Крепкая рука, острое лезвие

      Совместная «деятельность» явно сблизила их сильнее, чем раньше. Давкорис чувствовал, что может доверять мужчине больше, а Шау только этому рад — наконец-то его ученик, спустя годы, перестал быть зажатым в мыслях и действиях. Теперь наставник всё лучше и лучше понимает то, что творится у его клинка в голове, и прогресс обучения полетел стрелой в небо.       Если бы он знал, что всё, что нужно Даву, так это еженедельное связывание и плети — он бы уже давно это сделал.       Дав же с каждой неделей становился все более и более уверенным в себе. Раз у него появился такой шанс — он должен действовать, а потому план по соблазнению мастера начал развиваться. Он должен хотя бы попытаться изменить взгляд на себя, на секс, особенно когда сейчас их отношения находятся на такой странной грани.       Сначала полудроу «пробовал воду». Как оказалось, Шау легко распускает руки, но нервно дёргается каждый раз даже от случайного прикосновения. Пальцы ученика, приучая к теплу, иногда гладили запястье, кончиками проходились по костяшкам мужской руки, перенимая предметы. Затем, когда такой контакт стал приемлемым для мастера, Дав позволял себе больше. Теперь уже ладонями он прикасался к бицепсам, чтобы привлечь внимание или же, не стесняясь, закидывал руку на плечи, благо он был уже на пол головы выше мужчины.       Когда прошла и эта стадия, Давкорис решил, по своим мерками, рискнуть.       Шау Кай выныривает из теплой воды, а затем убирает мокрые, чёрные волосы с лица. Зеленые глаза медленно, довольно моргают. С ресниц, на бледные щёки, падают капли воды, которые стекают по скулам, челюсти, скользят по шее вниз. Мужчина разминает плечи, и мышцы, скрытые под бледной кожей, перекатываются, словно у полосатого хищника.       Глаза Давкориса темнеют, а во рту накапливается слюна.       - М-мастер Шау.       - М?       - Вы… хотите массаж? - тихо шепчет полудроу. Его пальцы переплетаются, чувствуя, как руки чешется от желания прикоснуться.       - А ты умеешь? - наставник насмешливо ухмыляется.       - Н-нет, но я бы попробовал.       Мастер задумчиво мычит, после чего поворачивается спиной к ученику, упирается локтями в каменный берег и убирает чёрный волос со спины. Дав готов пищать от радости. Он медленно подходит и кладёт ладони на спину.       Кожа гладкая, тёплая и мягкая из-за вод горячего источника. Полудроу ведет ладонями вверх по позвоночнику, пересчитывая каждую косточку и линию шрамов. Последние ему изначально не казались настолько ужасными, как многие посчитали бы, а теперь вообще являются неотъемлемой частью очарования убийцы.       Давкорис честно пытается повторять те же действия, которыми обычно расслаблял его Шау. Серые пальцы мнут плечи, оглаживают сильную шею, надавливают на окаменевшие от напряжения мышцы. Когда ладони полудроу нажимают на один комков нервов, бледная кожа покрывается мурашками, а с губ мастера срывается тихий вздох.       Наверное слишком очевидно, что он просто хотел потрогать учителя.       Сердце юноши бьётся так быстро, словно он весь день бегал в горах. Ему хочется прижаться к тёплому глянцу, провести языком по шраму, рассекающему шею, прижаться губами к месту, где тёчёт кровь. Вдохнуть запах пота, горных вод и монашеских благовоний.       Слышится тихий, низкий смех.       - Боже, Дав, ты ужасен в этом, - брюнет весело щурит зелёные глаза, смотря через плечо.       Давкорис, краснея до кончиков ушей, никогда не думал, что способен чувствовать себя настолько счастливым.       Шау Кай не слепой. Пускай у него нет опыта, но он не ребёнок, чтобы не знать, что такое похоть и сексуальное возбуждение. Ему 29, почти 30. Было бы странно, если бы наёмный убийца не умел манипулировать чужими желаниями.       Наставник прекрасно понимает, чего хочет его ученик.       Но он просто не знает что с этим делать.       Всю свою жизнь мужчину не волновала эта тема — когда с детства тебя вечно избивают, мучают, а твои мысли нацелены исключительно на месть, высасывающие все силы тренировки и желание наконец-то выспаться, то тебе становится как-то все равно на девочек и то, что у них и у тебя между ног.       Нет, конечно у него, как и у любого здорового мужчины, был стояк. Иногда хотелось по-дрочить. Но Шау относился к этому действию механически, к тому, от чего надо по-быстрее избавиться, чтобы не терять время и наконец-то перейти к делам нового дня.       Он никогда не искал целенаправленно удовольствий такого рода. Ни разу он не смотрел на других с подобным любопытством, и не собирался. Прикосновения других ему были неприятны, раздражали и даже пугали.       Однако кто же знал, что его ученик будет настолько настойчив в своих попытках разбудить в нём хоть что-то. И, если уж быть честным, у него начинает получаться. Возможно сказывается то, что их отношения ученика-учителя зашли уже намного дальше, чем позволяют нормы морали в обычном обществе. Хотя, с другой с стороны, они в чёртовом ордене убийц. Какие моральные нормы могут быть у тех, кто отнимает самое дорогое, что дарит природа, ради жалких монет?       Мастер хочет прикасаться к серой коже. Он хочет исследовать тело ученика, хочет оставить на нём что-то, что будет привязывать к нему, отмечать как собственность. Ему нравится, когда ученик украдкой гладит его в ответ. Нравится как светлые глаза с обожанием и голодом рассматривают его. Как скулы и острые уши темнеют от прилившей крови, а светлые пряди раскачиваются в такт сбитому дыханию.       Полудроу стал частым героем нового вида снов.       Но он все ещё наставник.       В первую очередь Шау должен воспитать из него идеального убийцу. И он не уверен в том, что подобные отношения не помешают тренировкам. Как ни как, а печальный пример подали его собственные родители: поддавшись страсти, они сделали много глупостей. Захотели детей, не сделали аборт, когда стало понятно, что Шау убьёт свою мать, а отец затем умер в попытках заработать больше денег и забыть свою умершую любовь. Очевидно, что никто из них не закончил обучение. Никто из них не стал хозяином себя.       Мужчина все-таки хочет, чтобы Дав стал самостоятельным, подчиняющимся только тогда, когда этого желает, а не когда его вынуждает куча других условий.       Сегодня был важный день для Давкориса — его первый заказ. Первое убийство. Шау направляется вместе с ним, чтобы проконтролировать происходящее и, если что, то закончить работу.       Из-за того, что Дав не обладает теми же навыками, что и он, приходится отказываться от множества привычных удобств: не использовать заклинания, не телепортироваться из тени в тень, не уходить в невидимость. Не то что бы сложность от этого возрастала, скорее скучное занятие становилось ещё более рутинным. Впрочем, ученик добавлял хоть немного веселья: его нервозность и неопытность искренне забавляли.       Полудроу боялся расспрашивать информацию. Ему вечно казалось, будто бы все знают, что он собирается кого-то убить. Настолько большие крюки в диалогах мастер давно не слышал. Пряча улыбку за маской, Шау Кай внимательно слушал то, как Давкорис пытается через разговор о сладких булочках с местной торговкой перейти к местонахождению своей цели.       После этого юноша упрямо не хотел спрашивать у кого-либо дорогу, из-за чего они блудили по Невервинтеру в поисках полученного адреса. Шау, конечно, мог бы ускорить процесс, ведь он помнил каждую улицу портового города, однако тогда он бы потерял львиную долю веселья. Полудроу смешно расстраивался, петляя в нагромождении каменных домов.       Когда они нашли нужное место, вместо того, чтобы пробраться внутрь и изучить обстановку заранее, Дав принял решение затаиться и дождаться темноты. Стоит ли говорить о том, что цель вернулась домой лишь за полночь, а сели в засаду они вечером? А ведь мастер намекал на то, что дварф, на которого они охотятся — страшный пьяница. Но из-за нервов ученик будто бы отупел. Не то что бы его действия были ошибочны… скорее недостаточно эффективны. Лично Шау заколол бы дварфа ещё днём, где-нибудь в тёмном закоулке, чтобы не терять время. Пусть стража думает, что это сделала какая-нибудь шпана в поисках наживы.       Но настоящая проблема, пускай и ожидаемая, проявилась в самый ответственный момент.       Когда Давкорис пнул цель в колени, роняя её на пол, она успела перевернуться и взглянуть на него. Видимо жалобное выражение пьяного лица что-то умудрилось вызвать в душе юноши, потому что рука, держащая клинок, дрогнула, останавливаясь на пол пути.       Сопливые мольбы вызывали у убийцы уже закатывание глаз, но он понимал, что в новичках они пробуждают настоящий ужас, бросающий тень сомнения. Впрочем, для этого мастера и ходят на первых порах на задания вместе с учениками. Рука в перчатке прикасается к плечу Дава, мягко сжимая.       - Убей его, - приказывает низкий, хриплый голос.       Будто зачарованный, новорождённый убийца вгоняет сверкнувшее лезвие в горло, прорезая трахею и ломая позвонки. Дворф, цепляясь толстыми пальцами за рукава монашеского одеяния, постепенно ослабевает, оседая на пол, мокрый от крови. На сером лице и белых прядях остались рубиновые капли, разлетевшиеся от первого артериального всплеска и булькающего кашля.       Давкорис, окаменев, смотрит на мертвое тело.       - Молодец, пойдём. Не стоит здесь задерживаться, - Шау Кай хлопает по плечу, заставляя ученика выпрямиться и собраться с силами. Тело сейчас работает на автомате, повторяя заученные действия: перелезть через окно и следовать за мастером. Следовать за мастером. Следовать...       Полудроу пустым взглядом смотрит на своё отражение в реке, наконец-то выйдя из транса. Он вновь и вновь моет свои руки, будто кровь жертвы проникла ему под самую кожу, влилась в его капилляры, осталась ржавчиной на костях. Давкорис инстинктивно обнимает свои плечи, стараясь сдержать дрожь, поднимающуюся от ступней к затылку. Короткий белый волос на шее встаёт дыбом от напряжения и ужаса.       Перед глазами вновь захлебывающееся кровью лицо, стекленеющие глаза и мольбы к богам. Жизнь так просто ускользает из тела.       Юноша вздрагивает, когда его ладони накрывает шершавая кожа. Теплые пальцы тянут руки на себя, заставляя их выпрямить перед собой. Давкорис не заметил, как стал раздирать свои плечи короткими ногтями.       Наставник молча проводит подушечками больших пальцев по внутренней стороне ладони ученика. Тишину между ними заполняет журчание воды, в которой они стоят по пояс, и звуки ночного леса. С неба светит яркий диск луны, белые лучи которого отражаются от спокойной поверхности реки.       - М-мастер, - полудроу жалобно сводит брови, - Шау, я…       - Тише, - человек мягко прерывает поток мыслей, - Все в порядке. Ты сегодня хорошо по-работал. Первое убийство тяжело даётся. Вспомни сам, как трудно было сломать шею той птице. Как тяжело было снять первую шкуру. Чем больше заказов будешь выполнять, тем проще будет двигаться лезвие в твоей руке.       Давкорис кусает губу. Мастер всегда заставлял охотится только при помощи меча. Он говорил, что так он мало того, что научится лучше красться и быстрее двигаться, так ещё и привыкнет к тому, как ощущается уходящая из тела жизнь. Привыкнет к смерти.       Юноша даже не представляет, насколько было бы тяжело перерезать горло, если бы не сотни убитых животных для нужд монастыря.       - В любом случае, это не твоя забота, - Шау Кай качает головой, - Помни: клинок невинен — рука указывает цель. Это я выдал тебе заказ. Это я приказал тебе убить. Будь спокоен, когда убиваешь — эта кровь на моих руках, а не на твоей стали.       - Нет! - полудроу хватает мужчину за запястья. Серые глаза горят раздражением, - Мастер, нет. Не надо брать мою ответственность на себя, я…       - Дав, не шуми, - брюнет вздыхает, - Ещё настанет время, когда на твои плечи ляжет тяжёлый крест. Когда ты станешь мастером, то каждая отнятая тобой жизнь будет твоей, но к тому времени ты перестанешь их считать. Я, как твой наставник, должен уберечь тебя от лишних переживаний сейчас, чтобы потом было легче. Поэтому просто расслабься и дай тебя подготовить к этому моменту. Скинь всю вину, позволь обмануть свою совесть, усыпить её, прежде чем окончательно убить.       Губы Давкориса поджимаются, сдерживая слова. Эмоции внутри бушуют, говоря, что это неправильно, что он просто избегает ответственности за последствия, но другое, даже не рациональное начало, заглушает это яростное негодование.       Клинок послушен руке.       Мастер — всегда прав.       Просто доверься ему. Отдайся. Подчинись.       Юноша медленно выдыхает, успокаиваясь. Он размыкает свою хватку на бледной коже, с плеском роняя руки в воду. Серые глаза блестят в свете луны. Чтобы спрятать их, новоиспечённый убийца склоняет голову. Белые, мокрые пряди тяжело повисают, закрывая обзор.       Шершавые пальцы учителя отодвигают их в сторону, убирая за длинное, острое ухо. Мужчина делает шаг ближе. Желая хоть как-то успокоить своего ученика, его тёплые ладони оглаживают привычным жестом плечи и шею, сжимают хватку на напряжённых мышцах. Те, вздрогнув, расслабляются, словно по приказу. Уголки губ Шау приподнимаются — он доволен тем, что знает полудроу настолько хорошо, что в состоянии превратить его в расслабленную лужу парой движений.       Напряжение будто бы… меняет свою основу. Если раньше оно было построено на переживаниях об отнятой жизни, то сейчас, когда разговор несколько утешил боль, мысли двоих метнулись в другую стезю.       Сейчас они только вдвоём на ближайшие километры. Нет монастыря с его тонкими стенами и гулким эхом. Нет любопытных глаз и ушей. Нет мешающих слоёв одежды, которые останавливали бы блуждающие взгляды. Ладонь Шау, гревшая серую шею, скользнула на белый затылок, зарываясь пальцами в мягкий волос, напоминающий кошачью шерсть.       Давкорис высокий. Забавно вспоминать их первое знакомство, когда тот, дай бог, доставал макушкой до его груди. Раньше он мог с лёгкостью поднять его костлявую тушку на руки, но теперь придётся приложить усилия: 90 килограмм чистых мышц уже не были такой простой ношей. Серая кожа напоминает тёмный, дорогой бархат из-за влажного лунного блеска. На груди и руках есть тонкий, белый волос, незаметный для тех, кто не разглядывал его вблизи, не проводил руками.       Он вырос в настоящего хищника. Мастер Чи как-то раз сравнила его с пантерой, большой кошкой из джунглей. Но для Шау он всегда будет неуклюжим, глупым котёнком, что в первый же день ударился об колышек лбом, пытаясь его впечатлить.       Его глупым котёнком.       - Шау, - голос полудроу трогательно вздрагивает. Тёмные ладони обхватывают лицо мужчины, будто бы спрашивая разрешения. Убийца думает мгновение, а затем, плюнув на всё, сжимает светлый волос в кулак и дёргает на себя, голодно впиваясь в губы ученика. Мягкие губы раскрываются в счастливом вздохе.       Всё.       Этот засранец победил.       Желая выразить накопившееся за год раздражение, человек жадно исследует теплый рот, каждым движением языка воруя дыхание. Словно истосковавшийся по воде путник, он ловит слюну, запоминает вкус юноши, будто это в последний раз, когда он может ощутить его. Почему-то она сладкая, хотя, казалось бы, для этого нет причин.       Дав пытается отвечать с тем же напором, но его едва держат колени: столько лет он сходил с ума по Шау, и теперь его чёртова мечта сбылась. Юноша цепляется за плечи в шрамах, открывает рот и довольно вздыхает, проигрывая этот бой за инициативу. Впрочем, не то что бы он пытался сражаться…       Пока они обмениваются дыханием, мужчина направляет их к берегу. Шаг за шагом, они добираются до лежаков, на которые падают, лишь на мгновение разрывая поцелуй, чтобы не удариться зубами. Их ладони ощупывают знакомые изгибы тел, которые, словно по-новому приготовленное блюдо, раскрываются иначе.       Пальцы в шрамах пускай и неумело, но с искренним обожанием проводят по линиям крепления мышц, царапают короткими ногтями тёмную кожу. Они прокручивают соски, вызывая первый неуверенный стон от полудроу, пересчитывают ребра, невесомо щекочут напрягшуюся линию пресса, и опускаются ниже по линии белых волос, тянущихся от пупка к паху. В это время губы, рассечённые шрамами, обхватывают тонкую кожу на выгнувшейся шее, оставляют тёмные синяки засосов. Горячий язык проходится по отметинам, проводя широкие дорожки слюны, и Шау практически урчит от удовольствия. То, что беспокоило его эти несколько лет, наконец-то растаяло окончательно.       А ведь всего лишь надо было украсить полудроу любовными синяками.       Давкорис был бы рад исследовать тело мастера в ответ, но, как оказалось, шея — его слабое место. Все, на что он сейчас способен, так это дрожать и цепляться пальцами за сильную спину. Даже не пытаясь сдерживаться, полудроу стонет, выгибаясь и подставляясь под шершавую кожу ладоней. Собравшись с силами, он всё-таки ведет одну из рук вверх, чтобы зарыться в черный волос, напомнающий мокрый шёлк. Тёмные пальцы сжимаются на нём, и мастер тихо шипит, кусая в ответ.       Дав наматывает волос сильнее на кулак и заставляет мужчину оторваться от полюбившегося места, чтобы занять его поцелуем. Кончик языка ловко проходится по шрамам на губах, правда инициативу быстро перебарывают, когда мастер решает, что на сегодня хватит дразниться. Но даже так ученик хотя бы в состоянии тоже двигаться, в отличии от нападок на шею. Его свободная рука ощупывает напряжённые плечи, переходит к грудным мышцам, покрытым тонким слоем чёрных волос, нежно гладит соски, пока те не затвердевают, а Шау не выдыхает в его рот тихий стон. Серые пальцы скользят ниже, стараясь запомнить на ощупь рельеф любимого тела, расположение гладких шрамов.       У Дава навсегда отпечаталось в памяти то, как зеленая радужка потемнела от раздувшихся зрачков, стоило ему прикоснулся к члену мастера.       Серая ладонь отодвинула крайнюю плоть, большой палец обвёл розовую головку, размазывая крупную каплю смазки. Судорожный вздох человека вибрацией коснулся языка полудроу, шрамированые плечи на секунду расслабляются и кажется, что убийца сейчас упадёт на тело под ним. Распухшие, блестящие губы ученика растягиваются в довольной ухмылке. Уже уверенней, он обхватывает горячую плоть и ведет по ней вверх, к чёрному волосу паха, а затем вновь вниз, сжимая чувствительный глянец.       Казалось бы, для Шау это знакомые движения, которые он проделывал с собой и сам. Однако чужая кожа воспринимается иначе, намного чётче, ярче, горячее. Бедра мужчины двигаются навстречу, желая продлить новые ощущения. Рука в шрамах скользит к серому члену, чтобы дать партнёру те же эмоции, поделиться этими чувствами. Тёмная горячая длина вздрагивает, когда шершавая хватка сжимается на бархатной коже, голос полудроу поднимается выше на одну октаву. Жалобный стон сопровождается толчком в кулак мастера, короткие ногти царапают скальп на затылке брюнета.       - Ш-шау, прижмись ко мне, - Давкорис разрывает поцелуй, проводит языком по уголку губ. Зеленые глаза с непониманием моргнули. Серая рука отпускает чёрный волос, скользит вниз по спине, щекоча мокрый от пота позвоночник, а в конце пути давит на поясницу. Поняв намёк, мужчина опускает бедра вниз до тех пор, пока их возбуждения не соприкасаются. Судорожные вздохи срываются с их покрасневших губ почти в унисон.       Шау упирается руками в землю. Зарываясь пальцами в траву, он начинает медленно двигаться. Дав обхватывает их члены ладонью, чтобы изголодавшаяся плоть терлась друг об друга. Пальцы размазывают их смешивающуюся смазку и пот по длине, отчего воздух наполняется влажными, пошлыми звуками.       Время потеряло важность. Температура ночного леса тоже. Все их органы чувств были направлены на тела друг-друга: слух ловил судорожные стоны; кожа обменивалась пожаром, бегущим по крови; ноздри трепетали, вдыхая запах кожи и монастырского мыла; взгляды запоминали эмоции, отражающиеся на лицах, а языки соприкасались, чтобы вновь и вновь пробовать густую слюну на вкус.       Их силуэт лунным серебром блестит от пота. Конечности переплетаются, отчего они больше напоминают не две разные личности, а единый ком плоти, мышцы которого перекатываются волной, словно подчиняющиеся общей мысли, одному разуму.       - Ш-шау, к-кажется, - всхлипывает полудроу, пытаясь что-то сказать, но в итоге он откидывает голову назад, давясь стоном: головка человеческого члена особенно приятно проехалась по его уздечке.       - Я тоже, котёнок, - мужчина опускается на локти, проводит языком по дрожащему серому подбородку. Мастер вёдёт влажную дорожку по челюсти, спускается к напряжённой шее, начиная её нежно мучить укусами. Давкорис, потеряв последнюю ниточку силы воли, выгибается в спине и дрожит всем телом. Пальцы на его ногах поджимаются, колени сводит судорогой. Горячее напряжение внизу живота резко обрушивается и выплёскивается наружу густой спермой. Белая липкая жидкость длинными полосами окрашивает серый пресс, вздымающийся от частых вздохов, цепляется за дорожку тёмных волос на шрамированом животе.       Шау еще пару раз толкается в ослабшую ладонь юноши и кончает следом. Его тихий, едва слышимый стон, заглушается ещё сильнее кожей шеи, однако вибрация, казалось бы, отдаётся в самих нервах. Мокрое липкое тепло пачкает серые пальцы, все ещё обхватывающие медленно опадающую плоть, падает на белый волос паха, стекает вниз, меж ягодиц.       С тяжёлым, но довольным вздохом, убийца падает на спину рядом с учеником, убирает ладонью мокрый от пота чёрный волос с своего лица. Его зеленые глаза расфокусировано смотрят куда-то за темную листву деревьев, на звёздное небо.       - Надеюсь, ты сейчас не начнёшь говорить, что это случайность и вообще не должно было происходить, - Давкорис тихо шутит, но в его голосе сквозит напряжение. Шау поднимает одну бровь, переводя взгляд на лицо полудроу.       - Чего?       - Ну, знаешь, как в любовных романах, - юноша поднимает руку, лениво растирая сперму меж пальцами, - Прости, но я - твой учитель! Мы не можем быть вместе! Это было ошибкой! Не-е-ет, учитель, я же вас так люблю! Прошу, будьте со мной! - играет голосом Дав.       - Читай по-меньше всякого говна у мастера Чи, - мужчина фыркает, его губы расползаются в ухмылке. Давкорис, чувствуя облегчение, радостно улыбается в ответ. Серые глаза с некой надеждой смотрят на убийцу подле него.       - Шау…       - М?       - Кажется, ты мне нравишься.       Мастер задумчиво прикрывает глаза, а затем, открыв их вновь, проводит пахнущими травой и землёй пальцами по тёмной от прилившей крови щеке ученика. Зеленая радужка ярко блестит в лунном свете, в уголках глаз собираются счастливые морщинки.       - Ты мне тоже нравишься, Дав.