В семье

      В Бездне время текло несравнимо иначе. В мешанине цветов и форм легко можно было не заметить цикличное перемещение здешних небесных светил. Казалось, они никогда не заходили за горизонт – да и что там, за этим горизонтом? – зато регулярно выстраивались в одну линию и начинали вращаться вокруг друг друга заново.       Был ли равен один такой цикл по времени заходу и восходу солнца с луной, что всегда светили им на Цанцюн? Ло Бинхэ не знал. Шэнь Цинцю тоже, несмотря на попытки отслеживать день по внутренним часам.       Они пробирались все дальше, выбрав направление наобум: исходя из того, в какой стороне их не поджидала смертельная опасность под ближайшим ядовито-красным колючим кустом.       Растительность Бесконечной Бездны была уродлива в своей неправильной красоте или красива в уродливости своей ядовитой сущности. Не будь Шэнь Цинцю мастером с Цинцзин, не распознал бы и малой части здешней флоры. Из всех владык Цанцюн лишь Му Цинфан мог бы побороться с ним за звание знатока растительных извращений Бездны. Уж этот проныра-лекарь вычитал все, что когда-либо могло быть узнано человечеством о странных лечебно-калечащих травах.       Добыча пропитания в Бездне была довольно внушительным испытанием. Ло Бинхэ еще не достиг уровня, когда телу не нужна пища, но крепкий, в прямом смысле демонический желудок мог переварить даже каменную крошку, если бы тому захотелось чем-то похрустеть между сражениями с монстрами и попытками их избегать во благо здоровья Учителя. Полудемон продолжал безостановочно управлять кровяными паразитами и даже сумел довести это действие до такого автоматизма, что мог заниматься любой другой нагрузкой, не теряя контроля. Правда в периоды, когда очередная тварь сильно ранила его, все силы уходили на регенерацию огромных рваных ран. Ло Бинхэ в такие моменты приходилось сильно сосредотачиваться сквозь помутнение сознания именно на поддержании здоровья Учителя. После боя, в котором заклинатель, в основном, выполнял роль поддержки, отдав Сюя в руки полудемона, Шэнь Цинцю становилось хуже, пока раненый ученик не возьмет себя в руки.       И что касалось питания горного лорда, Ло Бинхэ пытался использовать мясо монстров, чтобы приготовить Учителю достойную пищу. К счастью последнего, в Безде росли и не опасные растения, пускай их внешний вид оставлял желать лучшего, а ареалы произрастания были издевательски малы.       Они не замечали проходящих дней, двигаясь вперед в надежде выбраться. Однако оставшиеся в Царстве людей заклинатели ощущали их достаточно четко. В считанные дни все, кто был на Собрании Союза Бессмертных, позаботившись о раненых и погибших, разъехались по своим школам.       Юэ Цинцъюань появился на пике Цинцзин бледной тенью себя. В руках он крепко сжимал длинный тканевый сверток. Те, кто был на Цанцюн, еще не знали о понесенных потерях. И он был обязан о них объявить.       Нин Инъин, неспокойная от слухов о нападении монстров в ущелье Цзюэди, но предвкушающая долгожданную встречу, торопливо пробиралась сквозь тихо гудящую толпу учеников. Тревога кольнула сердце. Почему такая странная атмосфера?       И, протиснувшись в первый ряд, Инъин застыла.       — Глава школы? — тихо прошептала она, пытаясь высмотреть кого-либо за высокой фигурой мужчины. Но там никого не было, кроме парочки подавленных учеников с Цинцзин, вернувшихся с ним. — Где Учитель? — громко вырвалось из нее раньше, чем она смогла себя остановить. — Где… Где А-Ло?       Юэ Цинъюань посмотрел прямиком ей в глаза, и сердце Инъин словно бы сжал в кулаке ледяной великан.       — Прошу вас выслушать этого Главу, — обратился заклинатель к ученикам, заставив их замолчать. — Многие из вас уже могли слышать о том, что Собрание Союза Бессмертных было сорвано. Кто-то впустил опасных монстров в зону проведения соревнования, отчего многие ученики всех школ, принимавших участие, пострадали. Мастера вошли в ущелье Цзюэди, чтобы помочь ученикам выбраться оттуда. Но с нами вернулись не все.       Инъин показалось, что она забыла, как дышать. Воздух застрял в горле, не смея проскользнуть в легкие. К чему он вел? Не говорите ей, что это относится к их пику! Не говорите, что он говорит об Учителе и А-Ло! Не говорите!..       Гул голосов тревожно переглядывающихся учеников вновь стал нарастать.       — В ущелье открылась Бесконечная Бездна. И в тот момент, когда она начала закрываться, находящиеся рядом с ней заклинатели сорвались вниз, — Юэ Цинъюань сделал паузу, опустив голову и тяжело дыша. — Этот Глава своими глазами видел, как упал юноша в ученических одеждах, но не успел разглядеть его лица. А следом за учеником в Бесконечную Бездну упал глава пика Цинцзин, Шэнь Цинцю, — голос главы школы дрогнул. Не давая другим заметить дрожь своих пальцев, он быстро вытянул вперед сверток ткани. — Это – все, что от них осталось.       На отрезе ткани лежал веер Учителя, с которым он отправился в дорогу, и меч, который Инъин узнала бы из тысячи. Страшно закричав, она бросилась вперед, вырывая из рук отшатнувшегося заклинателя вещи любимых людей.       Нин Инъин, подобно вмиг скошенной траве, упала на колени, не замечая появившихся на них ран. Она продолжала надрывно кричать, не зная о собственных слезах, заливших обычно миловидное лицо, прижимая к груди Чжэнъян и веер и словно укачивая их в своих объятьях.       Она не видела, как в неверии застыли одни ученики, а другие бросились к ней самой, пытаясь понять, что с ней происходит. Не видела скорбного ужаса на лице Юэ Цинъюаня, который не мог оторвать глаз от скрючившейся на земле девичьей фигурки, что безутешно билась в истерике. Не слышала, как в агонии кричала, то переходя на визг, то зовя тех, кто не откликнется на ее зов.       — А-ЛО! УЧИТЕЛЬ! ВЫ ОБЕЩАЛИ! ВЕРНУТЬСЯ ДОМОЙ! ВЫ ОБЕЩАЛИ! УЧИТЕ-Е-ЕЛЬ! А-ЛО! НЕ ОСТАВЛЯЙТЕ МЕНЯ! КАК ЖЕ ТАК?!       Она горько плакала, так сильно вцепившись пальцами в вещи, что невозможно было их у нее отнять. Казалось, проще было убить ее, чем разлучить с мечом и веером, ведь даже в смерти она продолжила бы цепляться за них так крепко, как могла.       Глава школы, хрупкое душевное состояние которого окончательно раскололось от крика девочки про «обещание», приблизился к Нин Инъин и, обняв неспокойно дергающееся тело, надавил на акупунктурные точки. Она обмякла в его руках, не разжимая своих.       — Этот Глава доставит ученицу на Цяньцао, — сказал лорд Цюндин, поднимая Нин Инъин на руки.       — Но что нам теперь делать? — спросил с залитым слезами лицом Мин Фань. — Без Учителя…       — Ты ведь главный ученик ся… шиди Цинцю, Мин Фань?       — Верно, глава школы.       — Документацией пика займется ученик Мин, твой Учитель должен был обучить тебя подобному. Обучением младших займутся старшие ученики. Остальные обязанности пусть распределит сам ученик Мин, как более сведущий о внутренней жизни пика Цинцзин, чем этот глава.

***

      Опустошенность.       Потерянность.       Бессмысленность.       Любым из этих слов Нин Инъин смогла бы описать то, что творилось в ее душе в момент, когда она пробудилась на пике целителей. Всего несколько шичэней назад ее жизнь была другой. Она сама была полна томительно-восторженных и возбужденных тревог и ожиданий, отсчитывая мгновения до возвращения любимых людей в школу. Ее мысли были заняты бытовой суетой дня, воздушными мечтаньями о возможном будущем, которое, казалось, уже было близко и почти осязаемо. Казалось, еще чуть-чуть, и А-Ло увидит ее лицо под красной вуалью. Еще совсем немного, и Учитель вновь похвалит ее за новую изученную мелодию. Даже чудилось, что возможно лелеемое ими с А-Ло счастье: что скоро случится нечто, и Шэнь Цинцю признает их двоих своими супругами, ответит на пылкие юные чувства. Столько мыслей роем суетливых пчел носилось в голове Нин Инъин, заставляя лицо светиться улыбкой. Такие зыбкие надежды и наивные мечты давали ощущение устойчивости, некого постоянства. Они были как ориентир, ведущий ее вперед, как стержень мира, стоящий нерушимой основой. Все желания и цели появлялись вокруг него, переплетались меж собой в узоры и длились, длились… Пока она не проснулась в этот момент. Стержень грубо вырвали, а ничем больше не удерживаемые плетения яростно растрепал порывистый ветер.       В руках ощущалась тяжесть. Это были их вещи. Последнее ценное, что от них осталось, не считая Бамбуковой хижины. Вещи, которые видели своих владельцев в их последние мгновения.       С губ сорвался сиплый всхлип. Словно и на человеческий звук-то не похожий. Так, скрип заброшенной калитки, тронутой холодным ветром.       Руки сильнее сжались вокруг меча и веера.       В голове была пустота. Такая пугающая. Звенящая. Будто изнутри идущая вовне, в действительный мир вокруг, заглушая естественные звуки природы и шум людей.       Был ли у нее теперь смысл жить? А что вообще такое, эта ее жизнь? Чем она была еще совсем недавно, какая цель у нее существовала, раз подобного вопроса ранее не возникало? Как работал мир Нин Инъин на протяжении всех ее лет бытия собой? Как случилось, что эти люди, эти ныне потерянные ей чужие души, стали иметь значимость, превосходящую ее собственную?       Кем она являлась сейчас? Кем себя видела? И для кого?..       Инъин медленно моргнула, ощущая горячие щиплющие слезы, каплями застывшие, дрожащие в уголках глаз.       Она закрыла глаза, давая соленой влаге дорожками скатиться по вискам.       Она тренировалась, чтобы стать достойной заклинательницей. Занималась с мечом, пускай ей это удавалось хуже, чем другие дисциплины. Играла на инструментах, не щадя пальцев. Училась готовить. Красиво говорить, правильно писать, ведать в искусствах и науках, соблюдать этикет в обществе, выглядеть женственно и изящно - стремилась ко всему так, как это было возможно с ее силами.       Все для того, чтобы быть достойной их. Быть равной А-Ло и Учителю. Быть нужной А-Ло и Учителю. Чувствовать себя нужной. Полезной. Желанной. Заслужить признание. Восхищение. Завоевать их любовь.       Все, к чему стремилась Нин Инъин, было ради того, чтобы всю жизнь быть вместе с двумя родными сердцу мужчинами. Они сами стали ее жизнью и целью.       Но к чему стремиться сейчас, если их больше нет?