***
По подземелью невозможно было отследить, какое сейчас время суток, но часы на тумбе подсказывали, что всё движется к ночи. Джейн знала, что уже пора идти спать, ведь утром её вновь ни свет ни заря поднимет «учитель», и дальше будет ждать целый день, полный изнурительных тренировок, после которых периодически хотелось подохнуть на том же месте, но она продолжала всматриваться в талмуд перед собой. Дойдя до конца очередной страницы, Джейн всё же не удержала нервного смешка. Ситуация становилась всё безумнее и безумнее. Закорючки перед ней были абсолютно не её языком, и видела она их впервые в своей жизни, но это абсолютно не мешало ей понимать написанное. Не зная, как они читаются по отдельности, Джейн с ошеломительной проворностью схватывала, о чём тут идёт речь. Периодически попадался какой-то иероглиф, который ей никак не удавалось разгадать, но даже его смысл получалось уловить из контекста вокруг. Всё это было настолько ошарашивающим, что черноволосой всё казалось, что это её сознание включило фантазию на полную катушку и рисовало невероятной красочности перевод. Но самым диким оказывалось то, что «вымышленный перевод» прекрасно подкреплялся изображениями этой книги, совпадая с ними. Джейн чувствовала себя абсолютно несчастной и загнанной очередным потрясшим её открытием и добивало то, что теперь она поняла, почему Орочимару был так удивлён тогда: он, в отличие от неё, сразу знал, что книга не должна принести ей никакой пользы. Джейн тоскливо мазнула глазами по валявшемуся рядом свитку: она притащила его сегодня в панике, что у неё вновь ничего не выходит, даже несмотря на открытие про эти дурацкие рытвины и собственную чакру, но так и не притронулась к нему. Всё время после тренировок она целиком посвятила энциклопедии (как она окрестила её про себя — на самом же деле толмуд назывался «азы искусства шиноби»), читая всё, что только могла найти, про чакру. Лучше всего запомнилось пока то, что тебе всегда нужно чётко отслеживать собственное состояние и сдерживать силу внутри — тогда, разбрасываемая не хаотично во все части тела, а ритмично циркулираемая по каналам, чакра поддерживает его носителя, а не лишает сил. «А ведь я ещё и из камней чакру выкачиваю... — Джейн задумчиво сжала и разжала кулак. — Интересно, как мне отследить собственный уровень чакры? Чтобы хотя бы понять, чем я располагаю... — она пошевелила затёкшим плечом и села на кровати, свесив ноги. Хотелось по привычке опустить их на пол и пройтись, размявшись, но это была не её комната с тёплым ковром — здесь ожидал ледяной пол с сором и пылью в его узорах. Всё вокруг — Джейн фыркнула — было покрыто этими дьявольскими узорами-полукругами, даже потолки в коридорах, и периодически начинало казаться, что она находится в дурке или чьей-то коробке. И кому в голову пришло сделать кругом одинаковый дизайн?.. Ноги закололо от хлынувшей в них крови, и Джейн всё же не удержалась от соблазна и, обув валявшиеся рядом босоножки, встала. Теперь кололось всё тело. — Кажется, когда я лежала в лазарете, Кабуто сказал, что я сама должна почувствовать, как возрастут мои силы... Получается, мне нужно сравнить свой уровень сил сейчас и тот, который был до печати? — Джейн вспомнила, как еле плелась за Саске по лесу. — Конечно, сейчас я чувствую себя гораздо бодрее, но ведь тогда я была голодная, замученная и перегревшаяся, а сейчас здесь прохладно и я сытая, — черноволосая стрельнула глазами на пустые чашки на комоде у двери. — Но всё же... я здесь почти три недели... и даже несмотря на тренировки на грани Ада каждое утро во мне всегда есть силы, и даже тело уже болит не так нестерпимо. Выходит, да. Мои силы выросли. Но насколько?» Вот бы ударить в стену и разломать здесь всё! Джейн моргнула, ошарашенная таким внезапным прорывом печати, и стала разминать руки. Просто переключить сознание. Нужно просто переключить сознание, и оно уйдёт. Черноволосая от души потянулась вверх, а потом стала делать «мельницу» (как опять же она окрестила это упражнение про себя) руками. Жизнь с печатью осложняла управление как собой, так и всего вокруг, но Джейн не без мстительного злорадства видела, что постепенно ей удаётся замечать это влияние всё меньше и меньше. И каждый раз внутри при этой мысли возникала довольная кровожадность, точно она раздавливала комара, давно жужжавшего над ухом и уже сильно надоевшего. Она замерла на середине оборота плеч. Стоп. Уйдёт, разломать, переключить — но ведь в книге сказано, что нужно сдерживать силу внутри, а не избегать её. Её нужно укрощать, контролировать и направлять в нужные тенкецу, а она... Джейн потрясённо приоткрыла рот, ей вспомнился разговор в лазарете. «..тебе нужно научиться сосуществовать с ней, а не отторгать как инородное тело...» Орочимару, ну какая же ты тварь, какой же ты мерзавец и гад! В который раз за этот день ей захотелось осесть и завыть от бессильной злости и обиды. Все водят её постоянно за нос и не дают и малейших подсказок, как будто она должна читать по их лицам, в то время как это же так просто! Просто возьми и скажи — она же поймёт, она умеет думать ведь! Но нет. Им всем нравится видеть, в каком она отчаянии, и ждать, что же этот «забавный зверёк» предпримет дальше. Джейн вскипела так стремительно и сильно, что мир вокруг вспыхнул красным. — Твари... Нет... Они думают, что она сломается, что она заистерит и превратится в безвольное нечто, смирившись с судьбой препарированной жабы? — Черта с два! — рявкнула Джейн, в бешенстве раздувая ноздри. — Я выживу. Я выживу и выберусь отсюда. Что бы вы ни скрывали от меня, как бы ни издевались за спиной. Я. Выживу! Она до боли стиснула спинку кровати, и та жалобно трескнула, проламываясь дырой.***
И всё же это были просто громкие слова, потому что уже на утро к Джейн пришло осознание, что всё вокруг неё абсолютно ненормально, а она не знает, как с этим справиться. И единственной надеждой оставалась книга, в которой ей было нужно резко найти ответы на все вопросы, возникающие у шиноби до её возраста. — Как «энциклопедия»? — вкрадчиво спросил Орочимару, зайдя в комнату утром. Джейн резво отозвалась. — Отлично, многое мне дала! — саннин многозначительно поднял брови. — Вот как. Ну зачем он над ней издевается каждый раз?! Ведь даже самой Джейн было ясно, что оно совсем не так, а Орочимару делал вид, что верит. Лучше бы он фыркнул, ядовито ухмыльнулся или, на крайний случай, промолчал. Хотя не то чтобы Джейн и это спасло. Меня здесь вообще спасти может лишь чудо. Или же эта книга. Впрочем, оно и равняется чуду. Черноволосая переоделась и вышла вслед за саннином. Но даже так, вопреки панике и тихому отчаянию, Джейн стала понимать хоть что-то. Она прислушивалась к своим ощущениям при каждом шаге и в итоге в какой-то момент стала замечать неуловимые колебания, прорываемые сквозь подошву. Черноволосая уже наблюдала за своими шагами до этого и сделала вывод, что урон полу или какой-то поверхности она наносит только при сильном давлении (прости, бедная кровать), поэтому в подземелье эффекта заметить было нельзя — лишь при прыжках, ударах или падениях. Дурацкие каблуки. Джейн скривилась, вновь вспомнив, как растянулась вчера во весь рост в грязи и лужах. Но сегодня она будет осторожнее. Сегодня она будет внимательнее. Сегодня она будет отслеживать подаваемую силу и пытаться её регулировать. Джейн так и поступила — к её удивлению, это оказалось проще, чем ожидалось. На улице снова шёл дождь и дул тёплый (но всё равно морозивший промокшее тело) ветер, а земля была всё такая же противная и раскисшая — бегать было неудобно, но, надо отдать должное Орочимару, это заставляло концетрироваться ещё сильнее, что Джейн и интересовало. Естественно, она всё равно упала несколько раз, но в целом заметила, что может делать рытвины меньше, если сосредоточится. Она пыталась сдержать силу внутри, не распаляя по всему организму, и это вынуждало думать прежде всего о внутреннем состоянии, а не о том, как ей противно всё вокруг, включая её саму. Это заставляло отвлекаться от ощущений холода, боли в затёкших плечах (кажется, Орочимару говорил их расслабить?) и противной грязи между ступнями и обувью. Может, Орочимару хотел как раз этого? ... Став постоянно уходить в ощущения, уже на следующий день она уловила более заметные колебания чего-то сильного и наполнявшего изнутри, а ещё через пару дней взяла его под контроль в несчастных сожжённых ладонях, что дало незамедлительный эффект, несказанно обрадовавший Орочимару. Саннин улыбался чисто что кот, которому притащили новую игрушку-мышь, ехидничал больше обычного, и, даже если он и пытался как-то скрыть своё довольство ситуацией, это ему никак не удавалось. Его бурная радость и утешила, и одновременно разозлила Джейн: она уже давно могла перестать мучить свои руки, если бы эта скотина сказала ей хоть что-то пару недель назад. Но всё равно оно больше радовало, чем злило: шанс, что не всё потеряно и безнадёжно, вновь забрезжил на горизонте, и Джейн вцепилась в него. Каждый вечер она дополнительно тренировалась у себя в комнате над свитком, пока не падала на кровать без сил, моментально отрубаясь. Периодически её так и заставал Орочимару, когда приходил будить, а Джейн валялась в одежде и обуви поверх одеял мордой вниз, а рядом лежал свиток. В такие дни было особенно тяжело вставать на тренировки: ломило всё тело, ладони выли болью, а ноги требовали снять босоножки и размять ступни (а ещё лучше — снять их вместе с капри, швы которых за сутки непрерывной носки впивались в кожу), но Джейн беспрекословно вставала и шла на тренировку без душа и отдыха, лишь перекусив и умывшись. Она всё ещё была максимально слаба, и даже Учихе не была способна рожу начистить (о чём без конца напоминал Орочимару) — какие тут возмущения и препирательства с самим саннином? И всё же стало действительно проще. Теперь Джейн понимала, что от неё хотели, и работала не покладая рук, чтобы не разочаровать саннина, радовавшегося всё больше с каждым днём. Видеть в его глазах одобрение было приятнее, чем высокомерие, и иногда черноволосая даже могла этому улыбнуться. Она всё равно не терпела их всех, но какой-то частью благодарила Орочимару, что тот дал ей время, хотя любой другой уже давно бы просто разобрал на запчасти для исследований. Джейн не понимала почему, но мужчина в самом деле давал ей шанс, терпеливо выжидая, пока она разберётся, и черноволосая хваталась за него, читая все вечера, а после тренируясь на свитке. Спустя ещё какое-то время она окончательно перестала жарить ладони и пальцы даже на свитках с самым малым дозатором чакры, и это послужило очередным спусковым крючком: её отправили на тренировки с Кабуто. — Зачем? — Джейн недоумённо посмотрела на саннина, отвлёкшись от закрепления лески на кунаях. Орочимару выжидающе сощурился. — А зачем нужны медицинские техники? — Чтобы лечить себя и товарищей. — А почему товарищи сами не могут себя вылечить? — Потому что не знают медицинских дзюцу, — Джейн начинало раздражать отвечать на банальные вопросы, и она вопросительно заглянула в лицо Орочимару. — А почему они не знают их? — вот оно! В глазах саннина мелькнула искра. — Потому что они сложные, отнимают большое количество чакры, и для них надо много тренироваться, — по мере понимания угол губ черноволосой изгибался в улыбке всё сильнее. Орочимару, видя это, тоже усмехнулся. — А сложные они потому что...? — Потому что требуют точного контроля чакры, — заключила Джейн, уже широко улыбаясь. Энциклопедия определённо расширила её фоновые знания. — И мне они нужны как раз для этого. Орочимару довольно мерцал глазами. — Именно. Глядя на его удовлетворённое лицо, Джейн невольно заулыбалась. Её подыхания по ночам и старания до полусмерти не прошли даром. Теперь у неё даже появилась возможность не выискивать всякий раз намёки на холод и недовольство, а просто посмотреть на Орочимару, почти что даже расслабленно. Это... уже определённо было прогрессом. В тени мыслей Джейн сознавала, что всё равно это ненормально, что ситуация искорёжена, а радуется она лишь тому, что может пожить ещё пару дней, и это просто край, и так же видела, что что-то идёт не так. Прагматик, коим она была в своём мире, подсказывал, что ничем хорошим происходящее не грозит и над её шеей по-прежнему занесено грузное лезвие гильотины, только теперь чуть выше. Но нынешняя Джейн, из шкуры вон пытавшаяся доказать, что её полезнее видеть живой, нежели расчленённой, отмахивалась от этого, потому что теперь это всё не имело смысла. Её голову зафиксировали на плахе ещё в тот день, когда она столкнулась с Саске на улице, и сейчас стянуть с неё ремни мог только Орочимару. Поэтому черноволосая улыбалась саннину, польщённо видя одобрение с его стороны. Оно было ей на руку. Так ей удастся не только выжить, но и отвести от себя лишние подозрения. А, как только его бдительность окончательно уснёт, Джейн примется искать выход и однажды непременно выскочит, пока змея будет спать в своём гнезде.***
Было бы наивно полагать, что даже тренировки с Кабуто помогут с неприязнью к медицине. Осознав, что вскоре её ждут занятия с Якуши с его дрянными свитками и шприцами, Джейн молча приказала себе смириться, потому что сделать с этим она всё равно ничего не могла. По крайней мере, пока что. При каждом занятии она глубоко вдыхала, натягивала приветливую улыбку и заходила в кабинет. Тут же в нос бил запах лекарств, нагонявший тоску, а в глаза бросались ряды бинтов позади, казавшиеся личным оскорблением, и Джейн как никогда сильно ненавидела весь мир. Но делать было нечего, и она проглатывала весь негатив, оставляя лишь маску вежливости, а Кабуто делал вид, что тоже ничего не замечал. Так в холодном дружелюбии прошло две недели. Джейн взметнулась вверх, и кора под её подошвой звучно треснула. Опять! Черноволосая моментально отскочила и, приземлившись, оскорблённо уставилась на поломанный ствол. — Ты по-прежнему плохо контролируешь количество поступающей чакры, — оповестил Орочимару, стоя позади. — Знаю, — Джейн сухо поджала губы. Она действительно знала это и злилась на собственную неспособность управлять всей силой, плещущейся внутри, которую теперь столь чётко ощущала. Джейн тихо вздохнула и снова разбежалась. Думай о дереве, держи баланс, ты просто должна захотеть пойти по нему дальше, не думай о ногах, думай о том, чтобы идти... Кора вновь разъехалась, на этот раз под каблуком, и Джейн едва успела сделать сальто назад, чтобы не полететь рожей в землю. Дьявол! Винить было некого, кроме самой себя: дождя не было, светило солнце, и вообще погода стояла такая прекрасная, что даже спёртый зной душил не так сильно. Джейн подавила приступ горечи. Что ж, очередное доказательство моих «талантов». — Попробуй прыжки в высоту, — черноволосая изумлённо обернулась на саннина. Всякий раз, когда бы она сама уже отправила себя на опыты, Орочимару лишь указывал на недочёты и давал уклончивые советы. Это не переставало удивлять: изначальное представление об Орочимару как о бесчувственной твари совсем не вязалось с поведением в такие моменты. Джейн казалось, что он должен был грозить пытками, болью и прочими страданиями, но вместо этого саннин поступал настолько чуждо себе обычному и по-человечески, что она просто-напросто терялась. Точно она здесь не заложница, а дальняя родственница, приехавшая на каникулы. Во взгляде напротив ожил задор, и Джейн торопливо кивнула: — Хорошо. Это давалось гораздо легче попыток взбежать по деревьям, и под ней уже даже не оставалось рытвин, но проблема была в другом. — Баланс! — Джейн стиснула зубы на рявканье саннина и напрягла поясницу, сместив центр тяжести. — Расслабь руки. Спина! — это были редкие моменты, когда Орочимару говорил не витиеватым шипением, а рубленными командами, в которых слышались лишь сила и власть. И не хотелось признавать, но именно они внушали настоящее восхищение, опустошая голову под чужие краткие и уверенные наставления. — Не перегибайся! — Джейн распрямилась и снова подпрыгнула. Треклятая духота, из-за неё ей опять нечем дышать. Джейн сильнее раздула ноздри, стараясь выровнять дыхание. Как пить дать, Орочимару снова отчитает. Черноволосая отбросила волосы с лица и попыталась вдохнуть полной грудью. Вот, уже лучше. — Следи за плечами. Сведи лопатки, — приказы сыпались безостановочно, но Джейн считала их наиболее простой вещью из всего здесь, потому что ей не нужно было делать главное: думать. Зачем думать, если этот хриплый, негромкий голос уже всё продумывал за неё? И в эти редкие мгновенья Джейн с радостью выкидывала из головы абсолютно всё: мысли о доме, о возможной скорой смерти, об очередном вечере со свитками в обнимку, о друзьях и том, как безнадёжно она тут увязла. Джейн приземлилась, но вместо нового прыжка внезапно потеряла баланс: носок уехал за перемычки, вылетая из босоножек. — Потому что нужно держать равновесие, — тихо передразнила саннина черноволосая, поправляя ботинки. — Именно, — Джейн пискнула «Ой» и подскочила. На неё холодно уставились травяные (спасибо солнцу) глаза, но в углах губ Орочимару виднелась насмешка, и девушка расслабилась, лишь пристыженно опустив взгляд. — А нет... закрытой обуви?.. — робко произнесла она. — Чтобы нога не уезжала, а была зафиксирована... Орочимару фыркнул. — И как ты собираешься в них бегать? А? Джейн растерянно подняла глаза. — Как обычно... — Твои ногти поотваливаются уже на третий день, если не на второй, стёршись о «зафиксированный» носок ботинок, — язвительно добавил саннин. У Джейн что-то скрутилось в голове, и вся она резко похолодела. — Я... не подумала об этом, — черноволосая сама удивилась ровности своего тона, в то время как внутри остро сожалела о таком идиотском вопросе. Пора было бы уже привыкнуть к постоянным дебильным ситуациям, в которые она попадала от собственной же дурости, но всё равно всякий раз ей словно плескали ледяной водой в лицо. Орочимару пронзительно посмотрел на неё, и Джейн твёрдо добавила: — Я буду внимательнее. «Я буду внимательнее», — это была её любимая фраза, когда она не знала, чем заполнить молчание, пока оно не стало тягостным, и, учитывая, что все их диалоги были про тренировки, это работало. До этого момента. — Тебе нужно больше слушать себя, а не быть внимательной, — несмотря на холод слов, глаза Орочимару смотрели почти что мягко. Плечи Джейн инстинктивно напряглись. — Хорошо, — кивнула она, не желая бесить саннина. Но и это не сработало. — Хорошо говорят, когда уже что-то умеют, — ехидно подметил он, возвращая лицу высокомерный вид. Джейн смешалась ещё больше, задетая за живое. — Неудивительно, что Саске так отзывался о тебе, — Опять он за своё. Джейн закусила изнутри щёку, давя вскипавшую ярость. — Саске так отзывается обо мне, потому что просто напыщенный индюк, — хлестанула она, не поднимая глаз от туники саннина. — Он вряд ли про кого-то в принципе способен сказать хоть что-то хорошее, даже о вас. Орочимару внезапно опустил скрещенные на груди руки, и одна из них легла Джейн на плечо. — Так докажи это, — вкрадчиво пропел саннин на ухо. Джейн знала, что он просто подстрекает её на ещё большую ненависть к Учихе, но причин сопротивляться не видела. Она подняла голову и пересеклась со смеявшимся взглядом Орочимару, бросавшим вызов. Джейн вдруг почувствовала прилив сил и энергии. — Докажу, — ледяным голосом вторила она, и Орочимару снова поразился её внушаемости. Он не любил гнувшихся людей, мягких, как пластилин: с ними каши не сваришь, они полезны лишь как орудие для чего-то, и потому с Джейн тоже должно было стать скучно, но... Орочимару неотрывно смотрел в непроницаемые и точно стеклянные глаза напротив. ...Но студёная сталь, резко сковавшая все её черты, приятно бросала в озноб предвкушения, и Орочимару лишь усмехнулся. — Так вперёд, — легко напутствовал он, распрямляясь. Джейн с неприязнью смерила его глазами: Орочимару говорил точно родитель, отправлявший дочь в колледж, в то время как на самом деле лишь сеял раздор, подталкивая к пропасти. Саннин почти что с благодарностью воспринял морозивший взгляд ученицы и легко вынес его. Правильно, учись смотреть на людей с презрением. Именно это поможет взобраться тебе как можно выше. Орочимару мягко качнул головой, и Джейн молча продолжила тренировку. Не сказать, что его метод не произвел эффекта: черноволосая в самом деле так ушла в стылое отвращение к Учихе, что смогла работать лучше, чем раньше. Она прыгала всё выше и выше, пока Орочимару не отправил сигать её на ветки, и Джейн безропотно повиновалась. Ноги болели, колени выли, и черноволосая понимала, что постепенно теряет концентрацию, но признаться в этом саннину значило получить очередную порцию наставлений и унижений, поэтому Джейн сцепляла зубы и терпела, удерживая сознание на одной точке: Саске. Я докажу этому упырю, что он не прав, я лучше, чем он думает, я должна, должна! С каждой новой мыслью ледяная ярость всё чаще сменялась горькой обидой, и Джейн не могла противиться этому. Она ненавидела Учиху в такой же степени, в какой сожалела, что всё так выходит, и это тяжко ранило. Периодически Орочимару напоминал, кто тому причина (хотя не то чтобы это было легко забыть), и тогда черноволосая особенно остро ощущала бессилие. Как она может поладить с тем, кто изначально не хочет идти на контакт? Может, поладь она с ним, смогла бы выбраться отсюда, используя его... Может, не отзовись она тогда так едко на улице, он бы и не обратил на неё внимание... Может, не поведи она себя так вызывающе, он бы и не продолжил тащить её куда-то... В конечном счёте Джейн, не желая признавать, что всё пошло наперекосяк из-за прихоти одного придурка, начала видеть себя частичной причиной своих бед. Может, увидь я его снова, смогла бы как-то разговорить... — Достаточно. Голос саннина выдернул из мыслей, и Джейн кивнула, спрыгивая с ветки. И тут духота всё же сделала своё дело, и у неё резко потемнело перед глазами. Очнулась Джейн уже на земле с кровью, хлеставшей из её ноги. Прекрасно. Черноволосая так заколебалась от непрекращавшихся злоключений, что даже не нашла сил злиться — лишь апатично посмотрела на разбитое в хлам колено. А ведь тренировка ещё не окончена. А ещё выслушивать от Орочимару, что плохо дышала и поэтому отключилась. Джейн не хотела поднимать глаза на саннина, поэтому молча вытянула из поясной сумки на спине бинты и принялась накладывать их на ногу. Над ней нависла тень, но черноволосая всё равно упрямо смотрела на моток бинтов, раскручивая его. Не хотелось нарваться на бурю раньше времени. Но, как и все её уловки сегодня, оно не сработало. — Голова? — донеслось сверху. — Цела, — сухо отозвалась Джейн. — Я ударилась только коленом. Холодные пальцы невесомо коснулись лба. — Разве? — черноволосая еле сдержалась, чтобы не отпрянуть. Она вскинула глаза на саннина и горько сощурилась. — Да. В тонкой улыбке Орочимару мелькнула ирония. Он поднял перед её лицом пальцы, перемазанные кровью. — Да? Джейн помертвела и затем криво улыбнулась: — Да, — надтреснуто подытожила она. Орочимару не без покровительства взглянул в её скукоженное досадой лицо, а затем легко сказал: — Лучшее лекарство — горькое лекарство, — и Джейн опешила, когда он стянул бинты и приложил руки к её колену. Черноволосая оторопело таращилась в сосредоточенное лицо саннина, не понимая, что происходит. Точнее, всё было понятнее некуда, но зачем и для чего это происходит, и самое главное: в честь чего Орочимару станет лечить её? Пухнувшая боль в колене стала утихать, и в этот момент Джейн заметила, какой свинцовой оказалась её голова на самом деле. Черноволосая приложила пальцы к виску, и на ладони моментально остался густо-красный отпечаток. Всё понятно. То есть Орочимару видел, как она падала, но не подхватил, не перехватил, не послал змею. Он просто стоял и смотрел. Сердце Джейн сковала резкая боль. В который уже раз ей показывали бесценность её жизни тут. И ключевой частью оставалась приставка БЕС: здесь она не стоила и ломаного гроша. И Орочимару, и Кабуто, и Саске (чтоб ему кунай печень проткнул, тварь) — все они лишь наблюдали за ней, как за подопытным кроликом по типу «а что будет, если вколоть ему ещё и это», и Джейн была уверена, что втайне они делали ставки, сколько ещё она протянет. Внезапно горькая улыбка, как у храбрившегося ребёнка, старавшегося не заплакать от боли, искривила губы черноволосой, и Джейн надломленно спросила: — Зачем лечите? Мне же надо учиться «терпеть боль», — саннин поднял на неё глаза, намереваясь съязвить, но сокрушённость лица Джейн остановила его от этого. — Ты сломала коленную чашечку. Если не залечить, будешь хромать всю жизнь. Джейн даже не удивилась этому. Травмы стали для неё такой же неотъемлемой частью жизни, как и супы Кабуто по вечерам. А факт, что она уже что-то сломала, задел совсем немного, хотя до этого она даже представить не могла, каково это. Единственным, что сбило её с толку, были краткость и простота объяснений Орочимару: она ожидала очередной ядовитости вроде «цветы вредно поливать кровью», но тот отозвался, на удивление, спокойно. Наверное, ей пора было смириться, что она вообще никого здесь не поймёт. — Можно было бы оставить тебе это как хорошее напоминание о важности концентрации, — всё же рано она радовалась. Как это Орочимару — и без колкостей? Черноволосая поморщилась не то от боли в голове, не то от вспыхнувшей грусти. Саннин тем временем продолжил: — Но, думаю, ты и так это запомнила. И в этот момент он странно напомнил ей её отца: журившего, но в то же время заботившегося. К горлу Джейн подступил комок, и она не отрываясь наблюдала, как её колено мерцает зелёным свечением. Ей захотелось расплакаться, но слёзы почему-то не шли, и она просто смотрела, как из-под упавших волос саннина проглядывают белые, охваченные бирюзовым сиянием ладони. При первой их встрече пальцы Орочимару были холодными, но теперь при касании они оставляли лишь тепло. Непривычно. Джейн вообще не помнила, когда бы кто-нибудь о ней тут беспокоился. Так что поступок Орочимару в контексте их реалей выглядел почти как жест доброй воли, и это вселяло в черноволосую отдалённую признательность. Сейчас Орочимару выглядел уравновешенным, собранным и совсем не искажённым, как обычно — Джейн действительно видела в нём величественность, а не одержимость и понимала, почему он один из легендарных саннинов. Да и медициские техники сейчас не казались таким исчадием ада, как до этого. — Спасибо, — прошелестела Джейн, сглатывая накатывавшую тошноту. Орочимару промолчал.***
Закончив с коленом, саннин провернул тот же трюк, что и Кабуто когда-то: приложил руку к её виску, и Джейн в считанные минуты стало лучше. Она поднялась, уверенная, что сейчас её заставят вновь скакать по веткам с ещё большим пристрастием, чем раньше, но Орочимару вновь удивил. — Прыгать? После трещины коленной чашечки? — он взглянул на неё с удивлённо-насмешливым видом. — Чем ты слушаешь Кабуто? — Мы пока что разбираем яды и лечащие свитки, — краем сознания Джейн подумала о том, что яда в её жизни за последние полтора месяца стало слишком много. — Вот как, — саннин сделал вид, что удивился. Старый ты змей, кисло констратировала Джейн. Ты же сам наверняка и контролируешь наши с ним занятия. — Тогда спроси его в следующий раз, что следует делать при переломах и их лечении. Черноволосая кивнула, смирившись с вечными загадками вокруг. Орочимару проводил её до комнаты и даже открыл перед ней дверь, как истинный джентельмен, но Джейн было наплевать: к ней возвращалась тошнота с усталостью, и хотелось лишь лечь и забыться. Вежливо кивнув «учителю», она прошмыгнула внутрь и с удовольствием села на кровать. Саннин с интересом взглянул на кипы бумаг поверх одеял. — Что это? — он взял пару листов. — Мои пометки, — Джейн от души размяла затёкшие плечи. — Я выписываю их из книги: так проще ориентироваться. Орочимару выразительно поднял брови. — Вот как, — он помолчал. — Похвально, — саннин перелистнул страницы. — Спасибо, — польщённо отозвалась Джейн. Она и правда старалась, выписывая всё это. Орочимару усмехнулся и отложил записи. — Позже к тебе зайдёт Кабуто, не напрягай до того момента ногу, — черноволосая кивнула несколько раз, хотя и не думала о подобном. Да какой дурак вообще станет что-то напрягать после такой убийственной тренировки — она сейчас завалится спать под любимую музыку! Орочимару, видя отрешённость ученицы, снова ухмыльнулся и открыл дверь. — Спасибо за сегодня, до свидания, — Джейн слабо улыбалась и предвкушала, как проведёт время, когда саннин внезапно остановился в проходе и обернулся. — А что там твой питомец? — черноволосая замерла, похолодев. — Питомец? — Питомец, — Орочимару повторил это с непередаваемым весельем. — Тот самый в шкафу. Джейн залилась краской, не в силах оторвать взгляда от выжидающе замершего саннина. — Я давно уже знаю о нём и всё ждал, когда же ты мне его покажешь. — Его зовут Шмыг, — сбивчиво произнесла Джейн, растерявшись. — Не представишь нас? — саннин лукаво склонил голову. Черноволосая напряглась и побелела, но всё же кивнула и открыла шкаф. Затем достала банку и смущённо поднесла саннину. — Это Шмыг, — из вороха травы внутри высунулась серая мышиная мордочка; усы на ней торопливо задрожали, пока нос вынюхивал новые запахи. Орочимару игриво взглянул на Джейн. — А траву ты таскаешь в своей сумке с наших занятий, я правильно понимаю? — щёки черноволосой заалели ещё сильнее, однако она твёрдо кивнула (хотя и неохотно). — И почему не говорила? Думала, что я его съем? — тут Джейн окончательно захотелось провалиться сквозь землю от стыда. Сколько можно уже читать её как книгу! Орочимару хрипло рассмеялся. — Боюсь, сейчас я придерживаюсь другой диеты. Черноволосая смущённо уставилась на банку, в глубине которой уже скрылся мышонок. Ей нечего было сказать. Саннин заговорчески сощурился и вышел, напутствовав напоследок: — Помни про нагрузку. Джейн даже не кивнула в ответ: в очередной раз её растоптали, раскрыв даже такую мелочь, как мышь, которую она поймала у себя же в комнате. По идее, ей следовало выбросить её в коридор, но Джейн знала, сколь «дружелюбным» и «безопасным» было подземелье, поэтому сжалилась и оставила у себя. Домашняя мышь. И даже её смогли обнаружить. И тем не менее... ей позволили жить. И Шмыгу, и самой Джейн. А это уже было чем-то. Черноволосая поставила банку на тумбочку и задумчиво посмотрела на умывавшегося мышонка. Похоже, ей никогда не понять Орочимару. — Ну, хотя бы больше не придётся тебя прятать, — Джейн чуть улыбнулась, коснувшись пальцем стекла банки.