***
— Где ты шлялся? – Иетсуна смотрит на репетитора глазами, в которых читается бесконечная усталость и тяжесть, способная своим весом раздробить блондину череп. Реборн суживает глаза, с лёгким презрением и холодом окидывает взглядом парня, отмечая лёгкую небрежность, являвшуюся всегда фатальной для перфекциониста-ученика, синяки под глазами, ставшие уже черными, и красные от полопавшихся капилляров роговицы. Сочтя внешний вид Тсуны неудовлетворительным, недовольно хмыкает, все же смолчав. — Гулял, – голос блондина хриплый, как у алкоголика со стажем, а он всего-то пролежал часов пять на каменной крыше полуразвалившегося здания в Кокуё, не порядок. Видимо, организм, и так работающий на последнем издыхании из-за ран от трезубца, немного сдал, а добил его сам Иетсуна, совершенно лишенный чуткости в отношении себя и собственного самочувствия. Это паттерн поведения такой. На любой дискомфорт и боль – терпеть. Даже если в этом нет нужды. Просто потому что надо. — Я вижу, – холодом в голосе Реборна можно замораживать преисподню, – А теперь перестань меня наебывать и отвечай. — Я говорю правду. — Кривду, – зло щурится репетитор, но, вглядываясь в изможденное лицо ученика, понимает, что ничего толкового от него сейчас не добьется, поэтому молча поджимает губы и даёт ему пройти. Блондин, кивком головы благодаря мужчину, в три шага доходит до своей комнаты и аккуратно закрывает дверь, тут же запираясь на замок. А затем прямо в одежде падает на кровать и мгновенно вырубается. Существует некий предел того, сколько может вытерпеть человек. Обычно к этому пределу никто и близко не подходит, так, держутся в стороне, да попугаются его фантома и бликов, но Иетсуна остро ощущал, как его все ближе и ближе заносит к этой границе. Невидимые руки с немыслимой силой за шкирку тащили его туда, заставляя хрипеть, истекать пеной и бессмысленными попытками дать отпор и выбраться из плена, но любое сопротивление лишь ухудшало ситуацию, лишь выматывало сильнее, давая возможность уничтожить, подвести к безумию и сломать. Савада пытался противостоять, но все его попытки были смехотворны. Иетсуна не знал, что ему делать. Куда идти? Что лучше предпринять, чтобы это прекратить? Как оставаться сильным, куда стремиться? Совета спросить совершенно не у кого. И это вселяло такую безнадёжность, такую брошенность наедине с миром, что сердце останавливалось, пытаясь справиться с ошеломляющим чувством одиночества и пустоты. Тсуне было страшно.***
Реборн мельком глянул на развалившегося на своей кровати ученика и нахмурил брови, направляясь к выходу из дома и аккуратно прикрывая дверь. Погода была отвратительная: начинался дождь, и со свинцовых почти черных туч потихоньку накрапывало все чаще и ощутимее. Недовольно цыкнув, быстрым шагом мужчина пошел в неплохой бар: ему нужно было выпить. Боги, знали бы вы, как он ненавидит работать с подростками. Знаете почему? Потому что всегда, абсолютно во всех случаях без исключений, у них имеется какая-то своя драма. Будь то смерть папеньки, издёвки в школе или социальная неопытность, все эти травматизации от всего на свете ему уже по горло осточертели. Реборн ненавидел рыться в дерьме чьей-либо души, а уж в душе подростка, который, как вид, склонен и драматизировать, и воспринимать определенные события каким-то немыслимым логике способом, так и вообще ненавидел! Он, вообще-то, мафиози, черт его дери! Реборн – лучший киллер мира, он не нанимался штатным психологом кучке детишек и их мамаше в придачу! Акститесь! И именно поэтому, видя эту самую драму у каждого члена семейства Савада, Реборн отчаянно не хотел туда лезть и пытаться разбираться в этой мути. Его задача проста, как пять копеек: выучить Саваду Иетсуну, да так, чтобы он стал пригодным боссом самой влиятельной мафиозной семьи. Работы, по идее, немеренно, пусть и основа у паренька неплохая, но эта чертова драма! Апатия, склонность к самоповреждению, неожиданные вспышки агрессии, полная неосведомлённость в социальных взаимодействиях и в том, как их строить, эмоциональная отстранённость... Перечислять можно ещё много чего, но основная идея такова: у него именно что драма. Причём, возможно, масштаба побольше всех прошлых его учеников (в лице одного лишь Дино Каваллоне, м-да) будет. И это. Ему. Не. Нравится. Разговор со всеми, кто его раздражает, у него короткий: пуля в лоб. Конечно, не всегда это возможно, но не настолько ещё род человеческий глуп, чтобы его, Реборна, бесить, и ко всем попыткам его задобрить киллер старается относиться снисходительно, но стойкое раздражение у него вызвать все равно возможно. И именно это и делает младший отпрыск семейства Савада. Савада Иетсуна мог злить до зубного скрежета и состояния, когда скулы сводит, кулаки начинают чесаться, а перед глазами появляются черные точки от сдерживаемых эмоций. Несдержанностью Реборн никогда не страдал, но даже это не мешает ему так ярко источать яд в сторону блондина. Разумеется, показывает он только десятую долю своих чувств, не позволяя в глазах и в голосе появляться настоящему гневу, – жизнь отучила, – но это все равно пугающий результат для малолетнего сопляка, коим Иетсуна и является. Не то, что Тсунаеши. Вот уж кто способен успокаивать всего парой слов в нужном месте и чашечкой своего восхитительного кофе. Шатен – нескладный, с острыми худыми локтями и коленками, забавной неуклюжестью, неуемным любопытством и бесконечной нежностью в карамельных глазах, он вызывал ассоциацию с Луче. Оба они были такими трепетными, такими воздушными и будто хрустальными, что аж трогать страшно – вдруг сломается? – что вызывали неосознанную улыбку и взгляд, полный трогательной теплоты. Реборн забыл уже, когда мог испытывать такое в последний раз после Луче – никогда, наверное, – и потому очень цеплялся за этого подростка, видя в нем почти что реинкарнацию давней подруги. Да, они бывают разными, но... В них столько схожих черт, вплоть до складывания рук в замок в попытке скрыть неловкость, или переливчатого смеха, во время которого они запрокидывают голову назад, или трогательного излома бровей, когда они видят какую-то мирскую несправедливость, иногда абсурдную, вроде котенка, сломавшего лапку, или съеденной какой-то животинкой птички. Они оба будто не от мира сего, и Реборн видел даже внешнюю схожесть! Особенно в глазах. И Тсунаеши, и Луче – обладатели больших глаз в обрамлении пушистых ресниц и высокого голоска, что соловьиной трелью очаровывает многих, в их числе и Реборн. Но, разумеется, самое главное у них общее качество – бескорыстная и просто потрясающая любовь к миру. Они – Небеса, настоящие Небеса, что готовы принять каждого, кто попросит о ночлеге, помощи или просто тепле. Они собрали вокруг себя совершенно разных и непохожих друг на друга людей, и одним лишь словом способны дать почувствовать себя любимым, обеспечить поддержкой, душевной теплотой и вкуснейшей чашкой кофе или ароматным печеньем. Иногда Реборн смотрел на Тсунаеши и вместо худого подростка-шатена видел синеволосую голубоглазую женщину с маленьким жёлтым цветком на щеке. После такого он всегда вздрагивал, отводил глаза и промаргивался, а после, посмотрев туда же, снова видел лишь Тсунаеши. Да... Лишь Тсунаеши.