Семейные будни

Поэт в толстых сварочных перчатках и с расческой для животных в руке выглядел безумно. Впрочем, не стоит забывать, из какого заведения он сбежал — он всегда казался человеком с придурью, особенно сейчас, когда широко, хищнически улыбался, не отрывая взгляда от кошки, которая забилась в угол и предупреждающее оттуда шипела. Бросок — и вот уже Поэт удерживал вырывающуюся кошку, гладя ее расческой по спине, пока Кризалис усердно работал шуруповертом, лишь бы не слушать этого истошного мява. Все начиналось с малого — Поэт долго и громко нудел, что кошачья шерсть повсюду — она попадается даже в еде! — его достала. Володе-то что, он привык, что всякие разные пушистики трутся вокруг него. И даже, можно сказать, с этим смирился, потому что шерсть с его одежды можно было собирать клоками, а он так и ходил, ничего с этим не делая. Но Поэт заявил, что не будет жить в доме такой свиньи, и Володе пришлось согласиться, чтобы «друг», а теперь, скорее, «сожитель», который приходил и уходил, когда ему вздумается, вычесал как следует его кошку. То, что Муся будет категорически против, он не ожидал. Сбылась давняя мечта Муси — она от души расцарапала Поэту обе руки, да так, что кровь хлестала как у живого. Еле ее остановили, пока Муся пряталась под раковиной и отказывалась оттуда вылезать. Любви между кошкой и Поэтом от этого не прибавилось, зато он поставил себе четкую цель ее вычесать, чего бы ему это не стоило. Вот беда — кошка, как и ее хозяин, оказалась практически невосприимчива к гипнозу, так что ради успешного завершения операции Поэту пришлось здорово порисковать своим здоровьем. И теперь он с маниакальным видом чесал кошку, слушая, как Володя собирал ему обещанный книжный шкаф. Увы, Володя постоянно останавливался, чтобы взять очередной гвоздь, и не услышать кошачьи крики о помощи просто не мог. — Куда ты так дерешь? — все-таки пришел он к любимице на помощь. — Она же лысая останется! Ты посмотри, на полу теперь шерсти с еще одну кошку. — Вот именно! — Поэт даже не думал останавливаться, слегка придавливая бедное животное к полу. — А раньше все это было на тебе и на диване. Между прочим, шкура забивается лишней шерстью и не дает коже дышать. Для Муси же стараюсь. Старался он, конечно, исключительно для себя любимого, но не стоит все свои мысли озвучивать. И это Поэт не только о собственном нелегком характере, а о ситуации в целом. Ему, например, уже надоело по сто раз доказывать, что его методы по поискам Рубинштейна пусть и чересчур радикальные, но более действенные, чем Кризалисово хождение по мукам. Приходится делать все втихую, а потом дома получать нагоняй. Иногда Володя преисполнялся в собственном познании и начинал отчитывать прямо на улице, из-за чего Поэт порывался окончательно с ним расстаться, но что-то вечно его останавливало. Поэт, наконец, выпустил животину из своих беспощадных рук, и она тут же побежала на поиски его обуви. Ничего, разумеется, не нашла, и с самым обиженным видом улеглась вылизываться посреди лофта. Своими резкими движениями она как будто пыталась с концами вырвать себе остатки шерсти. Сожители задумчиво уставились на «вторую кошку» на полу, пытаясь прикинуть, что с ней теперь делать — пустить на вязаные варежки или просто выкинуть. Швей среди них не нашлось, так что Поэт, всем видом показывая, что делает Володе большое одолжение, взял совок и веник двумя пальцами, а затем довольно быстро и аккуратно сгреб все это добро. Когда подметал Кризалис, пыль летела во все стороны и складывалось впечатление, что от его манипуляций становится только грязнее. Он вообще был довольно неуклюжим и просто обожал случайно все ломать. Древко предыдущего веника, например, сломалось, когда Кризалис рассказывал о подмене пациентов в психлечебницах — Поэта сей факт не волновал ни капли, так что он был весьма удивлен, когда рассерженный Володя сломал веник об свое колено. Его вспышка повторилась, когда Володя рассказал о какой-то найденной на улице умирающей девочке — тогда он всего лишь согнул в руке вилку, но зато сразу после этого всадил нож в стену. Поэт соврал бы, если бы сказал, что подобные проявления силы его не пугали, но он предпочитал о них не задумываться. Даже когда Кризалис был всего лишь животным без разума и ломал все на своем пути, Поэт мог без вреда для себя его погладить или даже ударить, если ему этого вдруг почему-то хотелось. Их взаимоотношения всегда были загадкой для врачей, но когда нужно было Кризалиса утихомирить, именно Поэта первым запускали к зверю в клетку. Кризалис этого, наверное, даже и не вспомнит, и Поэт решил об этом помалкивать. Ну, было и было, какая разница? По сравнению с разгневанным Кризалисом Муся, конечно — мелочь пузатая и абсолютно безобидная. — Извинись перед ней, — попросил Володя, и Поэт даже не стал спорить. Зловредная кошка умела портить нежелательному жильцу жизнь, это Поэт уже давно прочувствовал на собственной шкуре. Ссориться с глупой шавермой на ножках не хотелось, раз уж Поэт решил здесь остаться на неопределенный срок, так что он присел на корточки неподалеку от вредительницы, глядя ей в спину — она упорно отворачивалась, не желая его видеть. — Муся, — мужественно начал он и перешел на доверительный мягкий шепот: — Крыса ты помойная, псина ты блохастая, причина моих седин, разочарование своих благородных предков… Муся показательно облизывала лапу, но по ее ушам, направленным в его сторону, Поэт понимал: слушала. Да так внимательно, будто он сейчас ее расхваливал. Разбойница явно была бы рада остаться рядом и послушать побольше приятностей, но тут Володя снова взялся за шуруповерт, а звук стройки ужасно ее раздражал. Как, впрочем, и любые громкие звуки. Особо ни на что не надеясь, она направилась к хозяину, чтобы протестующе укусить его за ногу, но ее диверсия в очередной раз провалилась — Кризалис просто усадил ее себе на плечо, и она утихомирилась, всадив в него когти. Кризалиса снова отвлекли — на этот раз звонили в дверь доставщики. Володя, не желая, чтобы Поэт его покидал, подсуетился и заказал перевозку книг и кресла с чердака. Правда, к тому времени, когда их привезли бы, шкаф уже должен был быть, по идее, собран, но Володя как-то закрутился — утром ходил гулять с соседскими собаками, затем ему нужно было встретиться с одним человечком по делу Рубинштейна, а потом Муся начала верещать так, будто ее убивают — ой актриса, ой актриса! Но на сердце было неспокойно, и работа не ладилась. Поэт, увидев свое кресло, забыл обо всем — тут же сел в него, не разбирая даже книги, которые так и свалили бесформенной грудой на пол. У него от такой халатности ёкнуло бы сердце — если бы он, конечно, заметил ее или кошку, которая кралась к пакетам, желая похулиганить. Но все его внимание было приковано к Кризалису, действиями которого можно было лениво любоваться. Все-таки приятно смотреть на то, как человек работает. Особенно, если ты при этом отдыхаешь. Володя пыхтел, пыхтел, растерянно крутил инструкцию во все стороны, но не плюнул на нее только потому, что Поэт пристально за ним следил. Если бы Кризалис старался исключительно для себя, то шкаф еще месяца два пролежал бы в коробке, а потом был бы собран тяп-ляп за пятнадцать минут, лишь бы стоял ровно. Но Поэту нужно самое лучшее! Володя попытался затолкать неиспользованный винтик под шкаф, но Поэт тут же подскочил: — Куда?! Володя начал оправдываться: — Да вот, лишний винтик попался, но шкаф же и без него простоит. — Смотри, где не хватает, дуралей! — строго потребовал Поэт и сам начал разбираться в инструкции, пытаясь понять, где Володя ошибся. Ловить Володю на ошибках стало его любимым занятием после того, как он осознал, что Кризалис — уже не тот послушный лев, который будет во всем с ним соглашаться и заглядывать ему в рот. Их споры иногда доходили до смешного — Кризалис всерьез уверял, что Поэту не стоит нигде пропадать по ночам, хотя сам на своих подработках время от времени задерживался допоздна. Но это ведь совершенно другое! Иногда Поэт чувствовал себя так, будто его пытались посадить на цепь и во всем ограничить, так что его протест нередко выливался в мелочные ссоры на почве бытовухи. Сам бы Володя место для винтика искать не стал, но совместно с Поэтом, который в инструкцию чуть ли не утыкался носом, они обнаружили, что дверца все это время держалась на соплях. Впрочем, винтик тут не сильно поможет — все равно рано или поздно Кризалис со своей могучей силой вырвет ее с корнем. Поэт критично оглядел шкаф, проверил полки на прочность, быстро вытер с них пыль и, довольный собой (и совсем немного — Володей), кивнул на лестницу, которая вела в никуда, образовывая полуэтаж-полузону для отдыха. — Я уже говорил, что мне нужно свое место? Поставь туда, буду там отдыхать. И кресло подними тоже! — Кхе… — Володя оглядел фронт работ. К своей силе он до сих пор не привык, и поначалу даже засомневался, а не сорвет ли спину. Не мальчик все-таки. — Ты бы сразу сказал, я шкаф сразу там собирать бы начал… — Быстрее, быстрее! — Поэт хлопнул в ладоши. — Иначе шкаф книгами загружу, вместе с ними потащишь. Кризалис горестно вздохнул и… подчинился. Долго ходил вокруг шкафа, пытаясь понять, как его поднять, а потом просто обхватил его руками и понял, что тот как будто ничего не весит. Захотелось покрасоваться перед Поэтом, взяв в одну руку шкаф, а в другое — кресло, но Поэт, как будто разгадав его мысли, тут же бросил: — Даже не думай! Потеряешь равновесие и упадешь. От этого воплотить мысль в реальность захотелось еще сильнее, но Володя таки сдержался. Только принял самый легкомысленный вид, показывая, какое это плевое занятие — поднимать по лестнице шкаф. Водрузил, вернулся назад — а Поэт уже в кресле сидел. И смотрел такими хитрыми-прехитрыми глазами, совсем как Муся, затеявшая пакость. С этаким вызовом: «А со мной поднимешь?». Володя поднял. На этот раз было тяжелее — шкаф-то пустой и не из цельного куска дерева, а кресло явно дорогое, увесистое, да и Поэт пушинкой не был. Но раз уж начал, останавливаться глупо — Володя поднял его вместе с креслом высоко над головой, глядя на длинные ноги, которые закрывали обзор, и кое-как поднял свое сокровище и его любимое кресло, бережно опустив их обоих на поэтову «зону отдыха». — Как тебе аттракцион? — горделиво поинтересовался Кризалис, глядя на резко затихшего Поэта, который крепко вцепился в подлокотники и поджал губы, явно не давая себе закричать. Поэт еле отлепился от кресла — ноги его дрожали, и Володя чисто на автомате его подхватил, хотя тот даже и не собирался падать. — Отлично… — голос Поэта дрогнул, и он слегка отодвинулся. — Больше так делать не будем. Но Володя видел — тот, хотя и испугался, был ужасно доволен. Поэтому, лукаво улыбнувшись, он резко подхватил Поэта на руки, не слушая возражений. И закружил в воздухе, совсем как в романтических фильмах...