***
Женщина вошла в комнату, подошла к окну и рывком задернула шторы. Смотреть на то, что было там за окном ей совершенно не хотелось, да и, в общем-то, было не на что. Она уже решила: они с дочерью уедут отсюда, она ещё не придумала куда, но они обязательно уедут. – Есть хочешь? – спросила она у девочки. Зоя сидела на стуле у окна и качала на руках ту самую куклу, которую её мать сшила из лоскутков. Она что-то тихонько напевала, и, казалось, даже не услышала мать. – Не ребенок, а горе луковое, – вздохнула Маша. – Почему луковое? Я разве горькая? – Зоя наконец отвлеклась от своего занятия и посмотрела на мать. Та рассмеялась: – Нет конечно! Просто так говорят. Зой, ты хочешь уехать отсюда? Девочка пожала плечами. Она не задумывалась о таких вещах, и как любой ребёнок могла привыкнуть практически к любым условиям. Да и, справедливости ради надо было бы сказать, что эти были далеко не худшие. Мать порывисто подошла к девочке, обняла её и сказала: – Через месяц или даже раньше мы с тобой уедем. Будем жить в большом городе,ты пойдешь в школу, у тебя будут самые настоящие куклы. Малышка повертела в руках тряпичную куклу. В её понимании она и была настоящей и чем она не нравилась матери, Зоя не понимала. – А эта? Она не настоящая? – Настоящая, конечно настоящая. Иди ложись спать. До лета оставалось буквально несколько дней. Солнце заходило все позже и позже, и даже сейчас, не смотря на то, что время приближалось к девяти часам, на улице ещё стояли только сумерки. Где-то заполошно затрещала сорока и вторя ей, залаяла собака. Маша посмотрела как дочь забирается на их общую кровать, как натягивает до подбородка одеяло. Как-то все было неправильно. Эта жизнь, эта война, лишившая её мужа. Маша уже и не знала любит ли она его, но как-никак, а он был её мужем, и то, что произошло было до чудовищного неправильно. Степан... Маша вдруг вспомнила как они познакомились. В тот день на партсобрании она читала какой-то доклад, что-то не очень интересное, в меру познавательное, в меру нудное. Слушатели откровенно зевали и ждали когда это закончиться, но только не он. Как он говорил потом сам "что-то зацепило", доклад ли, или сама Маша она не уточняла. Но потом он подошёл к ней и спросил не могла ли она ему что-то там пояснить. Сейчас Маша никак не могла вспомнить что же именно он просил пояснить, да и, наверное, это уже не имеет значения. А потом они гуляли по улицам. Кажется, тогда она впервые гуляла вот так без цели, а просто удовольствия ради. Их свадьба была по-коммунистически простой, никаких вычурных нарядов, песен и уж тем более венчаний. Это все изжило себя и не имело смысла, они же собирались строить коммунизм и свою собственную семью как часть коммунистического общества, а это важно и требует ответственности. Для самой Маши это больше походило на экзамен чем на праздник. Она была максимально собраной и серьезной. Наверное Степан смотрел на это как-то иначе, он был весел и много смеялся. Маша посмотрела на пляшущие блики от огонька в лампе. Как глупо и нелепо всё это. Она тогда не знала как тяжело может даваться материнство, как мучительно смотреть на ребенка и понимать, что ты ждала совсем другого, как страшно терять мужа. А если бы знала то может быть и вообще бе не согласилась выходить замуж. – Уедем... Мы обязательно уедем... – шептала она, сама не знаю кому. Может быть и вовсе пыталась утешить саму себя.***
От жгучего стыда пылали щеки. Мало того, что ей пришлось признаться в такой постыдной вещи, так ещё и пришлось попросить помочь обстричь волосы. Наташа шла и не могла простить себя за эту выходку. Что теперь подумает о ней командир? Это был тот случай, когда сослуживцы бесконечно уважали своего командира. Михаил Федорович умудрялся быть одновременно строгим и человечным начальником, он всегда знал где нужно нажать и заставить, а где дать человеку передышку. Он никогда не рисковал зря своими подчинёнными. Но и никогда не жалел врагов. Тут у него, можно сказать, были свои личные счёты. – Ой, Наточка! Куда собралась? Мы тут с ребятами картошечки пожарили. Пойдешь? – окликнул её Митя, служивший рядовым. Наташа вздрогнула от неожиданности, она так глубоко задумалась, что даже не заметила его. – Нет, Мить, я что-то не хочу, – улыбнулась она. – Ну ты подумай, если что – придёшь, знаешь ведь где мы собираемся. А завтра начнем землянки копать, почва прогрелась, пора бы уже как-то обливаться. Не все же по палаткам мёрзнуть. И тебе тоже выкопаем. Он помахал рукой и пошёл. Забавный и добродушный парень, так и не успевший жениться и обзавестись семьёй. А сейчас и не узнаешь успеет ли когда-нибудь вообще. Полтора месяца в части научили Наташу не загадывать вперёд. Сегодня ты разговариваешь с человеком о разных мелочах, а завтра ему копают могилу. Ну или тебе, это кому как повезёт. Вот например медсестричке Лизе не повезло. Девушка по привычке провела рукой по волосам и отдёрнула руку. Она никак не могла смириться с тем, что вместо длинной косы у неё теперь волосы чуть выше линии плечей, едва-едва прикрывавшие шею. Голове было непривычно легко, но от этого она чувствовала себя ещё хуже. – Наталь, что это ты волосы решила обрезать? – окликнул её парень, чьего имени к своему стыду она не знала. Он прибыл участь совсем недавно с последним пополнением, но в отличии от десятка совсем молодых и неопытных пацанов, этот уже успел повоевать и даже получить ранение. Только пока в госпитале лежал – его часть ушла слишком далеко, вот его и перевели сюда. – Мыть неудобно. Вот я и решила обрезать, – пояснила Наташа, вовсе не собираясь рассказывать истинную причину. – Это да, тут тебе ни бани, ни магазинов, ночи, что дали и мойся как сможешь, – согласился он. – Ну так и не на прогулку же мы сюда приехали. Кстати, ты бы подошёл сегодня или завтра, руку твою посмотрю, – кивнула она. В госпитале извлекли застрявшую пулю и подлатали. Но всё же время тяжёлое и ждать, кока рука полностью заживёт, возможности не было. Хотя рукой он уже свободно двигал, но всё ещё с осторожностью. Наташа понимала, что никакой угрозы для руки уже нет, но, может быть так будет хоть немного спокойнее этому парню. – Да, завтра обязательно приду, – заверил он. На столике лежала карта, испещрёная мелкими значками. Если не знать значения каждого из них то можно было бы подумать, что это просто ребенок баловался и изрисовал. И лучше бы так оно и было. Но в реальности всё было куда сложнее и печальнее. - Уже посмотрел? - спросил замполит, входя в помещение. Командир смерил его тяжёлым взглядом. Он не особо любил сотрудников этой организации, справедливо считая их сторожевыми псами при армии. Впрочем, тому было глубоко наплевать. – Конечно. – И что скажешь? Мужчина отложил карту в сторону и невидящим взглядом посмотрел перед собой. Что тут вообще можно было сказать? – Ты же сам видишь... – Вижу. Если мы ничего не сделаем, то они попадут в котёл, – кивнул собеседник. – А если сделаем, то под пули попадут мои ребята. – Попадут, сам понимаешь. Выбор за тобой. Михаил Федорович постучал костяшками пальцев по столешнице. Выбор всегда был за ним, подставить своих и попытаться вытащить взвод, не имевший никакого отношения к нему, или оставить всё как есть и прослыть подлецом. Извечный выбор, который рано или поздно делает каждый человек и который не имеет никакого отношения к войне. Только к совести. – Я могу задать тебе личный вопрос? Замполит немного напрягся. – Можешь. – Почему ты пошел в... В общем туда к вам? Сколько раз его спрашивали об этом? На его памяти, как ни странно, но ни разу. Может быть людей не особо это интересовало, а может быть просто боялись. – Из университета попёрли когда экзамен не сдал, а у меня жена и сын. Чем их кормить? Где жить? Из общежития тоже выселяли. А тут мне и предложили. Квартира, небольшая, комнатка да кухня, паёк, зарплата повыше, ну сам понимаешь. Банально да? – Нет, обычная человеческая история. Не лучше и не хуже чем у многих тут. – Наверное... – неуверенно сказал тот. – Они такие же люди как я или ты, они тоже жить хотят. Ты подумай об этом. Парень ухмыльнулся и вышел. Он знал, наверное даже слишком хорошо знал. Стремление жить в людях не искоренимо, оно сильнее любви, сильнее материнских чувств, сильнее мук совести. Когда человек стоит перед выбором жить или умереть, то иной раз он и вовсе теряет людской облик, превращаясь в дикое животное. Он любил свою жену, сына, но поставь его перед столь жестоким выбором и он не был уверен, что выбрал бы их жизнь, а не свою. Поэтому лучше бы ему с таким выбором не сталкиваться, тем более сейчас, когда Алёнка его вот-вот должна была родить второго. Главное, что они в безопасности, а уж он как-нибудь постарается выжить. Михаил Федорович стоял на пороге землянки, заложив руки за спину, и смотрел как в небе над н м проплывали облака. Они казались такими мягкими и пушистыми, вот бы раскинуть руки и броситься в эту огромную мягкую как пена кучу. Наверное, оттуда сверху вся их война казалась быссмысленной вознёй букашек, а может быть такой и была. Но вся проблема в том, что они не небожители и до облаков им не достать, а значит придется и дальше возиться тут, решая вполне себе земные задачки.