Прости, так надо.

      То, как его вырубило, Эдгар и не помнил. По стеклам пластиковых окон уже, к счастью, не бились дождевые капли. Да и в целом дома царила какая-то оглушающая тишина, а при пробуждении парень слышал лишь биение собственного сердца. Ночью квартира ощущалась ещё более холодной, когда он вылез из-под того же шерстяного пледа. Снова Катя, скорее всего. Отвратительно, что она увидела его в таком состоянии. Смысл было строить из себя гордого такого, врать в лицо, если правда так доступно и скоро всплывает?       Подросток поморщился от неприятной ноющей боли в плече, когда принял сидячее положение, а после и вовсе обнаружил, что к израненному месту прилип рукав футболки, а на подушке красовались темные следы засохшей крови. Отодрать на сухую ткань от кожи вряд ли получится, так что Эдик, безнадежно вздохнув, направился в злополучную ванную, покрываясь мурашками от холода. Уже там он намочил рукав теплой водой и аккуратно отсоединил от плеча, а после медленно задрал ткань, открыв обзор на раны. Смотреть не хотелось, он лишь смыл остатки запекшейся крови и вернул все так, как было. Отвращение к себе не знало предела, а плечо все так же ныло. И только соприкосновение головы с холодной подушкой дарило ощущение того, что все сейчас неважно. Все отступило. Проблемы не имеют в данный момент значения, ведь подростка снова окутывал сон, а Морфей убаюкивающе ласкал его по уставшим позвонкам.

***

      На работе пришлось взять отгул. Пусть начальник хоть метлой парня отхлестает, но Эдик совершенно не в состоянии для такой, может, и не энергозатратной, но все же трудовой деятельности. Из него будто бы все жизненные соки высосали вчера. Из-за этого эмо будто бы и не ощущал ничего — ни эмоций, ни тех будоражащих душу чувств, а мысли словно покинули голову, уступив место всепоглощающей пустоте. В таком состоянии тело больше действовало автономно, и насчет своих действий даже сомнений не возникало. «Я согласен», — такое сообщение Эдик отослал другу, лежа в кровати, и почти сразу отложил телефон в сторону. Только вот буквально спустя пару минут его пришлось взять обратно, так как на нем раздался звук входящего смс. «Сможешь щас подогнать ко мне? Или ты на работе? Буквально на пять мин. Паспорт с оставшимися фотками на него возьми», — странно, что Федя так быстро ответил. Он сам разве не должен быть сейчас на смене? Обычно в такое время дома его не бывает. Но Эдгар решил, что допросит парня при встрече. Нечего деньги транжирить таким тупым образом. «Через минут 40 буду», — отписался подросток и продолжил лежать, уставившись в белый штукатурный потолок. Вставать не хотелось — сил просто не было. Идти куда-то тоже желания совсем не было. Его окружала приятная тишина, так как дома он был один, только с улицы через открытое окно доносился шелест листьев и шум изредка проезжающих по двору автомобилей. На улице, а соответственно и дома, было прохладно, солнце редко выглядывало из-за проплывающих по небу пышных облаков. На асфальте местами все ещё красовались лужи, оставшиеся после вчерашнего дождя. Благодать, казалось бы.       Тяжело вздохнув, подросток все же поднялся. Ему нужно доказать, что он не бесполезен. Ему нужно доказать, что он не эгоист. Ему нужно доказать, что он хороший друг и поможет со всем, пусть даже это и не будет совсем законно. Ему нужно прекратить жалеть себя. Но ведь сказать-то легко, ты попробуй воплотить это в жизнь, когда ноги от тревоги буквально ватными становятся. «Все, хватит ныть», — упрекнул себя эмо с раздражением и начал переодеваться, а во время этого моментами выступал холодный пот от непонятного ощущения. Любое движение совершалось при большом приложенном усилии и с каждым разом это давалось все труднее. Можно было представить накопительный эффект: тебе на голову кидают маленькие камешки, постепенно заменяя их на валуны побольше, а в конечном итоге, как будто из ниоткуда, на тебя сваливается огромная бетонная плита. И вот этот момент называется точкой невозврата, когда заставить себя делать хоть что-то уже просто невозможно. Утешало лишь то, что этот момент еще не настал, раз сейчас эмо уже почти в собранном виде выходил из комнаты.       Тишина трещала по швам от каждого сделанного шага, и Эдик чуть ли не молился в мыслях, чтобы он просто стал невесомым призраком. Тебя никто не видит, никто не слышит, никто не тронет. Сейчас бы пройти сквозь стену, осмотреть комнату отца и пойти со спокойной душой. Но приходилось передвигать эти несчастные ноги и самому жмуриться от каждого случайного скрипа, который прослушивался во всей квартире. Парень ведь и не знал, что будет делать, если отец сейчас дома. Зависело от того, в каком тот состоянии. Вдруг тот снова обдолбался, но уже в квартире? Заперся в ванной, словил передоз, и Эдик даже не сможет отпереть дверь и оказать первую помощь. Если честно, то ему не особо и хотелось, возможно так даже было бы лучше для всех. Все члены семьи уже утратили уважение к «главе», он просто превратился в обузу, которая способна приносить одни лишь неприятности. Трупный червь, а не батя.       Мысли снова взволновали обиду на отца, которая высокими грязными волнами захлестывала подростка. Даже страх ушел на второй план. Хотелось увидеть эту сволочь на полу с пеной у рта или же просто вмазать ему, пускай и в трезвом состоянии. Но вместо этого эмо встретила пустая квартира. Некого было сверлить взглядом, бить и обвинять во всех грехах. Пусто. Разочарование, проскользнувшее на миг, вновь сменилось раздражением и непонятным тягостным чувством, осевшим в грудине. Подавив желание харкнуть на подушку отца, Эдик сжал ладони и протяжно выдохнул. Нечего ему снова думать об этом жалком мужике, которого батей назвать теперь язык не повернется.       Все вокруг нагнетало: от тусклых обшарпанных стен подъезда, из которого быстрым шагом вышел парень, до осознания, что все это — настоящая жизнь подростка. Раздражение от этой мысли пробирало до самых костей, заставляя идти быстрее и резче. Казалось бы, еще немного и они треснут внутри еще живого тела, и мальчишка безвольно рухнет в ближайшую лужу. Внутренности пронзят мелкие осколки костной ткани, и он по щелчку пальца превратится в тряпичную порванную куклу, которую никто никогда не починит. Вдруг это то, чего ему хочется? Перестать ощущать чувства всего мира на своей шкуре и просто лежать в своем ограниченном мирке. Во сне, где все слишком нереально и только поэтому хорошо и тепло? Или в луже, которая осталась после вчерашнего дождя и медленно пропитывает тебя холодной сыростью и грязью, скрывая от ненужных глаз?       Эдик споткнулся, отвлекаясь от размышлений. Видимо мысли плотно перекликались с реальностью, раз подросток чуть не угодил ногой в ту самую лужу. И это пошло бы ему на пользу. Снова он ведет внутренний монолог, который никак не повлияет на ситуацию. Намочил бы разок ногу и перестал бы искать спасение в какой-то вонючей воде или снах. Во всем неосязаемом, за что парень на удивление умудрялся зацепиться. И, внушая, себе эти убеждения всю дорогу вдоль гаражей, Эдик не заметил как оказался у знакомых дверей. И, конечно, это не очередной способ укрыться от всего негатива. И только успел брюнет прокрутить это в своей голове, как встретился со знакомыми глазами.       — Привет, — с улыбкой поприветствовал пришедшего Федя, но тот лишь молча кивнул. Это уже показалось странным и заставляло беспокоиться. Особенно зная о том, что творится у Эдика дома. Покер и все остальное может подождать, так? Подростку наверняка не помешала бы разгрузка. Его психику очень легко пошатнуть, это Федя уже понял. И, видимо, то, что происходит внутри семьи у парня — не просто пошатывает, а конкретно так бросает бедное сознание эмо из стороны в сторону без капли сожаления. — Ты как? Что у тебя вчера там случилось? Иль на работе устаешь? Было видно, как Эдгар замялся, явно думая, соврать или сказать правду. И он, и Федя понимали, что соврать не выйдет, ведь ложь будет слишком очевидной. Но если подросток выберет этот вариант — то длинноволосый и докапываться даже не будет. Просто сделает вид, что поверил. — Мне просто… Ну, — парень на мгновение запнулся, формулируя мысль. — Так скажем, потребовалось время, чтобы переварить то, что мой отец — сраный героиновый торчок. Не понимаю, как я сразу этого не увидел. Федя, было видно, не знал, как реагировать. С наркотиками у него отношения, судя по рассказам, вполне однозначные: не употреблял и никогда не собирался. — Не повезло тебе, парень… — Тут даже Федя был в замешательстве. Он ожидал чего угодно, кроме этого. Но поддержать мальчика надо, а то выглядит он уж совсем подавленно. Длинноволосый ободряюще похлопал Эдика по левому плечу, от чего тот дернулся, словно его кипятком обрызгали и поспешил убрать чужую руку. — Ты чего? — Тебя не касается, — огрызнулся на Федю подросток. Видимо, тема эта и вправду больная, но раз сам эмо не хочет, чтобы в это кто-то лез, то он и настаивать не будет. Что бы за такой реакцией не скрывалось, парнишку Феде действительно жаль.       Сам длинноволосый иногда мог показаться равнодушным и отстраненным, но все же он тоже человек, у него тоже есть чувства, которые он, правда, растолковать не может. Но ничего плохого по отношению к Эдгару он не испытывал. В основном какое-то сочувствие, ведь судя по его рассказам мальчику явно не хватает внимания и заботы и, наверное, это является основой причиной того, что тот все ещё общается с Федей. Также он испытывал симпатию к нему как к человеку, ведь несмотря на нелегкие психологические условия жизни, он остается достаточно неплохой личностью. Это достойно похвалы.       Раздражение эмо как рукой сняло, как только он ощутил, как его заключили в объятия. Вот так просто? Без единого слова и повода? Противиться такому жесту не хотелось даже на подсознательном уровне, но и содействовать не получалось тоже — тело будто бы окаменело от удивления. Он даже и не помнил, когда кто-то близкий последний раз его обнимал просто так: не на долю секунды, не в честь приветствия или прощания, а в знак… утешения? Или что это значит? То тепло, что сейчас передавалось от чужого тела — его, напоминало те ощущения из сна. Даже появилась некая сонливость. Только вот лишь парень почувствовал прикосновение к волосам, так сразу же вырвался из некрепких объятий. Брови были хмуры и выражали некое негодование, но вот в глазах даже слишком легко можно было прочитать смятение и печаль. Только вот смотрел он так на Федю не более секунды, после чего, отбросив рюкзак в угол, направился на кухню. Теперь ему не хотелось говорить даже с другом. Только вот этот самый друг даже толком не понимал, что сделал не так. «Какие подростки переменчивые…» — пронеслась мимолетная мысль у того в голове. Наверное, обниматься ему-таки нравится, просто недолго. — Ты паспорт принес? — краткое «угу» в ответ. Эдгар разглядывал пустоту в холодильнике, в надежде найти повесившуюся мышь, видимо. — Тебе чай сделать? Молчание. После обдумывания, парень всё-таки получил утвердительный ответ и поставил чайник. — Как только тебе паспорт сделаем новый, тогда пойдем рубить бабки с дурачков, — опять взялся за свою шарманку Федя. — А пока хотел бы узнать, на что ты способен. Купил даже набор для покера специально для тебя. — Мог бы попросить, у меня дома есть, — пробурчал подросток, наконец закрывая холодильник и садясь напротив длинноволосого. — Я не гадалка, уж извини, — пожал плечами Федя, и быстро принес новенький набор на кухню и поставил перед Эдиком. — Правила хоть знаешь? — Что за тупой вопрос? — Ну прекращай бурчать, я же просто интересуюсь, — все так же сохранял терпение парень, слегка при этом улыбаясь. — Смотри, подтасуй карты под себя. Сначала… — Я знаю, что делать, мне не нужны советы, — фыркнул эмо, забирая карты из рук Феди. Правда он не совсем понимал, к чему это, ведь думал, что в казино карты всегда раздает дилер. Всего несколькими ловкими и быстрыми движениями он перетасовал карты и нехитрым способом раздал абсолютно обычные (что, конечно, выиграть не помешает, тут как повезет) оппоненту и более выгодные — себе. Раз эта игра тренировочная, то они играют ни на что. Просто на фишки. Ставить можно хоть все. — Так, допустим, ставки сделаны, в теории, да? — опять начал Федя. — Выкладывай флоп. Подавив в себе очередной язвительный ответ, подросток выкладывает на середину стола три открытые карты. Ими оказываются туз, король и девятка. Учитывая подтасованные два туза в руке у эмо, можно было рискнуть и повысить ставки. Лицо Феди ничего не выражало. И вправду не дурак в картах. Тоже повышает. Эдгар выкладывает терн. Королева. Его игра интересовала мало, даже если он проиграет — ничего не потеряет. К тому же на тренировке смысла запариваться нет. После повышения снова кладется последняя, пятая карта — ривер, после чего оба должны вскрыться. Федя в самом деле даже толком не понял, специально Эдик подтасовал колоду под свои два туза, что теперь лежали открытыми перед ним, или же удача просто на стороне челкастого. Комбинация «каре» не самая часто встречающаяся, и это наталкивало на определенные мысли. — Посмотрел? — недовольно спросил Эдик. Почему-то отойти от этого глупого раздражения не получалось. — Это всё? Я не думаю, что так смогу играть против других, особенно в каком-то казино. Думаю, просить меня об этом была плохая идея. — Все отлично, — слегка приподнял уголки губ друг, встретившись взглядом с эмо. — Но знаешь, пока мы с тобой играли, в мою голову пришла одна идея интересная. Метод древний как мир, но твоих умений даже не понадобится. Подросток заинтересовался. Всё-таки в его животе скручивался непонятный ком страха при мыслях о том, что его могут поймать с поличным и сделать невесть что, если заметят какие-то подозрительные движения. Ведь играть со знакомыми — одно, с давнишними игроками примерно на одном уровне с ним — другое. Поэтому он был готов согласиться почти на что угодно, лишь бы принимать в этом меньшее участие, но все же приносить какую-то пользу. Он посмотрел на длинноволосого уже более живыми глазами. — Вижу, такое предложение тебе нравится куда больше, — усмехнулся Федя. — Блэкджек. Я такую фигню уже проворачивал, у меня была в этом деле некая соратница. Последняя фраза вызвала где-то внутри грудной клетки челкастого странное сжимание, будто сжимали саму душу. И что это за ощущение? Быть не может такого, чтобы это и вправду оказалось ревностью. Тут не к чему ревновать. Да и нормально, что у друга за свои двадцать четыре года жизни были другие знакомые. — Карты высчитываю я, анализируя колоду. Потом подаю тебе знак жестовый, ну, допустим, шею разминаю. Ты подходишь к столу, присоединяешься к игре, делаешь большую ставку и дело в шляпе. Я тебе просто дам часть своих фишек, чтоб ты там не с голой жопой ходил. Пока ждешь, можешь там в баре посидеть, выпить, — выложил Федя, пока подросток смотрел на него глазами по пять рублей. — Что? — Ничего, просто… — Эдик не мог сформулировать мысли и собрать их в кучу. — Я не знал, что так делают. Впервые слышу. Я же совсем не интересовался таким никогда. Удивляюсь, что все так просто. — Это для тебя просто, — чайник-таки закипел, поэтому Федя наконец встал из-за стола и потянулся за кружками в навесном шкафу. — С моей стороны все сложнее. В этом деле мозг нужен и элементарная математика. Счёт происходит по определенной системе. — Пока парень рассказывал об этом (казалось, с настоящим интересом), уже разливал кипяток в кружки с чайными пакетиками. — Я этим и один могу заниматься… И занимаюсь. Просто когда работаешь в паре, то шанс на победу все равно выше. К тому же выигрыш там увеличен в полтора раза, так что наши с тобой ставки окупятся по полной. Подросток взял свой чай уже без пакетика. — Спасибо, — поблагодарил тот. Честно говоря, в ходе всего этого даже раздражение и проблемы отошли на второй план. Звучит очень интересно, заманчиво, но доверия не внушает. И когда такая мысль проскакивает в голове эмо, приходится напоминать, что он это делает лишь ради друга и нужно довериться ему в этом плане. — Мне кажется я не выгляжу на восемнадцать-девятнадцать внешне, думаешь, второй поддельный паспорт что-то изменит? — Ну, ты же в таком виде не пойдешь туда, — снова усмехнулся длинноволосый, садясь обратно за стол напротив челкастого. — Волосы уложим, костюм напялим, и выглядеть будешь хоть на все двадцать.       — Если честно, не хочу домой идти, — признался Эдик, резко переводя тему. Мысли как будто снова потихоньку набирали свой прежний безумный ход. Лишь бы это не закончилось опять тем, что ему будет голову трудно поднять с подушки под их тяжестью. — Не знаю, что отец может выкинуть на этот раз. А я с этим ничего и сделать не смогу. А у тебя на меня хотя бы никто не замахивается. — Так оставайся, — пожал плечами Федя, говоря об этом так, будто такое было в порядке вещей, и закидывая в рот небольшую печеньку из песочного теста. — Легко сказать, — буркнул эмо и отвел глаза. — У тебя спать негде, а я после такого самовольства вернуться безнаказанно домой не смогу. — Диван расстелю, будешь спать у стены, чтобы я утром тебя не тормошил, когда на работу встаю, и не в таких условиях спал, знаешь ли, — все так же беспечно продолжал гнуть свою палку друг. — Да и кто говорит о самовольстве? Мать с сестрой предупреди, а батя перебьется. Предупредишь, как возвращаться будешь, они скажут дома он или нет. Может к тому времени вообще в диспансер сдадут. — Я подумаю, — в ответ на что Эдгар получил очередное пожатие плечами и безучастное «окей». — Кстати о работе… Сегодня-то ты почему не на ней? — Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, — ушел от ответа Федя. Снова какие-то секреты. — Как хочешь, — фыркнул подросток. Он не собирается допытывать этого упрямца — только время и нервы потратит.       На самом деле, предложение о том, чтобы остаться, не звучало настолько плохо. Его только слегка смущала перспектива делить один диван на двоих и то, что пока отца реально не увезут в диспансер для того, чтобы излечить эту дурь, путь домой ему будет закрыт. Нет, пока он к такому кардинальному изменению своей жизни не готов. Всё-таки для него спонтанных решений пока хватит.       В кармане зажужжал мобильник от входящего смс. Это заметил и Федя. — Что-то важное? — спросил он, когда подросток достал гаджет и начал читать, что ему написали. Наверное, это было одно из самых неожиданных сообщений. «Привет, зайдешь к нам? нам с матушкой передать кое-что надо, заодно и посидим, давно не виделись=)», — написал Сеня. Передать?.. В голове у себя Эдик начал перебирать все важные и не очень события, в честь которого тетя Тамара могла что-то передавать их семье в подарок. День рождения их с сестрой отпадает точно — он будет только в феврале следующего года. Именины матери тоже — они в октябре. Если только… — Только этого не хватало, — тяжело, даже с каким-то разочарованием вздохнул парень. — У отца день рождения завтра, друзья семьи как обычно через меня подарок передать хотят. — А почему сами не подарят? — задал вполне логичный вопрос друг, допив свой чай. — Он с тетей Тамарой не ладят. Не любит он ее и обычно видеть ее не хочет в нашем доме, у них, наверное, в прошлом какие-то свои терки, — пожал плечами эмо. Он ведь даже и не знал о причинах такой взаимной неприязни. Если не забудет, то может, наконец спросит. — Я пойду тогда. — Давай, покеда, на связи будь, — сказал Федя, когда Эдик вставал из-за стола, даже не допив чай, и направился к выходу.       Только когда подросток уже стоял в дверном проеме, а друг протягивал ему руку для фирменного прощального рукопожатия, челкастый все же решил несколько робко обнять длинноволосого. Не только на прощание, но и в знак благодарности. В глазах эмо этот твердолоб был даже слишком хорошим, особенно по отношению к самому Эдику. Тепло чужого тела снова начало приятно растекаться по чувствительной к такому контакту коже Эдгара. Его даже почти не волновало, что от такого действия у него наверняка все лицо красное, как созревший сезонный помидор. Все-таки в какой-то мере (очень даже) радовало, что Федя в этот момент не стоял как истукан, как подросток совсем недавно, а приобнял двумя руками в ответ. В объятиях при такой близости очень хорошо чувствовались рельефы хороших и крепких мышц, и даже не особо толстая ткань майки не могла этому препятствовать. И к чему он это заметил вообще? Нормальное телосложение нормального парня, не всем же быть ходячими трупами. Отлип подросток от друга только тогда, когда на этаж выше загремела открывающаяся дверь. — Кхм, — парень смущённо прочистил горло, только чтобы потом негромко пролепетать: — Пока. — Ни пуха, — а Федя был все так же непринужден и закрыл дверь даже до того, как эмо начал спускаться по лестнице. Он не понимал, почему раньше таких ощущений у него не было. Почему лицо огнем горит, внутри вместо пожирающей мрачной тревоги лишь приятное волнение, руки подрагивают, а дышать нормально просто не выходит. Ничем объяснить это не получалось: ни переизбытком эмоций, ни их перепадами. Наверное, само пройдет, скорее всего, ничего особенного. Снаружи погода несильно поменялась — максимум из-за серых облаков изредка выглядывало светило, отражаясь в почти иссохших лужах. Пахло гнилой сыростью, чем-то овощным. Между домов по улицам катили проржавевшие автобусы, шум которых доносился до дворов. Запах «матушки России» был привычен, и казалось, что так пахнет вся страна — это был не особенный запах, а просто отражение общего душка, незаметное и ничем не оправданное, поэтому не замечаемое. Все вокруг было пропитано этим запахом, и это была не особенность России — это была особенность ее истории, почти растворившаяся в прошлом. И эта особенность проявлялась с удивительным постоянством — она сохранилась практически во всем, и даже запах дождя, как Эдгару иногда казалось, остался при ней. Иногда, если подойти к стенам домов «хрущевок», можно было услышать, что где-то внутри кто-то плачет, плачет без слов, плачет в самой глубине человеческой израненной души. Плач этот всегда, особенно если прислушиваться самым нутром, связывающего людей с другими людьми, чуть слышно исходил от тех, которые подолгу стояли на месте, не в силах двинуться с места. В этих душах подросток узнавал себя. И это ему не нравилось. Хотелось куда-то идти, двигаться и действовать. Но теперь он не знал — как сдвинуться с мертвой точки, когда он будто бы только сильнее закапывается. И это был не единственный вопрос, который его мучил. Все вокруг снова казалось незнакомым и огромным, и оставалось только надеяться, что не придется бродить, не зная куда, всю жизнь. Последнее казалось невозможным, потому что жизнь часто приходила в соприкосновение с чем-то совершенно непонятным и неожиданным.       Всю дорогу плавая в мыслях, что перетекали на удивление плавно из одной в другую, парень-таки добрался до пункта назначения. Такой же дом, как и все остальные, совсем ничем выделяющийся. Разве что он был особенен тем, кто в нем проживал. — Дорогой мой человек, здравствуй, — при виде знакомого лица, наполовину прикрытого челкой, Сеня заулыбался и распахнул руки для приветственных объятий. — Что-то ты быстро, спешил сильно? — Да я тут неподалеку был просто, когда ты написал, — недолгое, но очень крепкое объятие словно передало весь тот позитив, что наполнял душу ровесника с головой. Но таких же ощущений, как с Федей, не вызывало.       Сенька жестом пригласил друга в квартиру и закрыл входную дверь. В ней как всегда царила своя атмосфера и какой-то своеобразный уют. Пахло то ли аромамаслами, то ли благовониями с неизвестными ему запахами. Вместо дверей здесь были шторы, и только на дверной проем кухни были повешены какие-то висюльки. Эдгар за все годы своей жизни так и не понял, как они называются правильно. Сеня же был в обычном своем прикиде: максимально свободная, еле держащаяся на плечах кофта наипростейшего кроя, местами красовались цветные заплатки. Свободные штаны из лёгкой ткани, а ноги босые, хотя пол был голый. Коврики лежали у них максимум возле кроватей. Все тот же сиреневый оттенок волос, в который он, кажется, никогда не перестанет подкрашиваться. Эдик уж и не помнит, как тот выглядит с его натуральным цветом. Смуглая кожа, казалось, стала даже темнее. Хотя это неудивительно, Сеня ведь большую часть жизни проводит на природе под солнцем. — Эдгар, здравствуй, — легко и приветливо улыбнулась мама Сени — Тамара, когда подросток разулся и прошел на кухню. Они с Катей ее всегда называли тетей, ведь в их глазах женщина была чуть ли не сестрой для матери. — Рассказывай, как поживаешь хоть? Тамара смотрела на него единственным целым глазом. Другой же был покрыт бельмом, а та сторона лица была усеяна множеством шрамов, как и часть кожи на руках (особенно на правой) и шее с плечами. Всегда было интересно, что с ней произошло, но спрашивать было как-то… Нетактично, что ли? Волосы как обычно были заплетены в высокий хвост, а на концах красовалась уже почти вымывшаяся краска того же оттенка, что и у ее сына. — Не особо, — выдохнул Эдгар, последовав примеру Сеньки и садясь за стол. — Отец походу на героине теперь сидит, а никто кроме меня походу об этом и не знает! Думают, наверное, что старый просто с катушек едет. Послышался удивленный женский вдох. А также парень ощутил тепло на своей руке — это Сеня, как обычно, взял его ладонь в целях поддержки. — С тобой все хорошо? Наркоманы бывают агрессивными, — поинтересовался друг. На самом деле, вдаваться в подробности прошедших недель не хотелось. Было даже неприятно об этом думать и вспоминать, не то что говорить. — Нормально, бывало и хуже, — соврал подросток. Не нормально и хуже не бывало и быть не может. Или всё-таки может? Лучше отодвинуть эти мысли в сторону. Сеня со своей матерью неуверенно переглянулись, как бы сомневаясь как в сказанном, так и в том, стоит ли тогда передавать подарок. Кстати, об этом.       — Теть Тамар, ты, конечно, извини за вопрос, — собравшись с мыслями, начал эмо. — Но почему тебя мой отец не любит? Да и ты его тоже. Что случилось такое в прошлом? — Маму твою не поделили, — Эдгар не знал, воспринимать это как шутку или же женщина говорит серьезно. Но потом все прояснилось. — Мы с ней жили припеваючи: рестораны, казино. И нам было хорошо вместе… А потом появился этот… Это недоразумение, называющее себя мужиком. — Тамара вздохнула. — Белка не любит, когда я так говорю. Да, она разбила мне сердце тем поступком, но я просто не могу злиться на нее или на него. Это просто есть. И я согласилась, чтобы мы всё-таки остались с ней хотя бы хорошими друзьями. — Уголки ее губ слегка приподнялись при взгляде на Эдика. — Наверное, все к лучшему. Ведь если бы не это, у нее не было бы таких чудесных детей… Да и у меня тоже. Парень сидел в ступоре. Остаться хорошими друзьями? Разбила сердце? Глаза у него снова превратились в пять рублей, да и смотрел он на тетю, как на призрака. — То есть, вы… — и как это сказать? Встречались? Но разве это нормально? Может, из-за этого отец настолько сильно боится, что Эдик может быть тоже из «этих»? Хотя, конечно не может, у него же были девушки. Весомее доказательства того, что он не такой найти будет трудно. — Ох… Ты расстроен? Может, я… — Тамара не на шутку забеспокоилась. Наверное, рассказывать об этом было лишним. Всё-таки это был секрет из прошлого, но она надеялась на понимание, ведь сын не был похож на Бориса. Но, как оказалось, зря. Он смог вложить в сына эту гнилую неприязнь к таким отношениям. — Мне пора, — перебил подросток женщину и встал из-за стола, высвободив руку из ладоней Сени, что смотрел на него несколько растерянно. Пожалуй, впервые парень заметил его таким. — Сень, давай подарок, и я пойду. Завтра передам. — Эд, ты чего? — друг встал следом за эмо. — Ты же только пришел. Я понимаю, что эта новость для тебя шокирующая, но давай просто поговорим. Ты не сможешь этого избегать постоянно. — Я могу уйти и без подарка, — взгляд Эдика сменился на более холодный и даже какой-то озлобленный. Глаза его друга же наоборот выражали некую тоску и жалость. И с тяжёлым вздохом он все же принес из комнаты среднего размера коробочку, как всегда красиво упакованную. И, когда эмо потянулся, чтобы забрать ее, Сеня слегка притянул ее к себе. — Только обещай, что ещё заглянешь. Ты хороший друг, и я не хочу, чтобы ты отказывался от нас, от меня, из-за того, что произошло почти двадцать лет назад, — произнес тот, прожигая через взгляд своими карими глазами душу подростка. — Ладно, обещаю, — буркнул Эдгар и забрал коробку и, обувшись уже был готов удалиться из квартиры, как его заключили все в такие же теплые и крепкие объятия, только он отвечать на них не спешил. Как только Сеня его отпустил, Эдик незамедлительно скрылся за дверью и быстрым шагом спустился по лестнице.       Глупый день, глупый отец, глупые отношения, да и сам парень тоже глупый. Он не мог уложить в голове этот факт. Теперь понятно, почему Борис Тамару недолюбливает. Она же бывшая его жены, которая, к тому же, все ещё держит на него обиду, что он увел у нее Белку! Поганая Санта-Барбара. Он не мог поверить, что от него скрывалось и это. Почему все всё от него прячут? Он не достоин знания? Неужели с ним что-то не так, что ему не могут доверить вообще ничего?       И тетя Тамара с матерью… Они нормальные люди, которых он уважал, и на первый взгляд не скажешь, что они… такие.       — Ненавижу, — Эдгар злостно пнул камень, лежащий на асфальте. К кому или чему конкретно это было обращено, он не знал. Но это чувство его переполняло, стекало с краев. Горячей лавой растекалось по всем сосудам, заменяя кровь. Ещё немного, и он начнет плавиться изнутри. Даже небо будто бы стало ещё более мрачным. Ему было ненавистна эта ложь, ненавистен отец, ненавистны его чувства. Он даже не понимал, что он именно испытывает — злость или печаль. А может, что-то третье? Но вместо разбирательств с собой он мог прокручивать в голове лишь одно слово — «ненавижу».       И только перед металлическими дверьми своего подъезда, держа в руках коробку с подарком для человека, которого видеть бы больше никогда в своей жизни не хотел, он подумал, что предложение Феди уже не звучит так безумно.