Семейные будни

Володя уткнулся взглядом в спину Поэта. Поэт всеми силами показывал, что обижен, устроившись на самом краю разложенного дивана и не желая разговаривать. При этом он то и дело елозил, укладывая подушку то под голову, то под шею, так, чтобы уложить и плечи, то вообще укладывал подушку в районе бедра, потому что именно в этом месте диван был продавлен. Володя уж было готов предложить Поэту свою, но потом вспомнил, что они не разговаривают. Из-за такой, казалось бы, мелочи… Кошка умыкнула с разделочного стола кусок мяса, пока Кризалис отходил в туалет. Что произошло, он не видел, зато прибежал на шипение двоих, едва успев подтянуть штаны, и лицезрел ругающегося стихами Поэта и абсолютно обалдевшую кошку, удерживающую здоровенный кусь мяса в зубах. Как Поэт потом объяснил, он попытался остановить воровку, а она напрыгнула на него и поставила здоровенное жирное пятно на его рубашку. Из-за этого он, в общем-то, и обиделся. Стиральной машины Володя себе пока позволить не мог, да и вещей на смену у него почти не было. Поэт явно считал себя противником поговорки «с милым рай и в шалаше», судя по тому, с каким кислым видом он направился в ванну самолично выводить пятно, пока оно не успело крепко въесться. Бытовой химии у Володи, к счастью, хватало — время от времени приходилось отстирывать кровь, — так что любимая (и единственная) рубашка была спасена. Однако встал неразрешимый вопрос: что надеть. Поэт с переездом особо не церемонился: он пришел налегке, не принеся с собой даже зубной щетки. Понятное дело, оставаться он не собирался, но Муся, не особо его жаловавшая, решила иначе. И теперь Поэт лежал, подогнув ноги, в растянутой футболке неопределенного цвета и в Володиных спортивках, которые по размеру походили скорее на бриджи. По вкусу Володи, лучше бы Поэт лежал без. Поэт чувствовал себя бедным родственником, которому даже в просторной квартире не находилось своего угла. Жилплощадь не разделена никакими перегородками: гостиная, кухня, спальня — все едино. В туалете и ванной отсутствует даже намек на двери, благо что эхо в полупустом лофте такое, что шаги можно расслышать издалека и вовремя сориентироваться. Спать тут тоже особо негде: либо на продавленном диване (откуда ты его вообще притащил?), либо на коробке из-под все еще не собранного шкафа. Как вариант, выкинуть все из коробки и лечь прямо в нее, но, хотя Поэт и бомжевал какое-то время, до такого опускаться он не собирался. И это все условия! Кризалис, обманщик, так нахваливал свой новый дом, что Поэт и правда почти купился. Кошка у порога, конечно, испортила ему настроение, но тогда он еще не сдавался. Сдался сейчас, когда в очередной раз перевернулся, выбивая из дивана ужасающий скрип, и почувствовал боль в затекшей шее. — Я так больше не могу. Изначально Поэт собирался лечь поверх одеяла, но затем увидел, что с внешней стороны оно полностью покрыто Мусиной шерстью. Это никого, кроме Поэта, очевидно, не смущало, поэтому именно ему с этим и разбираться в обозримом будущем. Сама Муся явно нацелилась вцепиться ему в ноги, так что их в любом случае нужно было прятать. Как-то Кризалис упустил в своих дефирамбах тот момент, что спать им придется вместе. Но Поэт, внутреннее побушевав, это принял. Было время, когда в приюте произошло резкое пополнение: другой детдом закрылся, а всех детей направили к ним. Приходилось спать по двое в узкой койке, для Поэта, любящего личное пространство, это было самое тяжелое время. К счастью, он сказался больным, чуть ли не при смерти, и ребенок, не желая однажды проснуться рядом с трупом, перебрался на пол. Как же легко их тогда можно было одурачить… Поэт дернул одеяло на себя и сбросил его с кровати, Мусиной шерстью вниз. Сбросил вместе с Мусей, из-за чего она тошно заорала, и медленно стек с дивана. Устроившись на одном конце одеяла, накрыл себя другим, да так и затих. Муся с самым боевым видом направилась драть ему спину, а Володя уселся на кровати, сонно хлопая глазами. — Полы ж холодные… Не валяй дурака. — Плевать, — Поэт фыркнул, укутавшись до самого носа. — Завтра я отсюда уйду. Ноги моей в этом бардаке больше не будет! Да отстань ты! — это он уже, понятное дело, кошке. Володя ее подозвал, чтобы больше не раздражала Поэта. Муся подрала спину нежелательному гостю еще немного, а затем с царственным видом запрыгнула обратно на кровать и прижалась головой к руке Кризалиса — погладь, мол. Если бы и с Поэтом было все так просто… — Ну, подумаешь, бардак, — легкомысленно протянул Володя. — Зато вместе. — И что мне это дает? Какая мне от этого выгода? Только не говори про оплату пополам. Верно, Поэт ни копейки не внесет. С его способностями ему вообще ни за что не надо платить, правда, и в элитном пентхаусе он поселиться не сможет: слишком много людей придется гипнотизировать ежеминутно. Володя, конечно, просто хотел, чтобы Поэт все время был на виду. С Поэтовыми-то наполеоновскими планами только и делать, что попадать в передряги, а кто его вовремя из них вытащит? Он сейчас даже телефоном не пользовался. — Тебе не нужно тратить силы на то, чтобы загипнотизировать меня… — начал перечислять Володя. — Да, только на то, чтобы утихомирить твое животное. — У меня всегда есть еда… — Полусырое мясо. Очень аппетитно, спасибо. — Слушай, на твоем чердаке вообще ничего, кроме кресла и всякого хлама, нет! — Володя уже не выдерживал, а голос Поэта оставался невозмутимым: — Это очень удобное кресло! Гораздо удобнее твоего дивана, между прочим. — Чем он тебе так не нравится? — Ты серьезно? Мой хребет все пружины пересчитал. — Так ляг на меня! Володя замолчал, поняв, что только что выразил свои мысли вслух. В этом и состояла его затея: Поэт укладывается на его широкой груди и быстренько засыпает, пригретый теплом и удобством. Специально такой диван и выбирал, чтобы выхода другого не оставалось. А этот на пол сиганул! Да еще и жалуется! Вот Муся не жалуется: всегда сначала ложится на грудь, работая маленьким тракторенком, а когда ей это надоедает, уходит в угол дивана, в ноги. Кошка знает, что делает! — Я тебя правильно понял? — саркастично поинтересовался Поэт. — Ты хочешь, чтобы я залез на тебя, как твоя кошка? С какой это стати? — Э… А что такого? Ну правда, что такого? Они уже столько времени знакомы, столько всего пережили. Стесняться им друг друга, что ли? А то, что это заходит немного за рамки… Так что ж не заходит? Один имеет суперсилу, другой людей толпами гипнотизирует. Володя искренне считал, что в его предложении нет ничего ненормального. — Действительно… — тон Поэта стал еще более едким. — Какие у тебя планы на меня, боюсь спросить? — Хочу всегда быть рядом, — честно признался Володя. — И помогать тебе. Ты ж мой лучший друг. Друг. Ага, как же. Поэт очень громко вздохнул, думая о том, какой его «друг» все-таки идиот, а потом вместе с одеялом влез обратно. Если даже на Кризалисе лежать будет неудобно, тогда ему точно оставаться здесь смысла нет. — Передумал? — обрадовался Володя, откидываясь на подушку. Поэт, ничего не отвечая, разложил нормально одеяло, а затем, нырнув под него, устроился на Кризалисе, позволяя себя обнять. Поэт всегда отстаивал свое личное пространство. Все-гда. Но на Кризалисе, и правда, лежать было гораздо удобнее, так что Поэт слегка его примял, будто тот был подушкой. Разве что коготочками не подрал, как Муся, когда укладывалась сверху. Кошка от такой несправедливости — все-таки заняли ее место! — была явно не в восторге и снова попыталась цапнуть сначала Поэта, а потом и Володю, за ноги. Но одеяло оказалось слишком толстым, чтобы она смогла причинить им вред, и ей пришлось смириться, свернувшись в клубок и косясь на них светящимся в темноте глазом. Поэта сразу же разморило. И как-то все равно стало, что он лежит в объятьях немного раздражающего его мужчины. Ему было удобно, ему было тепло, а Володя замер, практически не дыша, из-за боязни его потревожить. Когда Поэта невесомо поцеловали в макушку, он этого даже не почувствовал, только улыбнулся сквозь сон. А потом Муся разбудила их в четыре утра радостным тыгыдыком.