Не оставляй меня, ведь если ты уйдешь
От меня останется лишь боль
Я так хочу, чтобы это была ложь
Но правда в том, что я живу только тобой
Антону было все равно на то, что Арсений уехал. «Уехал и уехал, че бубнить-то? Вообще, кто он мне такой, чтобы я так переживал за него. Первые дни зачем-то бегал, чего-то хотел, в итоге непонятно, что к чему. У меня вот сессия на носу, а я не готов, эта проблема посерьезнее.» Стоя на балконе, спустя неделю после отъезда Арсения, так рассуждал Антон, сделав затяжку и выдохнув клубы дыма. На улице вновь шел дождь, из-за которого парень стоял в своем укромном месте в институте. С Сережей они стали чуть ближе, начали чаще общаться, переписываться и видеться не только на общих встречах между институтами. Антон мог спокойно прийти к нему в общежитие, чтобы повидаться или переночевать. Мама очень переживала за сына, но как только услышала, что он ночует в общежитии с другом, то почему-то немного успокоилась. Парень не хотел приходить домой, потому что была высока вероятность столкнуться с отчимом. Вика ходила в подготовительный кружок к школе и не успевала соскучиться по брату. Железное правило, которое Антон дал сам себе после дня рождения, проводить выходные дома, он пока не нарушал. Ира постепенно отдалялась, а парень и не был против. У него не было привычки удерживать людей насильно, тем более, если это не его соул. После разговора с Ирой, он стал задумываться об этом человеке всё чаще и чаще. К Екатерине Васильевне он перестал ходить, пока она не рассказала Диме, что она с ним и с Арсением занимается. Позов и поговорил с Антоном, чтобы тот не игнорировал такие беседы, потому что они важны и бесплатны. «Во взрослом самостоятельном мире, Антош, люди платят за такие сеансы, а они у вас идиотов бесплатные. Только попробуй еще раз прогулять». После подобных Диминых слов, он вновь стал ходить к психологу. Было вполне неплохое и даже многообещающее начало мая. Настроение было всегда стабильное и хоть какая-нибудь стабильность не могла не радовать. Спустя две недели Антон начал пиздец как скучать. Мало того, что у него была проблема в виде нехватки Арсения и его приколов, так он ещё старался это всячески отрицать. Доходило до того, что он начинал ходить по кухне у Димы и вести с собой мысленный диалог или борьбу двух Антонов. «Господи, ну, уйди ты из моей головы уже. Антон, прошло уже пятнадцать дней с того, как он уехал и за это время он ни разу не позвонил, не написал, даже, блять, не подумал обо мне. С другой стороны, кто я ему такой, чтобы предъявлять, что он не думает обо мне? Сука, но он так и не предупредил. Никак не связался, не извинился, я не знаю. Епта, Антон, а за что? Человек просто уехал к себе в город. Окей, вот представь, ты бы в Воронеж уехал и… » — Антон, у тебя все нормально? — отвлекаясь от разложенных на столе бумаг, где было что-то медицинское, и поправляя очки, спросил Дима. — Что? — Ты ходишь из стороны в сторону и жестикулируешь руками в воздухе. Соответственно, вопрос, у тебя всё нормально? — Да, да всё чудесно. Я с Катей всё обсуждаю, советуюсь, всё хорошо, да, всё чудесно, — протараторил Антон почти на одном дыхании, стараясь держать себя в руках и не спалиться на лжи. На сеансах с Екатериной Васильевной они редко поднимали тему с Арсением и больше разговаривали про самого Антона. Чем он живет, что чувствует, откуда агрессия, тревожность и импульсивность. Парень даже в какой-то степени привык к таким встречам и, возможно, они начинали даже ему нравиться. Арсения они вообще старались не затрагивать, потому что девушка видела странную реакцию и не рисковала пока эту тему поднимать. Как она поняла, Антон сам загнал себя в угол, из которого медленно, но верно выбирается самостоятельно. Конец мая выдался не легче, для Антона вновь всё стало серым, тягучим и мучительно долгим. Каждый день он жил ощущением, когда смотришь, не отрываясь, на часы, ожидая какого-то события, а время предательски визуально замедляется и стрелка уже еле-еле передвигается по циферблату. Чтобы хоть как-то заняться делом, он начал готовиться к экзаменам. Действительно готовиться, но и курить стал в два раза чаще. Свое тайное место в виде балкона он не просто посещал, как отдушину, а почти жил там. Ментально он всё это время находился именно там. В какой-то момент ему стало страшно, что он вообще забывает, как выглядит, говорит и ведет себя Арсений. «Вдруг я его выдумал вообще? Мне жилось скучно, а тут появился он, как голубой свет в оконце. Нет, у меня однозначно не такое крутое воображение.» Ужаснее всего после отъезда Арсения было на истории. Для остальных всё оставалось таким же, каким и было, а для Антона время как будто остановилось. Дни шли неделями, недели тянулись месяцами, а месяцев без Арсения парень пока не проживал. В один из дней Антон настолько соскучился по подколам этого странного голубоглазого существа, что решил подшутить над капитаном сборной по баскетболу. В итоге парню очень сильно досталось в виде синяка на скуле, разбитой губы и царапины на носу. Затем вызывали в деканат, Екатерина Васильевна защищала его и говорила, что тот на него первый с кулаками полез, а Антон внутренне смеялся с того, что Арсений терпел его полгода, а этот амбал в первый же день ударил. Теория, что Антон всё это придумал, ломалась о страницы Арсения в социальных сетях, на которых парень был частым гостем последнее время. Раньше он просто видеть его не мог, а теперь не мог не видеть. Зеленый значок, оповещающий о том, что парень онлайн, радовал и огорчал одновременно. День был ужасный, хоть и солнечный. Антон получил за то, что прогулял репетицию, за то, что не снял вовремя плакаты с девятого мая, за то, что своевременно не сдал доклад, и всё это в один день. Всё, что пришло в голову, это прийти к Сереже в общагу и пожаловаться. Тот его всегда подбадривал и успокаивал — идиллия. Плюс все-таки синяк от драки немного остался, а на переносице был пластырь и хотелось спокойствия и умиротворения. — Сере-е-еж, я заебался, — падая на подушку, сразу с порога почти простонал Шастун. — Понимаю, тоже подготовка к сессии заебала? — *невнятное мычание в знак согласия*. — Предлагаю выпить. — Серьезно? В среду? В середине недели? — Верните старого Шастуна, который мог пить когда угодно. Но мы будем не пить, а выпивать, потому что ты прав, будни и всё такое, — вздыхая, сказал Сережа. — Похуй, я всеми руками и ногами только за. Выбрав какую-то тупую комедию и открыв по банке пива, они устроились и стали смотреть фильм. Антон смеялся с тупости и абсурдности, а Сережа все время говорил, что выключит эту херню. На титрах они уже довольно громко обсуждали фильм и его тупость, когда у Сережи зазвонил телефон. Он многозначительно улыбнулся, что-то стал печатать, а затем подсел к Антону и поставил смартфон так, чтобы тот опирался на стакан и ровно стоял. — Ты решил селфи сделать? — улыбаясь предположил Антон, стараясь контролировать количество выпитого и его влияние на речь парня. — Ты только не убегай, ладно? — Ты пипец какой загадочный, Сереж. Веселая интонация сохранялась до того момента, пока на экране не высветилось «Арс». — Нет, — вставая, резко сказал Антон, но Сережа его дернул за руку и быстро принял вызов. Арсений, как только приехал в Омск сразу же поехал в больницу. Мама сидела на кровати, а отец парня на стуле рядом. — Арсений? Не думал, что ты так подорвешься, — протягивая руку для рукопожатия, сказал отец. — Да, здравствуй, привет, мам, — ободряюще улыбнулся парень, пожимая руку. Женщина молча кивнула и выдавила какое-то подобие улыбки. В последующее время его ввели в курс дела, объяснили, что нарушена моторика, произошло сокращение мышц и частичное нарушение речевого аппарата. Арсений действительно испугался, испугался, что так теперь будет всегда, что мама может умереть, что единственного человека, который принимал все его странности и заскоки, может не стать. Главное правило: не показывать никому свой страх. Он всех вокруг подбадривал сам, старался быть сильным и оптимистичным, но наедине с собой он позволял себе немного слабостей. «Возьми себя в руки. Курить нельзя, пить тоже, о наркотиках не смей думать даже, сейчас и без этого проблем хватает. Нужна моя помощь и поддержка, всё нормально, всё получится, всё встанет на свои места.» Новый день в больнице, где он разминал мышцы женщины, много разговаривал с ней и учил ее говорить заново. Понимая, что если в такой ситуации еще и отец будет свой характер показывать, он не вывезет просто, поэтому часто засиживался в больнице, лишь бы дома с ним не пересекаться. Так прошли две недели. Ужасные, бессонные, болезненные недели. Маме стало чуть лучше, но все также предстояло много работы. Совмещая сдачу экзаменов по Скайпу, лечение мамы в больнице и некоторые заебени отца, с которыми он устал бороться еще в подростковом возрасте, сказались на нем не лучшим образом. Было сложно, тяжело, иногда даже невыносимо, но самое страшное это мысли: «А что, если надежды нет, и всё это бесполезно?». Но он не позволял себе так думать. В больнице его все знали и один раз даже выделили отдельную комнату, чтобы он сдал экзамен в тишине, а на фоне не было больничной палаты и криков. Спустя месяц мама стала уже четче говорить, пальцы всё также плохо сжимались, но она уже лучше могла их контролировать. Врачи, видя такое быстрое восстановление, удивлялись либо женщине и ее упорству, либо ее сыну, который усердно занимался с ней каждый день по несколько часов. Сережу он держал в курсе всего, потому что тот просил ему писать в любом случае. Они переписывались, созванивались, старались поддерживать общение, как только могли. Один раз в разговоре промелькнуло: — Шастун, кстати, приходил. — На кой? Про КВН и все такое? — Нет, про тебя спрашивал. — Чего? — искренне удивился парень, перестав пить кофе. — Прилетел, начал очень агрессивно спрашивать, где ты и почему его не предупредил. Ну, я сказал, что, если ты захочешь, то сам расскажешь. — Я и не думал, что его это так может задеть, — крутя стакан в руке, задумчиво сказал Попов. — Вот-вот. Сам удивился. Раз тут такое дело, может, напишешь ему, скажешь в чем дело? — Не-не, у меня завтра осмотр, потом физические упражнения, развитие речи, так что, может быть, позже, раз он так неравнодушен. — Арс, он сильно переживает, прям сильно. Может, ему насрать будет скоро конечно, но я не уверен. — Любопытно, однако. — Как мама? — Да все также. Я так устал, ты бы знал, но я не жалуюсь, я просто, — прикрыв глаза, сделал паузу парень, — Просто никто не знает, чем всё кончится и кончится ли вообще. — Ты веришь? — Что? — Ты веришь в успех? Веришь в то, что она поправится? — Думаю да, только на вере и живу. — Значит, всё наладится. После этого разговора он, спустя долгое время, как будто вернулся к прошлой жизни, которая была так далеко и давно. Где-то в ныне далекой Москве. «Может, и правда, нужно было ему всё рассказать? Но я не думал, что ему не всё равно, меня понять можно, я вообще не особо-то и думал на тот момент. Ну, не может же он так сильно переживать. Не верю, не-е, бред какой-то. Тем более у него там Ира вроде для успокоения, так что, Арсений, не суйся туда.» Спустя еще недели две, когда маме стало легче и ему даже сказали не приходить в больницу, он остался один на один с собой. Парень сразу признал, что ему не хватает Шастуновской легкости. Когда всё стало вставать на свои положенные места, мыслям про Антона места не было. Мысли-то были и в огромном количестве, но вот что с ними делать Арсений не знал. Сколько раз парень ночью писал ему, просил прощения за то, что ничего не сказал, что поступил неправильно и ему стыдно, писал и о своей слабости перед жизненными обстоятельствами и высказывал все, как есть, но потом удалял с мыслями: «Да уже времени много прошло, ему все равно, наверное, а тут я херню какую-то пишу.» Они не знали, но были и такие моменты, когда они одновременно смотрели на аватарки друг друга и думали написать или нет. Жаль, никому из них смелости так и не хватило. Арсений стал говорить Сереже об этом, что теперь переживает и из-за Антона, часто спрашивал про него, про их с Сережей общение и радовался, что они сблизились, а когда услышал, что Антон и вовсе часто ночует у них в комнате, то размышлял о том, чтобы он переехал туда, но Сереже не говорил. Всё это время он с улыбкой вспоминал пакости Антона, его приколы и шутки, которые и держали его на плаву, чтобы не утонуть в сплошном пессимизме. Ведь, как известно, счастье можно найти даже в самые темные времена, если не забывать обращаться к свету. Для него светом стали подобные воспоминания, которые он бережно хранил и лелеял. Как обычно, он решил позвонить другу, но тот скинул и написал: «го по видео?». Арсений и не был против, но конспект, который одна ужасная преподавательница попросила написать от руки полностью, сам себя не напишет. Увидев Шастуна, ему стало страшно и неловко, но он старался не показывать этого. Он был грустнее, чем обычно, уже какие-то родные пьяные зеленые глаза, лохматая голова и какой-то синий свитшот. Хотелось так много сказать, но он не знал, как начать. «Блять, видеозвонок, заебись, прекрасно просто, спасибо, Сереж.» — Приве-ет, — протянул Сережа, смотря то на экран, то на Антона. — Бог ты мой, Шастун, радость моя, ты что там делаешь? — слишком радостно спросил Арсений, сев поудобнее на стуле. Антон впервые так смутился и не знал, что сказать, что ответить, как себя вести вообще. Мысли бегали от: «Видеть тебя не могу, ты говна пакет» до «Как хорошо, что я не сошел с ума, и ты правда существуешь». В институт Арсений всегда одевался либо в рубашки, либо в свитер, либо в свитер с рубашкой, сочетая при этом все это довольно умело. Сейчас же перед ним сидел домашний Арсений, каким Антон его видел только раза два от силы. Уставший вид, отросшие черные волосы, растянутая серая футболка, но теплый и при этом немного нервозный взгляд, который он очень сильно пытался скрыть. Антон сначала хотел либо уйти, как истинная королева драмы, либо накричать сразу на него и высказать всё, что тот думает, но хватило лишь на: — Привет, Арсений, — с какой-то умиротворенностью сказал Антон, не переставая смотреть ни на секунду в телефон, — Мы тут радуемся жизни, как видишь, а ты позвонил и всё испортил. Арсений искренне рассмеялся, понимая, что вот этого очень не хватало, вот этого безумно не доставало, и как же сильно он скучал по этому вечно брюзжащему парню. А от того, что Антон улыбнулся, глядя в камеру и наблюдая за реакцией Арсения, и вовсе какие-то странные бабочки появились. — Опять я кайфолом, блин. — Да, опять ты кайфолом, — повторил Антон, отпивая пиво из банки. — У-у-у, так вы там пьете. — Да, мы пьем, но не так уж и много, — сказал Сережа, наблюдая за этими двумя странными людьми, которые до него никак не могли поговорить нормально. — Ты смотри там аккуратнее, а то это чудо пить не умеет, — указывая рукой на Антона, сказал Арсений каким-то будничным тоном. Антон немного подавился от: «Что блять? Мне послышалось или… » — В пределах разумного, дядя Арсений. — Хорошо, ты там смотри мне не спаивай его. Оба рассмеялись кроме Антона, он вообще не понимал, что за прилив нежности такой. Тут в дверь постучали и Сережа быстро удалился, вверяя телефон Антону. — Где подраться так успел? Меня всего пары месяцев нет, а ты уже бунтарь? — Тебя нет не пары месяцев, тебя нет дохуя месяцев, — не смотря в камеру, как-то тихо сказал Антон. — Уже скучаешь? — Нет. Затем повисла тишина, которую, не забыв громко выдохнуть, прервал Арсений. — Антон. — Да? — поднимая голову и смотря на парня, отозвался Антон. — Извини, что так вышло. — Ты про что? — Ты знаешь про что. — Я одного не понимаю, почему ты мне не сказал просто, что уезжаешь? Есть у тебя секреты? Ну это ладно, это я понять могу, но предупредить, Арс, просто предупредить-то можно было? А хотя да, кто я такой, чтобы меня предупреждать, извини, — намереваясь высказать всё, что накопилось за столько времени, начал Шастун. — Обижаешься? — Нет, я тебе девчонка что ли, чтобы обижаться? — Тогда злишься? — Конечно. — Мне еще предстоит познать грани между твоей обидой и злобой, — улыбаясь, сказал Арсений. — Надеюсь, ты не будешь меня теперь специально обижать и злить? — улыбаясь и глядя исподлобья, спросил Шастун. — Да-а, тебя-то обидишь. Кстати, ты так и не сказал с кем подрался. — Скорее не подрался, а меня просто избил капитан сборной по баскетболу. — Что же ты такого сделал капитану сборной по баскетболу, что он решил тебя избить? — сделав акцента на слове «тебя», как бы говоря: «Да ты же безобидный, что с тебя взять-то?» — Что может сделать капитан команды КВН? — улыбаясь, спросил Антон. — Нет. Антон, ну не стоило так убиваться, когда я уехал, да брось. Не говори, что ты пошутил с ним так же, как со мной и за это, понятно дело, получил. — Тогда я промолчу, — отпивая, с издевкой сказал Шастун, на что Арсений искренне рассмеялся. — Хорошо, предлагаю наверстать на втором курсе. — А если я перевожусь и переезжаю? Арсений стал немного серьезнее и наклонил голову набок, долго всматриваясь в экран телефона, отчего Антону стало немного неловко, но три банки пива перекрывали стеснение. — Ты блефуешь. — А вдруг нет? — Вдруг да, ты не выглядишь, как человек, который планирует переводиться и переезжать. — Ладно, да, врать у меня не очень получается, но ты немного испугался. — Конечно я испугался, как я там без тебя буду? — Я полагаю, как и я без тебя? — Тоже убиваешься, скучаешь, грустишь и думаешь, как бы мне позвонить? — Радуюсь спокойной жизни, наслаждаюсь каждым умиротворенным моментом и гордым одиночеством, не прерываемым обычно тобой. После такой родной словесной перепалки, которой двоим не хватало они рассмеялись, сначала сохраняя самообладание, но увидев реакцию друг друга посыпались оба. Антон сделал еще глоток, а Арсений в эту паузу решил рассказать: — У мамы инсульт, мне нужно было уехать. Не хотел, чтобы жалели или банально расспрашивали о чем-то, поэтому никому и не говорил. — Ты думаешь, я бы тебя жалел или начал бы расспрашивать? — Честно говоря, в тот момент я ни о чем не думал кроме мамы, и что теперь делать, — пожимая плечами, ответил парень. Антон долго молчал, то смотря по сторонам, то на банку, то на экран, где также сидел Арсений. — У меня бабушка от инсульта умерла, не успели спасти. Когда это случилось, тоже никому говорить не хотел, но тебе тяжелее, потому что, на сколько я знаю, с ней нужно заниматься часами напролет. Спасибо, что рассказал. Я бы предложил свою помощь, но даже не знаю, как и чем могу помочь, — ободряюще улыбнулся парень, чувствуя, что если бы они сидели вместе, то обязательно бы ударил его по плечу или просто толкнул в знак поддержки. А Арсений от такого поплыл куда-то далеко и надолго, сохраняя какую-то глупо-милую улыбку. Со стороны и вовсе выглядел, как воплощение фразы: «Мама, я влюбился». — Ты и так мне помогаешь. — Интересно, и каким это способом? — Ой, Шаст, я удивлен, что ты не выкинул телефон сразу, как я вышел, — заходя сказал Сережа, приземляясь рядом с Антоном. — А ты куда ходил? — Да там Марина попросила помочь ей шкаф передвинуть, я говорю зачем тебе, а она такая: «Бесит, он не там стоит». Женщины. — А время, кстати, 00:34, — задумчиво сказал Антон. — Кстати, Шаст, а ты теперь у нас живешь? — Не у вас, а у Сережи, тебя здесь нет. — Да я извинился уже, ну хватит. — Мне еще не надолго выйти? — вздыхая спросил Сережа, от чего парни рассмеялись. Обсудив какие-то отстраненные вещи, выдав весь свой накопившийся арсенал шуток друг над другом, они попрощались, прекращая звонок, который длился целый час. Сережа убедился в том, что его идеи иногда бывают хорошими и каждому из них был нужен этот разговор. Шастун хотя бы стал улыбаться и за последнее время довольно часто смеялся, а за Арсения вообще душа радовалась. Первые недели он был побитый жизнью, с грустными смотрящими в пустоту глазами и нездоровым цветом кожи. Сейчас мама чувствовала себя уже немного лучше, так еще и Антон его взбодрил. Но, как уже известно, трезвый Шастун и пьяный Шастун это два разных человека. Он решил лечь на пол и долгое время молча смотрел в потолок. — Серый. — Да? — У тебя есть соулмейт? — Эм-м, нет. — А что за надпись? — Ты будешь смеяться, поэтому лежи со своим «извините» и радуйся жизни. — Хорошо, обещаю, что не буду смеяться, даже если у тебя там «хуй» написано. — Ну ладно, «скрепка». Наступило минутное молчание, а Антон что-то долго обдумывал. — У тебя печать на руке «скрепка»? — Да. Затем раздался сначала тихий смешок, а потом заразительный смех. Наконец успокоившись, Антон приподнялся на локтях и посмотрел на Сережу. — Извини, вырвалось. Зато точно ни с кем не спутаешь. — Уже путал, так что я стараюсь не думать об этом. Просто всё идет и идет. Разгадывать, кто кому предначертан бессмысленно, потому что правды всё равно не узнать до поцелуя. — Возможно, ты прав, — возвращаясь в полностью лежачее положение, сказал Антон. — Ты же не думал о соулмействе раньше. — Вот подумал и странная это все-таки штука. Живешь один, радуешься жизни, встречаешься с кем-то, а потом резко приходит осознание, что у тебя соулмейт есть. — Бывает, ты бы на полу завязывал лежать, а то… — А прикинь, если это Арс. Сережа отвлекся от телефона и внимательно посмотрел на расслабленного Антона, который все также рассматривал потолок. — Откуда такие странные подозрения? — Не знаю. Если рассматривать, что судьба максимально непредсказуемая хренотень и это может оказаться кто угодно, то вероятность того, что это капитан сборной по баскетболу, например, ниже, чем, что это Арсений. Слишком много каких-то совпадений, мыслей, стечений обстоятельств, ебать еще забыл, что нас током бьет, когда мы соприкасаемся. Так и не загуглил, что это значит. Да похуй. — И что ты будешь делать, если ты прав? — Напьюсь. — Ты это и без данной новости сделаешь. — Факт, но я прям сильно напьюсь. Не из-за себя, из-за Арсения скорее всего. Я никого такого фанатичного не видел, который так бы верил и оберегал эту тему. А тут окажется, что такой еблан, как я его соул. Он последний человек, который заслуживает такого, как я. Я слышал его рассуждения у психолога, и если даже мне будет жаль, что его соулмейтом окажется не тот человек, то страшно представить, что будет с ним. Это же его кошмар в чистом виде. Я бы лично хуй забил. Он, значит, он, будем жить с этим и что? — Это ответственность не только перед собой, но и перед другим человеком. — Слишком громкие слова. — Поверь мне, нет. Это факт, — читая статью про соприкосновения и удар током, сказал Сережа. Прочитав ее, он минут пять молча смотрел в стенку, переваривая прочитанное, а потом размышлял, сказать Антону или нет. Придя к выводу, что на утро он всё забудет и ему лучше этого не знать, он заблокировал телефон. Таким образом они более-менее спокойно легли спать.