Осколки нашей ненависти.

Спустя четыре года. — Эй, ты! — Наруто подошёл к тёмноволосому и вытащил наушник у него из уха. — Иди, тебя там Ирука-сенсей вызывает. Саске немного раздражённо взглянул на потревожившего его идиллию парня, но всё же убрал тонкие проводки в карман вместе с потрёпанным смартфоном. — Зачем? — задал один единственный вопрос и устало откинулся спиной на оконное стекло, свешивая ноги вниз и разминая голеностоп. За такое длительное время Учиха-младший сильно вырос, поэтому на своё любимое место теперь помещался только согнувшись в три погибели. — Откуда мне то знать? — Узумаки фыркнул и развернулся с целью уйти обратно туда, откуда пришёл. — Мне просто было поручено тебя позвать. Всё. И ушёл, засунув руки в карманы легких оранжевых штанов. Саске догадывался, что воспитателю понадобилось от него. Девятое июня — дата хоть и ненавистная, но запомнившаяся на всю жизнь. День рождения его брата. *** — Саске-кун, добрый день, — Учиха зашёл в просторный и пропахший чем-то сладким кабинет, закрыв за собой дверь и кротко поклонившись мягко улыбнувшемуся ему Умино, — как я понимаю, ты уже в курсе, почему я тебя вызвал к себе? Снова кивок. — В общем, так как это его восемнадцатый день рождения, он выпускается из своего детского дома, — Саске прекрасно понимал, что это означает, но не хотел это принимать, поэтому только поднял тяжёлый взгляд на воспитателя, — Итачи… собирается навестить тебя, ты же не про… — Нет, — резко, почти выплюнул Саске, — я не хочу его видеть. — Что ж, видимо Итачи предвидел этот момент, потому что… — Ирука ключом открыл выдвижной ящик в своём столе, выдвинул его и вынул среднего размера, крафтовый конверт, — Он оставил тебе письмо. — Я не собираюсь брать его, — Саске начинал злиться. Желваки заходили на его скулах, а челюсти сжались до такой степени, что был слышен скрежет зубов. — Саске-кун, прошу, не будь таким эгоистом и попробуй понять своего брата, — в голосе Умино проскользили нотки металла и настойчивости. — Понять?! Да что вы знаете, чтобы так говорить?! — Учиха перешёл на крик. Он никогда не любил, когда в разговоре затрагивали тему его семьи, а если говорили что-то про поступок его брата, то и вовсе впадал в ярость. Что, в принципе, произошло и сейчас. — Саске! — взрослый громко вскрикнул и стукнул кулаком по столу, на что тёмноволосый невольно вздрогнул, — Почему ты не думаешь о чувствах своего брата?! — О чувствах… Итачи? А у него они вообще есть? — начал было Учиха, но осёкся под строгим взглядом Ируки и, сдавленно рыкнув, быстрыми шагами подошёл к столу и практически вырвал злосчастный конверт. — Обязательно прочитай! Хорошего дня, Саске-кун, — напоследок напутствовал Умино с уже привычной его ласковой улыбкой, на что Учиха нарочито громко хлопнул дверью и отрывистыми шагами поспешил к подоконнику, который за немалое время пребывания в до сих пор не ставшем родным доме, стал единственным местом, где он мог немного расслабиться. Благо, на его день рождения щедрый воспитатель подарил недорогой телефон вместе с проводными белыми наушниками, и эти два предмета имели статус «дражайшие» в жизни тёмноволосого и помогали лучше других способов отрекаться от реальности. Письмо Саске с силой скомкал, намереваясь выбросить в мусорку или вовсе смыть в туалет, но здраво поразсмыслив, он пришел к выводу, что если Ирука узнает о его непослушании, то точно накажет конфискацией смартфона с наушниками на неопределённый срок, чего Учиха всей душой не желал и боялся, поэтому смятая бумажка направилась лишь в карман длинных синих шорт. *** — …Отбой! Я опять выиграл, Гаара! — блондин счастливо воскликнул и радостно засмеялся. Хохот его сладкой негой разливался по организму красноволосого, смешиваясь с кровью. Для Гаары не было ничего ценнее и приятнее, чем смех единственного друга. Гаара по-настоящему, по-дружески любил Наруто, а тот в свою очередь отвечал взаимностью. Гаара безумно был благодарен Узумаки за то, что тот спас, помог, в нужный момент протянул руку помощи, разрешая поплакаться ему в плечо. И тогда, впервые за свои на тот момент восемь лет, Гаара смог расслабиться, сбросить тяжкий груз прошлого со своих хрупких плеч. Гаара доверял Наруто больше, чем самому себе. — Эй, Гаара? Ты чего застыл? Расстроился, что проиграл? — Узумаки распереживался за внезапно замолкнувшего друга. Гаара, почувствовав лёгкое прикосновение чужих пальцев к своей коленке и услышав обеспокоенный голос блондина, проморгался и еле заметно, мягко улыбнулся. — Нет, нет, всё хорошо. Просто задумался, — Гаара часто вёл себя так. Посреди разговора он легко мог уйти в себя, да так, что потом до него сложно было достучаться. Красноволосый начал собирать карты в одну стопку, чтобы перемешать и раздать карты, и снова начать уже десятый по счёту кон. Дурак — их любимая карточная игра, за которой они могли провести чуть ли не весь день, не считая завтрака, обеда, ужина и тихого часа. — О, вот как… И о чём же ты в этот раз задумался? — Узумаки подвинулся чуть ближе и лукаво заглянул в бирюзовые глаза напротив. — О том, как мне повезло с тобой, — Гаара совсем немного покраснел и смущённо улыбнулся. Наруто отпрянул, потирая тоже раскрасневшиеся щёки и давя глупую лыбу. — Ну ты чего опять за своё… — Узумаки кинул мимолётный взгляд на красноволосого, чьи скулы были сейчас под стать волосам, и принялся по привычке чесать затылок. — Мне тоже… Ну, повезло. Гаара практически засиял, а потом, подумав около пяти секунд, сложил стопку перемешанных карт к себе в карман чёрных штанин. На вопросительный взгляд блондина, он ответил, что хотел бы послушать очередную версию того, почему и как Наруто попал сюда и расположиться на диване в гостиной, что всегда был свободен из-за своей «уродливости», как аргументировали это другие детдомовцы. Узумаки и Гаара не видели ничего плохого в полюбившейся софе и наипростейший дизайн тоже не был проблемой. «Главное — душа, а не внешность или первое впечатление, и неважно, говоришь ты об одушевлённом предмете или наоборот», — однажды сказал Наруто красноволосому, и эти слова навсегда отложились в голове у последнего. *** Саске было не по себе. С того дня прошло около пяти дней, но и в этом мальчик уверен не был, он давно сбился со счёту. Это время он постоянно был в напряжении и раздумьях. Мысли о прошлом, обычно приходящие только иногда, раз в день, сейчас находились в голове на постоянной основе. Учиха знал, что ему надо прочитать чёртово письмо, дабы избавиться от навязчивых дум, но попросту не был готов к этому. Саске не знал, как отреагирует, понимая, что текст может вызвать не только злость и гнев, но и всколыхнёт затаившуюся боль. Признаваться себе в этом было тяжело, и в глубине души Учиха осознавал — он боялся. Боялся, что отзовётся на текст, написанный его старшим братом, слишком эмоционально и впечатлительно. Не сможет удержать своё равнодушие, безразличие и хладнокровность. На шестой день Саске не выдерживает, сбегает с общего завтрака, когда Ирука разговаривает с кем-то по телефону, отвернувшись к стенке, и несётся к подоконнику, по пути доставая смятую бумагу. Конверт всё это время пролежал в том же месте, в том же кармане тёмно-синих поношенных шорт, казалось бы, совсем забытый. На месте Учиха, отдышавшись, спокойно садится и медленно вытягивает чуть ли не порванный комок. Пока он неторопливо разворачивал его, молился, чтобы текст не был длинным и душещипательным. Хотелось, чтобы там было просто… Прощание? Банальное слово «пока» или «прощай». Неважно. Лишь бы никакого упоминания ужасного прошлого. Письмо лежит на коленках. Всё испещрённое мелкими складками и немного пожелтевшее. Руки немного подрагивают, и ладони вспотели; волнение захлёстывает с головой. Поглощает огромной волной переживаний и не даёт сказать ни слова, заставляет захлёбываться и пытаться сделать хоть один вдох. Саске старательно подавляет страх, затаптывает его глубоко-глубоко в сердце, чтобы никогда не показался больше наружу. Учиха отделяет белый верхний клапан от трёх других, совершенно не заботясь о его сохранности, поэтому треугольный кусочек бумаги отлетает в сторону с характерным треском. Трясущиеся и немного влажные пальцы достают тетрадный лист в клеточку, сложенный в два раза. Когда страница оказывается перед его взором, в глаза сразу бросается тот факт, что некоторые буквы в местах складок почти стёрлись от столь грубого хранения документа, поэтому прочитать написанное будет трудновато, но возможно. Стараясь не вглядываться в текст, Саске сделал три глубоких вдоха и выдоха, посчитал до десяти, вытер изрядно вспотевшие ладони о ткань футболки и приготовился читать. «Дорогой Саске. Нет. Мой дорогой младший брат. Я долго думал: «Что бы тебе написать?». Не думаю, что тебе это нужно, или ты решишь это вообще прочитать, но я почувствовал своим долгом написать тебе хотя бы одно письмо за пять лет нашей разлуки. Я, конечно, хотел бы приехать и увидеть тебя лично, однако я уверен в том, что ты будешь категорически против. Если тебе интересно, то я жил эти годы в изолированном… детском доме? Правильней будет сказать — в изолированной от внешнего мира квартире. У меня не было друзей или чего-то наподобие, только опекун. Хотя, не думаю, что его можно было так назвать. Этот человек только снабжал меня всем необходимым: едой, гигиеническими принадлежностями и учебниками…» Ага, как же, Саске будет интересна жизнь ненавистного брата. Ещё чего. Жил совершенно один?.. »…Я не жалуюсь на свою жизнь. Думаю, это моя карма за содеянное. Мне правда жаль, что мне пришлось так поступить. Я знаю, что ты думаешь обо мне, и не буду просить тебя простить меня. Да, я делал это осознанно, я понимаю, что лишил тебя хорошего будущего, возможно, ещё и пошатнул твоё психическое здоровье. Я не хотел, чтобы всё так обернулось…» Не хотел он, конечно! Просто случайно, да? Случайно вонзил нож в собственного отца?! Не смешите! Глаза больно, остро и горячо щиплет. «Я искренне желаю тебе только счастья, здоровья и благополучия. Умоляю, поступи в университет после выпуска из детского дома, найди себе хороших друзей, не замыкайся в себе, обязательно хорошо кушай и засыпай не позже одиннадцати часов вечера, регулярно ходи гулять, дыши свежим воздухом и заботься о себе, вместо меня. Я в свою очередь обещаю найти нашу мать, навещать её и вскоре забрать из больницы. Может быть, это первое и последнее моё письмо тебе, может быть, мы никогда не встретимся больше наяву, поэтому знай… Я… правда люблю тебя. Любил, люблю и буду любить всю свою жизнь. Твой старший брат, Итачи» Солёные капли стекали по лицу, по подбородку прямо на дрожащую в руках бумагу. Злые, горькие, досадные слёзы заполоняли собой чёрные глаза и не давали увидеть чёткую картинку. Саске злился, от того и плакал или скорее рыдал. Письмо вызывало ещё больше чувства ненависти, а также нежеланную грусть, печаль и вселенскую тоску. Вмиг стало так больно, что очень захотелось разбить что-то хрупкое, стеклянное или фарфоровое, чтобы эффект от удара был ощутимым. Первая слеза сорвалась, когда Итачи заговорил про «заботу», наставлял, как ему жить и вести правильный образ жизни. Это приводило в ярость и колюче отзывалось в самой груди нуждой в братской любви. Саске вдруг осознал, как сильно хотел нормального, хорошего, обычного старшего брата. Саске хотел иметь самую обычную семью, с не самыми добрыми родителями, но зато заботливыми и понимающими, с замечательным, прекрасным, способным во всём старшим братом, которому бы в тайне завидовал, но любил самой чистой любовью и большим сердцем. Саске хотел быть нормальным ребёнком. А Наруто вглядывался в тонкую щель между косяком и дверью, сразу приметив, что тёмноволосого и след пропал. Не ожидал увидеть читающего что-то Учиху, а когда услышал частые всхлипы, то толкнул дверь, чтобы чуть-чуть увеличить себе обзор, но увидев и вправду плачущего врага, то удивился и посмотрел непонимающе, насмешливо и как-то сочувственно. Понимая, что лицезреть такое зрелище ему довольно трудно и тяжело, быстро сбежал, предварительно прикрыв дверь так, как раньше.