Dark stories

01 октября 1970 года Аламанда аккуратно перевернулась на другой бок. Кассиус слегка скривился, но не проснулся. Она облегченно выдохнула. Когда муж спал, она его почти не боялась. Была уже глубокая ночь, но она никак не могла уснуть. Живот слегка тянуло. Колдомедик сказал, что такое бывает и ей нужно быть осторожнее и заботится о себе. Всего месяц прошел, осталось потерпеть еще восемь. Если бы еще Кассиус оставил ее в покое. Он почему-то к словам колдомедика не прислушивался. Считал, что все проблемы с беременностью из-за Аламанды. Она снова вздохнула и посмотрела на левую руку. Синяк будет большим, если намазать, прям сейчас, то сойдет быстро. Мазь стояла на туалетном столике. Полежав еще пару минут и прислушавшись к ровному дыханию мужа, она осторожно встала и замерла. Кассиус не шелохнулся, значит, уснул крепко. Поправив невесомую белую сорочку, она, ступая тихо, как кошка медленно дошла до столика, взяла мазь и тонким слоем намазала все левое предплечье. Кожа была красно-багровая, в некоторых местах цвет уже начал меняться на фиолетовый. Аламанда каждый раз внимательно изучала, как изменяются ее кровоподтеки и синяки. Если не думать о причине их появления, было даже интересно. Бесшумно закрыв банку, она поставила ее на столик, пригладила волосы, пальцы зацепились за что-то присохшее на шее. Она подошла к зеркалу поближе, в комнате было довольно темно. Она взяла свою палочку со столика, шепотом сказала «люмос» и, откинув длинные каштановые волосы назад, поднесла маленький фонарик к шее. Справа была засохшая кровь, она дотронулась до корки и маленькие крупинки отвалились. Все-таки прокусил шею. Довольно высоко, воротником будет не закрыть. В отражении зеркала она увидела очертания кровати и спящего Кассиуса. Надо было что-то делать. Прошептав «нокс», она положила палочку, снова взяла банку с мазью, и густым слоем намазала шею справа. Возможно, поможет. Перекинув волосы на левую сторону, чтобы не запачкать, она посмотрела вниз и увидела слабый голубой свет, пробивающийся под дверью. Света в доме в такое время быть не должно. Она даже повернулась в сторону кровати, но представив, что муж с ней сделает, если повод несущественен, решила сначала посмотреть сама. Накинув длинную зеленую шаль, и взяв палочку, она медленно открыла дверь и бесшумно выскользнула из комнаты. Свет был с первого этажа из правой части дома. Значит это не дед. Слава Мерлину он не выносил свои опыты за пределы левого крыла, и к левой части дома Аламанда даже не хотела подходить. Она всегда быстро пробегала мимо дверей и коридоров, уводящих туда, где должен быть проход в какой-то круг ада. Правая часть дома была обычная. В ней жили все остальные, кроме деда. Сверху были комнаты Кассиуса и Аламанды — спальня, гардеробные, кабинет, ванная. В нижней части жил Септимус, еще был кабинет для приема обычных гостей, столовая, кухня, какие-то кладовки, где жили домовые эльфы. Девушка осторожно спустила по лестнице и заглянула в коридор. В столовой было темно, а вот дверь в кабинет была приоткрыта, и оттуда лился сияющий голубой свет. Она осторожно подошла и с опаской заглянула. Посреди комнаты росло огромное дерево, переливающееся всеми оттенками голубого. Оно было таким огромным, что ветви занимали почти всю комнату. Аламанда от неожиданности ахнула и вместо того, чтобы выскочить ударилась о косяк двери. Немедленно ей в лицо ударил слепящий белый свет. Она зажмурилась и прикрыла лицо руками — Это ты. Что среди ночи шарахаешься? Не спится? — Септимус опустил палочку и слепящий луч погас. Аламанда заморгала. После этого неожиданного ослепления комната казалась ей темной, а голубой свет приглушенным. Младший брат мужа сидел, скрестив ноги под деревом. Он был в штанах для квиддича и белой майке, словно так и не переоделся после вечернего возвращения домой. — Я увидела голубой свет и пошла посмотреть, в чем дело. Думала, может в дом кто залез, — Аламанда все еще стояла в дверном проеме, покрепче запахнувшись в шаль. Рядом с Септимусом она всегда чувствовала себя неуютно. Хотелось спрятаться. — И ты решила сама проверить? Тебе с такой логикой на Гриффиндоре стоило учиться. Ну, хоть палочку взяла. Ты реально думаешь, что хоть один нормальный волшебник во всей Англии залезет в этот дом? — Аламанда пожала плечами. Она даже не подумала об этом. Септимус криво улыбнулся. — Ну можешь не переживать, тут столько заклятий, что в него даже с добрыми намерениями без приглашения отца зайти нельзя. Не испугалась, что это он с компанией веселится? — Свет был из правой части дома. Он сюда не любит ходить, — Аламанда словно оправдывалась. Она еще раз посмотрела на дерево и спросила. — Что это? Зачем ты здесь сидишь? Я думала, ты спишь после тренировок. — Ну да, сплю, но что-то сегодня не спалось. Мне, когда не спится, я хожу сюда, рассматриваю дерево. Это занимательно. Ты, что раньше не видела его? — Аламанда помотала головой, Септимус покачал головой и продолжил. — Вот Кассиус мудачье, мог бы и показать. Ты-то на нем тоже есть. Заходи, не стой на пороге. И закрой дверь, а то отец или твой муженек проснутся тоже и придут на свет. Оба ж тогда огребем. Причем я гораздо легче отделаюсь, — Септимус зловеще улыбнулся. Аламанда поёжилась, но зашла внутрь комнаты и закрыла дверь. Септимус встал и, кивнув в сторону дерева сказал: — Это наше семейное древо. У всех приличных семей есть такие. Кто-то на гобеленах делает, кто-то в шкатулках хранит. Мы вот в шкатулке, — Аламанда только сейчас заметила, что дерево растет из коробочки, откуда лилось сияние, освещая дерево и комнату. — Это удобнее, закрыл шкатулку и убрал куда надо. С гобеленом-то заебешься. Короче, тут вся наша семья с самых давних пор, еще до XI века, но я старые с трудом разбираю, они по-французски вроде, а местами какие-то северные руны, или вообще хер пойми, на каком написаны. Не понимаю короче. Я в языках не шарю. А так, тут все — всякие бароны, ярлы, норманны, лорды, фиголды, политики, ученые, рыцари, каперы, короче, весь цвет нации здесь. Аламанда только сейчас заметила маленькие портреты, она сначала приняла их за листья. Портреты и цветы. Они были как будто не цветные и изображения не двигались, это было непривычно. Она изумленно осматривала дерево. Септимус взмахнул палочкой, и одна толстая ветвь наклонилась, на ней были цветные портреты. — Это вот я, это отец, а это твой любимый муженек. Нарисовано уебищно, но никак не изменить. Типа древняя магия, они сами появляются. Даже с подписями, для особо тупых, — портрет отца Септимуса на толстой ветке был единственным цветным. Он пристально смотрел, как будто читал мысли. Этим он мало отличался от его живого воплощения. От него отходили вверх две ветки. На одной, на которую, указывал Септимус был его портрет, Аламанда даже нашла некоторое сходство. На второй ветке был портрет ее мужа, он был похож, такой же невозмутимый и спокойный. — А это ты, — Септимус показал на красивый розовый цветок, рядом с Кассиусом. Остальные цветы на дереве были серые. — Я — цветок? — Аламанда сначала подумала, что он шутит. — Ну, да, — Септимус непонимающе нахмурился. — Цветок миндаля. Как и положено. — А почему не портрет? — Ты ж баба, какой тебе портрет? — он засмеялся. — Бабы не наследуют, так что на дереве их нет. Только в виде цветов. — И твоей матери тут нет? — Аламанда с недоверием посмотрела на Септимуса. — Есть, конечно, вот она, — он показал на серый цветок рядом с отцом. — А в виде портрета нет, — Аламанда подошла поближе и посмотрела на бесцветный цветок хризантемы. Не поворачиваясь к Септимусу, она спросила:  — Что с ней случилось? — Она умерла пару лет назад. Не вдавайся, тебе это не нужно, — слишком спокойно произнес он. Аламанда задумавшись, посмотрела на Септимуса и спросила:  — Твои дочки тоже будут здесь в виде цветов? Или это только не рожденные в семье женщины? — Все будут в виде цветов. Я знаю, что на гобелене Блэков бабы с портретами. Ну, Блэки то ебанутые, что с них возьмешь. Хоть и древнейший род. Эта терпимость до добра их не доведет. Блять, я надеюсь, у меня будут только сыновья. Нахер мне дочки. Что с ними делать? Подрастить до 17 лет и замуж выдать. И давайте вы с Кассиусом нарожайте побольше сыновей. Мне неохота семейные имена давать. Так что постарайтесь. Он усмехнулся. Аламанда нахмурилась. На свадьбе Кассиус что-то пытался ей объяснить, но она толком не разобралась. Видимо поняв ее замешательство Септимус вздохнув, стал объяснять: — Вы должны назвать сыновей в честь всех живых мужчин в семье. У нас таких пока трое: Октавиус, Кассиус и я. Если сыновей будет больше, то можете остальным сами придумывать имена. И если вы все три имени используете, то я смогу называть, как угодно. — То есть, неважно, у кого родится, у тебя или у нас, главное соблюсти очередность этих трех имен? — Аламанда пыталась понять странную логику. — А почему так странно? — Да этой фишке уже больше тысячи лет. Короче, мой прапра, какой-то там пра, хер его знает, которого звали Кассиус, вот он кстати, — Септимус указал на одну из нижних ветвей, — имел десять сыновей, и он не сильно заморачивался насчет имен и называл всех по очереди их рождения, типа первый, второй. Так запоминать проще. Но жить в те времена было херово и дети, даже у волшебников, часто умирали. И из десяти у него выжило только двое. Догадайся какие? Ну и стали так всех называть, типа удачные имена. Другие имена, конечно в семье тоже бывают, то эти три неизменны. Аламанда внимательно посмотрела на дерево, а потом сказала: — Ты уже задумываешься, как назовешь сыновей? Не рано ли? — Я не задумываюсь, я это знаю. Мне с детства это вдалбливали. У тебя такого нет в семье? — Аламанда покачала головой. Септимус пожал плечами и продолжил. — Не, я в ближайшее время жениться не собираюсь. Нахер мне такое счастье. Да и мне 17, мне еще учиться полгода. — Ты переживаешь за учебу? — Аламанда вскинула бровь. Септимус учиться не любил, учился плохо, чем постоянно злил своего отца. — Вот так неожиданность. — Не за учебу, а за посещение что ли. Как ты это вообще представляешь? Мне что, жениться, а потом в Хогвартс ходить? Мне бросить учебу как тебе нельзя, я ж не баба. Надо закончить. Но что тогда делать с женой, тоже ее в Хогвартсе держать? Это ж херня какая-то. Да и пока нет вариантов для невесты на примете. — Я думала, ты женишься на Андромеде, — Аламанда вспомнила, что Септимус вроде встречался с ней в школе и Кассиус даже одобрительно говорил что-то на этот счет. — Не, нахер. Андромеда, конечно извращенка, что мне нравится, но слишком заморочная и ебанутая, как ее старшая сестренка. Тем более ходят слухи, что она с каким-то грязнокровным барсуком была замечена. Даже если это не так, отец на помолвку уже не согласится. Слухи ходят, а дыма без огня не бывает. Так что красотка Андромеда в пролете. Хотя я буду скучать по ней, тут не скрою. — По тому, как вы общались? — По тому, как мы трахались, — Септимус взглянул на напрягшуюся Аламанду и засмеялся. — Я всегда поражаюсь, как ты умудрилась закончить Слизерин и остаться целкой, — Аламанда напряглась. Ей не нравились подобные разговоры, как и то, что частенько происходило в слизеринской гостиной. Она задумалась об Андромеде. — Это только слухи, что она замечена с тем парнем. Ты можешь поговорить с отцом, да и общаться с людьми не преступление. Нельзя ее за это обвинять, — Септимус медленно, улыбаясь, подошел к Аламанде. Ее обдало волной липкого страха, она покрепче вцепилась в палочку. Он приблизился к ней вплотную, нагнулся и тихо произнес: — Знаешь, в нашей семье я самый милый и добрый, поэтому я расскажу тебе кое-что. Запомни, милый котик, никогда, ни при каких обстоятельствах не называй грязнокровок людьми при моем отце и брате, — Септимус замолчал, потом улыбаясь, обхватил ее рукой и, прижав Аламанду к себе, прошептал ей в ухо. — Они ведь убьют тебя, — Аламанда чувствовала его дыхание, его руку на талии, тепло его тела, но, ее трясло, как от холода. Септимус отпустил ее, отстранился и снова слегка улыбнувшись, продолжил. — Ты думаешь, я сам захочу общаться с грязнокровной подстилкой? За кого ты меня принимаешь? Аламанда, пытаясь не расплакаться, покачала головой. Он погладил ее по волосам, потом заметил: — Мазь от синяков на укус? Ты серьезно? Котик, ты что, на укусы эта мазь не действует. Я тебе дам охеренную мазь, которая заживляет укусы. Чем ты занималась во время учебы в Хогвартсе, что не знаешь таких элементарных вещей? — она пыталась держаться, но получалось плохо. Подняв полные слез глаза, она заметила багровые брызги на его майке. — У тебя кровь здесь, — она пальцем показала на майку. Дотрагиваться до Септимуса она опасалась. — Точно. Не заметил. Не переживай, просто отхерачил одного мудака в раздевалке, — он недобро усмехнулся. Аламанда сама отошла от него и поплотнее запахнулась в шаль. — Зачем драться, если ты волшебник?  — Потому что волшебники только палочками и умеют действовать, а кулаками нет, и это их слабое место, — Септимус показал ей сбитые костяшки пальцев. — Знаешь, мне кажется, в этом есть какая-то красота. Красиво выглядит. — Это выглядит больно, — девушка задумалась, она не могла описать свои ощущения. — Жить вообще больно, но надо привыкнуть, — Септимус снова улыбнулся. Ему нравилось издеваться над Аламандой. — Хотя, ты, наверное, знаешь. Как оно? В постели с моим братом? Думаешь, он чудовище и с другими будет лучше? Расскажи мне, я послушаю. Вы специально не накладываете заглушающие заклинания на спальню, чтобы я мог слушать твои крики и мечтать о тебе? Обсуждать то, что происходит в постели с Кассиусом, Аламанда не собиралась ни с кем, поэтому она заметила: — Почему тебя отпускают из Хогвартса? Ты ведь еще учишься. Септимус вздохнул. Тема для разговора снова стала скучной, но он решил объяснить: — Потому что меня любит декан. Думаешь, старину Горация волнует, как мы учимся? Ему вообще похер. Ему интересны только знаменитые и успешные выпускники. Он меня и так за мою фамилию и семью обожает, а когда меня в «Скитальцы» взяли, он вообще от счастья растекся. Я думаю, он даже пару раз подрочил на мою колдографию. Так что он там договорился как-то, и я в Хогвартсе дай бог два раза в неделю появляюсь. Я бы вообще бросил, но это будет нехорошо. Надо закончить и аттестат получить. Квиддич не вечен, мало ли что. Я Слизерин за это обожаю, потому что с другими деканами о свободном посещении не договориться. Ты была в клубе Слизней? — Нет, — девушка покачала головой. Ей всегда было интересно попасть в него, но она была обыкновенной, ее туда не приглашали. — Но я слышала о нем, конечно. А ты? — Ясен хер. Там прикольно. Еще б Люциуса туда не звали, вообще отлично было бы. — Я думала, что вы друзья, — Септимус проводил много времени с Люциусом. Хотя Аламанду удивляло, что они дружат. Он были слишком разные. — Этот мудозвон так тоже думает, — Септимус нахмурился. — Нет, мы просто учимся вместе и тусим в одной спальне уже седьмой год. Короче нет, я не считаю его своим другом. — А, что там, в клубе Слизней интересного? — Люциус Аламанде тоже не нравился. Он ее не замечал, как и остальные, но еще вызывал чувство никчемности. Ей не хотелось слушать про него, а вот про клуб Слизней было бы интересно. — Да в принципе норм. Бухло есть. Декан вообще не запаривается на эту тему. Помню, мне еще 15 было, а мне уже наливали. Отличный же мужик. Можно сразу узнать, кто с других факультетов норм. Он туда только таких и зовет. Еще он выпускников, которые типа успешные приглашает, чтобы связи налаживать. Короче то, что надо. Еще он устраивает рождественский бал. Все пиздец пафосно. Надо, конечно танцевать, но нас и так все детство мать дрессировала. А то это не комильфо, если приличные мальчики танцевать не умеют. Полезный навык, как оказалось. Телок снимать помогает. На бал телки всегда нарядятся, платья нормальные наденут, даже выглядят не совсем как гриндиллоу. Красивых девок в Хогвартсе мало, — Септимус задумался, как бы вспоминая что-то. Аламанда скривилась, ей никогда не нравилось, как он отзывается о девушках, как о вещах, поэтому она язвительно заметила: — Ты тоже не красавец, так что кто бы говорил, — Септимус ухмыльнулся и взглянул на Аламанду так, что у нее словно сдавило грудь и стало сложнее дышать. Ее муж тоже так умел делать и это ее всегда пугало. — А мне и не надо быть красавцем. Мне достаточно уметь решать проблемы, иметь деньги, связи, и чтобы у меня хер стоял. И да, у меня полный список, — он засмеялся. — Так что я идеал всех телок магической Британии. А мне нужно, чтобы моя баба была охеренно красивой, потому что в этом же весь смысл. Зачем жениться на обычной? Так, что пока не найду охерительно красивую бабу, которая будет от меня без ума, жениться не буду. Ладно, пойдем спать, поздно уже. Да и мне в душ надо, смыть чужую кровь, ну и повспоминать Андромеду. Септимус прошептал что-то, взмахнув палочкой. Дерево словно водоворотом засосало в шкатулку. Две резные створки с вырезанной буквой F закрылись, свечение погасло. Комната погрузилась во мрак. Он в темноте поднял шкатулку с пола и аккуратно убрал на полку над камином. Затем, произнеся «люмос», осветил Аламанду и, открыв дверь, выпустил ее, затем вышел сам. — Эй, красотка. Ты куда? — Аламанда уже хотела пойти к лестнице, поэтому недоуменно посмотрела на Септимуса, который улыбнулся и, кивнув в глубь коридора произнес. — Моя спальня там, — выждав пару секунд, он засмеялся, наблюдая за эмоциями на ее лице — страх и непонимание. — Мазь от укусов обещал тебе дать. Помнишь? А ты уже хотела запрыгнуть ко мне в койку? Прости, мне запрещено играть с игрушками моего брата. — Я его жена, а не игрушка, — Аламанда почувствовала какое-то превосходство. — Боишься его? Септимус ухмыльнулся и ответил: — Боюсь, что за такое он мне хер оторвет. А мне он еще очень нужен. Котик между тобой и мной он всегда выберет меня. Но если ты будешь настаивать, мы можем что-нибудь придумать. Ты только скажи. Он пошел в сторону своей спальни. Аламанда посмотрела на спину Септимуса, где из-под майки виднелись вытатуированные руны. Кассиус, когда узнал о татуировках брата, неделю его отчитывал, а потом еще все это неоднократно повторял Аламанде. Она всегда кивала и соглашалась с мужем, но про себя завидовала свободе и смелости Септимуса. Он всегда делал то, что считал верным для себя. Они дошли до двери в спальню. Септимус прошептал несколько заклятий, замок щелкнул. Он открыл дверь и предложил Аламанде зайти. Она покачала головой. Махнув на нее рукой. Септимус зашел в комнату и спустя полминуты вышел, неся небольшой флакон. — Раза два помажешь, и все заживет. Хорошая штука. Когда кончится, скажи, дам еще. Смотри, я послезавтра сваливаю на матч во Флоренцию, а потом обратно в Хог. Но можешь писать, если что. — Удачно сыграть, — Аламанда вздохнула, взяла флакон. — Спасибо. Надеюсь, больше она мне не понадобится. Септимус снова подошел слишком близко и, улыбнувшись, сказал: — Аламанда, ты иногда такая глупая и милая. Конечно, понадобится, — затем он аккуратно убрал ей волосы за левое ухо, нагнулся и, прошептав, — Ты, что, еще не поняла, где ты? — прикусил до крови мочку уха. Затем он развернул ее и внимательно посмотрел в наполнившиеся слезами глаза, и, улыбнувшись, сказал: — Два раза помажешь и все пройдет. Брат с детства не любит, когда я трогаю его игрушки. А теперь будь котиком и беги к нему в кроватку.