Однажды в Неваде

Они не обсуждали то, что случилось. Леон понимал отчасти, что двигало другом — любопытство, но не понимал, почему. Как будто Марко долгое время анализировал все его неловкие приставания и наконец решил поддаться. Леон представил себя на его месте и пришел к выводу, что хорошенько въехал бы себе по роже, навсегда отвадив от этих мыслей. Но Марко прогнулся, потянулся к нему из искреннего любопытства, которое двигало им всегда — и вот теперь снова вел себя, как прежде. Словно они закадычные друзья. Леон не понимал, что делать. С омегами все казалось просто: пригласить в ресторан, сделать подарок, скинуть пару ласковых эсэмэсок, как бы невзначай позвать к себе, а там уже все становилось кристально ясно. С Марко было не так. Леон и смотреть-то на него на людях боялся слишком долго, потому что в голову сразу лезли дурацкие мысли, что его нездоровое влечение написано у него на лице. А наедине… Марко доверял ему: не шарахался, не косился, но Леону казалось, тронь он его, напугает, снова увидит этот растерянный взгляд широко распахнутых глаз, продавит под себя и навяжет ему свой грязный, непростительный интерес. — Серьезно, мне кажется, Уокер мухлюет. Ну не может человеку так везти, у него все карты как на подбор, — жаловался Марко. Они только вернулись из Сан-Франциско. На этот раз не было никаких омег, так раздражающих Леона, словно Марко сам все понял, а потому воздержался от комплиментов официантам и приставаний к крупье, который даже на вкус Леона был очень ничего. Сам альфа в это время разговаривал с одним из клиентов — спрос на дурь был везде, особенно в этом городе веселья в солнечной Калифорнии. — В следующий раз смотри за ним в оба, — весело добавил Марко, делая вполне понятный жест пальцами. Обернулся к Леону: — А ты почему не играешь? Я столько раз тебе предлагал. Леон подтолкнул его к раскрывшимся дверям лифта и нажал кнопку. Они заехали к нему всего на час, переждать, чтобы потом встретиться с крупным заказчиком в центре — от квартиры Леона было ближе. — Это грех, — нехотя пояснил Леон, витая в своих мыслях. — Да ну тебя, — Марко улыбнулся. — Тебе бы фартило. Ты везучий. — Думаешь? Марко решительно закивал. Может быть, в чем-то он был прав: про себя Леон подумал, что с Марко ему действительно повезло. Как будто Всевышний столкнул их нарочно, пусть и при таких печальных обстоятельствах. А дальше дело было за самим альфой. Леон пропустил его в квартиру. В вычурном интерьере с позолотой, яркими коврами и темным деревом Марко в его простых футболке и джинсах смотрелся инородно, но привычно — Леону нравилось видеть его здесь, у себя. — Может, попьем кофе со льдом? У тебя есть лед? — спросил альфа. — Хотя, нет, у меня уже все поперек горла стоит. Одни встречи сегодня. Леон был с ним согласен. Они достаточно насиделись в кафе. — Налей мне тоника, — попросил он, отвлекаясь на сообщения от Томми. За окном сгущались сумерки. Марко хорошо ориентировался в его квартире, даже не стал включать свет. Когда Леон наконец вошел в просторную гостиную, совмещенную с кухней, тот уже стоял около раковины, сбрасывая скользкие льдинки, не попавшие в стакан. — Для тебя. — Спасибо, — Леон забрал стакан, прислонился к столешнице спиной. Марко устроился рядом, повторив его движение. Почти плечом к плечу. Тоже задумчиво уставился в полумрак гостиной с ярким диваном и широким экраном телевизора. Включать почему-то ничего не хотелось. Ни свет, ни фильмы, ни музыку, ни новости. — Что мы скажем ему? — спросил Марко, явно имея в виду предстоящую встречу. — Можно глотнуть? Леон протянул ему запотевший стакан. — Что мало дает. И много просит. Я бы продал ему маленькую партию, на пробу. Посмотрим, как реализует, и не попадется ли копам. — Фу, тоник надо пить с джином. Так это просто горькая газировка, — альфа сморщился, вызывая у Леона усмешку. — Лето скоро, народ хочет расслабиться. Уже, вон, на каждом шагу тапки, шляпы и пляжные полотенца продают. Разлетится все моментально, а копы-то еще не очнулись после зимней спячки. — В любом случае, понаблюдаем, — отозвался Леон. Рядом с Марко было спокойно. Не хотелось думать о работе совсем. Леон скосил взгляд, рассматривая его. Марко мечтательно смотрел вдаль, тоже задумавшись о чем-то. Потом будто вспомнил: расслабленная улыбка мигом сошла с его губ. — Леон, — позвал альфа. Повернул голову и едва заметно вздрогнул, обнаружив, что друг и так смотрел на него. — Что твой дядя сказал обо мне? Я, ты, Сандерс… — Когда? — Ну, когда он позвал нас обоих, а меня оставил в коридоре. Не так давно. Мне за дверью было плохо слышно. — Так ты грел уши, — Леон тепло улыбнулся. — Ничего он не говорил. Как обычно впаривал мне Джека в супруги. — А ты что? — Рано ему. — Но будет однажды не рано, — вдруг серьезно сказал Марко. Леон догадался, к чему тот вел весь этот разговор. Напрягся, ответил хмуро: — Никакой свадьбы. Не с ним, не сейчас и не так. — И я не хочу. Я слышал, частично, что Бесмир сказал. Со мной Джеку еще хуже будет, чем с тобой. Да и я вообще пока ничего не хочу серьезного. В смысле, с омегами. В смысле, нет, мне нравятся омеги, но… — Я понял, — оборвал его Леон, понимая, что Марко сейчас наговорит того, чего не надо. — Я тебя в угоду дядькиным планам не отдам. Вообще, он хороший мужик, мой дядя, просто такое у него… прагматичное понимание, как сделать лучше для семьи. — Для семьи, — глухо и грустно повторил Марко. Леон двинулся ближе и толкнул его плечом, подбадривая. — Эй. Не думай даже. Я сказал, не отдам тебя никому. Ни дядьке, ни твоему брату. — Это звучит… неправильно, — выдохнул он, подняв на друга глаза. — Но спасибо. Я правда благодарен тебе за все. Леону остро захотелось его обнять. — И тебе спасибо… — ответил он, неожиданно смутившись. Леон не привык к тому, чтобы его искренне благодарили. Подлизываясь, боясь — да, но Марко был открыт и честен с ним. — Что случилось тогда? Между тобой и братом, — спросил альфа, собравшись с духом. Марко опустил взгляд и поник. Они оба понимали, что однажды стоило прояснить этот вопрос. — Мне понравился омега. В смысле, из тех, кого брат хотел продать какому-то бизнесмену. Я просил оставить его, отпустить, и Милош испугался, что я сорву ему сделку. Решил убить его мне в назидание. — Ты любил его? — Не знаю. Не то чтобы, — пожал плечами Марко. — Просто хотелось чего-то своего, поспорить с братом хоть раз. Я и помешать ему не смог бы, стерпел. Но стало так обидно, знаешь, так плохо. У меня вообще мозг отключился, все равно было, я даже надеялся, что меня убьют в перестрелке. Тогда моя смерть стала бы осмысленной, не трусливой. Леон не стал говорить ему, что жизни убитых не стоили обиды Марко на Милоша. Что правильно было бы разобраться с братом, а не с невинными людьми. Но ничего было уже не вернуть. Отчасти он понимал стремление этого несчастного альфы избавиться от осточертевшей жизни именно таким способом. — Ты все еще боишься брата? — спросил, выдержав паузу. — С тобой я чувствую себя в безопасности, — Марко улыбнулся слабо, но искренне. Леон отлип от столешницы и замер перед Марко. Не стал придавливать, трогать, нападать — просто коснулся пальцами его подбородка, приподняв голову, заглянул в глаза. Потом, наклонившись, осторожно поцеловал. Марко отстранился, вжавшись спиной в столешницу. Потом, не давая Леону уйти, положил руки ему на грудь. — Я не омега. Не могу к этому привыкнуть. — Мне не нравятся омеги, — ответил Леон. — Можно? Получив краткое согласие, Марко скользнул ладонями вниз по его груди. Тронул за руку, потом поднялся выше, провел пальцем по линии челюсти, внимательно рассматривая лицо. Изучал, словно привыкал. — Мне странно понимать, что я знаю, как колется твоя борода. Леон поскреб пальцами подбородок. С щетиной снова пора было разобраться. — Ты можешь мне отказать, — напомнил альфа. Но Марко промолчал, и Леон снова поцеловал его. На этот раз альфа ответил: тоже осторожно, больше пробуя вкус его губ, чем предаваясь страсти. Леону было отчаянно мало. Хотелось его всего. Лапать, трогать, брать. Сделать его своим во всех смыслах. Не подчинить, но присвоить. Он скользнул ладонями вниз, по бокам, сжал бедра. Забрался пальцами под футболку, заставив Марко рвано выдохнуть, поцеловал еще, гораздо глубже, настойчивее. Кажется, даже сумерки вокруг стали гуще, укрывая их порочную тайну от посторонних глаз. Сделалось жарко, волной по телу разлилось возбуждение; Леону подумалось, что если они опоздают на встречу — так тому и быть. Было бы правильно, если бы Марко выкрутился из его рук, наорал матом, ударил — правильно и понятно. Куда понятнее, чем то, что он разрешил развернуть себя спиной и прижаться пахом к своим ягодицам. Они оба были одеты, но Леон дурел уже от одного этого ощущения. У него болезненно стоял, однако он все равно не мог избавиться от дурных мыслей, что альфа подчиняется, потому что боится. Леон стянул с Марко футболку, сбросил с плеч давно надоевшую рубашку и прижал спиной к своей груди. Друг удивленно ахнул от этого ощущения, кожей к коже, и подался назад, откинув голову и позволяя целовать шею. Он был горячий, мягкий, но вместе с тем ловкий и сильный; Леон скользнул вниз по его животу, по литым мышцам, еще ниже, убедился, что Марко возбужден. — Мне будет очень больно? Леон не понял, вопрос это или утверждение. Тем не менее, расстегнул его джинсы, стянул вместе с бельем, с удовольствием сжал крепкое бедро. Честно ответил, выдохнув куда-то в затылок: — Я не знаю. Прости меня. Напряженный член ткнулся между ягодиц. Хотелось раздвинуть ему ноги коленом, шлепнуть по ягодице и войти, но Леон помнил и понимал, что перед ним не омега. Скользнул рукой по животу вверх, успокаивающе поцеловал в плечо, надавил пальцами на губы, тихо попросил: — Оближи. Было в этом какое то извращенное удовольствие. В том, как Марко взял его пальцы в рот, и в том, как он нетерпеливо терся членом о его бедро. С омегами Леон никогда не осторожничал; но с ним он отчаянно боялся даже схватить слишком сильно, оставить красноватые следы от пальцев на светлой коже. — Больно? Леон вставил один палец, потом второй, осторожно растягивая. Марко не ответил, прогнулся в спине, выпячивая задницу — привыкал к ощущениям. Этот вид сводил Леона с ума. Сгорая от возбуждения, он подался вперед, проникая членом; Марко весь напрягся, уперся руками в столешницу так, что под тонкой кожей четче проступил рельеф мышц. В нем было невообразимо горячо и узко. Хрипло выдохнув, Леон перехватил его поперек живота и толкнулся глубже, входя до упора и вжимаясь бедрами в ягодицы. Потом двинулся, медленно, боясь причинить дискомфорт. — Больно, больно, — резко остановил его Марко, крепко схватив за руку, лежащую на бедре. Леон чувствовал, как он весь сжался вокруг него и мелко дрожал, напряженный до предела. Единственным инстинктом было продолжать, пусть бы он кричал и вырывался, грубо брать, как берут свое, трахать, вжимая в стол, пока не прекратит сопротивляться, кончить внутрь, как омеге, в узкую дырку между этих красивых ягодиц. Но Леон отпустил, выскользнул из него, поцеловал в изгиб плеча, извиняясь. Прижал Марко к себе, приняв его вес и заставив наконец отлипнуть от столешницы, потом накрыл его член ладонью. Это альфе нравилось куда больше: он прикрыл глаза, расслабляясь в руках Леона, утер со лба испарину. Леон дрочил, как себе, чувствуя, как Марко откликается на его ласки; сам терся о бедро, оставляя на чужой разгоряченной коже влажную дорожку смазки. Было хорошо, жарко; где-то на диване гудел на беззвучном брошенный мобильник, но было совсем не до него, кто бы ни звонил. Единственный человек, голос которого он сейчас хотел бы слышать, был рядом с ним. Марко запрокинул голову ему на плечо, обмякая, кончил, глухо простонав сквозь едва разомкнутые губы. Леон не представлял, что творилось у него в голове — в его было пусто. Ни мыслей, ни сожалений. Довел себя до разрядки рукой, пачкая чужие ягодицы, поддержал Марко, чтобы тот, расслабленный и разморенный, не упал. — В душ? — предложил он. — Мы опаздываем, — слабо возразил Марко, но по нему было видно, что от душа он не откажется. — Я отправлю туда Томми. Или напишу, что мы задержимся, — Леон тепло коснулся губами его виска. Хотелось затащить этого альфу в постель и не выпускать до утра, а на все остальное стало плевать. — Второе, — выбрал Марко и, оставив разочарованного Леона в гостиной, поспешил исчезнуть за дверью ванной. Марко продолжал вести себя с ним по-дружески, и все же что-то неуловимо изменилось. Теперь, в те редкие моменты, когда они оставались наедине, Леон мог коснуться его; альфа сперва робел и обмирал поначалу, а потом расслаблялся и сам тянулся за лаской. Это было странно, непривычно, но вместе с тем хорошо — так хорошо, что Леон не мог поверить, что это не сон.