«Если Вселенная бесконечна действительно
Значит, есть куча копий нашей планеты:
Где-то щас происходят те же события
Копия меня пишет копию песни этой.»
Спустя год Арсений нашел стажировку в одной из маленьких редакций и бегал в поисках новостей и идей дикой собакой по Москве, что в итоге приводило к тому, что он уставший и полностью выгоревший приходил в общежитие к Антону, зализывать раны. Антон же все-таки со своей командой выиграли кубок КВН среди институтов Москвы. В то время, когда у него был финал, Арсений был на другом конце Москвы и уговаривал главного редактора отпустить его пораньше. В итоге успел лишь на середину, но для Антона это была просто колоссальная поддержка из зала, где были и мама, и любимый человек, а от соулмейта поддержка ощущается в разы сильнее. В дальнейшем он не перестанет говорить, что выиграли они благодаря уверенности Арсения, который старался успокоить парня на расстоянии. Катя с Димой всем на одном из семейных застольев сообщили, что ждут девочку, от чего Антон аж подавился оливье и поспешил написать сообщение Арсению. В такие моменты Вика всегда крутилась рядом, потому что только она одна знала об их тайных отношениях. Она вообще стала такой любопытной по отношению к парням, что один раз спросила: «Антон, а вы спали с Арсением?». А человеку на тот момент было лет двенадцать или четырнадцать, между прочим. Росла отличницей и гордостью семьи, но по поведению всегда были двойки. Шастун не решался рассказывать об отношениях с парнем, потому что отчим бы убил, а мама не поняла. Знали только самые близкие, такие как семейство Позовых. Арсений больше нашел общий язык с Екатериной Васильевной, которую он старался звать Катя и обращаться на «ты», а вот с Димой не задалось как-то. Но он успокаивал себя тем, что с Шастуном-то изначально тоже не задалось, а в итоге вот к чему привело. Думаете они изменились, когда начали официально встречаться? Нет, ни сколько. Периодически по общаге и институту бегали с криками: «Я убью тебя», на что Арсений часто отвечал: «Что? Мне послышалось или ты сказал, что любишь меня?». Сережа жил теперь просто в состоянии закатанных глаз. Особенно, когда Антон долго изучающе смотрел на Арсения, который писал статьи, а потом мог резко встать и сказать: «Сереж, отвернись пожалуйста», а затем поцеловать, потому что мог себе позволить. С чем-то большим они были осторожнее и осмотрительнее. Хотя общажный душ считается осмотрительнее? Не думаю, но вроде не палились. Когда Арсения приняли в штаб газеты, Антон скупил почти все выпуски и стоял раздавал прохожим на улице, за что немного получил в виде претензии: «Ну и зачем? Там только моя одна статья на последней странице». Парень не завидовал, он гордился тем, что Попов нашел себя и нашел то, чему хочет посвятить жизнь. Сам он не знал, что ему делать и с каждым днем его тяготило это все больше и больше. На четвертом курсе начался один из самых депрессивных периодов в жизни Антона. Арсения, как совсем недавно пришедшего в редакцию, отправили в командировку на полгода, угадайте куда? В Санкт-Петербург. Уж очень сложные у него были отношения с этим городом, но любил его до Луны и обратно. Больше он любил конечно Антона, но тот молчал о своем состоянии и ему это не нравилось. В его идеальном представлении будущего, они бы вместе переехали в Питер, в какую-нибудь маленькую комуналку. Попов бы писал свои, как он иногда считал, никому не нужные статьи и очерки, а Антон бы смешил людей своими шутками. Но на тот момент, Арсений лишь догадывался о состоянии Антона, что с ним что-то не так, но долго не мог приехать, а по видео-связи и телефонным звонкам, Шастун казался обычным. На самом деле у Антона наступил творческий кризис, а привычной поддержки от Арсения поступало мало. Сережа старался как-то привести его в чувство, но слабо получалось. Он стал меньше появляться в общежитии, дома, у Димы, ночевал непонятно где, на два дня чуть ли вообще в запой не ушел, отказываясь выходить на связь вообще с кем-либо. Арсений из-за этого работать нормально не мог, потому что эмоции Антона это был какой-то винегрет, который сбивал с толку и пугал. Однажды, решив ему позвонить и вообще узнать, что у него там происходит, а его обычное «нормально» не прокатывает, ему ответили: «Абонент недоступен». Обзвонив Сережу, Диму, и даже Вику, потому что Антон ей доверял, он начал волноваться. Нет, он очень сильно волновался. Безумно сильно. Связи с ним не было, его никто не видел, чувствовал Антон себя просто отвратительно, судя по эмоциональному диапазону. Даже Макар сказал ему, что с Шастуном что-то не так. С отъезда Арсения прошло всего четыре месяца, поэтому попросить три выходных не составляло труда, тем более, учитывая, как он работал. В институте он еле-еле держался на бюджете, но старался как мог, а тут еще и Антон чудит. Садясь в сапсан, он устало потер переносицу и уснул. С этого дня и начались кошмары с участием Антона. Одни и те же, каждый день, каждую ночь, Арсений и до этого плохо и мало спал, а сейчас вообще не получалось. Он понял, что чувствовал Антон, когда несколько лет назад пытался всеми силами его оградить от мотоцикла. Только вот тогда Арсений-то всегда был рядом с ним, а сейчас Попов не знал о нем и его местоположении ровным счетом ничего. Лишь бесконечные кошмары, а перед глазами то, как Антон, сев пьяный за руль, выезжает на встречку. В институте о нем ни сном, ни духом, КВН забросил месяц назад, со всеми перестал общаться, Иру в какой-то момент буквально на хуй послал, к Славе не приходил давно, Сережа пытался с ним связаться всеми возможными способами, но ничего не вышло. Приехав в Москву и скитаясь по знакомым улицам, Арсений чувствовал горечь и обиду, что его простое предположение: «Что-то не так» на самом деле означало: «Тут полный пиздец», а Антон ничего ему не сказал, от слова совсем. Он соскучился по знакомой комнате общежития, но больше по ее жильцам, один из которых вообще непонятно где был. Арсений задумчиво сидел на кровати Антона, блуждая взглядом по его рабочему уголку. — Арс, он с ума сходил тут, — тихо сказал Сережа, видя разбитое состояние друга, на которого слишком много свалилось. — Мне-то ты почему не сказал? — сквозь зубы шепотом спросил Арсений, почти испепеляя Сережу взглядом. — Так вы блять вдвоем разберитесь, что у вас происходит. Он меня тут чуть ли не на коленях умолял тебе не рассказывать, — анализируя, когда все это началось, сказал Матвиенко. — Что ж с тобой случилось… — задумчиво протянул Арсений, рассматривая бардак на столе и крутя в руках один из оставленных Антоном железных браслетов. Бардак был не здоровый, а импульсивный, о хозяине можно сказать лишь то, что у него не все дома. Он нашел его записную книжку, где были записаны шутки, какой-то даже стендап, а потом пустота на несколько страниц. Антон вырывал листы, комкал блокнот, а на последних десяти страницах было что-то вроде дневника. Он не замечал за Шастуном, чтобы тот хоть раз вел дневники, но первая запись как раз и говорила об этом:«Эм-м, здрасьте? Никогда дневники не вел, потому что считал это бредом, но бумага структурирует мысли. Немного. Так вот, переходим к тому, что немного угнетает. Проходил пробы в один юмористический проект и не прошел, загнался. Арсу говорить не стал. С хуя ли? Потому что нельзя его заебывать и отвлекать. Не знаю кому я это пишу, но я так им горжусь. Иногда я думаю, боже, Антон, и вот такой жалкий человек как ты его парень? Да ладно уж парень, его соулмейт? Что в тебе вообще можно полюбить. Сережа сегодня ушел к кому-то на ночевку, Марина пошла на свидание. Я вот никогда не был на свиданиях. Не то, чтобы это предъява просто как факт.»
Арсений усмехнулся и сделал для себя пометку сводить того на свидание. «Нет, сначала я его найду, потом убью за его выходки, а затем, может быть, свожу на свидание.» Перелистывая страницу, он увидел, что следующая была вся перечеркнута, а единственное, что он разобрал, его напугало: «Вот станет серой и похуй». Невольно посмотрев на печать, он облегченно выдохнул, что она все еще ярко-черная. Последняя запись датировалась двумя неделями назад:«Космос — безграничная вещь, за которой человек пытается угнаться, но все поймать никак не может. Учебу я окончательно забросил, Арс, прости, я обещал учиться, но не вышло. Я обещал рассказывать тебе все, лишь бы таблеток не наглотаться, прости. Я обещал писать тебе чаще, а писал всегда ты первый, звонил ты, боже, даже открытки прислал Питерские. Прости пожалуйста, я так запутался, ты бы знал. Да ты, наверное, чувствуешь, но понять ничего не можешь. Мне нравится прислушиваться к твоим чувствам, когда ты в другом городе. Я как-то лежал, думал в окно выкинуться, а почувствовал, что ты глазами влюбляешься во что-то. Я думаю, что такого классного можно было увидеть, чтобы так отреагировать, а через минуту ты мне кидаешь фотографию вида с высоты Исаакиевского Собора. Я понял, что редко благодарил тебя за свое спасение в трудные минуты, понял, что редко говорил, что люблю. Да, никогда по-моему, потому что сам разобраться не мог, а это слишком громкие слова, а говорят, что о любви нужно говорить либо тихо, либо никак.»
Это был самый критичный момент в их совместную бытность. Арсений в итоге нашел его в развалившемся старом храме, куда сам Антон его когда-то водил. Побитого и сломленного морально, но с ярко-синей краской в руках. Он настолько погряз в ненависти к себе, что сам бы не справился. Попов для него снова был спасательным кругом, а сам он испугался не на шутку из-за состояния Антона. Он казался живым мертвецом: бледным, а яркие и жизнерадостные зеленые глаза неожиданно погасли, выражая лишь пустоту, толстовка держалась на костях и сбросил Антон довольно много. Мама парня в итоге Арсения настолько сильно благодарила, что была в шаге от того, чтобы его записать в свои сыновья. Арсению потом было сложно уезжать в Питер, и он пожертвовал им ради Антона. Тот такую жертву не оценил, заверил его, что не сядет за руль и пить вообще не будет, даже в самые ужасные моменты. Скрепя сердцем он вернулся в этот город, но вскоре, как потом признавался Антон, задрал его своими звонками, сообщениями, видео звонками и мониторингом: «Ты ешь? Хочешь к Кате сходи, поговори с ней. Антон, ты таблетки пьешь? От машин бегаешь, я надеюсь?». В итоге это дало свои плоды и, в свой следующий приезд, он застал Антона пьяным в общежитии, которому обещали дать покататься на машине. Ох и недовольства тогда было, что весь этаж общежития услышал. Спустя год, оба выпускались, только Арсений при этом все еще работал в редакции, а Антон активно начал ходить по кастингам и иногда брал на себя ведение свадеб. Удивительно, но вести мероприятия у него получалось лучше всего. Кстати говоря, больше Арсений не уезжал на такой долгий промежуток времени. Антон тысячу раз извинялся за то, что Попову из-за него пришлось все бросать и ехать его спасать, но и при этом тихо добавлял, что если бы не он, то наверняка бы покончил с собой. Когда им было по двадцать шесть, они уже вместе сняли квартиру и жили взрослую жизнь. Ну, как взрослую. Арсений все также восхищался всем вокруг и безумно любил граффити, а Антон в шутку говорил, что работает шутом. Возможно не было никакой стабильности, но ему нравилось. В один день мама все-таки спросила то, что хотела давно узнать, но боялась реакции сына. Он не скрывал свою печать, но внимания не обращал особо на нее, а вот женщина заметила совсем недавно. В очередной приход Арсения к ним в гости, она улыбнулась, замечая такую же надпись и все сразу поняла. У Антона на протяжении всего диалога с мамой было ощущение, что ему снова семнадцать и он сделал что-то неправильное. Женщина его не отчитывала, не говорила: «Я в тебе разочаровалась», а лишь радовалась, что хоть кто-то в семье будет счастлив и нашел соулмейта. В двадцать восемь его все-таки заметили и позвали вести одно шоу по телевизору. Как ведущий он всем нравился своей добротой, харизмой и юмором. Арсений же к двадцати девяти был уже главным редактором и руководил редакцией, но вскоре уволился, собравшись покорять более высокие вершины. Знали бы вы сколько он написал хвалебных статей про шоу, которое ведет Антон. Цитаты: «А какой ведущий у этого шоу? Вы обязаны его посмотреть, хотя бы ради остроумных шуток над участниками», смущали Шастуна, а читатели стали регулярно над этим шутить. Неожиданно, после такого, они вновь столкнулись с шипперством, как было в институте, но внимания старались не обращать. Больше Арсений не писал об этом шоу ничего, а Антон спокойно выдохнул. Когда Антону исполнилось тридцать, он не поверил в это. Он считался успешным комиком, ведущим, пробрался на ютуб, знал многих известных личностей, но всегда возвращался домой, где частенько было пусто, потому что Арсений ночевал в редакции. По настроению и состоянию усталости, он приезжал к нему в редакцию и даже в чем-то помогал. Вике исполнилось шестнадцать, а на руке появилось то, от чего Арсений долго еще смеялся, а Антон сидел и чуть ли не кричал: «Да как так-то?!». У сестры на руке было: «Заебись». Попов предположил, что возможно она лесбиянка, а у ее соулмейта какое-нибудь «Простите». На подобные шутки, Вика всегда отвечала едко и щетинилась в точности, как Шастун в начале их знакомства с Арсением. Вике нравился Арсений, но много лет подряд, видя их вместе, она постоянно задавалась вопросом: «Как такие разные, могут быть такими одинаковыми?». Попов ей всегда казался спокойным, рациональным, но в то же время не скучным и смешным, каким-то стабильным и от него веяло спокойствием, чего не скажешь о ее брате. Он мог активно жестикулировать, громко говорить, рассказывая какую-то историю, смеялся обязательно топая ногами по полу, бегал с одного шоу на другое и в принципе казался слишком эмоциональным, но комфортным. Девушка соврет, если скажет, что не завидовала брату, глядя на их отношения, а в голове было только одно: «Соулмейты, что с них взять». Кстати, об Арсении знали тоже многие и его также задела популярность, но только в сфере журналистики, литературы и текстов. Молодой человек стал серьезнее, но все также ветер гулял в голове. Оба изменились, но сквозь бурю жизни прошли вместе. Были ссоры, одна из которых чуть не закончилась операцией по разделению и отказу от соулмейта, но оба вовремя поняли, что переборщили. А что было дальше история умалчивает, но давайте я по секрету скажу, что они были счастливы и удочерили девочку спустя восемнадцать лет совместной жизни, начиная с той самой комнаты в общежитии. С этими парнями все понятно, но что если Арсений был прав, и вселенная действительно бесконечна?***
2014 год на дворе. Недавно, только женившись, Арсений ехал со своим другом и коллегой Сережей Матвиенко на встречу с некоторыми комиками из Воронежа, про которых они знали только какие-то общие факты и имена: Дмитрий Позов и Антон Шастун. Приехав в Москву и, ожидая встречи возможно с теми людьми, с которыми придется работать рука об руку не один год, оба переживали, а вот воронежская компания видимо не переживала абсолютно, потому что просто ушли на обед. Арсений встал с дивана и уже хотел открыть дверь, чтобы выйти в туалет, как ему прилетела в лоб, кем-то сильно открывающаяся дверь. — Блять, — шипя от боли и потирая место ушиба, сказал Попов. — Извините, бога ради, — забегая в комнату начал извиняться какой-то длинный парень, от которого чуть ли побелка с потолка не сыпалась. Арсений перевел недовольный взгляд на него и первое о чем тот подумал было: «Если нам придется вот с ним работать, «Шоу импровизаций» умрет однозначно на первом же пилоте».***
Антон был профессиональным шеф-поваром в свои двадцать восемь, который командовал на кухне только так. В его подчинении был маленький, но знаменитый ресторан в центре Санкт-Петербурга, где все кружились, как пчелки. Но вот он выбесил так одного официанта, что тот уволился, и встал вопрос о поиске нового. «Ебланы блять все, сказал ему отнести блюда нормально, нет понес через главный вход. Говорили же ему, что там ремонт. Тупой просто.» Сейчас он сидел уставший в своем кабинете и пытался придумать новое меню. Тут неожиданно дверь открылась и без стука влетел симпатичный парень. Симпатичным он был до того момента, пока тут же не уронил вазу в кабинете шефа. — Блять, — прошептал Антон Андреевич, пряча лицо в ладонях и вздыхая так, что у новенького ноги подкосились. — Извините, я хочу у вас официантом работать, — протараторил молодой человек, нервно поправляя свою черную челку, а в другой руке держал резюме. Так его и приняли на работу. Парень оказался очень разговорчивым и, что самое страшное, не только с клиентами и гостями, а со всеми. Больше всего ему нравилось болтать с Антоном. Ну, как болтать: он говорил, а Антон Андреевич делал вид, что слушает. В какой-то из дней он шефа так достал, что тот заклеил ему рот черным скотчем и Арсению приходилось так и выходить к гостям. Влюбляясь постепенно в шеф-повара, он понял, что это ужасное решение и решил уволиться, но кто его отпустит?***
Арсений Попов — знаменитый политик, у которого есть своя партия, лицом которой он и является. Но вот сегодня ему предстояло дать отпор в политических дебатах какому-то юному политику, про которого он ничего не знал, не слышал и даже имени его не помнил. — Мне все равно где он, «просто опаздывать» это непрофессионально. Вы не понимаете что ли? — устало сказал Арсений, немного откашливаясь и наградив надменным взглядом девушку, которая извинялась, что представитель другой партии опаздывает на съемку. Арсений встал за свою дебатную стойку, подсвеченную синим, на фоне флага России и названия своей партии. Он скучающе поправил галстук и попросил сигарету, но ему сказали на площадке курить нельзя. Настроение было на нуле, но от этого желание унизить соперника обострялось. — Извините, пожалуйста, опоздал, пробки, — влетая в студию, сказал молодой парень, которому на вид-то лет двадцать, с галстуком на плече и наспех заправленной белой рубашкой. Арсений не без насмешки осмотрел своего оппонента и протянул многозначительное: — Бля-я-ять. Антон Андреевич хоть и был неопытным политиком, но язык подвешен как надо, поэтому в дебатах выиграл он, чем выбесил Арсения Сергеевича окончательно. Так и началось их политическое соперничество.***
Арсений безумно переживал за свой девятый класс. Он только перевелся в новую школу и, казалось, что все ужасно началось с самого утра. Челка не укладывалась, рубашку мама спалила утюгом, пиджак стал как-то велик, да и букет был слишком большим, а галстук-бабочка душил. На линейке он никого не знал, но вдали приметил какого-то молодого парня с сигаретой в зубах и в солнечных очках. «Вот кто недоволен своей жизнью.» — Извините, а у вас сигареты не най… — начал Арсений, но споткнулся о торчащий из дороги люк и чуть не угодил в канализацию, но крепкие руки его удержали. Он поднял благодарный взгляд на молодого человека и увидел себя же в темных солнечных очках. Парень дружелюбно улыбнулся и снял очки, отпуская Арсения, убедившись, что тот стоит на месте и падать не собирается. — Бля-я-ять, брюкам пизда, — контатировал факт молодой учитель, наблюдая за большим пятном на коленках. — Согласен, спасибо, что поймали, — неловко сказал Арсений, потирая эту самую коленку, смущаясь ситуации. В последствии окажется, что это их трудовик Антон Андреевич, которого вся школа обожает, а он пришел на практику.***
18 марта 1814 год. Антон Андревич Шастун безумно устал за день, но на войне, как на войне. Молодые гусары воевали за то, чтобы спасти Европу от Наполеона и освободить Париж. После ожесточенных боев у Бельвильских ворот, когда русские части штурмовали город, погибло большое количество людей, среди которых был его поручик и просто близкий друг. Антон сидел за своим столом и устало потирал переносицу. Отчет об их военных успехах и новой стратегии отправить было некому. Отвоевав Париж, добрая половина войска, под командованием Шастуна, отправилась в город праздновать победу. «Балбесы, мир-то еще не заключили, никто не капитулировал. Куда пошли? Зачем? Фельдмаршал Блюхер неизвестно где, поручика нет, чтобы его найти. Уйду на пенсию, как только это закончится, и пусть все разбираются как хотят.» В его военную палату, неожиданно вторглись. Молодой, еще не побитый жизнью брюнет с горящими голубыми глазами. — Извините, командир. Прапорщик лейб-гвардии Семеновского полка, Попов Арсений Сергеевич прибыл в ваше распоряжение, — снимая свой гусарский кивер, отчеканил парень, которому на вид было лет двадцать. — Блят…бляха железная, отставить формальности, — махнув рукой, как будто отгонял назойливую муху, сказал Шастун, потягиваясь на деревянном резном стуле, — Что вам нужно от меня, Арсений Сергеевич? — Мне от вас ничего не нужно, командир, меня направил Иван Михайлович к вам, сообщив о неожиданной кончине вашего поручика, он решил отправить меня сюда на службу, исполнять ваши приказы в роли поручика. — Что же это Иван Михайлович такими хорошими поручиками разбрасывается? — усмехнулся Антон, поправляя волосы и осматривая юного гусара с ног до головы. — Не могу знать, — смущаясь такого вопроса и взгляда, твердо ответил Арсений, хотя внутри неприятно что-то защекотало. — Ну, будешь значит моим поручиком. С французами не разговаривай, они языковой барьер не любят. — При всем уважении, Антон Андреевич, но я французский знаю. С этого и началась по началу дружба, а там и нечто большее между командиром и его правой рукой. Благодаря ему, строгий Антон Андреевич, даже в захваченном Париже, гулял как никто другой, из-за этого юного повесы и прожигателя жизни.***
Арсения вызвали свидетелем по очень странному делу, но делать было нечего и пришлось пойти. — Блять, бонжур, — чуть ли не открывая с ноги дверь, сказал весело Арсений, немного взлохматив волосы. — Извините меня конечно, но бонжур, выйдите отсюда, вас никто пока не звал, — устало сказал следователь, допрашивая пострадавшего. — Давайте я быстро все расскажу, у меня батя Белое Колено, вы должны понять, — садясь на стул, самодовольно сказал молодой человек. Следователь переглянулся с потерпевшим и усмехнулся. — Слушайте. Меня Антон Андреич Шастун зовут, давайте вы быстро все расскажите, а я забуду вашего батю, как страшный сон. И такая вселенная была тоже и удивительно, но сын наркобарона начал встречаться со следователем Воронежского ОВД, потому что одно правило действовало всегда: «А что если действительно существуют другие такие же Антон и Арсений, как мы? Тоже наверное вместе. Это как Рик и Морти, по отдельности не существуют. Забавная теория.»