Stealing The Spotlight

      Его сны никогда не были мирными. Даже когда он измотанный, почти теряющий сознание, запирал дверь квартиры, а его конечности тяжелели и в голове расплывался туман, Мо Жань никогда не мог проспать всю ночь спокойно.       Он часто просыпался, один или два раза как минимум (обычно чаще), и его неглубокий сон всегда отравляли кошмары… Видениями прошлого, которые возвращались, чтобы преследовать в настоящем своим шёпотом и призрачными фигурами, покачивающимися в темноте.       Больше всего он боялся её лица. Женщины, которую он любил и которую потерял; угасающего тепла прикосновения, а затем мучительного холода кожи, когда Мо Жань обнимал её, беззвучно плача. Он был мал, слишком мал, чтобы вынести такую ношу на своих крошечных плечах. Но он всё видел и понимал, и позже не смог забыть ни одного слова или ощущения, даже по прошествии более пятнадцати лет.       После этого он остался совсем один. Никто и никогда не мог возместить ту теплоту, как бы ни старался, и, честно говоря, очень немногие удосуживались хотя бы попробовать. Мо Жань считался трудным ребенком, со вспыльчивым характером и внезапными вспышками гнева. Он царапался, кусался и пробивался сквозь эту жизнь, но никогда не жаловался и не пролил ни одной слезинки с той роковой ночи.       Ночи, когда умерла его мать.       Мо Жань был сиротой, который не хотел вести себя хорошо даже ради того, чтобы его усыновили. Глупый ребёнок, не умеющий себя контролировать, с сердцем, покрывшемся бронёй после неоднократных оскорблений и полученных ран. В этом мире не так уж много источников счастья для такого обиженного маленького существа.       Поэтому, когда он впервые увидел неземную красоту Чу Ваньнина, улыбающегося с обложки журнала, ему показалось, что хотя бы на мгновение его мать снова рядом и гладит его по щеке.       Это особенное чувство не походило ни на что другое, и Мо Жань, в своём юношеском, бредовом и иррациональном желании найти кого-то, на кого можно было бы излить надежды и привязанности, решил, что сделает всё, что в его силах, чтобы когда-нибудь встретиться с этим человеком.       Так он и сделал, за исключением того, что всё прошло не по плану. Чу Ваньнин оказался несовершенен и полон недостатков, и сильно отличался от образа, которому Мо Жань поклонялся в своей голове. Было очень тяжело осознать, что объект его детских фантазий — всего лишь обычный человек. Это разозлило его без всякой причины или здравого смысла, повлияв на мысли и действия. Словно бесконечная нисходящая спираль, в каждом витке которой таилось всё больше долгосрочных последствий.       Всё это время его улыбка была дружелюбна, а взгляд любопытен и ласков, но в глубине души Мо Жань оставался тем же одиноким ребёнком. И хотя он вырос довольно добрым, несмотря на то что с ним плохо обращались большую часть жизни, он всегда был готов бороться за желаемое. Всё, чего Мо Жань когда-либо хотел, — быть кем-то любимым, снова открыть для себя это чувство. Он жаждал оказаться в надёжных, успокаивающих объятиях, которые заставляли бы верить, что всё хорошо, даже в самые тяжёлые моменты.       Он был дураком, позволив этим иллюзиям определять курс его действий такое долгое время. Создав связь между своей покойной матерью и совершенно незнакомым человеком, Мо Жань изменил объект своей привязанности в отчаянном порыве избежать реальности того, что он нежеланный. Покинутый. Потерянный.       Мама… Чу Ваньнин…       В его сознании два человека медленно сливались в единое целое, и все различия стирались под силой его желания… В конце концов это не принесло облегчения. Вместо того, чтобы помочь, нелепые сны превратились в кошмары, и он бормотал во сне одни и те же слова, запутавшись в петле воспоминаний и заблуждений, но и мёртвые, и живые были одинаково равнодушны.       — Мо Жань?       Всё ещё в полусне, он не мог понять, откуда исходит звук. Мо Жань отвернулся, но настойчивый голос снова позвал его:       — Мо Жань!       Нахмурившись, он инстинктивно вскинул руки, попытавшись оттолкнуть незваного гостя, но их тут же поймали и слегка ущипнули, натянув кожу на запястьях и оставив едва заметные следы.       — Мо Жань, проснись! Ты меня слышишь? Проснись!       Он заворчал, ёрзая на сиденье и разминая затёкшие от многочасового пребывания в тесноте конечности, и наконец открыл глаза, взглянув на сидящую рядом женщину. Мо Жаню потребовалось несколько секунд, чтобы узнать свою помощницу Гу Цзиньи. Напряжение на её лице постепенно исчезало, но в уголках глаз и рта всё ещё оставались следы беспокойства.       — И-извини, я задремал… Мы уже в Шанхае?       — Почти на месте, именно поэтому… Знаешь, тебя было очень трудно разбудить, — Гу Цзинъи вздохнула и подозрительно посмотрела на него, но вместо того, чтобы как-то прокомментировать, просто пробормотала под нос. — Такой крепкий сон, ну да…       Мо Жань притворился, что не слышал последнюю фразу, и перевёл взгляд в окно, где разошлись облака, открыв вид на землю внизу. Ещё одна работа, ещё одно модное мероприятие, ещё одна фотосессия… Потом нужно лететь в другой город повторять эту привычную рутину, и так месяц за месяцем. Прошло три недели с момента последнего разговора с Чу Ваньнином, и его сердце тяготило множество сложных эмоций.       Во-первых, он знал, что облажался, и пути назад от того, что он сделал, уже нет — их отношения полностью разрушены.       Если этого недостаточно, Мо Жань также упустил шанс принять извинения Чу Ваньнина, поддавшись импульсивности и поведя себя как придурок, оттолкнув мужчину раз и навсегда.       Возможность работать с ним, учиться на его опыте, даже исключительно с профессиональной точки зрения была уникальной и бесценной, и его агент остался весьма недоволен таким плохим исходом. Тем не менее, график Мо Жаня по-прежнему загружен, и занятость — единственное, что удерживает его в здравом уме на протяжении всего этого испытания.       «Я больше не хочу с тобой работать».       С самого начала, с той первой ночи, ему было суждено потерпеть неудачу. Он не должен был беспокоиться, не должен был приводить незнакомца к себе домой, не должен был… Глядя на своё отражение в зеркале, пока приглушённая болтовня звенела в ушах, Мо Жань вспомнил их первую встречу с Чу Ваньнином в профессиональной среде. Почему он переступил черту? Почему?       Сжимая кулаки, он боролся с непреодолимым желанием закричать, глуша звуки, рвущиеся наружу из его горла. Он вежливо улыбнулся, поблагодарил гримера и прошёл на съемочную площадку, не сказав больше ни слова.       Последнее, что он хотел увидеть в глазах Чу Ваньнина, это страх. Страх быть раненым. Страх подвергнуться… насилию. Хотя он и научился скрывать этот страх в собственных глазах, чтобы никто не мог видеть его слабость и уязвимость, Мо Жань легко распознавал его в глазах других.       Зная, что это он был тем, кто вложил страх во взгляд Чу Ваньнина, он чувствовал себя мерзким и отвратительным.       Каким-то чудовищем.       — Отличная работа, Мо Жань! Как всегда идеально! А теперь давайте сделаем перерыв минут на пять, хорошо, ребята? — фотограф хотел было хлопнуть его по плечу, но, должно быть, заметил что-то опасное в его глазах и отступил назад с неловкой улыбкой.       Оставшись один, Мо Жань вытащил из кармана телефон и набрал номер своего агента. Задыхаясь от людей и окружающих звуков, он потянул галстук, ослабляя узел, будто это не модный аксессуар, а петля на шее.       В ожидании он считал секунды, нетерпеливо постукивая ногой. В тщетной попытке сосредоточиться, Мо Жань потёр лоб и попытался найти наиболее подходящие слова, чтобы передать свои эмоции, но его мозг, похоже, не желал сотрудничать.       — Мо Жань? — наконец раздражённый агент взял трубку. — Это срочно? У меня мало времени.       — Я, эм… Я… Я хотел спросить, есть ли… Есть ли способ… — заикаясь, Мо Жань почувствовал, как его губы дрожат, и вонзил ногти в ладонь, чтобы боль послужила толчком. — Есть ли способ организовать встречу с Чу Ваньнином?       — Что? — на другом конце провода раздался смешок, немного удивленный, но в основном недовольный. — Ты что, сошёл с ума, малыш? После того инцидента с обвинениями, о чём вы двое вообще могли бы поговорить? Ты должен понять: его агентство не хочет, чтобы ты приближался к нему.       — Но…       — Забудь об этом. — резко прерванный, Мо Жань молча уставился в пол. — Так, если нет ничего срочного, то мы поговорим, как только ты вернёшься, хорошо? Береги себя.       Блять.       Блять, блять, блять!       Нет. Он не может так просто сдаться. Возможно, есть другой путь. Если бы они смогли просто нормально поговорить, если бы он смог объяснить и извиниться, то не было бы слишком поздно загладить вину, ещё не было бы слишком поздно.       — Окей, ребята, пора возвращаться к работе! Время не ждёт!       Вздрогнув от крика, взорвавшегося в ушах, Мо Жань поднял взгляд, надевая маску уверенности и готовясь к работе. За, казалось бы, расслабленным выражением лица скрывался вихрь эмоций, но они принадлежали ему и только ему.       Он должен найти выход до того, как вина и угрызения совести неизбежно сведут его с ума. Он не хочет, чтобы его помнили таким, он не мог запомниться таким.       На мгновение ослепленный вспышкой, Мо Жань закрыл глаза и изогнул губы в полуулыбке.       Это не то, кем он является.       Он не чудовище. Он не чудовище.