***
— Какого хуя? — прошептал Питер. — От тебя дешёвым табаком за милю несёт, — хриплый голос звучал с нотками веселья, хоть и немного — удивления; нож моментально был убран от горла. — Не рановато курить начал, Карапуз? Тони Старк, с заросшим неопрятной бородой лицом, и парой ссадин, сделал шаг назад и оглядел сына. Питер, потирая горло, смотрел на отца. Так, всё-таки, какого хуя? — Подскажи, может, я ошибаюсь, — Тони неопределённо провёл рукой в воздухе, очерчивая силуэт Питера, — разве ты не был, ну, чуть ниже? И что ты, чёрт подери, забыл. Не раздумывая, Питер подошёл к Тони и обнял его. Тони, опешив, держал руки рядом со спиной Питера. Слова, которые он хотел сказать, повисли в воздухе, потеряв всё то значение, что имели до этого. На пятой секунде нож упал на землю и отец обнял сына в ответ. Даже слишком крепко. И лишь на тринадцатой разжал объятия. Питер чувствовал, он делал это нехотя. Никогда в жизни младшего Старка объятие с отцом не длилось больше пяти секунд. — Эй! — недовольный женский голос послышался в метре от них; за ним последовал шорох и чьё-то недовольное ворчание. — Я и сама дойти могу. Питер и Тони повернули головы в сторону шума. Присмотревшись к темноте, Питер открыл рот, но буквы, маячившие в голове, не могли соединиться в слова. Наташа Романова, опираясь на толстую ветку, будто на трость, хромала в их сторону, с одной лишь поднятой рукой, пока Уэйд Уилсон наставлял пистолет ей в затылок. От этого ощущения казались ещё более мыльными и сомнительными, как бывает во снах. Когда осознаёшь, что спишь, потому что ситуация становится слишком уж нелепой, но ничего с этим сделать не можешь. Продолжаешь следовать сценарию, никогда до этого не виданному, и делать странные вещи. Только, от чего-то, Питеру становилось с каждым новым персонажем всё более тошнотно. Сны не должны быть настолько ощутимыми. — Mi amor, ты в порядке? — серьёзно спросил Уэйд Питера. Уэйд Уилсон потерял маску того забавного парня, что раздражал частенько Питера. Сейчас, неожиданно для самого Старка, была слышна лишь сталь в голосе наёмника с военным прошлым. И отчего-то этот серьёзный тон Уилсона, готового в любую секунду пустить пулю в лоб человеку, которого Питер знает с самого детства, отрезвлял. Просидев всю ночь в кромешной тьме, Питер сощурился от неожиданно включенного света. Всё потеряло смысл, когда его ослепила яркая вспышка, но при этом обрело новый. Очертания в темноте, которые казались ему правильными, поскольку он всегда думал, что они такие, моментально изменились, и вот теперь стали реальными. Именно так он мог описать всю ситуацию. — Питер? — с удивлением спросила Наташа. — Каким?.. Боже, я даже спрашивать стесняюсь. Реальность мерзкая штука. Ещё более мерзкая — окунуться в неё с головой. — Мне следует спросить, что здесь происходит, — усмехнулся Тони, глянув на сына, — mi amor? Новый слоган этого вечера. «Какого хуя?» сменилось на «Идите на хуй». Все. Ты, Уэйд Уилсон, ты, Наташа Романова, и, в особенности, ты, Тони Старк. Идите. На. Хуй. Уилсон, не до конца понимая, что происходит, продолжал держать на прицеле Наташу, но в его глазах, мерцающих в темноте, Питер отчётливо прочитал недоумение. «Что мне делать, босс?», — слышал Питер в своей голове голос Уэйда. — Уэйд, опусти, — на выдохе произнёс Питер. Как же ему надоело. Надоели игры, в которые отец вечно его втягивал, надоели клички, надоели эти люди со своими ебучими секретами. Питер устал играть в погоню за призраками, потому что даже здесь не было правил, позволяющих ему победить. Хоть один раз. — Лагерь в той стороне. Можете идти, а можете катиться… куда бы вы там ни шли. Питер развернулся к лагерю, оставив всех троих на прежних местах. Делайте, что душе угодно. Питер уходит из игры. И не надо никаких Карапузов, Тыковок, Mi amor, Малышей и прочих. Засуньте поглубже, двигайте подальше. Питер достал бычок самокрутки из кармана и прикуривал на ходу. Сзади шелест травы, вскоре рядом оказался Уэйд. Хотелось пнуть его, накричать. Злость внутри закипала с каждой секундой. Просто. Не трогайте. Ему нужно переосмыслить всё то, что сейчас произошло. Питеру нужно глубже втянуть носом влажный воздух джунглей, с шумом выдохнуть дым самокрутки, с силой пнуть какой-нибудь камень. — Не объяснишь? — Уэйд поравнялся рядом с Питером, обернувшись на двоих незнакомцев. Заметив, что у Питера никак не загоралась зажигалка, Уэйд остановил младшего Старка за локоть, выхватил у него самокрутку, достал свою зажигалку, прикурил, выдохнул густой дым и отдал Питеру обратно. Питер толкнул Уэйда плечом, ускорив шаг. — Эй! Кто тебя манерам учил? Питер резко остановился. Глубоко затянулся, развернулся к Уэйду. Выдохнув дым через нос, Питер посмотрел на Уилсона. Дождался, когда отец и Романова подойдут ближе. Наташа шла медленно, постоянно опираясь на ветку и тяжело дыша. Тони шёл рядом, что-то шепотом обсуждая с ней. Питер хотел сказать: «Этот кретин учил меня манерам». Питер хотел сказать: «Именно из-за него мы сейчас здесь». Питер хотел говорить, но не мог. Он был без сил, злился и очень устал. Питер больше не мог. Та внутренняя злость, терзавшая его ежечасно, вырывалась наружу, как бы он не пытался её утопить в себе обратно. Питер просто не знал, что с этим делать. Питер не знал. Не знал. Елена и Кейт крепко спали, когда Питер подошёл к лагерю. Раздражённый и уставший, он громко свистнул. Одна птица, спавшая неподалёку, мигом улетела. Романова и Бишоп подняли головы, потянувшись руками к ближайшему оружию: Елена к пистолету, Кейт к луку. Питер усмехнулся. В этой игре никогда не было правил, не так ли? Старк, сев у потухшего костра, держал в зубах сигарету и пытался разжечь огонь вновь выкраденной зажигалкой Уилсона. Ему следовало лучше следить за карманами, а не лезть кому-то в душу. Вчера Питер участвовал в перестрелке с другими людьми. Всего-то защищался от тех, кто напал первым. Елена и Кейт действовали словно по протоколу. Они делали то, что должны были делать с того момента, как согласились отправиться в Суринам. Уэйд приставил пистолет к голове Наташи, человека, что шёл, опираясь на чёртову ветку. Пристрелил бы он её? Если бы Питер не оказался рядом, убил бы он Тони или Наташу? — Что случилось? — немного сонная, но готовая ко всему, спросила Елена. — Библейское, блять, чудо, — с широкой улыбкой и поднятыми бровями сказал Питер, разведя руками вокруг, в одной из которой держал сигару. Питер не был уверен в том, что Уэйд стал бы сомневаться. Как и, скорее всего, Елена. Они бы сделали то, что должны. От этого становилось дурно. Убили бы человека, глазом не моргнув. — Ты в моей сумке рылся? — Это последнее, о чём тебе стоит беспокоиться, — прошептал Питер, когда огонь разгорелся. А способен ли был Питер на убийство? — Если ты хотел оповестить нас о том, что удачно поссал, то, спасибо, Питер, будем знать, — прохрипела Елена, потирая глаза. — А мне такой, — Кейт, встав с земли, довольно потянулась, разминая затекшие мышцы спины, — сон хороший снился. Ладно, — взяв лук в руки, кивнула Питеру, — пойду, осмотрюсь. Кейт, растирая шею, скрылась в тени деревьев, направляясь к реке. Сделав последнюю глубокую затяжку, Питер Старк выбросил в огонь бычок и, резко встав, быстро отошёл дальше от лагеря, в другую сторону от той, куда пошла Кейт. При свете костра получится намного лучше разглядеть лица призраков. Но Питер не был уверен, что желает этого. Елена застонала. Опустила голову обратно на кожанку, которую использовала вместо подушки, и смотрела на костёр. Не могла выкинуть из головы сон про сестру: тягучий и тёплый, словно мёд на свету, он напоминал лишь хорошее, что Елена стала забывать. В шорохе травы раздался отдалённый голос: — Не надо, я же сказала, сама могу идти. Елена, почти закрыв глаза, моментально очнулась от накатившей тревоги. Опять уснула? Или это Кейт говорила? — Знаешь, я мог бы попытаться тебе протез сделать. А что? Представь, как круто ты бы выглядела — чисто пират без ноги. — Она заживёт, так что отвали, Старк. Уэйд шёл к костру, не обращая внимания на разговор позади. Елена, окончательно убедившись в том, что слышит, села, обернувшись на голоса. Мимо неё чуть ли не пробежал Уилсон, будто чувствуя, в какую сторону пошёл Питер. — Почему он здесь? — спрашивала Наташа. — Разве ты не говорил ему, что письма должны быть отправлены позже? — Может, Харли нашёл тайник? — Да, но ведь ещё рано… Елена встала с земли. Наташа остановилась. Тони, посмотрев на Елену, почувствовал, как сердце пропускает удар. Они не могли здесь оказаться вдвоём. Слишком рано. Подсказки должны были отправить только через год. — Скажи, что ты правда стоишь здесь, — в хриплом голосе Елены чувствовались нотки подступившего кома к горлу. — Скажи, что я не сплю. Что ты — настоящая. Наташа, хромая, старалась идти быстрее, чем до этого. Елена, сорвавшись со своего места, направилась к ней. — Моя маленькая сестрёнка, — по-русски прошептала Наташа прежде, чем Елена обняла её. Так, будто в последний раз. — Я здесь, — шептала Наташа в волосы Елены. — Хэй, чего ты? Елена содрогалась от рыданий, сжимая сестру в руках. Тони Старк пошёл к костру. Они шли несколько часов, прежде чем вышли на Питера. Ноги гудели. Сев рядом с огнём, он оглянулся в поисках Питера. Питер шел к реке, попутно ударяя каждый куст, попадавшийся в поле зрения. Злость внутри не успокаивалась, лишь раззадоривался огонёк, готовый стать пожаром. Почему он так злился? Почему не был рад тому, что увидел? Или всё это осознаваемый сон, поддающийся контролю? Сны не бывают настолько реальными. Не бывают. А то, что чувствовал Питер, ударив кулаком по дереву рядом, было достаточно реальным. Зашипев от боли, Питер бессильно упал на землю, сжимая больную руку. Вся та злость, затмевавшая разумную часть, медленно уходила на второй план, подпуская давящую на грудь тоску и отчаяние, что раньше считались лишь позорным проявлением слабости. Его отец жив. Жив и невредим. Как и остальные, кто с ним отправился. Они живы. Все эти годы были здесь, в джунглях Суринама. И ни разу, ни один чёртов раз не пытались с ними связаться. Камни оказались важнее всего, что было и есть на свете. Важнее собственного сына. Питер закусил губу, смотря на звёздное небо. Всё размыто из-за пелены слёз в глазах. Питер моргнул несколько раз, давая засранцам стечь по щекам. Губы тряслись, Питер закусил руку, чтобы не издавать ни звука. Они живы, разве он не должен быть рад? Разве не должен смеяться, потому что победил? Питер, Елена, Кэтрин, Уэйд, Брюс и Стефан: они добились того, ради чего здесь, так почему он, чёрт возьми, так зол и обессилен? Он победил, он выиграл эту чёртову игру, он должен быть счастлив, должен устраивать пир, напиваться и танцевать, смеяться так громко, как может. Но Питер ничего не может. Потому что Тони Старк жив. И, как второе утверждение, Тони Старк жив. Одинаковые, с одной стороны, но совершенно разные, будто омонимы. Две идентичных линии, параллельных друг другу. Он жив, и это — хорошо. Прекрасно! Но то, что он жив — ужасно. Омерзительно в контексте всего того, что представлял и думал Питер. Питер не заметил, как кто-то опустил руку ему на плечо. Сел рядом, притянул к себе и осторожно обнял, будто боялся реакции. А Питер ничего не мог. Он не контролировал собственную жизнь, не контролировал действия отца, не контролировал ситуацию на катере и на мосту, не контролировал глупые слёзы, появившиеся после вспышки оглушающей ярости. Питер ничего не мог контролировать. Ему хотелось просто быть тем маленьким мальчиком, что верил в приключения. Верил в отца, верил в светлое будущее, верил в мир без войн. Верил во что-то, что называют хорошим. Вся его вера стояла на шатком столе в вазе династии Мин. Питер боялся, что через пару мгновений стол рухнет, ухватив с собой на пол и вазу. — Ну и денёк, да? — шептал Уэйд, прижимая Питера ближе, в районе виска, ближе к уху. Поглаживал по голове, будто ребёнка, испугавшегося собственного падения. — Кому расскажешь, не поверят. Питер чувствовал себя так, как в день, когда разбил каменное сердце. Ему было страшно. Не от того, что сделал или увидел. От того, что будет потом. Будущее напоминало монстра из шкафа с длинными когтями. Питер мог бы спрятаться под одеяло, включить ночник. Мог пойти к брату или отцу. Мог спрятаться в домике на дереве. Кто-то должен был ему помочь сбежать от монстра. Уэйд, будто доброволец из отряда самых отважных и глупых, вызвался спасать. Не рыцарь на благородном коне, нет, здесь что-то большее, что-то, куда ценнее, чем стандартный приём доброй сказки о любви. Уэйд не просит взамен, Уэйд, на самом деле, не спасает. Он рядом, когда нужен. И в этом вся его правда. Никто не просил, но он не против. Питер спрятал лицо в плече Уилсона, делая глубокие вдохи между всхлипываниями. Он перестал думать о том, насколько нелеп сейчас. Он перестал думать о том, почему это происходит. Он просто хотел почувствовать то, что бывает, когда всё в порядке. И кто-то рядом. — Сам потом свои сопли отмывать от моей футболки будешь, — прошептал Уэйд. Питер рассмеялся. Сам не понял, почему. Шмыгая носом и от этого хрюкая, Питер рассмеялся так, что Уэйд улыбнулся. Смех без причины явно не признак высокого интеллекта, но как-то всё равно. Куда лучше, чем пускать сопли. — Ты так смеёшься, будто свинью режут. Питер засмеялся громче. Зажал себе нос и рот, чтобы приглушить звуки. Спрятал лицо в шее Уилсона, продолжая трястись, но не от слёз — от искреннего смеха. Уэйд сам начал смеяться: горячее дыхание Питера щекотало шею. — Отвали, отвали, — смеялся Уэйд, отталкивая от себя Питера, но тот, словно клещ, вцепился в Уэйда крепче; в итоге Уэйд упал на спину, продолжая сбрасывать с себя Старка. — Ну, прекрати! Хватит! В конечном итоге, у Уилсона получилось оказаться над Питером, тем самым спасая свою шею. — Запрещённые приёмы, значит? — Уэйд старался быть серьёзным, но фантомное ощущение дыхания на шее преследовало его. — Уэйд Уилсон, — Питер почти успокоился, — боится щекотки. Что за бред? Питер опять начал смеяться. Уэйд закрыл ему рот рукой и шикнул. — Какой же ты дурной, — покачал головой Уэйд. Питер несколько раз кивнул, смотря в глаза Уэйду. Медленно убрал его ладонь от своего рта. — Спасибо. Правда. — За то, что я сел на тебя? Мы ещё даже не начали, mi amor. Ладно, я потом тебе расскажу, как взрослые люди развлекаются. Питер не мог больше смеяться вслух, лишь издавал звук, напоминающий, скорее, предсмертный кашель. Ударил кулаком Уилсона в грудь. — Иди ты. Я про… всё это. — Я знаю, знаю, — Уэйд провёл рукой по волосам Питера, прилипшим к влажному лбу. — Хотел посмотреть, задохнёшься ли ты от смеха. Питер улыбнулся. Ладонь Уилсона оказалась на щеке Питера, вытирая грязь от земли, по которой он успел прокатиться скулой, пока Уэйд пытался сбросить с себя Питера. Питер прижался щекой ближе. Спокойно так. Тепло. Как дома. — Это мой отец, — Питер чувствовал, как внутреннее равновесие возвращается в руках Уэйда, — тот, что был в джунглях. — Правда? А я думал, ты заманил меня в тёмный лес, подальше от остальных, чтоб пообжиматься. Надавил мне на жалость, чтоб я позволил тебе потом об меня сопли вытирать. Признаюсь, это сработало, маленький негодник. Я уже готов был отдать тебе своё сердце и душу. Уэйд, пока говорил, поднялся с Питера. Подал ему руку. — Дай повод, ты наболтаешь роман без причины. — Могу ещё спеть. — Давай только без твоих талантов. Уэйд, вопреки просьбам Питера, начал отщёлкивать ритм пальцами, напевая мелодию, состоявшую лишь из «ту-ду-ду». — Когда я обошёл тебя! — почти закричал Уэйд, подражая голосу исполнителя. — В дверном проёме. Ты оглянула меня взглядом. Надо было ехать на последнем автобусе домой. Но я пригласил тебя на танец. — Что это? — усмехнулся Питер, отталкивая широкие листья, чтобы пройти дальше. — Ты не слышал её? — удивился Уилсон. Питер отрицательно мотнул головой. — Это ж классика, парень. Парни снова в городе? — Питер вновь мотнул головой, заинтересовано глянув на Уэйда и улыбнувшись. — Как много ты упускаешь. А ведь она могла бы быть гимном сегодняшнего вечера, они ведь ничуть не изменились. — Знаешь, я бы послушал избранную коллекцию Уэйда Уилсона. Что-то типа, — Питер остановился и развёл руками, будто показывая афишу, — четвёртая кассета Уэйда… — Вообще-то пятая, — поправил Уэйд. — Когда успел? — нахмурился Питер, продолжая стоять в той же позе. Уэйд махнул рукой, мол, не важно. — Ладно, хорошо, храни свои секретики, Уэйди, тогда так: «Пятая кассета Уэйда Уилсона: топ песен, ради которых я выжил в Суринаме». — Я могу это устроить, — подмигнул Уэйд Питеру. Они пошли дальше к костру. — Кстати. Не за что, — с улыбкой сказал Уилсон, — мы же команда, Питти-бой.***
Когда Кэтрин Бишоп вернулась к лагерю, тетива лука была достаточно натянута, чтобы всадить стрелу кому-нибудь из чужаков. Из-за игры света, ей показалось, будто незнакомка держит Елену в заложниках, намереваясь свернуть ей шею. Когда Бишоп подошла ближе, оказалось, что Елена просто лежит у неё на коленях, пока незнакомка перебирает той волосы. А ещё Кейт вспомнила фотографию в доме Бартона. На ней были эти люди. Намного моложе, без явных признаков дикой жизни, что бывает в джунглях. Кэтрин не сразу опустила лук. Вышла из тени, целясь в мужчину рядом, потому что в женщину целиться было опасно — рядом Елена. Когда троица у костра заметила Бишоп, Елена сказала: — Кейт, всё в порядке. Мы нашли их. У Кэтрин Бишоп сердце стучало слишком сильно. Она прекрасно понимала, о чём говорила Елена. Но поверить не могла. А кто бы действительно поверил? Хоть кто-то в этой ситуации опустил бы оружие, широко улыбнулся и сказал: «Вот чёрт! Живы, всё-таки? Давайте, делитесь, как оно там, мы ведь вас и искали». Ну, может, так бы и произошло. Но не спустя четыре года без пары месяцев. Особенно, когда, признаться, Кейт начала считать, что экспедицию Старка старшего они найдут, разумеется найдут, только без кожи и мышц, лишь их скелеты, оставшиеся после тел, умерших от голода или шальной пули. Да, она не говорила об этом остальным. А зачем нагнетать обстановку? Зачем портить общую атмосферу надежды? Кейт видела то, что видела. Кейт примерно понимала то, что понимала. Но понимание не вязалось с действительностью. Всё казалось глупостью, бредом. Как во снах, где отец жив. Отец мёртв, это факт. Ещё один факт — люди, затерянные в джунглях, не возвращаются живыми спустя столько лет. Они либо мертвы, либо злостные шутники. — Кейт. В голосе Елены слышался тот стержень, что прятался за оболочкой миловидной девушки. Не будь здесь Уилсона, прошедшего службу в войсках, их возглавила бы именно она. Будто она родилась на службе, отдавая приказы вместо первого слова. Кэтрин опустила лук. Глупый сон. Чудес не бывает. — У вас есть миниатюрный Бартон? — улыбнувшись, спросил Тони. Похлопал по месту рядом, приглашая Кэтрин сесть. — Завод есть, что ли, по их производству? — Клинт мой старый друг, он меня и обучал, — приподняв подбородок, с гордостью сказала Кейт, и села напротив Тони. — Где он? — Это долгая история, — Наташа нахмурилась, посмотрев на девушку. — Вся ночь впереди, — Кэтрин повернулась к Романовой. — Подождём Питера, — сказал Тони. Кэтрин посмотрела на Елену. Наташа перебирала вьющиеся светлые волосы в своих руках и смотрела на костёр. Елена, почувствовав взгляд, повернулась к Кейт. Кэтрин Бишоп, за несколько дней знакомства, не могла вспомнить случай, когда Елена была настолько счастлива. Из джунглей медленно вышел Уэйд. Через несколько секунд за ним последовал Питер. Уилсон остановился, посмотрев на младшего Старка. Питер подошёл к отцу и сел рядом с ним. Уэйд сел рядом с Кейт. Глаза Питера всё ещё были красными, немного опухшими. Но Старк делал вид, будто всё в порядке. Прочистив горло, он спросил: — Так какого чёрта вы здесь? — Вы ни за что не поверите, — улыбнулась Наташа.***
Экспедиция Старка делала всё чётко по плану. Суринам, горы Вильгельмина и Камни бесконечности где-то у Юлианы. Приземлившись, встретились с Роуди, взяли катер и двинули к горам. В джунглях Наташа попала в ловушку, поставленную здесь, может, лет тридцать назад. Именно там она и сломала ногу. Через сутки Клинт и Тони смогли вытянуть Романову из ямы метра три-четыре глубиной. Только ходить она не могла без посторонней помощи. Пришлось тащить на себе. Ближе к горам они столкнулись с коренным племенем. Клинта из лука подстрелили (как иронично), Наташа держалась в строю, пока могла, а Тони отстреливался от племени последними патронами. В ход пошли камни и лук Бартона. Стрелок он неважный, но старался быть крутым. Но удача не была на их стороне. Тони и Наташа приняли решение сдаться. Наташа не могла сбежать, а Клинт был в тяжёлом состоянии. Племя, на их удивление, отвело их в своё поселение. Как пленников, принявших поражение с достоинством. — Дома их выглядели достаточно примитивно, будто бунгало Роуди, если вы понимаете, о чём я, — хмыкнул Тони. — Только вот… — У каждого дома висели разноцветные камни, как китайские колокольчики на дверь, — с улыбкой продолжила Наташа. — Ваканда, — разведя руками, сказал Тони с довольным лицом. — Это невероятно. — Как вы поняли, что это именно она? — нахмурившись, спросил Уэйд. — Ведь, я не думаю, что на входе стояла табличка: «Ваканда, поселение три тысячи человек». — Весь город был окружен различными символами, связанными именно с Камнями, — объяснил Тони с энтузиазмом, повернувшись к Уилсону, — будто мормоны, ребята помешались на них. К тому же, мы подобрались прямо к Камням, раз они вылезли из джунглей. — Они охраняли их, как было сказано в легенде, — с восторгом сказала Кейт. Тони, довольно кивнув, сделал глоток воды из бутылки Питера. — Они забрали Клинта, пообещав, что попытаются его излечить, — продолжила Наташа, — если мы правильно поняли их шарады. А нас же — бросили в яму, где держали всё это время. Хорошо, что их охранники — такие себе, — Наташа издала смешок, — наш план побега удался. Мы вырвались из Ваканды пару часов назад. Собирались выйти в город, связаться с кем-нибудь, чтобы помогли вытащить Клинта. — Только наткнулись на вас, — закончил Тони, посмотрев на сына. — Хоть и понятия не имеем, почему… — Вы были в Ваканде всё это время? — с подозрением спросил Питер, посмотрев на отца. Тони изменился с того дня, когда Питер видел его в последний раз. Прежняя бородка, идеально выбриваемая у зеркала каждое утро, для создания какого-то одного Старку известного образа, превратилась в хаос: подбородок и область вокруг рта заросла сильнее, чем скулы. Впавшее лицо, будто он питался лишь фруктами. На лбу небольшой рубец незажившей глубокой раны. Одежда другая, но с кучей дыр, грязью и следами пота; впрочем, не ему судить: проводя в Суринаме третью ночь, он выглядел не лучше. — Да, Карапуз. Пять великолепных месяцев вакандского курорта, — Тони театрально улыбнулся и замычал, будто от удовольствия, — никогда не забудешь их шведский стол и солнечные ванны. Питер, забравший бутылку у отца, замер. Елена, почти задремавшая во время рассказа, медленно открыла глаза. Уэйд и Кейт переглянулись. Что-то не сходится. — Извини? — Питер сощурился. — Что? — Пять месяцев? — А я, по-твоему, как сказал? — А где вы были до этого? — Питер убрал бутылку в рюкзак, спрашивая невзначай, будто это нисколько не волновало его. — Ты чем слушаешь? Прибыли в Суринам, поболтали немного, потом на катер… — А оставшиеся три года вы что делали? — не выдержала Кэтрин. — Не добирались же вы на катере так долго? Понимаю, течение херня, только… странно это. Тони и Наташа посмотрели друг на друга. Блеск недопонимания и страха промелькнул в глазах, отражая горевший костёр между ними. Наташа и Тони, будто научившись общаться телепатически, пытались выяснить друг у друга, что означают все эти выпады со стороны остальных. Откуда подозрение в голосе Питера? Почему малышка Бартон говорит о трёх годах? Елена поднялась с коленей сестры, неотрывно смотря на Питера прежде, чем повернуть голову к Наташе. — Слушайте, смешная шутка, правда, — тихо засмеялся Тони, — но мы чертовски устали и… — Пап, а какой сейчас год? — Питер повернулся корпусом к отцу, но посмотреть ему в глаза не смог. Та внутренняя злость, что он глушил последние полчаса, постепенно возвращалась. Что-то не совпадало с реальностью. Что-то было обманом. Что-то было шуткой. Что-то было деталью, упущенной из виду. — Это проверка на деменцию? — Тони посмотрел на сына и улыбка с лица его пропала: хмурые брови и тени от костра делали Питера достаточно мрачным и, даже можно сказать, взрослым. Тони, прочистив горло, с сомнением ответил: — Девяносто четвёртый. Пять месяцев назад был девяносто четвёртый, Пит. — Нат? — шёпотом спросила Елена, смотря на сестру. Наташа подтвердила его слова. Как люди подтверждают самые очевидные факты. С улыбкой посмотрела сначала на Елену, затем на незнакомцев, сидящих неподалёку, а потом и на Питера с Тони. Все знают, что сейчас девяноста четвёртый год. Это известно каждому, кто не потерял рассудок. Даже пачкам сигарет, брошенным в руки Питеру, что, впоследствии, были переданы Тони Старку. Ведь их изготовление датируется девяноста седьмым годом. В девяносто четвёртом эту марку выпускали в другой упаковке. Тони, неуверенно осмотрев пачку, отдал сыну. Тони Старк никогда не признавал поражение. Это известно каждому, кто не потерял рассудок. Питер осмотрел пачку. Горько улыбнулся, тихо посмеиваясь. Бросил помятый кусок картона, вмещающий в себя двадцать белых палочек с оранжевым окрасом на месте фильтра, в огонь. Курение убивает. Это известно каждому, кто не потерял рассудок. Питер, не совладав с эмоциями, захохотал, откинув голову назад. — Простите, простите меня, пожалуйста, — чуть ли не умолял Питер, — просто… это восхитительно. Питер, спрятав лицо в ладони, выдохнул, пока смеялся; выдох напоминал заглушённый крик беспомощности. Убрав руки от лица, раскрасневшийся, он посмотрел на Елену. С нервной улыбкой он спросил: — Сколько дней? Елена, не понимая, о чём говорил Питер, нахмурилась и затрясла головой. — Ты вела счёт. Сколько дней прошло? Елена, не зная, куда деть руки, то коснулась пальцами губ, то провела по носу, то массировала виски. Отвечать она не хотела. Чувствовала подвох. Как в детском понимании мироздания. Если я не вижу, этого нет. Если я не говорю, это не стало правдой. — Тысяча триста четыре дня. Прямо сейчас был бы пятый день. — Надеюсь, ты не разучился считать, — Питер хлопнул отца по плечу, встав со своего места. Подошёл к Елене и Наташе, наклонился, чтобы поднять рюкзак Елены, достал оттуда жестянку с самокрутками. Вытащил одну зубами по пути к Уилсону. Протянул ему жестянку, подмигнув. Уэйд молча взял одну самокрутку, с искренним сочувствием посмотрев на младшего Старка. Питер захлопнул жестянку и бросил её к ногам Елены. Сел рядом с Уэйдом, прикурил от его же зажигалки и вернул владельцу. Вдруг опустил голову на плечо Уэйда, довольно улыбнувшись. И только затем выдохнул остатки дыма, что не осели ещё в лёгких. Тони, наблюдавший за ним, подал голос: — Ты хочешь сказать, мы вам лжём? Притворяемся, будто во времени потерялись, как глупые старики? — Я бы предпочёл вообще не говорить с тобой. Тони Старк не мог назвать себя чувствительным человеком. Не все невзгоды на пути, оскорбления в спину и усмешки в лицо задевали его. Можно сказать, лишь процента четыре из сотни действовали так, как надеялись те, кто совершал эти действия. Каким-то образом Питеру удавалось становиться четвёртым процентом. Что бы он ни сделал, всё будет равносильно плевку в лицо с усмешкой и дальнейшим оскорблением в спину. Если бы Тони Старк мог вернуться в прошлое, он бы обязательно узнал у сына, к чему это всё. Не могло пройти четыре года. Не могло. Тони считал каждый день в яме. Потом их перевели в клетки, за несколько дней до побега. Клетки Тони и Наташи стояли напротив. Он видел всё, что делала Романова точно так же, как Романова видела всё то, что делал Старк. Эти пять месяцев запечатлелись в памяти подобно таблице умножения или цветам радуги для ребёнка. Тони вёл счёт. Ни одного дня не пропускал. Были дни, когда им позволяли узнать, что с Клинтом. Пантомима давала мало информации, но хоть что-то. Тони никогда не забудет пять месяцев, проведённых в Ваканде. Жарких пять месяцев без надежды на спасение, без намёков на то, как там сейчас его сыновья, без малейшего словечка, которое он поймёт. Кэтрин Бишоп вскочила со своего места, подбежав к рюкзаку Питера. Не спрашивая разрешения, нарыла там дневник и карандаш. Дневник когда-то принадлежал Тони Старку — содержал в себе крупицы информации по Суринаму. Теперь же блокнот (а это самое верное название для него) служил лишь предметом, выполняющим функцию хранителя информации. Кейт открыла блокнот с конца, прочертив посреди листа бумаги линию. — Сколько дней прошло? — она посмотрела на Елену. Романова тихо повторила число. Кэтрин записала. Затем посмотрела на Наташу. — А у вас? Сколько дней? — Сто пятьдесят… четыре, кажется? — Нет, — покачал головой Тони, потерев переносицу. — Сто шестьдесят два. — Спасибо, — Кэтрин записала и эту информацию. Питер курил самокрутку, смотря на отца. Он не понимал, в чём заключалась инициатива Бишоп. Ему, говоря откровенно, было плевать на то, что творилось вокруг. Питер Старк смотрел на отца, пытаясь понять, в какой день его жизни всё пошло наперекосяк. Тони Старк был легендой. Тони Старк был золотой статуэткой Иисуса Христа в бедной деревне, кое-как отстроившей церковь. Тони Старк был драгоценной жемчужиной среди сотни устриц. Для Питера, отец всегда был величайшим человеком. Нарушился ли идеальный баланс в день, когда Питер разбил каменное сердце? Рухнуло ли всё в жизни мальчишки в тот момент, когда он нашёл своё первое, самое настоящее сокровище? Дало ли это толчок тому, что теперь Питер был здесь? Нет, разбитое сердце никак не привело бы его сюда. Разбитое сердце привело его на аукцион, где он столкнулся с Уэйдом Уилсоном. Разбитое каменное сердце однажды, разбитое доверчивое детское сердце после. Или всё рассыпалось, подобно карточному домику, когда Тони Старк, Наташа Романова, Брюс Беннер и Клинт Бартон вернулись с экспедиции без одного человека. Когда сидели в особняке Старка, объясняя великому хирургу и трём подросткам, что жизнь — жестокая штука? Люди смертны, люди склонны терять головы, люди склонны к глупым поступкам. Это дерьмо привело Тони Старка и ту часть людей, что слепо следовали за ним, в Суринам. А что Питер? Почему он такой, какой он теперь? Скорее всего, всё сгорело тогда, когда с аэродрома улетел самолёт. Тогда, когда Питер Старк, способный, в каком-то смысле, мальчишка, отказался от своей жизни. В надежде вернуть отца. В надежде быть тем же Питером, которого знал Тони в день вылета. Потому что сам Питер не мог понять, какой он из тех версий себя, что выстраивались столько лет. Напуганный смертью мальчишка? Брошенный отцом и матерью сынишка? Гонимый из компаний странный ребёнок со своими бредовыми мечтами? Питер был тем, кто направляет пистолет на другого человека в случае опасности? Или тем, на кого направляют пистолет в случае необходимости? Табак самокрутки резал горло своей крепостью. Питер делал глубокие затяжки чтобы ощущать контроль над происходящим. Он может перестать наносить своему здоровью вред. Он может затушить самокрутку и жить дальше. Он может бросить в любой момент. Он контролирует себя. Питер контролирует ту часть жизни Старков, что поддаётся контролю. Питер закрыл глаза. Вспомнил дом, наполненный людьми, обсуждающими новый артефакт, путь к которому они смогли изучить досконально. С шумом и блеском, с бутылками дорогого вина и хорошей музыкой, с бессонными ночами и шёпотом под утро. Дом пестрил командой Старка лишь дня два-три. А потом они пропадали. На неделю, две, месяц, пару месяцев. И никогда — на четыре года. Все были помешаны на жажде приключений. Отец, Брюс и Стив, Клинт и Наташа, даже Стефан — какое-то время. Харли закрывался в своей комнате в те вечера. А Питер, подобно малышу, которому разрешили посмотреть телевизор до одиннадцати, с интересом наблюдал за взрослыми, суетящимися в библиотеке. Ляжет на живот, подопрёт подбородок ладошками, а ножками в разноцветных носках будет сзади туда-сюда трясти медленно, глаза сверкают, округлились до цента, зато как интересно, однажды и я отправлюсь в такое приключение, я и мои друзья, мы будем так счастливы, как они прямо сейчас, найдём пиратский клад или Эльдорадо, мы будем легендами. И что? Первое приключение Питер запорол. Ненадёжного партнёра нашёл, зато познал прелести египетских тюрем. Стал параноиком; на какое-то время — затворником и ханжой. Потом получил конверт, отправился во второе приключение. В этот раз захватил Романову, всё-таки, он пятнадцать лет её знает, доверия побольше будет, чем какому-то бывшему вояке со шрамами на лице. А теперь, вот, посмотрите, вернулись к тому, с чего начинали. Питер завидовал людям, не помешанным на жажде найти легенду, о которой все забыли давным-давно. Найти ту историю, что подразумевает артефакт или сокровище, кучу ловушек и загадок по пути. Где-то в самой жопе мира, джунглях или пустыне, в северных краях или жарких тропиках. Был ли среди них хотя бы один человек, которому откровенно срать на все эти приключения? Питер чувствовал, что ответ отрицательный. Сколько бы они не прикрывались благородной миссией найти и спасти души тех, что, призраками, затерялись среди густых деревьев южноамериканских лесов, блуждая с мыслью о том, как они оплошали. Питер знал, все хотели найти затерявшуюся экспедицию Старка, хотели покончить с этим скорее, но азарт, загоревшийся на Коппенаме в секунду, когда началась перестрелка, ни у кого не потух. Они жаждали продолжения. У Питера маячили перспективы идеального будущего. Он кое-как окончил школу, но парнем был действительно способным. Питер старался равняться на старшего брата, изредка приглашавшего в особняк своих коллег по научной работе. Он слышал, с каким энтузиазмом они говорят о возможном решении уравнения. О том, чего они добьются, если справятся с этой нелёгкой задачей. Их лица сверкали так же, их голоса звучали так же, их смех был таким же. Всё напоминало команду Старка, рассуждавшую о новом сокровище. Питер почти согласился поступить туда же, где учился его брат. Это тот же азарт, но безопасный. Здесь не нужно залезать в пещеру, здесь не надо перебираться через пустыню, здесь твои друзья не умрут. Наука крута так же, как крута археология в её самом варварском проявлении. Питер почти согласился. Но, как бы Питер не хотел пойти по стопам брата, он не смог. Потому что Тони Старк однажды решил, что какие-то разноцветные камушки, о которых знали единицы идиотов, способны вернуть к жизни лучшего друга, погибшего по его вине. Потому что Тони Старк однажды подумал, что миф способен вернуть к жизни погибшего человека, а его отсутствие не лишит нормальной жизни его детей. Теперь они сидели здесь, у костра, в сердце джунглей Суринама, пока комары с наслаждением впивались острыми носиками в раскрасневшуюся на жаре кожу, вкушая прелесть их свежей крови. Питер смотрел на Тони, пытаясь понять, о чём думал вдовец и отец двоих сыновей, отправляясь сюда. Никого не предупредив. Не дав подсказок. Не оставив и намёка на то, что жив. Он сбежал, не так ли? А потом прикрылся письмами с подсказками. Питер мог прожить ту жизнь, о которой когда-то мечтал. Мог стать лучшим на курсе, мог совершить невероятное научное достижение, мог стать известным учёным, мог найти Атлантиду или концепцию смысла жизни. Питер мог сделать всё, что подвластно молодому человеку. Но Питер Старк выбрал отца, затерявшегося в джунглях Суринама. Человека, извечно прятавшегося за загадками и недомолвками. Не удивительно, если Стив Роджерс, на самом деле, не погиб. В этой истории возможно что угодно. Тони посмотрел на курившего сына. Может, он хотел сказать: «Не рановато ли тебе?». Может, он хотел сказать: «Прости, что так вышло». Может, он хотел сказать: «Я — идиот, и понятия не имел, что стану таким же, как мой отец». Ему следовало сказать хоть что-то. Лишь бы Питеру не казалось, что он совершенно один в окружении пятерых людей, связанных друг с другом лишь кратковременными историями. — Эй, слушайте, — Кэтрин обратила на себя внимание остальных. — Если я правильно рассчитала, кажется, я поняла, почему так получилось. Глянешь? Кэтрин обратилась к Уэйду. Тот, нахмурившись, зажал самокрутку в зубах. Зажмурив один глаз, просмотрел записи Кейт. Пожав плечами, он вернул блокнот обратно Бишоп. — Я не силён в математике, но выглядит правдоподобно. — Питер? Посмотришь? Питер взял блокнот. Сверился со строчками, криво расписанными на пожелтевших листах. В левом углу два числа: сколько дней провели в плену и сколько дней отсутствовали. По другую сторону Кэтрин делила эти числа друг на друга. Перечеркивала все расчёты, писала поверх других. Но получила правдоподобное число. — Не уверен, что был рождён калькулятором, но подсчёт верен. С погрешностями, конечно, но относительно подходит. Кейт улыбнулась. Поблагодарив Питера, забрала блокнот обратно. Остальные ждали от неё объяснений. — Как-то совсем недавно мне позвонили, сказав, что знают, где можно найти Клинта. И я согласилась, хотя мне не обещали наград, не обещали кучи денег или чего-то ещё. Я согласилась, потому что Клинт — мой друг. А ещё кое-кто звучит очень убедительно, когда называет меня полным именем. Елена смущенно улыбнулась. — Приехав в особняк, я выслушала от Елены скомканное объяснение того, куда мы отправляемся. Мне было плевать на Камни, Суринам и Ваканду. Мне хотелось лишь найти Клинта. Питер, глубоко затянувшись самокруткой, посмотрел на отца. Подпирая левую щеку кулаком, Тони слушал Кейт будто вынужденно. Но, стоило Кэтрин упомянуть Клинта, на секунду на лице Тони Старка промелькнуло сожаление. Та эмоция, которую Питер однажды надеялся увидеть, стоило ему бы рассказать об упущенной жизни. Его упущенной жизни. Но Тони Старк не был сентиментальным или склонным к эмпатии. Его лицо было таким же каменным, как сердце, что разбил Питер в детстве. — Но по пути в аэродром ваш историк поведал мне легенду. И рассказал о том, что случилось со временем в Ваканде. «Годы там шли иначе, чем в нашем мире», — так он сказал мне. — Это всего-навсего легенда, дорогая, — покачала головой Наташа, надеясь пресечь дальнейший разговор. — Ваканда тоже была легендой, — развела руками Бишоп. — Вы же знаете, сейчас не девяноста четвёртый, — подхватила Елена, бросив беглый взгляд на Кейт. — Прошло намного больше времени. — Ты хочешь сказать, — Тони щелкнул пальцами и направил указательный на Кэтрин, — что случился пространственно-временной разрыв? — Я не имею ни малейшего понятия, какой смысл ты вкладываешь в эти слова, — с горящими глазами и широкой улыбкой сказала Кейт. — Я лишь предполагаю, что время там и вправду течёт иначе. Кейт встала со своего места. Взяла самокрутку из рук Уэйда, сделала затяжку и сильно закашлялась. Вернула обратно Уилсону, рассмеявшись. — Один день там, — откашливаясь, говорила она, — равен примерно восьми дням у нас. Вы провели в Ваканде те пять месяцев, о которых говорите. Но в нашем мире прошло намного больше времени. Питер бросил самокрутку в огонь. Неожиданно вернулся назойливый тихий шепоток, какой он обычно слышал во снах.ещё не поздно всё вернуть, Питер
Питер почувствовал странный привкус во рту. Сплюнул подступившую слюну. Сначала онемение прошлось по рукам, после: затронуло ноги и словно сам мозг. Когда онемели пальцы, Питер посмотрел на Уэйда. Неосознанное движение, будто желание почувствовать сочувствие, что он не один, что ему помогут, если всё пойдёт по пизде. Спустя секунды две, Питер ощутил, как мир стал темнеть, а по всему телу прошла странная судорога. Голосок в голове стал назойливее.мы сделаем так, что всё будет, как
п р е ж д е
Окружающий мир окрасился жёлтым. Последнее, что Питер увидел прежде, чем его мозг перестал работать так, как работал обычно, — обеспокоенное лицо Уилсона.