***
Зойка сидела на скамейке и рассматривала большого чёрного муравья, деловито ползавшего у её ног. Поначалу это казалось интересным и занимательным, через пару дней скучным и унылым, а сейчас она и вовсе не понимала чего она хочет и зачем тут сидит. Ведь мама всё равно не приедет. Это было столь страшно, что мозг не хотел даже допускать такой мысли. Зойка придумывала сотню оправданий, начиная с того, что мама пошла в магазин и заблудилась, заканчивая тем, что она случайно зашла в поезд без Зойки, а тот резко поехал. Но заблудиться тут было попросту невозможно, а единственный магазин был виден прямо отсюда, со станции. А если бы она уехала случайно, то разве не вернулась бы уже за ней? Всё чаще и чаще закрадывалась мысль, что мама и впрямь уехала. – И ночью сидит? Девочка вздрогнула, вдруг поняла, что женщины говорят о ней. Она присмотрелась к говорившим. Одну из двух Зойка уже знала, звали её тётя Валя, иногда она приносила что-нибудь покушать, пару картофелин или стакан молока. Молоко было вкусное, немного пахнущее травой и чем-то тёплым. "Пей, горе ты горькое" – приговаривала тётя Валя и гладила девочку по голове. Вторую Зоя видела впервые. Собеседница тёти Вали была круглолицей, с тёмными волосами, заплетёными в длинную косу. Было в ней что-то такое, что выдавало в ней жительницу города. Может быть одежда, какую не носили местные женщины, или манера держаться. Но в том, что женщина жила не тут, Зойка была уверена. Тётя Валя ушла, а женщина осталась, задумчиво глядя на девочку. Потом вдруг подошла и села рядом. – Привет. Зойка посмотрела на неё, не зная как ей реагировать. – Здравствуйте... – Тебя как зовут? – Зоя... Женщина слегка нахмурились, словно что-то пошло не так. Потом переспросила: – А фамилия? Знаешь свою фамилию? Кто же не знает свою фамилию, удивилась девочка. Но женщина смотрела так внимательно, что от смущения девочка даже закашлялась. – Исаенко. Исаенко Зоя Степановна, – она почему-то решила представиться так как учила мать. – Зоя Степановна значит? А маму как зовут ты знаешь? – Исаенко Мария Фролова, – кивнула девочка. – Хорошо. Прости за вопрос, но, говорят, что твой папа... Он... Девочка вздохнула. Вышло это как-то совсем не по-детски. За последние несколько дней она уже устала рассказывать об этом, но всё равно её вновь и вновь спрашивали. – Папа умер. На фронте он был, – пояснила девочка. Женщина помолчала. Она сложила руки на коленки, словно прилежная ученица в школе, и задумчиво рассматривала свои пальцы. Вот так бывает, война жестока и требует свою плату. Но почему эту плату должна платить эта малышка? Совсем ещё ребёнок же. – А другие родственники у тебя есть? – Да, бабушка есть и дедушка. Мама с папой раньше меня на лето к ним отвозили. Девочка сказала и замолчала, словно это напомнило ей о чём-то очень важном и до сих пор болезненном. – А ты знаешь где они живут? Зойка кивнула: – Знаю. В деревне. Там ещё река рядом есть. На деревню, дедушке... Когда-то Елене Георгиевне казалось это таким нелепо-трагичным. Мальчишка, точно знающий, что где-то его любят, но не умеющий даже написать. Она даже подумывала порой, что Антон Павлович был излишне склонен к драматизации, а вот, оказывается, и нет. Чем думала её мать, оставляя девочку тут? Кто бы знал... Кто бы знал... Вдали опять раздался раскат грома. Девочка боязливо оглянулась, рассматривая быстро приближающиеся тучи. Грозу она не то чтобы боялась, но одно дело когда ты сидишь дома с кружкой чая и куском хлеба с маслом, и совсем другое тут, под навесом, который совершенно не защищал от ветра. Да и защищал ли от дождя, тоже ещё неизвестно. Она всхлипнула, словно вот-вот расплачется, но... Плакать хорошо только тогда, когда тебя пожалеют, а тут и пожалеть-то было некому. – Пойдём. Женщина сказала это таким обыденным тоном, словно для неё не было ничего необычного в ситуации. Ну подумаешь, подобрала какую-то девчонку на вокзале в лютой глуши, может она таких девчонок по пять штук в день подбирает. Но именно это и сыграло свою роль: Зоя даже на минуту не усомнилась в том, что надо делать. Она кивнули и спросила: – А можно я свой мешок возьму? – Конечно. И даже нужно, там ведь твои вещь, – максимально серьёзно сказала женщина. Девочка отошла в сторону, где около одной из подпорок лежал холщовый мешок с вещами, взяла его и вернулась обратно. – А мы в город едем? Женщина кивнула, не став даже уточнять как девочка догадалась, что они идут на поезд. – В Ярославль? Елена Георгиевна вздохнула. Кажется, неведомая мама-Маша собиралась в Ярославль. – Нет, но мы обязательно найдем твоих дедушку и бабушку.***
Зойка опять ехала на поезде. Но в этот раз всё слишком сильно отличалось. За окном грохотал гром и дождь бил по стёклам, а они сидели в маленькой комнате, которую взрослые называли "купе". Она почти ничего не говорила, отвечала на вопросы строгого мужчины и неулыбчивый женщины, смотрела в окно, прижимаясь лбом к стеклу, пила сладкий чай, который принес строгий мужчина и ела мягкую булочку, посыпанную чем-то коричневым и пахучим. Женщина, представившаяся Еленой Георгиевной, сказала, что они обязательно найдут бабушку с дедушкой и Зойка верила. Верила настолько, что достала из сумки письма, которые писал папа, и отдала ей. Письма и фотографию она обещала вернуть и Зойка опять верила. – Слушай, ну это же не котёнок в конце концов. Возможно, её ищут. Не то чтобы Олег Александрович надеялся убедить Лену в своей правоте, иногда она бывала упряма как баран, но попытаться всё же стоило. – Вот именно. Не могла же я оставить её там, – пожимала плечами женщина. Как будто ничего необычного в происходящем сейчас не было.***
Наташа не помнила сколько они шли. Постепенно звуки выстрелов становились реже и глуше, а земля под ногами крепче. Сапоги уже не увязали в грязи как раньше, а мха на деревьях стало чуть меньше. Лес закончился как-то очень уж внезапно, просто в один момент деревьев вдруг не стало, и они очутились на краю поля. – Смотри-ка! За нами приехали! Сейчас с комфортом доедем, что твои баре! – радостно потирая почерневшие от копоти ладошки, сказал один из солдат. Там, куда он показывал и впрямь стояли несколько машин. Ковыляя и еле переставляя ноги, солдаты дошли до них. Первыми в кузова помогли подняться раненым, потом начали садиться остальные. – Давай, Натуль, прыгай да за борт цепляйся! – подбадривали её бойцы. Но ей никак это не удавалось. Ни подпрыгнуть так как следует, ни схватиться руками за край деревянного бортика она не могла. – Подожди, помогу. Кто-то схватил её подмышки и приподнял. Сверху тут же подхватили и спустя мгновенье Наташа уже сидела среди бойцов в крытом брезентом кузове. Следом за ней вспрыгнул и её помощник. – Спасибо, Михаил Фёдорович. Он только кивнул, мол всё нормально и беспокоится абсолютно не о чем. Уставшие, раненые, покрытые слоем грязи и пота, они, между тем, были живы, а на войне это дорогого стоило. Наташа отвлеклась, заметив, что повязка одного из парней промокла от крови, а у неё как назло не осталось бинтов. – Да ничего, как-нибудь доеду, – вымученно улыбнулся он. – Надо не "как-нибудь", а нормально, – хмурилась Наташа. Парня этого она не знала, кажется, он был как раз из тех, на помощь кому они и выдвигались. Кто-то взял её за плечо, она резко обернулась, так, что даже голова закружилась. Однако, это был её капитан. – Скоро приедем. Там бинты есть, и ночевать в палатке не придётся. Она кивнула раненому, мол не о чем беспокоится. Тот благодарно улыбнулся и осмотрелся, он уже и не мечтал о том, чтобы выжить. А Смотри-ка ты и жив был, и даже среди своих.