Сказочник из Булонского леса

      Во Франции тех лет говаривали: à la faim tout est pain.       Вот, вроде, и времена уже давно сменились, и сытый, а от того благодушный король вручил орден Le Cordon bleu поварихе мадам Дюбари, а только по-прежнему нет еды вкуснее той, что подают в самом простом дорожном трактире, ведь приправами к такой пище – усталость от долгого пути и возможность погреть руки у очага, а ещё доброе слово товарищей по скитаниям, собравшихся вечером под одной крышей.       Да-да, любезный Читатель, далее я без зазрений совести поведаю Вам о кулинарном мастерстве трактира «La joyeuse vieille». И коль скоро Вы ещё не успели отобедать – что ж, настоятельно призываю Вас затянуть пояса потуже и крепиться. Ибо слюнки накапливаются во рту, а руки сами тянутся к пышным бокам круассанов и патисьеров, ноздри раздуваются, вдыхая божественные ароматы киша и гратена, матафана и клафути, губы вздрагивают в предвкушении сладостной встречи с бриошами и фрезье, меренгами и эклерами…       Ах, как же вкусно готовили в «Весёлой старушке»!       Мужайтесь, дорогой Читатель, ведь увидев, как стол в уютном уголке заполняется блюдами, пусть и не самыми изысканными, а простыми, крестьянскими, но такими аппетитными, что и кардинал бы не побрезговал продегустировать, Шарль позабыл обо всём на свете.       Что бы ни писали великие мудрецы прошлого, но даже нерешённые вопросы чести затмевают сдобная ватрушка, да добрая кружка.       — Отведайте кусочек гратена, он сегодня исключительно хорош! – потчевал господина Перро господин волк. – А матафан – отчего же Вы не едите матафан? Замечательный свежайший сыр для него был куплен лишь этим утром. Позвольте положить Вам кусочек фрезье – месье Шарль, Вы непременно должны попробовать этот чудный фрезье, клубника в этом году особо ароматна и сладка, n'est-ce pas?       И Шарль – забывший удивляться говорящим волкам, сидящим за соседними столами и совершенно не интересующихся его скромной персоной великанам и карликам, феям и котам в сапогах Шарль, – пробовал и вкушал, дегустировал и отведывал, явствовал и закусывал, подкреплялся, угощался и трапезничал с огромным удовольствием.       — Хозяйка трактира приходится бабушкой мадемуазель, за которую я Вас ошибочно принял в лесу, – при упоминании дамы сердца волк слегка порозовел щеками, насколько это вообще возможно было различить под скрывавшей звериную морду шерстью, – Мадемуазель Шапочка – прирождённый кулинар! Взгляните на эти патисьеры – найдётся среди Ваших знакомцев хотя бы пара способных сотворить столь изысканные, гармоничные в своём внешнем облике и внутреннем содержимом патисьеры?       — Не сыщется ни пары, ни одного, – честно признался Шарль, сыто отваливаясь на спинку крепкого стула.       — А эти бриоши – видали Вы такие бриоши, которые ещё помнят нежнейшее прикосновение каждого маленького пальчика, и чья сладость – не иначе как сладость поцелуя алых сахарных губок?       Господин Перро лукаво улыбался бриошам, пламенному собеседнику, уюту этого волшебного трактира. Безусловно, таинственная мадемуазель Chaperon Rouge, творящая гастрономические чудеса для трактира «Весёлая старушка», крепко держала в своих нежных пальчиках сердце говорящего волка. И немудрено, ведь, как гласит непреложная истина, le chemin vers le cœur d'un homme passe par son estomac, пусть даже и мужчина вполне себе волк: у волков сердце и желудок связаны, а сахарные губки способны пленить ещё и разум вкупе с духом.       А что способствует успокоению и прояснению последнего из вышеперечисленных? Конечно, кружка доброго напитка, благоухающая спелым яблоком с кислинкой, сахарным солнечным августом и будоражащей, будящей притупившийся аппетит корицей.       Сидр – обещанный месье Фаолом месье Шарлю сидр из отравленных яблок – на стол посреди яств, благоухающих пышной сдобой, опустила миловидная барышня в накрахмаленном белом переднике.       Волк склонил голову в учтивом поклоне – небывалая любезность в обращении к la serveuse, пусть и столь миловидной и белокожей.       Да и черноокая, чернобровая прелестница, в своей изысканной красоте-противопоставлении чёрного и белого, дня и ночи так похожая на аристократок Прованса, вела себя иначе, чем разнузданные парижские официантки из харчевен в Латинском квартале, что громогласно смеются скабрёзным шуточкам господ студентов и игриво взвизгивают от шлепка по la cuisse. В каждом движении, стремительном и быстром, сквозила природная грация и порода, которой позавидовали бы многие первые красавицы Парижа.       — Мадемуазель Белоснежка, месье Перро, хоть и нашла приют в «Весёлой старушке», но всё ж никакая не прислуга, а самая настоящая принцесса, – словно угадав мысли Шарля, мимоходом пояснил волк, отправляя в клыкастую пасть сразу половину киша. – А сидр – ручаюсь, такого сидра, как у неё, Вы отродясь не пробовали!       Шарль с новым интересом взглянул на птичкой порхающую от одного стола к другому особу голубых кровей. Мадемуазель Blanche-Neige, принцесса, что варит сидр и тайком обменивается столь откровенными взглядами со старшим из семи карликов за общим столом?       — Эту историю я бы желал послушать! – улыбнулся Шарль, со вновь пробудившимся аппетитом впиваясь в сочный бок клафути. – Ведь, как говаривала моя старая нянюшка, всякая служанка прячет в каминной золе хрустальную туфельку, а каждая официантка скрывает бальное платье под ослиной шкурой.