Попаданец. Часодеи

Я поморщилась и открыла глаза, мгновенно встречаясь взглядом с Мааром. Тот сидел напротив меня, внимательно вслушиваясь в дичь, которую нес мой достопочтенный батя, и весело сверкал глазами. Весело ему, блять. А, ну оно и понятно почему — на коленях внаглую разлегся Вик, которого я еще со вчера не видела, потому что это существо посмело покинуть меня на банкет Елене! Кошак развалился так, что было понятно — он валяется не пять минут и даже не десять. Так еще и Маар своего добавил, поглаживая моего, сука, кота, за ухом. Вик довольно жмурился, от чего расщелины глаз было не сразу заметно на абсолютно черном меху, а потому не замечал моего раздраженного выражения лица и того, как я в прямом смысле сверлю в нем дыру. Зато вот Маар уже в открытую смотрел мне в глаза, ухмыляясь все шире, демонстрируя ровный ряд зубов. Пока что целых зубов, но это в будущем изменится, я гарантирую. Я раздраженно дернула побородком в сторону, не сводя глаз с Маара: «Прекрати». Тот в якобы непонимании приподнял брови: «Ты о чем?» Я закатила глаза: «Ну да, о чем это я?». Маар дернул уголком губ и уже специально устроил руку на шее кота, почесывая за ушком и щеку. При этом наглое создание смотрело мне в глаза, ожидая хоть какой-то реакции. И она не заставила себя ждать. Скинув со своей талии нахальные ладони Марка, которые все-таки там оказались снова по какой-то неизвестной мне причине — с этим я пообещала себе мысленно разобраться позже — я прямо посреди речи своего отца поднялась на ноги. В полной тишине преодолев расстояние между мной и Мааром, я присела на подлокотник его кресла и невинно посмотрела на отца, якобы не понимая, какого черта он вдруг заткнулся. Тот только смерил меня недовольным взглядом, пытаясь как-то воздействовать на неработающую совесть — там кнопка «Включить» давно сломана (моими усилиями), о чем ем вы? — и, не дождавшись моего виноватого взгляда, продолжил. Мы же с Мааром обменялись одинаковыми взглядами — оба понимали, что ничем хорошим наши посиделки с расстоянием меж друг другом меньше метра заставит нас снова заспорить о чем-то. Даже молча. Когда отец вернулся к рассказу — интересно, кому он рассказывает об этом всем? Не понимаю, что сложного просто сказать несколько основных фраз быстро и лаконично, а не растягивать их на двухчасовую речь — я незаметно для всех вцепилась в шею предварительно дернувшегося в сторону в попытке спастись Маара ледяными пальцами, замерзшими за все время пребывания здесь, а после этого, наслаждаясь отразившимися муками на лице, медленно засунула их ему зашиворот, холодя горячую кожу. На самом деле этот фокус я стала использовать еще в прошлом мире, когда мой дорогой братец начинал меня бесить. Так как тогда у меня был ментальный барьер на насилие — я никогда не била никого всерьез! — я пользовалась против него приемом «Защекочи его до смерти, а потом скажи, что оно так и было». Когда я поняла, что этот прием использовать в любой момент невозможно, то стала пользоваться тем фактом, что у меня постоянно ледяные пальцы, на полную катушку. Мы просто жили в доме без батарей — ихнюю роль выполнял пол, в котором можно было включить подогрев. Он автоматически вырубался, когда считал, что температура в комнате достаточная. Но вот в чем загвоздка — в моей комнате он вырубался даже когда пол был ледяным, стены были еще более ледяными, а мои пальцы были просто пиздецки ледяными, из-за чего я даже не всегда их ощущала. Вот и стала пользоваться этим фактом так, как только могла. Бессовестно пользуясь парнем, как обогревателем — ух как он кусал губы, сдерживая писки, пока привыкал к ледышкам-пальцам! Просто муа, конфетка, — чувствовала, что наслаждение собственной местью медленно растекается по телу вместе с кровью. Правильно говорят «Сделал гадость — душе радость». Прям про меня.

***

Влетев в выделенную ему чертовым Огневым комнату, Фэш только тогда смог свободно выдохнуть, тут же скатываясь по двери с болезненным стоном и подтягивая колени к подбородку, пряча в них почему-то пылающее лицо — он уже привык, что чувства не особо острые, а потому контролировать и скрывать их от других, неродных людей особо не приходилось. Сейчас же было по-другому. Клубок эмоций, не все из который были хоть немного понятны даже ему, бушевал в груди, то и дело стягиваясь, причиняя этим почти физическую боль. Было стыдно. Было стыдно перед обычно ехидными Мааром, с которым он успел немного поговорить за время их пути к злополучным покоям Нортона Огнева. Парень с золотыми кудрями и поистине кошачьими глазами был чем-то схож с Огневой. Манера речи, любовь к подколам и шуточкам… Не удивительно, что они с Василисой так хорошо смотрятся. Раньше Фэш не понимал — да и не особо задумывался, — по какой такой причине он бесится, стоит Броннеру приблизиться к нему на расстояние вытянутой руки. А теперь ясно. Горькая усмешка сама расползается по губам, когда он запрокидвыает голову и бездумно смотрит в потолок. Он ревновал Василису к Маару. Те двое ведь так похожи. Даже сейчас, понимая это, он все еще надеется, что Огнева не забудет о нем, что она будет хотя бы продолжать смотреть на него со все тем же ехидством, чем-то отличающимся от того ехидства, которое плещется в ее темнеющих от гнева глазах, когда она смотрит на врага. Сейчас Фэш и сам начинал понимать, насколько важным для него было внимание вечно ехидной, маленькой колючки. А тепло, которое он испытывал, общаясь с ней даже на повышенных тонах, даже когда был на нее из-за чего-то зол — в такие моменты Огнева отвечала на наезды так же жестко, как и он сам, из-за чего Драгоций даже иногда забывал, как правильно вести себя с девушками, особенно с девушками — было очень даже похоже на тепло, хоть и чем-то от него отличалось, которое разливалось в груди мягко и спокойно, стоило вспомнить о семье… Именно о семье, родных дюдях, а не просто тех, с кем он имел родную кровь. Это не одно и то же. Было стыдно перед Марком, ведь он постоянно подводит Ляхтича, хоть тот уже и перехватывал его несколько раз на полпути к неправильному решению, после вправляя мозги на место. А Фэш снова наступал на те же грабли, подвергая опасности семью и друзей. А ведь из семьи оставалась только Захарра и, наверное, Огнева, которая то и дело вызывала у него неоднозначные чувства. Марк и тот был более лучшим кандидатом на романтические отношения с Огневой. Хоть опасности ее не подвергает. Было стыдно перед сестрой, которая только десять минут назад встретила его возле выхода из башни Огнева, искренне беспокоясь о нем и желая только самого наилучшего. А он сорвался на нее, болван, чуть не брызнув слезами прямо у нее на глазах. Сестра была нисколько не виновата в ситуации, сложившейся после собрания ключников. Виноват был он сам. Было стыдно за свое поведение перед Василисой, которая постоянно должна была терпеть его выкидоны. Да, она никак не выдавала своих искренних чувств, наверное, не слишком-то и волнуясь насчет них, но было и так понятно, что она долго терпеть не будет Удивительно, как она вместе с Марком и Мааром еще не прикопала его под башней Змиалуна. Да, кажется, он только и умет, что подводить и срываться на близких. Лучший друг, ничего не скажешь. Браво, Фэшиар, ничего не скажешь. Его почти с головой съедает горечь — налажать во всем и при этом осозновать это — довольно-таки тяжело. Хочется убиться об ближайшую стену, чтобы тело уже не могло достаться дяде и тот не стал еще более могущественным. — Тук-тук, — звучит абсолютно невозмутимое знакомым голосом, и парень неверяще смотрит на зеркало, приподнимаясь на ноги. Только не говорите, что… — Есть кто дома? Если что, я не по чью душу не пришла. Наверное… — Да ладно… — выдыхает Фэш, все еще не веря в происходящее. — Честно! Обещаю! — недолгое молчание. А потом жалостливое: — Собственными шоколадными печеньками клянусь. — Входи, — сил терпеть это просто нет, и он пересаживается на кровать, снова теряя желание что-либо делать. Апатия нещадно пожирает его изнутри. Слышится радостый писк, хлопки в ладоши, а в следующий момент из зеркального прохода в комнату вваливается Огнева. К счастью, на ней уже не та злостчастная ночнушка, а вполне приличные джинсы и темно-синий свитер. Усмешка на губах Огневой играет недолго. Ее глаза сверлят в Драгоцие дыру, и тот, не выдерживая переводит безразличный взгляд на идеально заправленное покрывало кровати. Наконец та с недовольным вздохом усаживается на кровать сразу с ногами, садясь в позу лотоса. — Все настолько плохо? — в ее тоне нет привычной ехидности. — Дело во мне, — голос совершенно пустой. Не хочется даже врать — Огнева и так прекрасно раскусит его. Хоть он и ожидал, что будет звучать не так обреченно. — Ой, что тебе на этот раз пришло в голову? — аж заинтересовалась подруга. — Только не неси чуши, из которой исходит, что весь мир крутится вокруг только тебя. Ненавижу такое. — Я… — он дергает щекой и на мгновение поднимает голову, встречаясь с легкомысленным взглядом Огневой. — Не думаю, что я хороший хотя бы человек. Не то что друг. Для вас всех. Василиса как-то незаметно подбирается и выглядит уже не такой как обычно. Более взрослой. Но ожидает продолжения, не перебивая, как это любят делать все, с кем ни заговори. — Я… Постоянно подставляю и вас, и себя под удар. Постоянно делаю все, что только можно, чтобы испортить с вами отношения… И только когда остываю… — Ты головой ударился? — Огнева выглядит уже такой же обычной, повседневной. Которая любит поворчать, побеситься, и подергать за уши-щеки. Спровоцировать на гнев или злость, а то и даже на обиду. Хоть на какую-нибудь эмоцию, что поможет узнать человека немного лучше, а так же научится предсказывать его действия. — Вот серьезно… А я говорила, что думать вредно, особенно тебе, — Фэш невольно замечает, как облегчение захлестывает его, когда Огнева остается такой же стабильной. Она все еще тут, все та же… Интересно, сможет ли такая как она измениться в старости? — Елки-палки, мать-перемать, — девочка продолжает качать головой, бормоча про себя проклятия в адрес всех и вся. А затем совершенно неожиданно толкает его в грудь. Парень, охнув, совсем не сопротивляется от неожиданности, безвольно падая головой точно на подушку. Василиса же, со всей присущей ей нахальностью, пристраивается рядом, пока он не успевает очухаться, уложив голову на ему плечо. — Что ты.? — щеки невольно краснеют, и Фэш замирает, старательно скрывая свое смущение, даже для него ставшее совершенной неожиданностью. — Вот проспишься — и все мысли как корова языком слижет, — в тоне Огонька снова вспыхнула та самая ехидность, с которой она стебет обычно. — Знаешь же такую поговорку: «Утро вечера мудренее»? Вот у меня так тоже работает. В прошлом, на Остале, вообще каждый вечер мечтала о том, как я стану гонять на стадионе каждый день по нескольку километров, заниматься танцами, конской ездой, стрельбой, научусь готовить самые охрененные блюда, буду учиться на одни двенадцатки и не буду позволять лени взять над собой верх. И что, знаешь, что со всеми этими мыслями происходило утром? — она трется головой об его щеку, пристраиваясь поудобней, и у парня напрочь вышибает дух из легких. — Догадываюсь… — он с трудом дышит через раз, не поволяя сердцу пуститься в скач. Невольно вспоминаются ощущения, которые возникали у него, когда Огнева начинала гладить его по волосам в особые дни, когда она либо тискала его из-за прекрасного настроения, либо когда безсовестно стебалась, пуская в ход даже такие грязные приемчики. — А ты можешь… — он замирет с открытым ртом, только сейчас понимая, что хотел ляпнуть, после чего, залившись краской, резко отворачивается лицом к стене. — Забудь! Матрас в районе таза прогибается, что дает понять, что Огнева села, кажется, даже скорчив озадаченное лицо. — Как я могу забыть, если ты сказал мне это сделать? — искренне поражается она. Наступает минутная тишина. Василиса продолжает сверлить недовольным взглядом темный затылок, хмуря брови в абсолютном непонимании. Ух, как она ненавидит, когда от нее что-то скрывают! А затем ее озаряет понимание — широчезная ухмылка вылазит на лицо сама по себе, и девчонка ехидно смеется — плечи Драгоция подозрительно вздрагивают. — Так во-о-от оно что, — тянет она злорадно, и Фэш втягивает голову в плечи, кидая обеспокоенный взгляд за плечо. — Ну держись у меня… Со все еще злодейским смехом она набрасывается на среброключника, вцепляясь холодными пальцами в ребра, и начинает нещадно щекотать, на что тот бурно реагирует, взрываясь от смеха почти в прямом смысле. -Кстати говоря, — Огнева на миг останавливается, с весельем смотря в аж заслезившиеся глаза «противника» — тот, кстати, полег в неравном бою: — Лучше тебе вести себя прилежно — твоя мамочка закатила такую истерику, когда узнала от меня о всех твоих приключениях, которые ты пережил после смерти родителей… Вылупивший глаза Драгоций только играет в рыбку, безпомощно открывая и закрывая рот, так и не выдавая и звука. — Что? — и глазом не моргает безсовестная Огнева, на что тот снова открывает рот. Незаметно подобравшийся к краю кровати, он баллансировал на каком-то божьем слове, пока Василиса, гаденько ухмыльнувшись, не пихнула его в плечо. Тот с грохотом ухнул вниз, наконец, проявляя способности к разговору: — Ты! — Я! — победно вопит в ответ Огнева.