Семейные будни

Владимир вышел из ванны, вытирая полотенцем разгоряченное тело. И застыл, наткнувшись на внимательный прищур зеленых глаз. Мысли в его голове лихорадочно забегали: еда в доме есть, кошка от порчи имущества Поэта отучена, сам вроде в последние дни вел себя неплохо, сдерживая рвущуюся наружу силу… В чем тогда проблема? — Только не говори, что к тебе в ванну зашла любовница, когда я отвернулся почитать Гумилева. Иного объяснения я не вижу, — Поэт подошел ближе и обвинительно ткнул Владимиру в руку. — Это… я на тебе не оставлял. И это тоже… С каждым словом Поэт говорил все задумчивее и тише, обходя Володю по кругу. Володя сник, боясь даже представить, что там Поэт у него на спине нашел. — Ты о чем? — О свежих царапинах. Ты весь в длинных красных полосах… Не похоже на Мусильду. — А... — глянул на руку, покрытую красноватыми вздувшимися полосками с белым по краям и выдохнул, вспомнив, как дышать. — Да я просто так моюсь. Деру когтями, счищая грязь, ну и… Короче, фигня. — Володь, мочалка для тебя просто шутка? — Так заживет же! — Твои шрамы тоже зажили. Вот только они никуда не исчезли. Владимир непроизвольно коснулся груди, хотя мог приложить пальцы к любому месту — участок без отметин на коже едва ли можно найти. Он почти забыл о шрамах, приняв как часть себя и своего прошлого… Но разве Поэт даст забыть? А ведь говорил, что не считает их некрасивыми. Может быть, врал? — Это не одно и то же. — Сомневаюсь. Смотри, — Поэт показательно провел по его руке ногтями. — Крови нет, хотя я жал изо всех сил. А после твоих лапищ у спины такой вид, будто над ней поработал мясник. Так что это то же самое. Володя почесал руку в том месте, где провел Поэт, и пожал плечами. Иногда после постельных баталий он был и не так исполосован, а сейчас Поэт придирался к способу мытья… Из горла само вырвалось: — Не хочешь потереть мне спинку в следующий раз? Поэт смягчился, расплывшись в улыбке: — С удовольствием. Володя быстро обо всем этом забыл — такая нелепица, с пьяну не придумаешь! Поэтому, на следующий день, когда Поэт встал у него за спиной, перехватив мыло, Володя сначала удивился. Все-таки, Поэт куда больше любил мыться в одиночестве. — Что? — невозмутимо откликнулся Поэт на невысказанный вопрос. — Я все еще вижу царапины. Будем тебя отучать от селфхарма. Твое тело я люблю. В этот момент сил хватило лишь на хриплое: — Только тело? Поэт не ответил. Владимир тяжело сглотнул, почувствовав осторожные поглаживания по спине. Адекватные мысли вылетели из головы, и мужчина, широко расставив ноги, уперся обеими ладонями в стену, пытаясь удержать себя в руках. Мочалка коснулась его кожи бережно — так, как он никогда не касался себя сам. Она неторопливо гуляла по его телу, смывая свидетельства тяжелого дня. От незамысловатой заботы искрило чрезмерной интимностью. Позволит ли Поэт проявить ответное ухаживание? — Ты одет, — заметил Владимир глухо. — Здесь есть место и для тебя. Залезай. — Просто помыться? — Как сам захочешь. Владимир прикрыл глаза. Специально, чтобы отдаться во власть воображению и догадываться, а не видеть, как медленно Поэт расстегивал рубашку, в которой ходил даже дома, и аккуратно вешал ее на крючок для полотенец. Вслушиваясь в звук расходящейся молнии, он представлял, как медленно спадали с любимого мужчины штаны, являя на свет темное нижнее белье на контрасте бледных ног. Хотелось рыкнуть от нетерпения, развернуться, прижать к себе, забыться… И одновременно с тем — хотелось наслаждаться каждым мгновением. Поэт, будучи непредсказуемым, вполне мог не согласиться на повторение. Владимир открыл глаза, услышав сдавленное шипение — Поэт умудрился удариться о бортик, пока залезал в ванную, и возбуждающая фантазия о чужом обнаженном теле тут же бесследно испарилась. Возлюбленный весь покрылся гусиной кожей и, к тому же, занял все свободное место, поэтому пришлось немного потолкаться, чтобы устроиться поудобнее. — Я вспомнил, почему мы этого не делаем, — проворчал Поэт, с сосредоточенным видом проведя мочалкой Владимиру по груди. — Я слишком высокий, ты слишком широкий, и эта ванна, очевидно, не рассчитана на двоих. Почему, кстати? Ты обещал это исправить. — Здесь ремонт делаем в последнюю очередь, — пробурчал Владимир, с которого мгновенно схлынуло всякое возбуждение. — Ты не хотел голые стены. Вода на Поэта попадала едва-едва, поэтому он перетянул на себя душ, как любил перетягивать одеяло, и случайно намочил Володе волосы. Тот терпеливо стерпел. Как и легкий удар шлангом по лицу. — Давай спину. Поэт не без труда повернулся, как велели. Он загораживал Владимиру весь свет, поэтому омывать его пришлось, полагаясь на одни только тактильные ощущения. Ощущался он хуже, чем виделся — пальцы нащупывали каждый позвонок, каждую косточку болезненно худого тела. В фантазиях его пропорции были чуть более плавными… Поэт, устало вздохнув, вдруг откинулся назад. Голову пришлось уложить Володе на плечо и отвернуться к стене, иначе вода попала бы прямо в глаза. Владимир неловко его приобнял, не понимая, что предвещала эта перемена — хорошее или плохое. Подумав немного, Поэт быстро выбрался из его объятий. — Нет, не нравится. — Значит, спинку тереть ты мне больше не будешь? — спросил Владимир разочарованно. — Будешь мыться с открытой дверью, а я с дивана через бинокль прослежу, чтобы ты использовал мочалку, — насмешливое фырканье, как будто сам не поверил в то, что сказал, настолько это абсурдно. Вылезал Поэт, запутавшись в шторке и поскользнувшись на коврике, на который они успели выплеснуть слишком много воды. Стоило ему выйти, Кризалис задумчиво царапнул кожу.