I
— Еще раз. Ты сделал что? — переспросила Нюта ледяным тоном. Тема поерзал на стуле и, для надежности подсев к Глебу, кивнул: — Ну... Получается, что почти все. Они сгрудились на кухне, даже не удосужившись налить чаю или хотя бы воды. Часы показывали половину пятого, но сна не было ни в одном глазу, повезло еще, что завтра суббота. Родные обшарпанные стены выглядели незнакомо, почти нереально, как и все, что окружало Тему после расставания с Вадимом. Как если бы из супер-детального сна его обмакнули обратно в серую действительность, разобраться, где правда, а где нет — чертовски сложно. Тот же трюк со щипками не срабатывал, Тема своим ощущениям не доверял: вдруг фантомная боль? Он что-то такое видел в «Ноге» с молодым Охлобыстиным. Нюта взволнованно растерла переносицу, постучала когтями по краю стола, снова схватилась за лицо. — Не. Не... Я не быкую. Я просто... Я обосралась, пока тебя ждала. Ни звонка, ни сообщения. Мало того, что наш очконавт где-то проебался. Он решил романтично прогуляться от Бауманки до Семеновской пешкодралом. Тем, я чуть не поседела! «Не то чтобы решил и не то чтобы романтично. Метро закрыли, а на второе такси у меня банально не хватило денег... Да и не мог же я так сразу домой припереться, надо ж проветриться, все обмозговать», — но проматывая в голове полуночные скитания по старым улицам, мимо храмов и вдоль моста, Тема вспомнил единственную связную мысль, что успел всерьез обдумать за час ходьбы: «ну нихуя себе». — Прости… те, — пробормотал, покосившись на Глеба. — Я растерялся. И местами тоже крепко так обосрался. Я... Сильно все испортил? Глеб с Нютой бегло обменялись взглядами и электронками. При свете вялой ни разу не энергосберегающей лампочки они напоминали Теме персонажей «Двенадцати разгневанных мужчин». «Выяснить бы, кто из них мой присяжный номер восемь. Черт. Вот меня на киношные отсылки поперло. Эх, где ж ты была раньше, моя культурность?», — с внезапной тоской усмехнулся Тема и облизнулся на смесь запахов «Персика» и «Энергетика». — Ну... Давай так, — начала Нюта медленно. — Он сам к тебе пришел. — Пришел сам, — повторил за ней Глеб услужливым эхом. — Извинился. — Извинился, кот. — Поговорил про чувства и сам настоял на поцелуе. — Чувства... Настоял... — Минет — это, конечно, лишнее. Не. Активное согласие ты получил. — Получил активное! — Глеб. — Прости, кот. Молчу. Нюта выпустила клуб сладкого пара себе под ноги: — Не, можно списать твой порыв на молодость и дурость. Опять же, сосал ты, а не он. Ты хоть старался? Ладно-ладно, не отвечай, — рассмеялась в кулак. — Верю. Короче, мне кажется, что все будет окей. То есть да, он смутится. Но заднюю не даст. Поздно. Только не напоминай ему про свои донжуанские подвиги, ладно? И не делай так больше. Взрослые, они... Они все-таки чаще всего довольно нежные. С ними надо бережно. Боже, — Нюта зажмурилась. — Ты зайчика-то догадался выключить? Тема, обидевшийся на уточнении про старания, окончательно надулся: — Я по-твоему совсем идиот? Я его убрал. — Идиот. Но точечно. Так-то там кнопочка есть. Вкл-выкл, — Нюта легонько лягнула его под столом. — Ладно. Завтра чекну. Надо будет, прикрою перед Боссом, насочиняю что-нибудь про нас с Глебом, чтобы вас с Вадимом в дурном свете не выставлять. На. Ца-алуй ручку, — шутливо махнула перед носом черными стилетами и тут же погладила Тему по волосам. — Ух. Черт с тобой. Я рада. Рада, что ты живой. Что вы обо всем договорились. И вообще. Вы такие зефирыши. Прям не ма-агу. И вот это его «пня и ваще», ну, прелесть. Не забудь завтра, ну, то есть сегодня, написать ему хорошие слова. Уточнить про самочувствие, пожелать хорошего утра… Не забудь, что обращение обособляется, лады? И… Больше ничего не пиши. Лучше меня разбуди. Будем твоего Вадима на свидание звать. Чтобы все официальненько. Не боись, никаких линз и планетариев. Вопросы? Руку поднял Глеб. — Да? — изумилась Нюта. — А… а мы, правда, ну… когда-нибудь в кофейне? — спросил тот робко, но с явной надеждой. Тема бы непременно посмеялся, если бы не ушел настолько глубоко в воспоминания минувшего вечера, что они перекрыли ему их крохотную кухонку не хуже приторного пара. «Нет, ребята дело говорят. Все так-то... Неплохо. Надо подождать, поболтать с Вадимом на трезвую голову, не слишком рано, но и не поздно, чтобы он не вообразил, будто я от него спрятался. Надо... Надо поспать. Утро вечера или как-то там». Но вот незадача, улегшись в кровать, Тема окунулся в воспоминания еще глубже. Он раз за разом прокручивал их с Вадимом разговор, со всеми нелепыми запинками, заиканиями. Тело попеременно обдавало то жаром, то холодом, когда в мозгу всплывали то реплики Вадима, то его собственные — «И правда, почему пьяный он, а чушь нес я?» — но все уравновесилось, когда Тема добрался до пикантных подробностей, тогда под одеялом сделалось невыносимо душно и стыдно. Пришлось вылезать, идти в ванную и умываться, успокаивая себя тем, что они выключили свет, и его бестолково румяного лица Вадим не заметил. «Все равно хрень. Типа. Я столько всего хотел ему сказать. Хорошего. Действительно важного. И вместо этого тупо отсосал. Нет, судя по всему, неплохо, но ы-ы. Какое ж у него обо мне мнение сложится? С другой стороны, можно подумать, он раньше не понял, что я тупенький». Вода затекала в уши, щекотала нос и в общем-то бодрила. «Машу вать, я сегодня походу не усну». Прошлепав пару-тройку раз от ванной и комнаты, Тема завернулся в пушистое полотенце и принялся сочинять что, как и с какими эпитетами он будет рассказывать Вадиму при их следующей встрече. «Что там Нюта говорила? Свидание? Точно. Ля». Осознание того, что ему предстояло еще раз куда-то приглашать Вадима — пугало, не потому что он боялся отказа — это входило в обязательный пакет страхов — а потому что вновь предстояла муторная подготовка, трепет ожидания, выбор места, и пускай Нюта обещала не мучать Тему чрезмерной красотой, на душе не становилось легче, а уж когда перед глазами замирал образ полуголого, красиво хмельного Вадима, требовавшего немедленно его целовать… Тема возвращался в ванную, лил на макушку воду и к утру выглядел и чувствовал себя так, как если бы сам мучился от похмелья. Параллельно с влажными мечтами в мысли протискивались тревоги за Вадима: над ним смеялись на работе? Его огорчали коллеги? Как посмели?! И вроде бы да, на сколько-то обиженного и замученного он не походил, да и Тема отлично представлял, как оно бывало: раздражающе строгий начальник или преподаватель, к кому и подступиться боязно, превращался в мишень для бестолковых подколов, чтобы хотя бы так посублимировать и отомстить за подпорченные нервы. «Не, оно все кристально ясненько, но за Вадима Максимовича и двор…, — злился Тема и не спал дальше. — А вдруг я его тоже огорчу? Задену? Оно надо? Не. Я ж по-человечески. Я от души». К восьми часам он перебрался на кухню, подслеповато на все щурясь сквозь захватанный овал очков, шарил по ящикам в поисках обыкновенных чайных пакетиков. «Нет, не с корицей. Нет, не с лимоном. Нет, и не цикорий, боже избави. Черный. Черный чай, такой же черный, как мой мужчина… да. Нюта права, так реально легко запомнить про кофе». — Хало, — Глеб постучал о дверной косяк и поправил узел на спальных штанах со «Снупи». — Не спится? — Ага, — кивнул Тема, сдерживая зевоту. — А ты тут чего?.. — Первозавтракаю, — и со звоном бутылочек с соусами открыл дверцу холодильника. — Экле-еры?.. — Глебас, завязывал бы ты с ними. У вас нездоровые отношения. — Бу-бу-бу. Сказал бы просто, что нет. Ты мне лучше расскажи, чего вы там с котом напридумывали. Чего, куда, как... Мне ж любопытно. А вы меня никуда не посвящаете. Глеб разложил на маленьком столе колбасу, йогурты нескольких видов, остатки запеканки, вчерашний салат, устроился у окна и с благоговейным видом попросил: — И цикория мне налей. Пожошта. Что?.. — Ничего, — быстро скривился Тема. — Просто подумал, что ты готовый препод по философии. Цикорий в термосе, старинные прикольчики. Осталось бороду и пузцо отрастить. — На бороду и пузцо я согласен, но быть преподом — никогда. — Серьезно, а кем становятся философы? Ну, если не уходят в «ЛДПР»? — Это секрет, — загадочно подмигнул Глеб и с благодарностью принял полную кружку цикория. — Мурси. Итак. Что с Вадимом? Ты из-за него в сову переделываешься? — Частично. — Валяй, — громко хлюпнув. — Выкладывай. Я не кот, но тоже кой-чего умею. Как там? «Если тебя захлестнули твои чувства — быстро их расхлестывай». Тема натянуто улыбнулся, присел напротив Глеба со своей чашкой чая, лениво побултыхал пакетик в едва окрасившемся кипятке. — Да что выкладывать? Я вчера вроде... Да все как-то, знаешь... Стремно мне. Типа. Ты меня знаешь, я порывистый. Удобно, конечно, разводить плохих парней очкастостью и относительной безобидностью, а потом — ба! Пугать сноровкой и примерно такой же относительной неустрашимостью. — «Относительная неустрашимость» — ха. Очень... Не знаю... Был такой писатель. Писал и для маленьких, и для взрослых. — Глеб. — Прости-прости. Передай хлеб, пожалуйста. Продолжай. Тема вздохнул: — Короче, это удобно, когда вы в одной возрастной категории и вы оба такие безбашенные экспериментаторы, а тут. Нюта права, взрослый не всегда равно закостенелый, черствый или что-то вроде того. Я вот, когда говорил с Вадимом, мне кажется, впервые понял, как ему сложно. Ну, и с собой, и с другими, насколько он себя стесняется, как ему важно поступать правильно. А тут я припираюсь и несколько месяцев подряд ему нервы делаю. И... Знаю-знаю... Это сейчас прозвучит крышесносно тупо и все такое, но я хочу закомфортить его, хочу показать, что мне он не просто нравится, а прям очень, до усрачки. И что я готов на любые подвиги, даже самые безумные или, наоборот, самые благоразумные, чтобы он был со мной. Глеб облизал ложку после йогурта и с важным видом объявил: — Э, старик, да ты не влепился. Ты прям. Все. Совсем? — Наверное. Знаю, я говорю об этом после того, как соблазнил его, это так глупо и... — Воу-воу, полегче. Старик, я понял, что люблю кота, когда она разбила мне нос волейбольным мячом. Заодно я понял, что люблю садо-мазо, а это, поверь, много инфы для средней школы. Так что в глупых откровениях я знаю толк, — Глеб похлопал Тему по плечу. — Все будет пучком. Мы с тобой нелепые, это факт. Этого у нас не отнять. И это, думаю, в нас не переделать. Зато мы так-то добрые парни, понимающие. А ты еще чуть более ответственный, чем я. И раз ты чуешь, что прям так по-серьезному настроен, то упэред, как командовал наш физрук. Забота́й о своем Вадиме. Нэжно. — У тебя на словах это так просто. — Ну так. Я тебя в общем-то только словами и могу поддержать. Сам видел, какая петруха вылезает, когда посторонние, пускай и родные люди, лезут в твои дела сердечные. Пододвинь мне вот тот судочек. Ага. Тема сквозь полусомкнутые веки следил, как еда вокруг Глеба медленно и верно исчезала, изредка подворовывал то кусок колбасы, то листок айсберга. Яснее не стало, но легче — однозначно. — То есть ты мне советуешь… быть собой-собой и фигачить дурость дальше? — Не, старик, я тебе ничего не советовал. Меня ж кот убьет, ты знаешь. — Что? Бля, Глеб, я серьезно. — Я тоже. Очень серьезно убьет. О! Вспомнил! Хармс! Хармс — вот тот писатель, который и для маленьких, и для взрослых, — и с неохотой пододвигая контейнер с салатом. — Да расслабься ты. Что ты прям как в первый раз… «В первый? А, да. Очень да. Я, наверное, по-настоящему так…» Тема не успел довести мысль до конца, из спальни призывно тренькнул сообщением телефон. Сообщение из «Телеграмма». С грохотом опрокинув стул, Тема кинулся по коридору на звук. Не сразу нащупал телефон в складках одеяла, ударился мизинцем о ножку кровати и сто процентов разбудил Нюту — да, она просила ее разбудить, но не в восемь утра в субботу — но все ощущения, в том числе и болевые, притупились, сосредоточились в свете треснувшего экрана: «Доброе утро, Артем! Простите еще раз, что доставил вчера хлопот. Пишу, пока не до конца проспался, и мне хватает смелости. Скажите, вы свободны на этих выходных? Я хочу позвать вас на свидание. 08:15»II
Решили встретиться в воскресенье вечером: чтобы Вадим успел отдохнуть после корпоратива, а Тема минимально успокоиться, — но все равно полтора дня их двушка тряслась в предвкушении. Нюта, клятвенно обещавшая не приставать с бьюти-советами, с остервенением драила любимые ботинки Темы и брила его нарядный свитер с «АлиЭкспресса», честно прикусив язык на пеструю расцветку. Глебу позволили постирать рюкзак и погладить джинсы, чем он невероятно гордился. Ходил и всем показывал результат своей работы, потом его же отправили в «Розового кролика» за нормальными презервативами и смазкой, на всякий случай. — И не забудь скинуться очконавту на вечер, — велела Нюта грозно, когда до выхода оставался час. — Давай, мы оба выворачиваем карманы во благо Теминого... Блага. — Не вопрос, кот, — пыхтел Глеб, покорно вытряхивая заначки из «Капитала», «Экономических проблем» и «Декамерона». — Мне ж не жалко. Одного не пойму, чем этому Вадиму, например, «Шоколадница» не угодила? Ну, хорошо, давайте по роскоши пойдем, «Тануки»! А? Нюта шипела и разглаживала скомканные купюры. Свидание предполагалось в каком-то крутом баре с французским названием, его Тема при всем желании не мог произнести, в любом случае, Вадим подчеркнул, что там им будет «комфортно». «Значит, бар точно для геев. Это хорошо. С одной стороны. Но если там все такие крутые мужчины, как Вадим, то может мне стоило надеть что-то попрезентабельнее?.. Не. Не-не-не. Мы это проходили. Лучше я буду собой. Куда вероятнее, что так я не облажаюсь. Ну или облажаюсь поменьше». Тема послушно отчитался в прихожей, что да, он все взял: телефон, кошелек, проездной, зарядник, аккумулятор на всякий случай, презервативы, ключи, — так же послушно постоял, пока Нюта и Глеб напомнили ему, какой он молодец. — Нет, правда-правда... — Самый-самый, ты главное не ссы... Тема по инерции кивал, выходя из подъезда, потом — в такт музыке в наушниках. Он включил «ГУДТАЙМС», чтобы настроиться на романтичный лад, а еще, да, звучало бредово, но почему-то их песни ассоциировались с Вадимом, не нынешним, офисно-деловым и неотразимо-прекрасным, а далеким и юным, тем, с кем Теме не довелось познакомиться. «Интересно, какой он был? Наверняка такой же строгий и важный. Может, чуть пугливый. Не. Еще более пугливый. Скромный. Без друзей. Такой закрытый. Почему я в этом так уверен? Не знаю. Хочу о нем заботиться, защищать и смешить... Черт, это все, что я умею». Путь до Охотного Ряда почудился небывало долгим. Теме понадобилось четырежды протереть руки антисептиком и салфетками в метро, чтобы избавиться от взмокших ладошек. Огибая кучки людей, спешивших насладиться отдыхом, принялся искать нужную долговязую фигуру. Вадим, как и писал, встретил его недалеко от театра Ермоловой, махнул рукой в черной перчатке, не бесяче-огромной, как в кино про бандитов из девяностых, а такой изысканной, скроенной идеально по руке. «В моем любимом пальто. В моем любимом шарфе. С портпледом… окей, он тоже теперь мой любимый». Стиснув лямки рюкзака, Тема подскочил к Вадиму: — Здравствуйте! — И вам, — слегка отшатнувшись. — Из вас энергия прямо ключом бьет. «Я из-за вас две ночи не спал. А так да, я тот еще “Энерджайзер”». — Спасибо! Как вы себя чувствуете? Вам полегчало? Казалось, вопрос смутил Вадима. Он откашлялся. — Артем, я… Выпил в пятницу, но не столько, чтобы отходить два дня. Плюс мне не так много лет… — А-а-а, я не это имел в виду! Я ж!.. Я позаботиться хотел. Типа как джентльмен. Вы не так поняли. Вадим повторил: — «Типа как джентльмен»? Замечательно. Я запомню. Тогда давайте я, как полагается типа-джентльменам, приглашу вас выпить. Поглядим, как вы держите градус, — и как бы невзначай ободряюще задел Тему плечом. — Пойдемте. Тут недалеко. Вы здесь бывали? — Д-да, — завороженно последовав за Вадимом. — Глеб же год был типа медиком... У-у него здесь рядом корпус… был. То есть он и есть. Просто Глеба в нем больше нет. Он ходил туда в анатомичку. И слал нам фото. У них был лояльный препод, так что им многое сходило с рук... Я тоже туда ходил. Не в анатомичку. В корпус. Там была смешная столовка и подвальный гардероб с такими свирепыми и ме-е-едленными гардеробщицами. Вылитые Роз из «Корпорации монстров», — уловив растерянность на лице Вадима, поменял сравнение. — Тогда как Джаббы Хатт из... — О, поверьте, я в курсе. Я смотрел «Звездные войны» еще в переводе Володарского. Брал кассеты в видеосалонах, — задумавшись, ускорил шаг. — Разные пиратские версии отличались и по переводу, и по смыслу, и по длине... И вы же в курсе, что так-то Рейган назвал нас «Империей зла» и... Я сильно постарел сейчас в ваших глазах? — Ни разу, — восторженно выдохнул Тема и ускорился, чтобы угнаться за Вадимом. — Мне все нравится! Я так мечтал, что вы со мной будете вот так болтать и... Я так-то боялся, что вы на меня злитесь. — Злюсь? — Вадим вскинул брови. — За чт... — не договорил, догадался. — Ах, вы об этом. Ну. А что мне, собственно, злиться? — продолжил, явно смутившись. — Мы все обсудили. Все выяснили. Да, вы ссамовольничали, но я же разрешил... И давайте закроем эту тему, я слишком трезвый для нее. Мы вот и пришли, собственно... Бар встретил их лениво мигающей вывеской, затемненными окнами, воркующим джазом. Внутри пахло дорогой зрелой жизнью, по крайней мере, как-то так Тема ее себе представлял. Темные стены контрастировали со светлой мебелью и картинами, написанными в кубизме или чем-то таком подчеркнуто простом и опять-таки дорогом. Их проводили в гардероб, без всяких Роз и Джабба Хатт, с милым господином, выдававшим номерки и желавшим приятного вечера. Тема засмотрелся на незнакомый серый джемпер Вадима, в сочетании с белой рубашкой он произвел супер-яркое впечатление. «Мама, он как какой-нибудь дэдди из дорамы. Я не могу!» — Не беспокойтесь, я зарезервировал нам место, — предупредил Вадим, когда они входили в зал, укутанный ароматами одеколона и крепкого, как любил выражаться Глеб, парадного алкоголя. — Так вы здесь отдыхаете? — Тема старался поменьше вертеть головой, чтобы не привлекать внимания респектабельных посетителей и не позорить Вадима. — В том числе... Думаю, вы догадываетесь, что я не бог весть какой тусовщик или... Как это правильно сейчас говорить? Я просто выбрал пару мест еще в начале двухтысячных и чередую их. — Понятно, — Тема устроился на диване и опустил взгляд к листу с напитками, украдкой посмотрел на аккуратно сложенные на столе руки Вадима, такие близкие и в то же время неприступные. «Да, мы вроде как в гей-баре и вроде как пара. То есть мы выяснили, что мы друг другу нравимся, мы переспали, но мне че-т так ссыкотно лезть к нему и лапать без разрешения. Надеюсь, хоть после "Куба Либре", мне станет попроще. Ее тут вообще наливают? Почему все на пафосном?» — Вам некомфортно здесь? — вопрос Вадима ушатом холодной воды вернул в реальность. — Что? Нет! С чего вы взяли? Классное место. — Просто я вас позвал. Но не спросил, как вы относитесь к таким заведениям... — Ну, — Тема откинулся на спинку дивана и тут же провалился в нее. — Я правда привык немножко к другому. Типа «Три обезьяны», «Систерз» или «Пропаганда». Чтобы музыка, танцы, вот это все. Но тут мне тоже очень нравится, — «Особенно с вами, конечно». Вадим нервно улыбнулся, поправил джемпер, чуть наклонился вперед: — Мне кажется, вы меня утешаете... — Совсем нет, — Тема удержал себя от того, чтобы не потрогать Вадима за руки. — Я просто... А. Простите, я вас перебил. — Спасибо. И за то, что вы говорите мне так много хороших вещей, и за то, что пришли, и вообще, — Вадим коснулся шеи, одернул ворот рубашки. — Я собирался с вами о стольком поговорить. Но понятия не имею, с чего начать. И не хочу быть занудным. Знаете, мои племянницы называют это словом... Вспомнил. «Душнить», а человека, который много занудствует, они называют «душным». Артем, только честно, я — очень душный? — Ни разу. Вы просто... Ответственный. В отличие от меня. Давайте мы с вами закажем чего-нибудь выпить, нам станет попроще. «Главное, мне самому не переборщить, я вообще не умею в эти все коктейли, вот это все...» На самом деле, если абстрагироваться от беспокойства за Вадима и от собственных трясущихся коленок, то в целом Тема был рад новому экспириенсу. Да, им доводилось и в «Кофейнике» проводить время вместе, но все же воспринимались те жалкие пятнадцать-двадцать минут посиделок не так. Во-первых, мешали клиенты, которым, естественно, тоже хотелось успеть и кофе попить, и булку съесть, потому, если Нюта не соглашалась его подменить, Тема метался от стойки к столику и обратно. Во-вторых, мешала атмосфера ванильно-нежной кофейни, да, уютная, но не слишком располагающая к флирту. В-третьих, мешал, наконец, Тема, причем сам себе, отвлекаясь то на фантазии, то на советы Нюты и Глеба, то на страхи, напрочь забывая о том, что так-то перед ним сидел живой человек. Удивительно, но сейчас, спонтанно фактически переспав, стало проще. Как будто они оба удостоверились, что ошибаться друг с другом можно, что ничего ужасного после поцелуя и даже минета с ними не произошло, а значит... «А что это значит?» — Тема не знал. Заказал «Куба Либре», дождался, пока официант, одетый дороже и лучше, чем какая-нибудь фотомодель из глянцевого журнала, принес их с Вадимом напитки, обдав попутно сладко-табачным унисексиком. Захотелось выпрямить спину, расчесать волосы по десятому кругу или там очки на худой конец протереть, чтобы не слишком выбиваться из роскошной среды, но вот Тема повернулся к Вадиму и растаял. «Он такой... Ну прям такой, ваще такой-такой. Нога на ногу. Руки идеальные, а как бокал держит. Интересно, а что он выбрал? Я знаю, что в такие "Мартини" наливают, но это ж не "Мартини"». — Это «Кузнечик», если вам любопытно. Он с мятным и шоколадным ликерами. Хотите? — Вадим подвинул бокал. — Попробуйте. Он довольно сладкий, поэтому я всегда беру к нему воду. — А... Мне можно? Вы не брезгуете? — Можно, раз я сам предложил. Тема кратко прижался губами к краю, посыпанному шоколадной крошкой: — М. Вкусно. Или так не говорят про алкоголь? А у меня просто. Кола с ромом, — передавая стакан. — Я боялся, что тут такое не делают. Наблюдая за тем, как Вадим пробовал его «Куба Либре», улыбнулся: «Наш первый непрямой поцелуй. Хе. Смешно, что он случился после... Ну, после. Все равно мило». — Как крепко, — усмехнулся Вадим, возвращая Теме стакан, придвинул к себе бокал, придерживая его тонкую ножку указательными пальцами. — По-моему, в пятницу я пил нечто похожее. Простите еще раз. Мне стоило бы извиниться подробнее, но я постеснялся. Знаете, это такой старый-добрый трюк, сделаю вид, что ничего не произошло, и извиняться не придется. — Да, у меня так мама делает, — «Блядь, Тема, язык твой — враг твой. Заткнись, заткнись». — Н-но мне и не хочется, чтобы вы передо мной как-то извинялись. Потому что я не чувствую себя несчастным. Скорее очень наоборот. — «Очень наоборот». Артем, я за вами так записывать начну. Оно все такое странное. — Как у Хармса? — Да! Не знал, что вы любите обэриутов. «Я тоже. Но я знаю, кто получит коробку эклеров». Вадим отпил пару крохотных глотков «Кузнечика» и осторожно придвинулся ближе: — Артем, я... Собственно, собирался поговорить. Давайте честно, я собирался позанудствовать. Вы говорили, что я не несу за вас ответственность, что я у вас не первый, но... Я все равно чувствую, что отвечаю за вас. Дело даже не в возрасте. Дело в опыте, понимаете? Нет-нет, я избавлю вас от нравоучительных историй о том, каково геям жилось на Руси и так далее. Я просто, — глоток чуть крупнее. — Я бы хотел вас уберечь от всего плохого, понимаете? Знаю, это звучит лицемерно после... После всего того... Поначалу я честно намеревался вас игнорировать вам во благо, да и себе. Не кивайте, Артем, это все такая хрень, я же ничего не смог в итоге. — И я этому очень рад, — уверенно кивнул Тема. — Да что вы... Я не о том. Неважно. Мы выяснили, что мы друг другу нравимся, и, при всей моей любви все отрицать, я этого делать не буду. Просто мне бы хотелось, знаете... Предупредить. Прошу, не перебивайте и не смейтесь. Вы мне нравитесь. Очень. Но у меня отвратительный характер. Вы заметили. А еще мне нравится все организовывать и контролировать. Я зануда. Иногда у меня отключается чувство юмора, и тогда со мной делается совершенно невыносимо. Я трудоголик. Практически без друзей. У меня... — Вадим опустил взгляд. — Не было отношений уже очень-очень давно. Я не то чтобы их не хотел. Вы видели кольцо. Я надевал его раз в месяц-полтора, приходил в какой-нибудь бар и искал... Нет, это громко сказано, я допускал возможность, что ко мне кто-нибудь подойдет, но меня раздражала сама идея знакомства, а уж флирта... С вами мне странно, но невероятно уютно. Бога ради, можете улыбаться, я знаю, как это звучит. В общем... — откашлялся. — Это я все к тому, что вы правы, вы — взрослый юноша, имеете полное право сами распоряжаться своей жизнью, и я не хочу разыгрывать «Собаку на сене» и изображать, что вы мне безразличны. И именно потому что вы мне не-безразличны, я хочу вас вот так предупредить, что я сложный и... Я, разумеется, буду стараться вести себя приемлемо, но вряд ли я смогу исправиться или что-то в этом духе. Тема выслушал Вадима внимательно, крепко сжал запотевший стакан, хлебнул «Куба Либре» для смелости. «Я че-т не считал отсылку про "Собаку", надо у Нюты спросить. Он трогательный, когда волнуется. Так. Собраться». — Спасибо. Мне приятно, что вы обо мне заботитесь. Я это ценю. И то, что вы хотите для меня стараться. Если что, я тоже... Вы не думайте, я дурак, но я дурак усердный, — поправил очки, надеясь так выглядеть ответственнее. — У меня тоже никогда не было серьезных отношений. Парней было человек шесть, — «Бля, кажись, я его напугал», — Но ни о ком не хотелось заботиться. Чтобы прислушиваться, узнавать чужие привычки, чужое мнение. Знаю, звучит громко, но мне правда этого хочется. И хочется с вами, если вы позволите. Я так-то тоже, ну... Ну, вы сами видели, я падаю, все роняю, много болтаю, тупо шучу, еще у меня вот-вот случится сессия, и я буду много материться. Курю тоже. Да... Но вот я сижу с вами и чувствую себя на седьмом небе, — переборов волнение, положил ладонь на узкое запястье Вадима. — Простите. Я давно мечтал... О. А еще я собираю «Лего». — Вы что? — Ну, «Лего». И оно повсюду валяется. Я иногда на него сам наступаю. Это чертовски больно. Вот, кажется, я все рассказал. Честно. Они замолчали, уставившись на руки друг друга, близкие и непохожие. Тема неожиданно обнаружил, что да, ладонь Вадима длиннее, зато у него — шире и жарче. «Проклятье, я все-таки вспотел, ну, надо ж облажаться», — он бы отстранился, но Вадим бережно перехватил его движение. Они сплелись пальцами, склонились над столом, замерли под звуки все того же бесконечного однотипного джаза. — Вы меня каждый раз обескураживаете, Артем. Я... И не знаю, что и сказать. «Я тоже. И пить я боюсь. Потому что, если я напьюсь, я упаду вам в ноги и буду признаваться в любви», — вздохнул Тема, а вслух предложил: — Д-давайте посидим вот так? А потом... Вы расскажете мне, какой у вас любимый персонаж в «Звездных войнах»?III
Остаток вечера прошел как всамделишнее свидание: они цитировали «Звездные войны», восхищались Оби-Ван Кеноби, или скорее Юэном Макгрегором, потом вспоминали «На игле» и «Брата», вспоминал больше Тема. Вадим такое почти не смотрел, а вот «Кино» любил и легко напевал, расспрашивал про университет и предстоящую сессию, шутливо журил за леность, но тут же прибавлял, что он уверен, нет, убежден, что Тема все сдаст на отлично. Иногда они сталкивались запястьями, замолкали, в тех молчаливых паузах грезилось столько понятной им двоим нежности, что приходилось прятать глупую улыбку в кулак. Других коктейлей брать не стали, пробыли в баре около двух часов. Прежде, чем заказывать такси, прогулялись до Лубянки, слушали в наушниках Темы «Аффинаж», «Дайте танк (!)» и «дурной вкус». Застыли недалеко от «ЦДМ» под «Пластинки». С неба сыпался мелкий и быстро тающий снег, он оседал на капюшон и ресницы, исчезал за мгновения, но это были самые счастливые мгновения в жизни Темы. — Вы замерзли, — подметил Вадим. — Нет. — У вас красный нос. Я вызову машину, — его профиль озарился подсветкой. — Артем, важный вопрос. Я хочу позвать вас к себе... — Я за. Вы же не заставите меня слушать коллекцию лютневой музыки шестнадцатого века или типа того. Простите-простите, я должен был пошутить. — Это даже не ваша шутка. А нагло сворованная. Хорошо, я вызываю машину. — Класс, — Тема сделал вид, что его передернуло от холода, а не от волнения. — Я же буду к вам приставать. — Ха, удивите меня. — Можно последний идиотский вопрос? Вы... Топ или боттом? Глаза Вадима округлились: — Я... кто? — Ну. Вам больше нравится быть сверху или снизу? Я умею и так, и так, если что. Я просто хотел уточнить... — ...посреди улицы, да? Тема покрутился на месте: — Тут никого нет. А вопрос важный. Если что, я сделаю все, как вы скажете. Брови Вадима коварно изогнулись: — Неужели? Прямо «все»? Что ж. Тогда я хочу, чтобы вы воздержались от супер-важных вопросов до самого моего дома. Договорились? «Договорились. Вадим Максимович, вам достаточно мигнуть, и я все, ваш слуга, раб, мальчик на побегушках. Не, вы сто процентов прогиб не оцените, но знайте, вам идет командовать. Мной. Не знаю, как там у вас на работе. Я и заревновать могу». Такси приехало молниеносно, и на двадцать минут они погрузились обратно в плейлист Темы. Вадим листал треки, выбирал по названиям, ничего не проматывал, дослушивал до конца, жестами показывал, что ему нравилось, а нравилось ему все. «И кто еще кого утешает». До скрежета зубов не терпелось схватить и поцеловать, прижать к двери, отстегнуть от ремня безопасности, распахнуть пальто, — но Тема косился на часы и ждал, ждал, ждал. Он знал, что Вадим жил на Бауманской, предполагал, что в каком-то сталинском роскошном доме, но все равно застеснялся, когда настало время подниматься на пятый этаж по широкой лестнице, заставленной кадками с карликовыми пальмами. «Не, у нас тоже есть растительность в подъезде. Кактус Олег и плесень Аполлинарий». — Не устали без лифта? — с легкой издевкой уточнил Вадим, вставляя ключ в замочную скважину массивной черной двери. — А? Тоже без него обходитесь? Проходите. Ваши тапки в углу справа. Ванная по коридору направ... Тема не дал ему договорить, привстав на мыски, толкнул в темноту прихожей — рискованный порыв, безусловно — прислонил к стене, поцеловал. Губы Вадима, мятно-шоколадные, разомкнулись не сразу, а едва Тема вошел во вкус, показались зубы. — Ай. — Не ай. А тапки и руки с мылом, — хлопнул по выключателю. Прихожая, а с ней и коридор, выкрашенные в индиго, вспыхнули белым светом. «Ого. Минимализьм. И пол... С подогревом, что ли? Я в раю. Вах. И ванная красивая. Тоже темная. И сколько банок. "Клиник", "Ланком"... О. Духи! "Диор"... "Саваж"... Это то, чем он обычно пахнет?! Хочу пшикнуться! Не, не сейчас... Так, руки, руки... Мне бы и рот прополоскать. А чем вытирать? Ебаные разные полотенца... Вытрусь об себя». Тема высунул голову в коридор, прошмыгнул по нему, судя по размеру, в гостиную, не осмелился включать там свет без спроса, зашагал дальше, поймал Вадима, выходящего из спальни. — О, Господи! Вы меня напугали!.. — Я помыл руки. Теперь мне можно вас поцеловать? — М-можно, но... Вдруг вы хотите чего-то? Выпить или... — Я хочу вас. Срочно. Вадим, тряхнув головой, поправил волосы, отвел взгляд в сторону: — Мне бы вашу... Целеустремленность. — А вы обещали, что все скажете и разрешите мне вас радовать. — Чую, что мне надо было просить вас молчать до утра, — Вадим растер лоб. — В-вы сверху... Я все сделал, так что... Можете не волноваться и... Вашу ж ма!.. Тема радостно подхватил его под бедра и, толкнув ногой дверь, понес в кровать, мельком отметив, какая та большая и светлая. «Прям как в моих снах. Так, стоп. Хуй с ним, с комнатой, не до нее, завтра». Вернулся в прихожую за рюкзаком, вынул из него пачку презервативов и смазку, аккуратно поставил на тумбу рядом с ночником. — Скажите, что вам нравится? — выдохнул Тема, прижимая Вадима к кровати. — Где мне вас поцеловать? Шея? Грудь? Ноги? — Каждое слово выдыхал на ухо, торопливо водя ладонями под рубашкой. — Как вам больше нравится? Медленно? Быстро? Какая у вас любимая поза? Я хочу знать все, чтобы сделать вам максимально приятно. Просто скажите. Когда Тема скользнул под ремень, Вадим издал слабый стон, намного тише, чем там, в кофейне, но не менее долгожданный. Собственное напряжение нарастало с каждой секундой, но Тема изо всех сил держался: «Нельзя давить. Не хочу быть с ним грубым, не снова». Наконец, Вадим приподнялся с простыни. Растрепанный и румяный, он посмотрел на Тему рассеянно-широкими глазами и прошептал: — Мне нравишься ты. Этого было более чем достаточно для того, чтобы полностью забыть о сдержанности и приличиях. В следующую же секунду они с Вадимом целовались, торопливо раздеваясь и раздевая друг друга, с трудом размыкая губы, чтобы поудобнее перевернуться и снять ту же рубашку. Как бы она ни нравилась Теме, а без нее Вадиму было гораздо лучше. Первым делом прижался к оголившейся бледной безволосой груди. В полумраке приметил собственный след, что остался с прошлого раза на шее. Маленькое темное пятнышко, сделавшееся чуть фиолетовым. «Так вот, что он так тщательно прикрывал». Тема поцеловал и его, как бы извиняясь. Вадим на это коротко вздохнул: — Как стыдно. — Почему? — Хотя бы потому что я трезвый, — нервно растирая лоб дрожащей рукой. — А я так счастлив. Что мы вместе, рядом, и я могу не только вами любоваться, но и касаться вас, — «Какое удачное слово я вспомнил». — Спасибо, — и потянулся к губам Вадима, вновь подминая под себя. Тот согласно прикрыл веки, но тут же болезненно поморщился, налетев переносицей на оправу очков. — П-почему просто не снять их?.. — Но вы же сами сказали, что я без очков похож на ребенка, вот я и подумал... Вадим фыркнул смехом, сам стянул с Темы очки, сложив, положил на тумбу и, пристально глядя в лицо, взъерошил его и без того лохматые волосы. — Простите, я все порчу, да? — Совсем нет, — Вадим погладил его по щеке тыльной стороной ладони, притянул за подбородок. — Ты мне нравишься. Теперь он целовал Тему сам, требовательно, но по-прежнему деликатно, аккуратно трогая за ушами, возле загривка, под лопатками. Длинные пальцы с раскаленными подушечками заставляли покорно выгибаться, щуриться и нетерпеливо поджимать стопы. «Так. Не кончиться раньше положенного. Думать... О мерзком и грустном. И быть джентльменом... Сука, как сложно». Когда они оба оказались полностью раздеты, задача с джентльменством звучала как абсолютно невыполнимая миссия. Стройное тело Вадима манило, хотелось распускать и руки, и слюни, а когда тот в ответ касался Теминого бедра или спины, прижимал к груди, мир вокруг плавился и покрывался карамельной корочкой, точь-в-точь как на крем-брюле. «Какое к черту? Тьфу. Крем... Грустное и мерзкое!» Вадим поймал Тему за виски, недоуменно заглянул ему в лицо: — В-все в порядке? — Да... То есть нет... Вернее, я очень не хочу облажаться. Так сильно, что меня аж подташнивает. И вы такой красивый, а я такой голый... И... Бля, пожалуйста, не смейтесь надо мной... — Нет, я не то чтобы. Вспоминаю вечер в кофейне. Да-да, я сам обещал не говорить, — Вадим закусил губу, сдерживая улыбку. — Это забавно. — Это тупо! — пряча горящий от стыда нос в подушку. — Тупо и забавно, мне все нравится. Можно? — указав на пачку презервативов на прикроватной тумбе. — Это те же, что и в прошлый раз, да? М. Немецкие. Мне понравились. Лежите смирно. Я, конечно, не такой ловкий, но... Тоже кое-что могу. И прежде, чем Тема успел возразить или по крайней мере что-то спросить, Вадим опустился под одеяло. «Мерзкое и грустное, грустное и мерзкое», — судорожно принялся повторять про себя Тема, когда почувствовал сперва руки Вадима на своем паху, а потом губы и — такое вообще законно думать? — его язык. Оставалось вцепиться в наволочку и наблюдать, как потолок раскачивался из стороны в сторону, как если бы они из московской квартиры перенеслись на лодку посреди озера. «На лодку моей любви, етить меня за ногу, ай», — как будто прочитав мысли Темы, Вадим провел ногтями вдоль его правого бедра, так что следом за прикосновением по телу растеклась невообразимо приятная дрожь. Все снова представилось красивым сном, потому что вообразить, что Вадим Максимович Марецкий взаправду согласился бы на нечто подобное — это за гранью Теминой фантазии. Напоминанием о том, что все по-настоящему, служила строгая спальня и аромат сандала, грозивший пропитать его кожу и волосы и вовсе сделаться его самым любимым и ассоциироваться исключительно с чем-то вот таким красивым и неприличным. «Мне ничего не видно». Тема осторожно приподнял угол одеяла, опомнившись, напряг живот, чтобы продемонстрировать пресс и проклятые косые мышцы, сначала сумел разглядеть макушку Вадима со сбившимися волосами. Этого было бы вполне достаточно, чтобы улететь в омут нирваны, но Тема нашел удачное сочетание грустного и мерзкого, чтобы удержаться от преждевременного оргазма: «Ведро. Ведро с мертвыми котятами, черт вас всех дери», — испуганно приподнялся, откидывая одеяло дальше. Вадим не спеша выпустил его член изо рта, сглотнул слюну. — Артем, в чем дело? Это отвлекает... — произнес строго. — Или плохо? — Нет. С-слишком хорошо... Я недооценил вашу мощь и все такое... М-можно я теперь тоже ч-что-нибудь поделаю?.. — и не дожидаясь команды, рванул вперед, чтобы прижаться, расцеловать... — Артем, фу! Я же только что!.. — Похуй, мы же с презервативом. — Артем, меньше мата, — Вадим звонко щелкнул его по лбу указательным пальцем, но поцеловать и обнять разрешил. С позой определились быстро: наездник, — чтобы обоим удобно и чтобы лицом к лицу. «Для первого раза самое то». В фантазиях неприметным мелочам не уделялось внимания: никакой подготовки, никакой заботы о партнере, все сразу, быстро и ловко, — а, между прочим, в них и скрывалось самое, ну, если не чудесное, то забавное точно. Вот они столкнулись лбом и подбородком, вот Тема выдавил половину тюбика смазки на простыню. Вадим не ворчал, не корчил разочарованных физиономий, а искренне смеялся над их взаимной неуклюжестью и в знак поддержки похлопывал по плечу и по спине. «Кто ж знал, что мне такой простейший жест зайдет в сто раз больше, чем всякая пошлость?» Наконец, затихли оба. Сконцентрировались друг на друге. Вадим отклонился назад, разводя ноги в стороны так, чтобы Теме было видно и сподручно двигаться вперед, медленно, постепенно раскачивая бедрами, давая привыкнуть им обоим. — Вы как? — О-отлично, — выдохнул Вадим. — Н-но, честно, я н-не очень об-бщительный в т-такие м-моменты... — Да? — с досадой. — Жалко. У вас красивый голос. Я бы его слушал и слушал. И то, как вы запинаетесь... Ха-ха, я вас смутил? — А как это может не смутить? — Простите, я залюбовался. Хотите, в следующий раз я возьму кляп или скотч? — Сейчас я хочу тебя придушить. Вадим прогнулся в пояснице. Тема сообразил, что нашел правильное положение, постарался его запомнить, устроился поудобнее и, придерживая за талию, продолжил: — Вы невероятно красивый, — усердно подбирая нужный ритм. — Такой... Сдержанный, строгий и к себе, и к другим. Я так мечтал, ну, знаете, как-то раскрепостить вас. Помочь вам расслабиться. Когда вы отдыхаете, вы выглядите так потрясно, и вот сейчас я могу говорить, что вы хоть немножко, но мой? Вот вы мой, и вам хорошо, и это тоже так красив... Вадим звонко хлопнул его по щекам, притянул, обдал горячим дыханием: — Да п-помолчи уже... — прижался с поцелуем, таким требовательным, что Тема на минуту, а может и дольше, потерялся, забыл, что и как собирался рассказывать. Скоро Вадим двигался на нем сам. Резче и резче, закрывал глаза, бормотал что-то тихое, бессвязное, но явно одобрительное. Пахло сандалом, их общим потом и «Кузнечиком», в висках звучал «дурной вкус», наложившийся на их общее сердцебиение. Тема с благодарностью наблюдал за тем, как Вадим вздрагивал, сидя на нем верхом, помогал ему пальцами спереди и сзади, приникал ртом то к груди, то к плечам, стараясь не оставлять следов. «Ему невероятно идет поза наездника. И растрепанные волосы. И мой член. Хочу быть его парнем. Мужчиной. Вот прям насовсем. Да-да, это глупо. Но я так хочу. Небо, как же потрясающе громко он дышит». Тема категорически не собирался быть торопливым, он со всем усердием пытался первым довести до оргазма Вадима, воспринимая это как часть той самой обещанной заботы, ну, и как часть мальчишеского выпендрежа. Сдувал волосы со лба, слизывал капли пота, а в конце и вовсе повалил Вадима на простыни, чтобы дать его коленям отдохнуть, нарастить ритм и вытребовать долгожданные стоны, один за другим. — Артем, тише-тише... Не получалось. От собственного имени, произнесенного с таким вкусом, кружилась голова и подгибались локти. Снова объятия, ласковые прикосновения, финальные толчки, жаль, поцеловаться не удалось — чертова разница в росте. Все поплыло, приятно заштормило, пришлось прислониться к бледной груди, слушать, как колотится сердце Вадима, и ждать, пока комната остановится. — О-ого... А... М-можно сказать наглость? — Тема дотянулся до очков. — Удиви меня... — Я вас... — Тебя. — Хорошо. Я люблю тебя. Вадим тихо рассмеялся, произнес, отвернувшись: — Я знаю. — Что? Не-ет. Это дурацкая отсылка. Она грустная. Там плакал Чубака, — надев очки, Тема радостно заглянул Вадиму в глаза. — Вы... То есть ты. Очень классный. Прям ну... Ух. И... Что? Я плохо сказал? — Нет-нет, я просто думаю, что кляп не такая уж плохая идея, — откашлялся. — И мне все еще неловко. — Принести вам... — «Да бля». — Тебе воды? Эффект первичного помрачения от того, что вот они вместе, они целовались и занимались сексом, постепенно сходил на нет — можно натянуть новые боксеры из «Юникло», послушно впихнуть ноги в тапки и, зачем-то помахав рукой, выскочить в коридор. Оглядеться. Дом Вадима полон синего, серого — как и его гардероб — тяжелые двери все плотно закрыты. «Нюта что-то читала по психоложеству, мол, человек закрытый, опасливый и побаивается открытых людей. Ну-у, сейчас мне кажется, что это почти правда». Тема посчитал, что всего комнат было три: гостиная, спальня и, наверное, кабинет… «Да, реально он. Прям, как в кино. Со столом, книжными шкафами и мощными шторами». …ванная, просторная кухня, светло-серая, с до странного маленьким столом и единственным высоким стулом. Да, все обставлено со вкусом, опрятно и дорого, но Тема неуютно поежился: слишком пусто. Открыл высокий шкаф с посудой, нашел стакан. Набирая воду, задумчиво почесал кончик носа: «Не, оно и хорошо, что я слепошарый чурбан. Типа… вот увидь я все раньше, я б впал в меланхолию и слезливо его обсасывал. Не уверен, что ему бы понравилось. Он замечательный. Хочу быть для него хорошей парой и вообще. Ну… радовать. И узнавать. Сам. Черт, я реально влюбился и влип. Ребята правы. А!» Пропрыгал до прихожей, кратко отчитался, что благополучен, дома, не в том, в котором, а в другом, но все отлично, что все непременно расскажет и смайлики, да побольше и поглупее, чтобы Нюта и Глеб точно поверили. Схватил стакан, естественно, пролил по дороге, затер мокрое пятно тапком. «Буду забота́ть. Со страшной силой. Любить буду. Смешить. И делать вашу… то есть твою жизнь ярче и веселее. Вот. Дикси». Пафос внутреннего монолога поубавил сам Вадим, велевший, едва Тема переступил порог спальни, перестилать кровать. — Мне можно тут переночевать? — Ну… да. Или я похож на того, кто выставляет гостей посреди ночи? «Скорее на того, у кого их практически не случается». — Лучше скажи, ты завтра учишься или работаешь? — Работаю… и учусь… как бы, — запинаясь, признался Тема. — У меня просто консультации, так что там ничего важного, — считав недовольство во взгляде Вадима, в шутку добавил. — Я могу принести расписание моих зачетов и экзаменов. Тот кивнул: — Да, пожалуй. Тема нервно улыбнулся, сообразив, что жизнь ярче и веселее грозилась стать не только у Вадима.