Dark stories

12 января 1995 г. Снова раздался пронзительный женский крик. Маркус вскочил и подошел к окну, перекрестив руки. — Давай наложим заглушающие, ну невозможно же это слушать! Септимусу казалось, что он разжевывает элементарные вещи своему младшему сыну. От этого он злился. Маркус недобро взглянул на отца, но ничего не ответил. Затем отрывисто вздохнул и стал смотреть в окно. В комнате повисло молчание. Септимус взял чашку кофе и продолжил невозмутимо пить. Минут через десять, после очередного крика, Маркус резко подошел к столу и что-то стал перекладывать — Мечешься, как тигр в клетке. Маркус, меня послушай… — Септимус снова поставил чашку и начал объяснять. Внезапно его перебил сидящий в кресле Козимо: — Отстань от парня. Он и половины не слышит, — Козимо отложил четки и обратился к Маркусу. — Марк с ней все хорошо. Они все всегда так кричат. Рожать больно. Маркус казалось, не слышал дядю, продолжая перебирать бумаги. Затем он резко выпрямился и с плохо сдерживаемой злобой сказал: — Должны же быть какие-то обезболивающие. Почему ей нихера не дают? — Нет никаких обезболивающих, которые можно давать в родах, — Козимо развел руками. — Надо терпеть. И ей и нам. Марк, поверь, все хорошо. Волшебницы не умирают в родах. — Это же невозможно, блять слушать, — почти прокричал Маркус. — Вот и я о том же! — Септимус подумал, что сын, наконец, понял его. — Наложим заглушающее, — но повернувшись к сыну, он разочарованно вздохнул и попытался оправдаться. — Вот не смотри на меня, как на изверга. Ей мы помочь не в силах. Послушай, мы уже с Козимо это несколько раз проходили. Все нормально, надо просто ждать. Ты поэтому тут и бегаешь, круги, как на стадионе наматываешь, потому что сделать ничего не можешь. Маркус не мог понять, почему всем наплевать на крики Эсми. Каждый ее крик почти убивал его. Но задумавшись, он неожиданно уточнил у отца: — А ты накладывал заглушающие? — Конечно, — Септимус кивнул. — Оба раза. И ничего, все нормально. Никто не помер, но хоть у меня голова не болела. — Какие оба? — неожиданно уточнил Маркус. — Нас трое вообще? Или Касс все-таки действительно приёмный? — Хер там. Не надейся, — Септимус выразительно посмотрел на младшего сына. Он знал про сложные отношения между братьями. — Вы все мои сыновья. Когда Беатриче этих двух козлов рожала я сразу заглушающие наложил и норм. А вот с тобой я насладился по полной. — Почему? — Маркус внимательно посмотрел на отца. Новые крик заставил его сжать кулаки, но от отца взгляд он не отвел. — Что почему? — Септимус не понимал к чему эти вопросы. — Потому что из палаты больничной твоя мать меня не выпускала. Ну, я мог бы уйти, но она очень просила остаться. Не смог отказать. — Я не дома родился? — Маркус даже положил документы на стол. — Нет. А ты не в курсе? — Септимус даже подался вперед. — Да, ладно! Я думал Беатриче рассказала. — И мало того, что в больнице, так еще и в Лондоне, — Козимо поднял палец. — Хотя Октавиус тоже в Англии родился, но дома. Где вы там жили? Я не могу выговорить это название. А Кассио во Флоренции. — А почему? — Маркус не понимал. Это было очень странно. — Ты реально не знаешь эту историю? — Септимус откинулся в кресле и улыбнулся. — Эта ж эпичнейшая история. — Нихера, я не знаю! — Ну, тогда, хватит прыгать по комнате, садись, — Септимус показал палочкой на кресло. Маркус слегка помедлив сел. Септимус снова взял чашку с кофе и, улыбнувшись, сказал. — Поведаю тебе семейные тайны, может, отвлечешься. Козимо ты подсказывай, вдруг я там что пропущу. Короче, я в принципе не хотел третьего ребенка — Это прям охеренное начало, — Маркус выразительно посмотрел на отца. — Ну, я сейчас рад, так что не выделывайся, — Септимус поднял руку, обозначая, что эту тему развивать не стоит и продолжил. — Короче, мне казалось, что двое сыновей — это вполне норм. Но Беатриче очень хотела дочку. — О, да… — Козимо покачал головой, вздохнув, и стал вспоминать. — Она там какой-то период времени была прям этим одержима. Какие-то ритуалы проводила, зелья пила, якобы помогающие зачать девочку, ну и так далее. — Ага. Херню всякую под подушку запихивала, — Септмус поморщился. — Сложный был для меня период. В итоге залетела. Правда, как всегда на стадионе. Это она мне потом припоминала, типа из-за этого и не сработала магия. — И потом она всех доставала, что это точно девочка, — Козимо закатил глаза, — что она какие-то там знаки видит, что сны ей снятся, что живот по форме другой, что чувствует она себя по-другому. По всем показателям девочка. — Ага, помню, в лабораторию отца вломилась, когда он там маглов резал. Там кровища фонтанами хлещет, и эта красотка стоит по центру и говорит: «Вот и разонравился мне запах крови. А что это значит? То, что это девочка». Мне кажется, что папенька у меня тогда дар речи потерял, — Септимус с Козимо засмеялись. Маркус переводил взгляд с одного на другого и, нахмурившись, сказал: — Ближе к теме можно? — А ты не переживай, это очень по теме, — Септимус пытался перестать смеяться, потом отдышавшись продолжил. — Короче, она так всех достала, что общаться с ней никто уже не хотел. И она сидела одна дома. И ей было пиздец, как скучно. А ты еще никак не рождался. Кассиус-то родился на неделю раньше, Октавиус, вообще в предсказанный день. А тут уже неделя прошла, а нихера. Правда, колдомедики ей говорили, что срок примерный, но это ж Беатриче. У меня была тренировка, я хожу, одеваюсь, а тут Беатриче такая: «Я с тобой пойду». Я говорю: «Ага, три раза. Куда мне тебя с пузом тащить? Хочешь на стадионе родить? Хер тебе». Но Беатриче-то все уже решила и говорит: «Мне колдомедик утром сказал, что я сегодня точно не рожу. А если и начну рожать, то со схватками можно трансгрессировать и порталами и каминами пользоваться. Главное, чтобы плодный пузырь был цел. Я уже два раза рожала и, поверь мне, он долго будет цел. Дети все равно во Флоренции, что мне тут одной сидеть?». Мелких туда заранее отправили, чтобы не видели вот этот цирк. И Беатриче начала ныть, что ей так скучно, что она людей не видела. Ну и в итоге я согласился, — Септимус поморщился и спросил у Козимо. — Вот скажи, какого хера я согласился? — Ну, это ж Беатриче. — Словно объясняя прописные истины, ответил Козимо. Затем заметил. — А почему я согласился отпустить ее одну на тот матч по квиддичу, где она с тобой встретилась? Беатриче. Умеет уговаривать, зараза. Септимус вздохнув, кивнул и продолжил: — В общем, взял я ее с собой, посадил на трибуну. Отлетал всю тренировку, в конце к ней прилетаю, спрыгиваю, спрашиваю, что как? И она говорит: «Ты только не ругайся, но у меня отошли воды». Козимо засмеялся. Маркус удивленно посмотрел на него и на отца, который тоже усмехнувшись, сказал: — Я там так орал: «Еб твою мать! Беатриче, вот еб твою мать! вот я же блять говорил, сиди, блять с пузом дома. Вот что за хуйня!» Она сразу такая: «Не ругайся при ребенке». Она очень не любила, когда я при детях выражаюсь. Говорила, что подаю им плохой пример. Я говорю: «Блять, он еще в тебе, он меня не слышит». Короче, я так орал, что моя команда тоже прилетела. Оценили ситуацию, и хер поймешь, что с ней делать. Домой я ее потащить не могу — далеко, без камина никак. А какой тут камин? Либо трансгрессировать. А ей нельзя. Даже до дома отца далеко. Стадион в другом конце Лондона. Был у нас загонщик Патрик, он предложил, типа давай ее в Мунго притащим, тут кварталов десять. На метле можно прям близко подлететь и там места безлюдные, маглы не запалят. Беатриче сразу: «Я не сяду на метлу». Я говорю: «Ты блять рот закрой. Я тебя сегодня уже один раз послушал. Будешь делать, что я говорю». Короче, усадил я эту куру на метлу, Патрик для подстраховки сбоку полетел, еще летим, она орет: «У меня схватка, мне больно!» Я говорю: «Терпи, или будешь на стадионе рожать». Заткнулась, потерпела. Минут за 5 до нужного места долетели. Там я Патрику метлу отдал. Беатриче на руки и до Мунго бегом. Еще добежал, руки заняты, поэтому дверь я открывал с ноги. Внутрь залетаю, злой, как черт, еле сдерживаюсь. Там какая-то девка молоденькая спрашивает: «Что у вас?» Вот на ней-то я и сорвался. Обматерил с ног до головы, что она там, в стенку вжалась. В общем, на мой крик полбольницы сбежалось. Беатриче на носилки погрузили, отлеветировали рожать. Она орет: «Ты со мной будешь! Я одна тут боюсь. Я тут никого не знаю». Блять, ну куда я денусь. Пришлось с ней идти. Все от меня шарахаются. Но пришел какой-то колдомедик, старый такой уже. Говорит, типа все норм, я буду вашим личным колдомедиком. Хуе-мое. Говорит: «Вот в палату там не знаю седьмую что ли». Я краем уха слышу, что девка там какая-то шепчет: «Это палата для очень важных людей». Дед ей тоже шёпотом отвечает: «А это типа и есть охеренно важные люди. Ты кура не узнаешь, кто это? А я вот узнаю. Тащи их в ту палату». И тут я понял, что дед мне определенно нравится. — А он тебя узнал, как игрока в квиддич, или как младшего сына Октавиуса Флинта? — спросил Козимо. — Слушай, я не вдавался, — Септимус пожал плечами. — Я там на таких нервах был. Еще эта кура. Я ей говорю: «Беатриче, давай я тебе пришлю кого-нибудь из твоих колдомедиков, а сам домой свалю. Что мне тут делать?», а она отвечает: «Нет, я рожу уже прямо сейчас, это у меня третьи роды. Вообще все быстро пройдет». И я же ей снова поверил. Ну, сам тут дебил. В итоге она рожала там десять часов. Это был пиздец. Она орет, потому что ей больно, я ору на всех колдомедиков, чтобы с ней что-то сделали, потому что это ж нереально. Они меня успокаивают: «Мистер Флинт, все в порядке. Так всегда рожают». Я у нее спрашиваю: «Реально так всегда?». Она еще удивилась: «Ну да, вообще-то». Отдышалась там между схваток. Я думаю, вот ебанутая баба, знала, что такой пиздец и сама меня еще на одного ребенка уговорила. В итоге через десять часов у меня голова взрывается, я сам уже не соображаю, что и как, Беатриче там тоже в полуобмороке и от боли, и от усталости. Колдомедик смотрит и говорит: «Все милая моя, начинаем рожать. Уже пора его родить». Беатриче орет: «Не его, а ее. Это девочка вообще-то». Колдомедик хмыкнул и не стал комментировать. Я хотел свалить, но Беатриче мне в руку вцепилась. В итоге пришлось с ней стоять все это время. Радует, что у головы хоть. Короче она орет, руку мне выламывает. Я уже просто в прострации стою, жду. Не знаю, сколько там времени прошло, что они там говорили, но в итоге ты родился. Я краем глаза смотрю, дед этот ребенка, ну тебя, то есть, поднимает, а Беатриче там, в полуотключке уже. Я поворачиваюсь, вижу тебя, понимаю, что ты нихера не девочка, и начинаю ржать. Беатриче на меня удивленно косится, типа, что я совсем псих, потом смотрит на тебя и орет: «Блять!» — Первый и, наверное, последний раз в жизни, когда Беатриче выругалась, — Козимо пытался сдержать смех. — Первый и последний раз. — Ага! — Септимус улыбнулся от воспоминаний. — Я от смеха аж, согнулся тогда. Проржался и говорю: «Милая, теперь, когда наш сын начнет ругаться матом, нехер меня приплетать. Это только твоя вина. Первое слово, которое он услышал в этом мире, было: «Блять». Поэтому, кстати, мать тебя не ругает, когда ты при ней за речью не следишь. Помнит, потому что. Так вот, я ржу дальше. Беатриче пытается в голове все это уместить, ты орешь. Колдомедики тебя держат, ждут. И тут Беатриче задает гениальный вопрос: «Я точно родила мальчика или вы мне врете?». Но старый дед вообще не потерялся и говорит: «Это определенно мальчик и определенно ваш. Мы еще даже пуповину не перерезали. Будете забирать?» Тут она наконец-то очухалась, говорит: «Конечно, конечно, что за глупые вопросы. Дайте сюда». Ей тебя дали, она там всякую пургу начала нести, как все бабы. Какой ты милый и вообще самый красивый ребенок и тому подобное. Чушь конечно, — Маркус удивленно посмотрел на отца. Септимус пояснил. — Дети, когда рождаются всегда страшные. Они через месяц где-то становятся нормальными. Поэтому ты прям сильно не надейся, что тебе выдадут идеального, красивого ребенка. Эсми не говори, главное. Скажи, что прям красота неописуемая, что прям охеренный ребенок. А через месяц уже нормальный будет. Потом колдомедики Беатриче дальше занялись. Она еще крови много потеряла. То еще развлечение было. Тебя мне отдали. Я только в тот момент, когда тебя мне отдали, понял, что я так и сижу в тренировочной форме. Еще помощница колдомедика, тоже такая старая, говорит: «Давайте я покажу, как держать». Я ей такой: «Иди ты на хер. Это мой третий сын. Конечно, я умею держать детей». Она улыбнулась и говорит: «Да, да конечно, это я что-то подзабыла, что это у Вас не первый ребенок. Просто, Вы так молоды». Мне тогда реально 22 еще было, да 23 в августе исполнилось. Короче тоже нормальная тетка. — Я думаю, они к тебе в палату отправили самых опытных и стрессоустойчивых колдомедиков, — заметил Козимо. — Остальные просто испугались. — Ну, может, хер его знает, — Септимус снова задумался. — Потом с врачом перетерли насчет квиддичного сезона, я эльфов сгонял галлеоны принести, за весь этот цирк заплатить. Потом этому деду еще в качестве подарка абонемент в ложу на все наши матчи прислал. Это Беатриче настояла. Беатриче, как оклемалась, говорит: «Все, тащи меня домой». Я эту тетку с собой за компанию взял, и она там еще дома с Беатриче сутки протусила. На всякий случай. Я нормально ей потом заплатил, так что не думаю, что она была недовольна. Потому что я домой попал, дошел до кровати в комнате Октавиуса, упал и, наверное, часов на 12 вырубился. Септимус снова задумался, а Козимо вспомнил: — Еще с именем было интересно. — Точно, имя! — Септимус ухмыльнувшись посмотрел на сына. — Тебя же должны были звать, как меня. Ну, традиции, вся хуйня. Но Беатриче пока рожала, орала, как она хочет девочку назвать. А я уже в таком шоке от всего этого и сказал ей: «Можешь назвать этого ребенка как хочешь». Но я тоже был в стрессе, не уследил за формулировкой. Я ж тоже был уверен, что девочка будет. А потом ты родился, я уже такой: «Ну, будешь Септимусом, как я», а она такая: «Нихера. Я имя придумаю». Я ей говорю: «Дорогая, у нас был уговор, что мальчиков называю я». А она такая: «Дорогой, ты сам сказал, что этого ребенка я могу назвать сама». И я думаю: «Вот блять! Реально же сказал». Беатриче она блин все помнит, хитрая зараза. Ну, мы потом еще месяц думали. Но я надеялся, что у Касса родится мальчик и тот его моим именем назовет. И эта ситуация как-то разрулится. Но хуй там. — Касс то, кстати, как перенес новость про больницу? — неожиданно спросил Козимо. — А что можно не так ее перенести? — Маркус приподнял бровь. — Да, в больнице же рожают те, у кого денег нет. Все приличные люди только дома, со своими семейными колдомедиками. Сам видел, как с Эсм там прыгают. Комнату оборудовали так, что ни в одной больнице такого нет. Просто нахер это из дома выносить. Это ж все дела семьи, лишних людей быть не должно. Поэтому, конечно, Касс был недоволен. Но я ему объяснил, что-либо больница, либо стадион. Выбирал из двух зол. Лучше уж в Мунго. Вроде он смог пережить, хотя высказал мне много всего. — Я думаю, что он еще злился, что у него своих сыновей не было, — Козимо осторожно добавил. — А у тебя уже был третий. — Тоже вероятно, — Септимус снова посмотрел на сына и слегка ухмыльнулся. Вспомнив себя. — Так, не дергайся. Уже скоро все закончится. Уже долго тут сидим. Скоро родится кто-то. Тебе кстати интересно кто? — Мне все равно. Главное, чтобы с Эсм все было нормально, — Маркус смотрел в одну точку, словно пытаясь сконцентрироваться. Септимус удивленно взглянул на сына, но Козимо пояснил: — Септимо, отстань от парня. Мужчина становится отцом, когда ему дают ребенка на руки. Он пока не думает о ребенке, он думает только о ней. Для него ребенка пока не существует. Так что все правильно, все логично. Марк, с ней все будет хорошо. А вы не поняли, что она орать перестала? Сейчас позовут. Словно повинуясь приказу Козимо в комнату заглянула помощница колдомедика, и, улыбнувшись, сказала: - Мистер Флинт, пойдемте, уже можно. Все хорошо. Маркус на секунду как будто замер, потом вскочил и скрылся за дверью. Козимо положил руку на плечо Септимуса, который хотел встать и сказал: — А мы пока ждем. — Как-то непривычно, что Мистер Флинт теперь не я. Растут, блин, черти… — Септимус слегка улыбнулся, потом, словно спохватился. — А почему они не сказали, кто родился? Мне всегда сразу говорили. В чем дело? — Они скажут, — Козимо улыбнулся. — Отцу. Отец теперь не ты. Привыкай. Подождем, пока припрыгает довольный Марк и скажет нам. Надеюсь, что девочка. — Почему? — Септимус слегка нахмурился, — Нужен же мальчик. — Нужен мальчик, но для отвлечения внимания, хорошо бы, чтобы это была девочка, — Козимо продолжил чуть тише. — А то, если дед начнет резко болеть после рождения правнука — это подозрительно. А так всякое бывает. — Ну, вообще логично, — покачал головой Септимус. — Ох, если девочка, то Беатриче там с ума от счастья сойдет. Дверь открылась. На пороге стоял счастливый Маркус. — Это девочка. Она реально такая красивая. Ты вот говорил, что они страшные, но она офигенно красивая. И такая маленькая. У нее такие пальцы маленькие. И ногти маленькие. И она помещается у меня на предплечье целиком. Прикинь! — Ох, мальчик мой! Поздравляю тебя! — Козимо улыбался. Септимус встал и пожал Маркусу руку. А потом обнял его. — Я насчет имени потом скажу, — Маркус не мог отдышаться и слегка заговаривался. — Мы как-то не очень обсуждали. А то Эсм уставшая сейчас. Она такая бледная. Но колдомедики сказали, что все вроде норм. Козимо с Септимусом молча кивнули. Потом Септимус сказал: — Все, вали к жене. Потом обсудим. Не говори пока никому, а то родственники прискачут. Дай Эсм сначала выспаться. Маркус рассеянно кивал, и Септимус сам выпихнул его за дверь и, повернувшись к Козимо сказал: — Ну что, поздравляю. Девка. Через 17 лет выдадим замуж. У нее хорошая кровь, так что можно и брак будет отличный заключить, — он уже начал что-то просчитывать. — Ох, через 17 лет будет драма, — Козимо озабоченно покачал головой. — Он же не отдаст ее. Он же собственник, такой же, как ты, если не хуже. Слышал, что он сказал: «Такая красивая». Это любовь, друг мой, это любовь. Мне уже жаль всех ее женихов. Да и Эсм тоже будет против. — Ей то не похер? — удивленно посмотрел на Козимо Септимус. — О, ну ты что, — Козимо сел в кресло — Она же всегда искала кого-то, кто ее полюбит. И вот, она родила этого человека. — Маркус ее любит, — парировал Септимус. — Да, Марк ее любит, хотя и сам не понимает. Но это не то. Ее и отец любит. Но что Эдвард, что Марк с ней бывают, только между играми и тренировками. Она все время находится в процессе ожидания. Все время ждет их, — Козимо покачал головой. — А тут огромная, безусловная любовь и главное ребенок будет все время с ней. Поверь, она ее с рук спускать не будет. Короче, через 17 лет будут проблемы, но пока не будем из-за этого переживать. Рано еще. Хотя у себя в голове я пометку сделаю и на досуге подумаю. — Подумай, подумай. Ты у нас дипломат, может, что и придет в голову. Ну что? Хороший день, определенно хороший, — Септимус задумался. — Надо ей какую-нибудь херню красивую подарить. — Ей это кому? — Козимо нахмурился. — Девке мелкой, которая родилась. Она ж типа моя внучка. Не Эсми же. Это теперь Маркуса головная боль. Чужим женам украшения не дарят. Но я прям рад. Сейчас нас впустят, я заклятия прочту, ты кровь ее возьмешь, и можно валить. Давай только не домой, а то там Беатриче уже точно сидит и ждет новостей. Пусть немного помучается. Я люблю твою сестру, не думай, но иногда ей полезно подождать. — Полностью согласен, полностью. Хороший сегодня день, солнечный, хоть и зима.