Однажды в Неваде

О том разговоре они не вспоминали. К Неваде подкрадывалось жаркое сухое лето, жизнь шла своим чередом; Леон снова остался один на один со своими невзаимными, противоестественными чувствами. Марко тянулся к нему, действительно ценя их дружбу — это было лучше, чем ничего. Однажды дядька вызвал их вдвоем. Потом передумал, ровно за секунду до того, как оба альфы переступили бы порог кабинета в его доме. Квартиры, как и всякий пожилой альфа, он не жаловал, а как разбогатевший иммигрант предпочитал исключительно особняки, обставленные в лучших традициях зажиточного немолодого выходца из восточной Европы: всего и сразу, побольше, в золоте и темном дереве. — Иди, — Бесмир указал рукой на Марко, оставляя его в коридоре, застеленном узорчатым паласом. — А ты останься. Леон переглянулся с Марко и коротко кивнул, прежде чем закрыть дверь. — Шайтан, — констатировал дядька, махнув рукой. — Демон натуральный. Когда ты избавишься от него? Он притягивает проблемы. Злиться на дядьку было нельзя — родная кровь. Леон стиснул кулаки и уставился на оберег от сглаза над дядькиной головой, подавляя ярость. — Он с нами три года, а проблемы начались только сейчас, — ответил альфа. Для него лично проблемы начались ровно в тот день, когда ему доложили о стрелке, косившем его людей на сделке где-то в ангаре посреди пустыни. — Он сам начался с проблем, — Бесмир запахнул атласный халат поверх пижамы и рухнул в кожаное кресло. Леон с грустью отметил, что в его черных волосах прибавилось седины. — Ай, не до него. — Что ты хотел? — Я уже решил то, что хотел. Но раз мой любимый племянник здесь… — дядька глянул на него исподлобья. — Что у тебя с Джеком? Этот вопрос не застал Леона врасплох, потому что ответ был готов давно. — Ему рано обременять себя браком. — Не рано, а самое время, — возразил пожилой альфа. — Самое время попрочнее взять Сандерса в оборот. Он боится Янковича, а потому может легко переметнуться к нему и к этому… французишке… Ришару. — Если он это сделает, то потеряет все связи. Янкович и его грязные дела это пятно на репутации. Бесмир вздохнул и покачал головой — он понимал, что племянник будет отпираться до последнего. — Если ты такой упрямый, отдай своего шайтана. Ты хорошо справляешься с ним, я смотрю. Будем давить на Сандерса с помощью него. Леон задохнулся от возмущения. Это было еще хуже: сделать и Марко, и Джека несчастными на всю жизнь. Уж лучше он сам засунет свои чувства подальше и… — Нет, — решительно ответил Леон, уже не заботясь о том, как странно это выглядит. — Только не его. — Ладно. Продолжай усложнять нам жизнь, упрямый мальчишка, — махнул рукой альфа. — Иди. Я жду тебя на обед в субботу, кстати. Леон пулей вылетел из кабинета. В коридоре наткнулся на Марко — тот стоял у стены, вытянувшись, как солдат, напряженный и внимательный. Леон ничего не сказал ему, только жестом пропустил вперед. В душе появилось странное ощущение, будто он защитил Марко от чего-то нехорошего. Марко ни о нем не спрашивал, пока они не выехали за ворота особняка под внимательные взгляды охраны. Леон был мрачен, гнал вперед, думая о чем-то своем. — Можно я закурю? — наконец осторожно спросил альфа. — Кури, — коротко ответил Леон. Марко щелкнул зажигалкой. Предложил свою сигарету Леону: тот взял, затянулся тоже, вернул, коснувшись его руки. Альфа хотел спросить еще, но зазвонил телефон. На экране на приборной панели автомобиля загорелось «Джек Сандрес». Леон нахмурился и занес было палец над кнопкой на руле, чтобы сбросить, но Марко остановил его: — Ответь. Это ведь Джек. Леон нажал кнопку, принимая входящий звонок; он никогда не держал секретов от Марко, а потому высокий от волнения голос Джека зазвучал в динамиках: — Алло! Леон! Пожалуйста… Приедь пожалуйста! Альфа сбавил ход и съехал на обочину. Переглянулся с другом, наткнувшись на его встревоженный взгляд. — Что такое? Что случилось? — Здесь… Папа улетел в Вашингтон… А здесь… Зеленые… — Ты где? — перебил Марко. На фоне послышались голоса. Испуганный омега рвано выдохнул, но ответил: — У входа на завод. Центрального. Они облили здесь все краской, натянули плакаты и грозятся подогнать бульдозер и начать рушить забор… — Мы сейчас приедем, — торопливо сказал Леон и, прикинув, как добраться до Сандерс Литиум побыстрее, вдавил газ в пол. — Не бойся. Попроси водителя отъехать подальше и не выходить из машины. — Ага… В динамиках потянулись гудки. — Звони копам. Не в смысле на линию, а нашему копу, — бросил альфа. И зло добавил: — Будет им дельце. Марко вытянул из кармана телефон. Все оказалось не так печально, как Леон себе представлял. Эко-активистов набралась всего горстка, да и то одна молодежь. Никакого бульдозера, но ступени КПП были залиты красной краской, явно имитирующей кровь, а с плакатов кричали лозунги «Остановите загрязнение воздуха» и «Спасите океан от автомобильных аккумуляторов». Полицейская машина с мигалкой и всего одним мелким омегой-копом подействовала мгновенно: молодежь побросала плакаты кто куда и разбежалась. Леон с удовольствием отметил этот факт: значит, заплатили им мало. Другое дело, что даже один плакат имел бы плохие последствия, щелкни его удачливый репортер — а то что таинственный недоброжелатель их пригласил к самому началу спектакля, не стоило и сомневаться. Испуганный Джек вытер сопли носовым платком с вышитыми инициалами и доверчиво прижался к боку Леона. Все же, в свои двадцать два он был еще совсем ребенком: едва остался один, без отца и управляющего, которые улетели в Вашингтон на конференцию, сразу растерялся. Леон не упрекал его за это: до такого бизнеса и такой ответсвенности многие не дорастали и к шестидесяти годам, что уж говорить о двадцати двух. Но в Джека, тем не менее, он верил. Кивнув охране, они с Марко вошли на территорию завода. Их цех ютился между двумя побольше: по плану там было складское помещение, окон нет, постоянно охранник у входа. Леону хватило пяти минут беглого осмотра, чтобы убедиться, что все сработано неплохо: металлические столы опустели, пожаропрочные шкафы были заперты, все попрятано, работники словно испарились. Конечно, лабораторные пробы покажут, что к чему, но залетный журналюга или быстрый взгляд копа не найдут ничего подозрительного. — Ты узнал, кто пожаловался зеленым тогда? — спросил Марко. Его голос эхом отдался в пустоте коридора и утонул в скрежете оборудования за стеной. — Какой-то тип прямиком из Гринписа, вообще левый, и к нему хрен докопаешься. Кто-то хорошо заметает следы, — Леон мягко коснулся его плеча, направляя в нужную сторону. — А эти не Гринпис? — Эти Флора и Фауна что-то там. — Боже, — Марко удивленно выдохнул. — Я думал, они все Гринпис. Этим американцам совсем нечем заняться? Леон усмехнулся. Дядька сказал то же самое, только в более грубых выражениях, когда услышал те жалкие обрывки информации, которые Леон вытряс из насмерть перепуганного председателя организации. Они вышли на территорию с черного хода, под маленький козырек на усыпанные окурками ступеньки. Сейчас здесь никого не было: вторая смена усиленно работала. Сухой выцветший бетон под ногами успело затянуть тонким слоем рыжеватого песка — его наносило сюда сквозь сетчатый забор с пустоши. Вечерело. День был такой ясный, безоблачный, и Марко рядом — у Леона вдруг стало очень тепло на душе. Он протянул ему сигарету, предложил: — Пополам? Марко кивнул. Было почему-то до безумия хорошо стоять так, щурясь на солнце, и передавать одну сигарету из пальцев в пальцы. Смотреть, как блестят на свету его светлые волосы, как светятся голубые глаза, изучать черты спокойного лица, запоминать расслабленную позу и фигуру за простой свободной одеждой. Дурь, завод, красная краска на ступеньках, испуганный Джек — все это отошло на второй план, отступило. Леон забрал у альфы окурок и щелчком отправил в дорожную пыль. Вокруг не было ни души, где-то за стеной гулко грохотала техника, стих ветер — словно весь мир на мгновение замер. Бросив короткий взгляд на отвернутую от курилки камеру, Леон шагнул к Марко; тот разомкнул было губы, но замер, притих, не решившись чего-то сказать. Альфа снова начал с простого прикосновения. Ладонью к щеке — ласково погладить, дать привыкнуть, потом пальцами за ухо, запутаться в коротких волосах. Марко смотрел на него во все глаза с невыразимой смесью чувств, но не отпрянул. Леон пошел дальше, наклонился к его губам, дал секунду на раздумье, поцеловал. Марко не ответил. Так и стоял, обмерев, даже перестал дышать. Леон коснулся еще, мягко, неглубоко, потом притянул к себе ближе, ткнулся в щеку, поцеловал скулу. Марко был теплым, кожа, там где не было светлой едва заметной щетины — мягкой, а еще он одурительно хорошо пах. Уже не в первый раз Леон зарылся носом в ворот его белой футболки, коснулся губами шеи. Потом отпустил, отступил на шаг, тяжело выдохнул, подавляя нарастающее возбуждение. Марко отмер. Растерянно моргнул, задрожали губы. Затем обхватил себя руками, будто замерз в жаркой Неваде, едва Леон отпустил его. — Я… Никогда прежде… с альфой, — сказал он тихо. Как будто все, что было в Вегасе, не считалось. Леону вдруг тоже подумалось именно так: ничто не считалось, кроме этого недопоцелуя в грязной курилке позади Сандерс Литиум. Он даже усмехнулся: как будто первый раз в пятнадцать, неловкий, но эмоциональный. — Я тоже, — ответил Леон. — Почему не ударил? Так было бы и правда правильнее, если бы Марко ему врезал. Все стало бы на свои места. А теперь Леон смотрел на него и не знал, что с ним делать. — Не знаю. Это ведь с тобой, — Марко пожал плечами. Казалось, он был погружен в такое состоянии глубокого шока, что даже не мог нормально ответить. — А с тобой… Это другое. Я бы никогда, никому, ни за что… Марко опустил взгляд, продолжая обнимать себя. Леон знал, каким он умеет быть и задорным, и даже жестким, но в последнее время все чаще видел его растерянным, нежным, робким. Таким, каким его не знал никогда и никто. — Мне было любопытно как… В смысле, любопытно, потому что ты… Как это с тобой, — окончательно запутавшись в попытке объяснить, он вдруг вскинул голову. — Еще? Дважды просить не было нужды. Леон обхватил ладонями его лицо и поцеловал уже настойчиво, уверенно. Марко слабо шевельнулся навстречу, подался — горячо выдохнул ему в губы и прижался всем телом. Власть над этим альфой и жар его кожи опьяняли; Леон зарывался пальцами в волосы на его затылке, притягивая еще ближе, целовал мокро, влажно, с языком, потом исступленно касался его лица губами везде, докуда дотягивался: щеки, линия челюсти, закрытые веки. Это был сон, самый настоящий сон — не смутный, темный, неправильный и нехороший, как в Вегасе; сейчас Леон отдавал Марко все самые светлые чувства, которые копились в нем три года. Позади что-то скрипнуло. Они буквально отскочили друг от друга, тяжело дыша. Марко тут же отвернулся, спрятался, но от Леона не укрылся яркий румянец на его светлой коже. Что ж, это действительно было очередным переходом всех границ. Леон вновь почувствовал себя виноватым, но не грязным, хотя то, что они сделали, было не просто неприлично, а непозволительно и ненормально. — Идем в машину, — предложил Леон. Марко согласно кивнул.