Джастин. — Я вообще не хочу думать об окончании учебы! Мне наплевать на то, что я делаю, так что не спрашивай об этом! — Джастин, пожалуйста, поговори со мной, — умоляла Дженнифер, — я знаю, что ты… несчастлив. Может я смогу что-то сделать? Джастин фыркнул. — Теперь тебя волнует, счастлив ли я? Почему, мама? Раньше тебя это не волновало, пока я делал то, что вы с отцом от меня ждали. И я делал это, мама. Но… но больше не могу. Просто не могу! — Что не можешь? — испуганно спросила Дженнифер. — Быть твоим идеальным сыном, мама, — сказал Джастин дрожащим голосом, — потому что я не твой идеальный маленький сынок! Я… я… — он сделал паузу и сглотнул. — Я гей, мама. Дженнифер почувствовала, как ее сердце рухнуло вниз. Она чувствовала это где-то внутри, но все же надеялась, что ошибается. Она беспокоилась за своего сына. За его боль. Видела, как он отказывается от искусства и своей мечты ради того, чтобы угодить отцу. Но это… Крейг никогда бы это не принял. Никогда. — Дорогой, может быть, тебе стоит обратиться к психологу? — предложила Дженнифер. — Возможно, это просто этап? — Это не этап, мама, — вздохнул Джастин, — и я посещал психолога с первого курса в колледже. Он советовал признаться еще тогда. Он считает, что я должен был давно рассказать, что… что я гей. Но я не мог! И теперь я должен сказать, что не собираюсь заниматься бизнесом с отцом или работать в офисе после окончания учебы. — Но, Джастин, чем же ты займешься? — в ужасе спросила Джениффер. — Я думаю уехать в Сан-Франциско, — объявил Джастин, — может быть, найду работу официантом. Или продавцом. Но никто не будет считать меня уродом, мама. Никому не будет дела до того, что я гей. Может быть, я мог бы даже… завести отношения с кем-нибудь. По крайней мере, попытаться. В Питтсбурге это невозможно, как и в Дартмуте. Я не задержусь здесь надолго и уберусь отсюда! — О, Джастин! — зарыдала Дженнифер. Джастин встал. Внезапно комната показалась ему слишком маленькой. Весь дом был слишком тесным. — Мне нужно подышать свежим воздухом, — пробормотал он. — Джастин! Куда ты собрался? — Дженнифер последовала за сыном к двери, когда он схватил пальто и ключи от своей машины. — Я ухожу, — сказал он, — не жди меня. *Эгг-ног — сладкий напиток на основе сырых куриных яиц и молока. Популярен в США и Канаде, странах Южной и Центральной Америки, Европе. В алкогольном варианте добавляется темный ром, виски, бурбон или коньяк.