Эдгар не до конца понимал, что в данный момент происходит, но чувствовал себя как никогда комфортно. И сейчас его даже не смущало то, что он крепко прижимается к парню, которого знает, по факту, чуть более месяца. Но это ощущение тепла и даже какого-то душевного блаженства заставляло просто раствориться в объятиях сильных рук. Он только спустя время понял, что находится в квартире самого Феди, но, по какой-то причине, это его даже не смутило, будто так и должно быть. Тот поглаживал подростка по темным волосам. Эдгару такое не очень нравилось – голова очень чувствительная и иногда даже обычные поглаживания воспринимались болезненно, но он ничего не сказал, тем самым позволив другу продолжить ласковые движения. Это так приятно – ощущать, что о тебе заботятся. Чувствовать эту нежность, исходящую от человека. Особенно в тот момент, когда ты в этом больше всего нуждаешься. И было такое ощущение, что тебе даже без разницы, от кого получить эти самые нежность с теплом, лишь бы просто дали. Пусть это будет неискренне, пусть это будет вынужденно, но пусть это просто будет. Так становилось противно от этого осознания. Чувствуешь себя дешевкой, которая купится на любые проявления заботы. А что, если так и есть? Тогда он, наверное, не такой и гордый, каким себя считает. Видимо, гордость эта – показушная. А может, она и вовсе на самом деле отсутствует. Он просто пытался создать видимость ее присутствия в характере.
Отрываться от Феди не хотелось, но тот сделал это самостоятельно и сел на кровати. Лицо почему-то выглядело странно. Оно было другим. Каким-то размытым. Но Эдик, не обратив на это внимания, продрал зенки и непонимающе уставился в нечеткие очертания глаз друга. После того, как последний отстранился, стало ужасно холодно, от чего подросток поежился.
– Что такое? – в какой-то миг Эдик стал видеть ситуацию будто бы со стороны: вот он сидит на незастеленной постели с растрепанными волосами, съежившийся от холода, растерянно смотрит на друга, что сидит в позе лотоса и смотрит на эмо, слегка приподняв уголки губ. – Мне холодно.
– Сейчас плюс двадцать три, – зачем-то говорит Федя, будто это должно повлиять на плохую терморегуляцию подростка, который снова полез в объятия, лишь бы ощутить все то, что резко ушло после разрыва контакта. И тем самым они снова оказались в лежачем положении, только головы были теперь на другой стороне кровати, но никого из них двоих это не смутило. Также не смущало положение тел – Эдгар просто лежал на Феде. Последний лишь слегка усмехнулся с такой настырности, но незамедлительно вернул руку на черные волосы, возобновляя поглаживания. Теперь же эмо снова четко слышал размеренное сердцебиение и чувствовал, как медленно вздымается чужая грудь.
Подросток даже как-то упустил момент, когда к его губам прижались чужие. Но никакой настырности в этом не было – лишь чистой воды нежность и аккуратность. Длинноволосый это делал так, будто бы Эдгар и вправду был хрустальным и в любой момент может треснуть. Это можно было бы даже назвать легким чмоком, только вот "друг" отстраняться не спешил. А Эдик, как ни странно, был даже не против. Ощущалось так, словно это было в норме вещей и происходило каждый день, так что даже удивления не вызвало.
Только эмо подумал о том, чтобы постепенно углубить такой непонятный поцелуй, как Федя отстранился. Он держал лицо Эдгара сразу в обеих руках и смотрел четко в глаза, хотя сам подросток увидеть этого не мог из-за размытых очертаний.
– Я буду всегда рядом, – такие слова хоть и звучали неправдоподобно, но вселяли призрачную надежду в сердце Эдика. – Веришь?
На этом моменте парень резко открыл глаза. Он был в своей комнате, которая уже освещалась дневным светом. Как бы выразилась Катя – совсем поспать не любит. Часы показывали пол второго. После сна сердце почему-то стучало в ускоренном темпе. Хотя оно и неудивительно – такие грезы еще долго не оставят его мысли в покое. Что это было? Стыдно. Ужасно стыдно. Хотя ведь нельзя отрицать то, что это ему приснилось просто из-за роя мыслей перед самым сном? Или же мозг решил огородить парня от всего этого хотя бы таким способом? Хотя вдруг сон мог значить что-то? Может, у Кати в сонниках всяких есть какие-то толкования? Надо будет спросить как-нибудь.
Было удивительно, как после такого психологически тяжелого вечера, да и дня в целом, наверное, тоже, приснилось... это. И "это" было даже слишком уютным, отчего даже отвращения не вызывало. Максимум какое-то непонятное копошение внутри. А что за копошение – неизвестно. Быть может, просто растерянность, и множество других смешанных эмоций. А еще было странно то, что все происходило в квартире самого Феди – подростку обычно требовалось очень много времени, чтобы какое-то место смогло появиться в грезах. От целых месяцев до нескольких лет.
Эдгар так и пялился в потолок, размышляя и вспоминая детали, которые в свою очередь все только больше теряли свою отчетливость со временем. Но раздумья прервала Катя, робко вошедшая в комнату. Взгляд у нее был взволнованный, она явно переживала за брата.
– Ты как?.. – сестра не решалась зайти дальше дверного проема. Наверное, ждала разрешения.
– Сойдет, – Эдгар решил не увиливать от вопросов. Все-таки, несмотря на любые конфликты или непонятки, она оставалась ему близким человеком. По крайней мере, ей можно доверять... по большей части.
– Мне было так страшно! – Катя все же прошла ближе и, не встретив агрессии в свою сторону, села на кровать у ног парня. – Я очень за тебя переживала! Ты же... Ну, не занимался... этим?
Было видно, что девушке не очень хочется поднимать такие темы, так как она постоянно бегала глазами, а одной рукой нервно сжимала плед. Правда спросонья эмо не сразу понял, о чем речь, и доходило до него действительно долго – он с минуту, нахмурившись, просто пялился на Катю.
– А, Господи, – парень вздохнул, кажется, наконец доперев. – Кать, ну мне же не пятнадцать, чтобы таким страдать. За кого ты меня принимаешь?
Ложь. Ужасно наглая ложь. Просто до тошноты откровенная ложь. Вчера он, конечно, держал себя в руках, твердя себе, мол, этот старый говнюк того не стоит. Но он боится, что в следующий раз не выдержит этого давления. Да даже пытаться не будет – дрожащими руками пошарит по столу и найдет запрятанное лезвие, которое он не решился выбросить. И, не раздумывая, схватится за него.
Он начал заниматься этим как раз в пятнадцать и с тех пор несколько раз пытался бросить, но любой сильный стресс заново отбрасывал его к начальной точке. А ведь с чего все началось-то? Он этого не признавал, но сам по себе он был достаточно чувствителен. А чувствительность, как таковая, в обществе не воспринималась. "Ты же мальчик", – твердило оно, заставляя бедного подростка это все подавлять в себе. Но ведь чувства никуда не девались, как и обиды, и он нашел способ вымещать их таким образом. Запястья мало пострадали, ведь место было чересчур видным, хотя кое-какие шрамы на них все же остались. Эдик вскоре перешел на плечи. На них даже смотреть было мерзко – места живого не было, кожу "украшали" где-то белые, где-то розовые и выпуклые, где-то белые шрамы. Да эмо даже и не помнит, когда и из-за чего конкретно нанес себе первые увечья. Вряд ли оно того стоило. Он тогда даже и не подозревал, что берет лопату и втыкает ее в рыхлую полумертвую землю – в место, где совсем скоро будет красоваться глубокая яма, из которой самостоятельно выбраться не представлялось возможным. Но все, что он делал – это просто сидел на дне и ждал, пока кто-нибудь сделает его счастливым. Но разве это будет настоящим счастьем? Об этом подросток старался просто не думать.
Эдгар каждый раз ощущал неописуемое отвращение к себе, когда наносил повреждения. Было ощущение, что уродует не тело, а душу. Просто безжалостно калечит ее, хотя она так отчаянно нуждалась в обратном – в том, чтобы ее излечили, подарили ощущение безопасности и позаботились.
– Ни за кого я тебя не принимаю, – как-то обиженно сказала Катя, все так же не желая встречаться со взглядом брата. – Мне просто больно видеть на тебе эти глупые раны. Ты ведь всегда можешь попросить у меня помощи заместо этого! И папа, он... Он поступил ужасно, но он, наверное, не хотел... Я не знаю. Вы с ним всегда так враждуете, и из-за этого я боюсь, что это выльется во что-то непоправимое. Я же знаю, какой ты ранимый.
Девушка говорила это и без намека на издевку. Казалось, словно она и вправду очень переживала на этот счет. Но решения этой ситуации просто не существовало в природе. По крайней мере, так считал Эдик. Ведь процесс уже был запущен, а дальше все пойдет по наклонной, словно следуя неизвестному сценарию, на который никто повлиять не сможет. И от таких мыслей становилось страшно. Потому что он не знал, каков конец этого сюжета.
– Никакой я не ранимый, – по привычке огрызнулся парень, о чем моментально пожалел, но свою палку гнуть продолжил. – Мне не нужна помощь. Спасибо за предложение, но я сам как-нибудь разберусь. Не маленький.
Сестра, тяжело вздохнув, с сочувствием все-таки посмотрела в глаза Эдгару. Она будто бы пыталась заглянуть в самые глубины души, но взгляд у парня был тверд и непроницаем. Ему было неприятно, что его считают слабым и мягким. Он не такой. А особенно отвращение вызывало то, что таковым его считают близкие люди.
Девушка удалилась из комнаты, а Эдик так и остался в кровати, возвращаясь мыслями ко сну. По большей части он уже почти полностью забылся, и парень помнил отчетливо только сам момент поцелуя и ощущение холода. Наверное, сегодня он с Федей видеться не хочет. Ему не по себе. Не по себе даже не от происходящего в сновидении, нет, снилось ему всякое. Не по себе было от того, что он от этого чувствовал. Если говорить коротко, то ему... понравилось? Глупости. Понравиться ему могли лишь ощущение тепла и безопасности, когда он находился в объятиях. На месте длинноволосого друга в его сне мог оказаться любой знакомый.
***
Мысли путались, Эдгар был просто в замешательстве, и из размышлений его вывел его урчаший живот, который ярко решил намекнуть о том, что пора бы позавтракать. Было такое чувство, что он от безысходности сам себя начал пожирать, скручиваясь. Но из комнаты желания выходить не было... Вдруг там отец? Хотя в такой час он мог уйти куда-то, учитывая, что сам он последнее время где-то "шлялся" по многу часов. По телу прошла небольшая дрожь от воспоминания о вчерашнем вечере, но подросток упрямо отодвинул эти мысли, не желая к ним возвращаться.
Эмо сел, собираясь с духом. В комнате было душно, воздух был каким-то спертым. Оно и неудивительно: дверь с окнами были закрыты все это время, а июльский солнечный день давать прохлаждаться явно не планировал ни единой душе в этом городе. Сегодня, видимо, было действительно жарко, ведь Эдик, открыв окно, не почувствовал ни легкого ветерка, ни хоть какого-либо намека на свежесть. Лучи солнца пока еще не задели ту часть здания, в которой находилась комната парня, но он уже понимал, что жарят они не по-детски. Судя по такой ужасной духоте, ближе к вечеру будет гроза. День выдастся тяжелым, это точно. Хотя грозу Эдгар любил, ведь духота зачастую сразу спадает, а если дождь пройдет – так вообще сказка. С большой вероятностью, на улице будет свежо, а дышать станет легче. Всегда складывалось такое ощущение, что небо просто раздражено в такие дни, а потом срывается: идет ругань в виде раскатистого грома и даже применение физической силы в виде молний, может, даже слезы от смешанных эмоций в виде ливня. А затем все снова становится спокойно.
Пока подросток разглядывал людей, изредка проходящих по двору, на столе внезапно заиграла мелодия звонка, что стояла у него на телефоне. Не понимая, кто это может ему позвонить в принципе, Эдгар тут же метнулся к гаджету. На дисплее высвечивалось имя Феди. До этого он никогда ему не звонил первым... Что-то случилось?
– Да? Что такое? – немного поколебавшись, взял трубку эмо.
– Спишь, что ли? – вопросом на вопрос ответил знакомый голос. – Не видно тебя что-то просто. Ну ладно, я не для этого звоню, у меня предложение есть к тебе. Но, думаю, о нем лучше поговорить при личной встрече.
– Чего? Почему? Скажи сейчас, – да только от одного упоминания встречи тет-а-тет, сердце ускорило темп. Что за черт?
– Так лучше будет, – наверное, сейчас Федя пожал плечами, не в силах объяснить, почему же именно "так лучше". – Слушай, давай одевайся, и ко мне, на месте уже все решим. Если тебя это привлечет, то я даже поесть сготовил, можешь хоть всю сковороду заглотить.
Эдгар очень хотел отказаться. Но какая у него может быть альтернатива? Да и предложение о еде его как никогда привлекало.
– Ладно, через полчаса приду, – после некоторой паузы все же согласился эмо и тут же услышал короткие гудки. Он непонимающе уставился на телефон. Какое странное поведение. А еще его сконфузило уведомление о пропущенном звонке отца... Он же вчера забыл телефон дома, точно. А вдруг отец волновался, и из-за этого звонил?.. Нет, то, что он сделал, нельзя оправдывать. Этот говнюк только о себе волноваться может.
Да и что такое вдруг Феде в голову ударило, что он ажно позвонил сам, встречу назначил, так ещё и предложить что-то хочет?
***
Со скребущимися на душе кошками, Эдик бодрым шагом проходил сквозь тот самый злополучный гаражный комплекс. Хотя учитывая, что только благодаря ему он узнал о
таком человеке и даже умудрился с ним познакомиться, может, он не такой уж и злополучный. Казалось, Федя даже мухи пальцем не тронет, если не учитывать все его истории из прошлого, где он кулаками размахивал направо и налево. Голова его могла, несомненно, скрывать многое, но он ведь и не обязан делиться всем, что думает... Только вот характер казался до невозможного простым: смелый, уверенный в себе парень, достаточно спокойный, стойкий, слегка рассеянный, чересчур недоверчивый. И некоторый альтруизм по отношению к Эдику, самого его, конечно, иногда настораживал, но он просто отгонял от себя все эти сомнения, не желая думать плохо о друге и о том, что он делает для подростка. Все-таки он должен быть благодарен за то, что его принимают таким: со всеми проблемами и тараканами. А еще за то, что его кормят. Все-таки, он частично выполняет роль лишнего рта, а Федя и не отказывает никогда.
Насчет того, как сильно жарят лучи, эмо не ошибся, но все равно надел свои типичные вещи, только сейчас повязал на бедра рубашку. Правда не помогало это от слова совсем – черные футболка с джинсами отлично поглощали свет, заставляя хозяина одежды утопать в собственном поте. А смольные волосы и вовсе хотелось постричь под ноль, так как они сейчас лишь мешались и от жары, отнюдь, не спасали. А Феде в этом плане вообще отлично: стиля никакого не придерживается, комплексов по поводу тела не имеет... Песня, в общем. Вечно в майках своих щеголяет, в жаркие дни спортивки заменяет шортами, в холодные же – накидывает олимпийку. Или, как он говорит, "гоповку". Странное название, Эдик такого и не слышал никогда. Но, тем не менее, этой самой гоповкой он был готов даже делиться в особо прохладные вечера, не смотря на то, что сам он оставался в его глупой легкой майке. В такие моменты Эдгару было до жути неловко: он чувствовал себя кисейной барышней, за которой ухаживает твердолобый спортсмен. Прям как в американских фильмах для подростков. Не хватало только на "ладе'' уехать в безлюдное место.
Конечно, парень обычно до последнего отказывался от таких жестов, но друг был чересчур упрям. Спорить с ним было бесполезно. Совершенно непробиваемый.
Самому эмо, логично, было просто невозможно носить что-то светлое и открытое. Во-первых, он чувствовал себя некомфортно в такой одежде. Во-вторых, всякие майки ему мешали носить не только плечи, но и комплексы из-за телосложения. Ему оно казалось каким-то чересчур худым, кожа была слишком бледной... В общем, картина не самая приятная для чужих глаз. Да и своих тоже, что уж греха таить.
От жары по совместительству со смертельной духотой становилось плохо, голова начала кружиться. Но, к счастью, подросток все же успел дойти до дома Феди прежде, чем получил бы солнечный удар. Подъезд был хоть и достаточно прохладным, но из-за нагретой и липкой от пота кожи прохлада эта даже не ощущалась. Из того, что могло бы ощущаться – либо холодный душ, либо какой-то водоем, в котором ты за секунду обгоришь и будешь страдать полторы недели от красной слазящей кожи. Если сильно не повезет – то ещё и от волдырей. Ну и жуть. Нет, водоем в такую погоду явно отлетает.
Дверь в квартиру была не заперта, так что Эдгар спокойно зашел внутрь, закрыв ее за собой на замок. Парень даже не знал, как бы описать свои эмоции сейчас... Наверное, что-то между страхом и интересом, и из-за всех этих чувств вперемешку сердце порой с ритма сбивалось. Он даже руку Феде пожал, не смотря в глаза и тут же проходя на кухню. Друг сказал, что о его идее они поговорят чуть позже – после того, как Эдгар поест и расскажет, почему у него мордашка недовольная такая.
– Думаю, просить я тебя провожать меня больше не буду. Не до дома точно, – подросток уже доедал свою порцию плова, явно понимая, что попросит добавки, и едва уловил на себе вопросительный взгляд карих глаз. – Отец уже совсем ебу дал. Из-за того, что тебя со мной увидел, педиком назвал, да еще и по лицу влепил неслабо. Не понимаю, что на него нашло. Маразматик старый. Видит то, чего нет. У него какая-то вообще больная зацикленность на том, "а не долбится ли часом в жопу мой самый любимый в мире сынок".
По поводу вчерашнего вечера ему было много чего сказать, особенно в похожей манере, то бишь, сполна приправленную сарказмом и оскорблениями.
– Да даже если бы и долбился, неужели это конец света? – Федя не смотрел на Эдгара, наливая воду из только что вскипевшего чайника в обе кружки. Один чайный пакетик он разделил сразу на двоих. Он едва не налил молока в кружку эмо, судя по всему, немного отвлекшись на свои собственные мысли. Но выражение длинноволосого друга поставило подростка в ступор. Он ожидал от него максимум "какой твой отец мудак, бла-бла-бла", в общем, очередной невовлеченности и тех слов, которых хотел услышать сам эмо. Но чтоб вот так?
– А ты к этому, типа... Ну, норм? – Эдик не знал, как правильно сформулировать вопрос. Его словарный запас в один миг сузился до десяти слов максимум.
– А че мне их, бояться предлагаешь, что ли? Как батя твой? – Федя поставил две кружки с готовым чаем на стол. Одну – с тремя ложками сахара и кучей молока, другую же – с абсолютно пустым. Обычным черным чаем. – Делать мне больше нечего?
Эдгар не мог выйти из состояния легкого шока. То есть, бывает вот так? Теперь понятно, почему тот никогда не придирался ко внешности эмо, как это делали некоторые, считая того нетрадиционной ориентации. Было даже интересно, к чему у того вообще не спокойное отношение, если он даже к этому нейтрален.
В голове снова всплыли кадры из того сна. Теперь от него становилось не просто не по себе, а по-настоящему жутко.
– Так... О чем ты хотел поговорить? – решил сменить тему Эдгар, отодвигая лишние мысли и ощущения.
