***
Она вновь стояла перед девушкой, крепко сжимавшей ей руки. Джейн ждала, что та хоть что-то скажет, что-то по типу «давай, не сдавайся» или «я всегда буду рядом», но та молчала, лишь всё сильнее сдавливая плечи. Её лицо, как обычно, уплывало куда-то прочь, стоило сфокусировать на нём взгляд. Джейн видела лишь чёрные длинные волосы и чувствовала холод и мелкую дрожь чужих пальцев. — Ну и кто же ты всё-таки? — выдавила она. А потом, вспомнив их последнюю встречу, добавила: — И что именно «я смогу»? Но фигура молчала, и это было ещё хуже. По Джейн пополз страх. Она вдруг заметила, что стоят они недалеко от обрыва, за которым расстилалось чёрное, как дёготь, море, над которым не светило ни единой звезды. Вокруг стоял душный, сладко-тошнотворный запах и висела красная дымка. Джейн крупно затрясло, а внутри всё сжалось от ужаса. Она узнала это место. Оно снилось когда-то давно, ещё в лаборатории Орочимару, после того, как ей поставили проклятую печать. А значит, где-то рядом ползала та самая тварь с глазами Орочимару, но её собственным телом. — Ничего не бойся, — наконец произнесла незнакомка, и Джейн удивлённо вздрогнула, впервые различив её голос. Такой высокий и девичий. — Ты молодец, со всем справишься. Джейн хотела что-то ответить, но от отчего-то язык примёрз к нёбу. Все её внутренности съежились от иррационально леденящего страха. А потом она медленно перевела глаза влево и увидела дом. Дом её тёти, в который они приезжали на новогодние праздники в Эстонии. Небольшой, двухэтажный, и с бежевым, отремонтированным фасадом. Тёмно-серая крыша с окном в ней. Крытое крыльцо с ещё деревянными рамами. Джейн даже различила шторы — всё тот же белый кружевной тюль, который тётя божилась снять после замены окон. Перед ним, упираясь в стёкла, стояли старые засушенные букеты: по одному сухостою на каждую половину и тёмно-бордовые розы, с которых вечно сыпалась чёрная крошка. Мама упрекала тётю, говоря, что это лишь скопище пыли и что оно уродует дом, но та только отмахивалась. Три каменных ступеньки перед входом, средняя из которых порушилась и ждала починки отца. Сердце защемило. Джейн с внезапной отчётливостью вспомнила, что именно потеряла, оказавшись в мире шиноби, и теперь в груди мучительно пульсировало. Это была та самая тупая на вдохе и острая на выдохе боль, от которой никуда не денешься. Она отдавалась ниже, под диафрагмой, и даже живот тянуло от неё, сводя в напряжении. Каким-то образом оказалось, что в окнах гостиной горел свет. Джейн медленно встала с корточек (только тогда заметив, что до этого сидела на земле) и тяжело, точно под чьим-то приказом, сделала шаг к дому. Ледяная хватка чужих пальцев растворилась, и девушка приблизилась к окнам, вдруг вспоминая, что раньше тут рос шиповник. «Да... а тут мы прятались с Кевином, когда попали в окно мячиком... — Джейн неверяще поднесла пальцы к песочному сайдингу, в котором были видны прожилки: делали под дерево. Девушка подняла глаза на стекло перед собой и почти отшатнулась. — Мама... Папа...» — возле самого окна, за столом, были родители. Они что-то активно обсуждали, чуть смеясь, с сидевшими рядом отцом и матерью Кевина. На столе, накрытом красно-розовой скатертью, стояли несколько конфетниц и расписной самовар — давний подарок родителей на один из новых годов. Под ним, как и обычно, лежал золотой поднос: с носика могло иногда капать. У Джейн перехватило дыхание, когда она увидела тётю, вносившую с кухни противень, полный имбирного печенья. Того самого, что они всегда ели на Рождество. Вслед за тётей зашёл и сам Кевин. Он, как и всегда, улыбался застенчиво-мягко, а глаза его светились теплом. — О боже... — Джейн поняла, что не дышит уже почти минуту. Она раскрыла в панике рот, пытаясь протолкнуть в себя воздух, но точно забыла, как это делается, и так и осталась стоять. В груди горело. Вся её семья сидела прямо перед ней. Вот что она потеряла. Вот что она забыла. Джейн не могла поверить, что забыла тех, кто был ей так дорог. А потом в комнату вошла она сама. Джейн вздрогнула. Та она, что была в доме, смотрела весело и чуть высокомерно, а губы её тряслись в полуулыбке, давя смех. Она села рядом с Кевином, озорно переглядываясь с ним. Мама отвернула носик самовара и что-то сказала ей, попутно наливая себе чай — «она» округлила глаза, а потом вдруг захохотала во всё горло. Джейн не слышала их голосов, но видела, как согнуло ту её пополам. Только настоящей ей было совершенно несмешно. Ей было до одури страшно. У неё в живот словно упало ледяное пушечное ядро. Всё тепло момента ушло, и ситуация выглядела безумной и пугающей. Джейн, сама не понимая, что делает, ударила рукой в стекло, пытаясь привлечь внимание. Окно даже не дрогнуло — только руке стало больно, словно её впечатали в стену. Родители тоже словно ничего не заметили — все продолжали весело переговариваться, а она сама — хохотать. У Джейн захолонуло сердце, и она ещё раз ударила в стекло, на этот раз гораздо сильнее и с намерением разбить — то не поддалось. — Мама! Папа! Откройте! Это я! Не прекращая звать, она со злым отчаянием била, а потом и вовсе молотила обеими руками по стёклам. Но ничего не работало, и семья её всё так же ничего не видела. Постепенно ярость переросла в бессильную мольбу. — Да откройте же вы! — замахнувшись, Джейн впечатала кулак ровно в то место на окне, где виднелось её лицо в доме. С костяшек брызнула кровь, но на стекле не осталось ни царапины. Джейн опустила голову. — Откройте... — задыхаясь, прошептала она. И ровно в тот момент, когда она вновь подняла глаза, смеявшаяся копия обернулась к ней, встречаясь взглядом. Её лицо резко стало спокойно-равнодушным, хотя рот улыбался. — Конец, — Джейн не слышала её голос, но словно почувствовала эти слова. — Что?.. — не поняла она. И потом стекло перед ней звонко треснуло, словно зеркало. Джейн отпрянула, глядя, как ползли всё дальше и дальше щели, пока вдруг здание не стало состоять сплошь из них. Девушка сперва попятилась, а затем, поняв, что последует, застыла. Её остановившийся взгляд смотрел на копию — единственную из всего дома заметившую её. Остальные всё так же веселились. — Нет, — не своим голосом хрипнула ей Джейн, и в тот же миг крыша обвалилась. Девушка отскочила, но даже так не могла отвести взгляд от разлетавшегося на обломки дома, крошившегося и разваливавшегося, словно он весь был из стекла. Она смотрела на это до тех пор, пока всё здание не превратилось в груду осколков. — Мама... папа... — это всё, на что её хватило. Она отупело смотрела на черепки, не понимая до конца и не веря. Как здание могло рассыпаться за считанные секунды? Как оно вообще было способно биться, точно зеркало? «Да и чёрт с этим «как»!..» — Джейн заметила отлетевший засушенный бутон розы. Там были её РОДИТЕЛИ. Там была её СЕМЬЯ. Там был её ДОМ. А теперь этого НЕТ. Вот что было важно. Что-то мокрое скользнуло по пальцам, и девушка подняла руки. С разодранных костяшек свисали ошмётки кожи, а из-под них текла насыщенно-багровая кровь. Был... Джейн снова посмотрела на руины, и острая, как удар ремнём, боль скрутила её всю. Девушка наконец осознала, что случилось, и вцепилась руками в глаза, глухо застонав. Был... Это... был её дом. Вдалеке, из-за спуска к береговой полосе, раздалось низкое рычание, и Джейн посмотрела вправо. Опять та тварь... Но это была не она. Джейн растерянно нахмурилась. — Итачи-сама? — Учиха стоял напротив, как ни в чём ни бывало, всё с такими же холодными глазами и нечитаемым лицом. Девушка машинально выпрямилась, не желая показывать слабину, и развернулась всем корпусом. — Что вы тут... Он не дал договорить. Итачи очутился перед её носом и, с силой схватив за запястья, отшвырнул далеко вперёд. Джейн ошарашенно поняла, что летит к обрыву, лишь когда бивший от моря смрад стал невыносим. — Нет! — в последний момент девушка вцепилась руками за выступ. Она призвала чакру, чтобы оттолкнуться, однако та словно испарилась, не отзываясь. Джейн с ужасом поняла, что стала обычным человеком. Она попыталась подтянуться на руках и выбраться, но козырёк, на котором она висела, оказался слишком маленьким, и Джейн могла лишь беспомощно качаться на нём. Не видя никакого выхода, девушка закричала. — На помощь! — и почти разжала пальцы, когда увидела чужую протянутую руку. — Ты?.. Это был Саске. Джейн изумлённо распахнула глаза, но времени не было: край скалы резко хрустнул. — Помоги мне! — однако Учиха не шелохнулся. Он всё так же протягивал руку, но не двигался. Дотянуться до него возможности не было. Джейн зачастила: — Ты далеко, нагнись ещё! — ничего. Раздался ещё один хруст, и кровь Джейн заледенела. — Саске! — тот не пошевелился. Глаза Джейн в ужасе расширились. — Саске?.. — её резко повело от внезапного порыва ветра, и пальцы разжались сами собой. — Не-ет! — издав вопль ужаса, она рухнула со скалы в чёрное от крови море. А Саске лишь посмотрел ей вслед пустующим взглядом.***
Джейн с диким страхом вскочила, хватаясь за кунай в набедренном подсумке. По её лицу стекал холодный пот, а глаза в панике метались туда-сюда. Где она. Кто она. — Это что ж тебе такое там снилось? — девушка мигом, точно ящерица, развернулась и тут же поймала чужой насмешливый взгляд. — Кисаме... — еле слышно выдохнула Джейн, но оружие не опустила. — Всё никак не проснёшься? — мечник издал тихий смешок. Девушка не поняла, что тот имел в виду, а потом с досадой сморщилась. Точно. — Извините, Харуки-сан. Кошмары... Пара человек в обозе, кто не спал, смотрели на неё с неприкрытым ужасом. Ещё бы. Она только что раскрыла, что шиноби, да ещё и чуть не набросилась на них. Оставалось лишь молиться, чтобы никто не решил донести на ближайшем посту. «Что я мелю... — Джейн устало потёрла переносицу и убрала кунай. — Мы же уже давно в стране Огня, не Воды... Ха-ха, место меняется, а страх остаётся», — она села обратно рядом с Кисаме, разрешая себе — незаметно — привалиться к его руке. Тяжёлый пыльный плащ был тёплым, и девушка позволила себе выдохнуть. «Какой же кошмарный сон... — подумала она и снова содрогнулась. — Тот дом был совсем как настоящий... И кухня... Там даже картины ведь висели... — перед глазами вспыхнул момент обрушения. — Господи...» — Джейн закрыла лицо руками. Пытаясь как-то отвлечься, она приподняла голову. Они сидели слева, в самом дальнем и тёмном углу обоза. В щель между брезентом впереди просачивался скудный лунный свет — была глубокая ночь. По обозу барабанил дождь, иногда залетая вихрями в щёлки то тут, то там. Он в целом непрерывно лил с тех пор, как они покинули страну Воды: наступил сезон дождей. Из прицепов позади доносилось громыхание — железо. В отличие от давнего купца, этот ничего шумоизоляцией не отделывал: трубы просто везли, зафиксировав ремнями и накрыв. Джейн обрыдла их бесконечная дорога, в которой ей, вопреки всякой логике, было хуже всех, хотя лёгкие страдали у Итачи. Но Учиха держался молодцом: то ли родная земля подействовала, то ли очки кармы перешли в здоровье, но он был бодр и свеж, почти совсем не кашляя. Зато Джейн... Бесконечный дождь высасывал из неё силы. Он шёл почти постоянно, словно у небес прохудилась крыша. И даже когда сквозь слоистые облака пробивалось солнце, Джейн знала: ливень это не остановит. Он лил утром, в обед, вечером и ночью, останавливаясь буквально на час-два в день. Джейн прерывисто выдохнула, потерев лоб. — Сколько нам ещё ехать? — еле различимо шепнула она Кисаме. Тот не услышал её из-за чужого храпа и нагнулся ниже. Лицо мечника склонилось над макушкой, и Джейн вдруг почувствовала, что ей становится легче. Она более спокойно повторила: — Когда мы доедем? Тот нагнулся ещё ближе, отвечая: — К полудню должны добраться. Если дороги успели подготовить к дождям и мы нигде не увязнем, — он говорил это почти беззвучно, чтобы не разбудить других, хотя эти самые другие храпели так, что иногда перекрывали шум дождя. Джейн удивляло, как Кисаме, крошивший противников не моргнув глазом, уважительно относился к окружающим. Она даже не помнила ни разу, чтобы тот кому-то грубил. — У меня ноги гудят, — внезапно призналась Джейн, когда их тряхнуло на очередной кочке. Кисаме даже не хмыкнул — девушка просто различила колебание воздуха от чужого дыхания. — Так потянись, что тебе мешает? — Моя спина, которая треснет, если я попытаюсь согнуться, — они оба беззвучно прыснули. — Если я пойду к выходу подышать, это будет очень невежливо по отношению к остальным? Тело Кисаме содрогнулось от немых смешков. — Нет, если бы ты ходила бесшумно. Но ты же обязательно споткнёшься о чьи-нибудь ноги. — Вообще-то... — Джейн хотела что-то возразить, но потом поняла, что, собственно, говорить нечего. Мечник был прав, и она расстроенно поморщилась. — Ладно. Дышать было сложно. Воздух в обозе стоял плотный и кислый — иногда к ним залетал ветерок сквозь щёлки, но его было недостаточно много. А ещё воняло перегаром: один из горожан налакался от души. Джейн вздохнула, признаваясь себе, что даже так лучше ехать, нежели идти под ливнем. Да и в целом лучше было быть здесь, нежели во сне. Сон... Дом... Девушка мотнула головой и помяла себе лицо. Кто бы мог подумать, что реальность станет желаннее. — Вам когда-нибудь снились кошмары? — тихо спросила Джейн, глядя в проход между скамейками. Кисаме, на удивление, расслышал даже сквозь чьё-то особенно громкое посапывание. — Они всем снятся. — И часто? — По-твоему, я веду дневник сновидений, чтобы помнить это? — Джейн прыснула, и Кисаме, судя по колыханию воздуха над её лбом, тоже. — Так у вас тоже такое есть? — Хошигаке, кажется, опешил. — У меня? — Ну, в этом, вашем мире. — А, ты вот про что. Джейн вдруг представила, как Кисаме ведёт дневник собственных снов, и её разобрал смех. — Ти-ше, — ровно сказал Хошигаке, и девушка зажала себе рот, беззвучно смеясь. Она не могла успокоиться ещё долго: видимо, так выходил из неё стресс после сна. В какой-то момент Джейн опять выгнулась, пытаясь не расхохотаться в голос, и обо что-то ударилась затылком. Раздалось шипение, и стало ясно, что «чем-то» была челюсть Кисаме. Это рассмешило ещё больше, и девушка, цепляясь за чужой рукав плаща, судорожно извинялась, едва не задыхаясь от хохота. Мечник слушать и не пытался: беззвучный смех Джейн был на грани истеричного, и ей явно нужно было выплеснуть куда-то эмоции. Поэтому он молча качал головой, скалясь под нос. Он даже не старался выяснить причину — по сути, ему было всё равно. Но чужой смех заряжал и его тоже, и он поневоле периодически хмыкал. А Джейн, наконец отхихикав своё, продышалась и вдруг поняла, что держится за предплечье Кисаме, а тот не ведёт и бровью. Как будто это... нормально. Тут же её запоздало догнала и другая мысль. Она врезалась в его подбородок — как? У шиноби такие рефлексы ввинчены в кости, чутьё чужой атаки — залог выживания тут. Но она попала в челюсть — место, ударив чуть ниже которого, ты можешь вскрыть артерии. Позволил бы один из семи мечников приблизиться к своей шее хоть кому-то? Вряд ли. И значило это только одно. «Он доверяет мне, — в груди Джейн расцвело что-то очень большое и светлое. Она чуть стиснула пальцы на плотной тёмной ткани плаща, глядя в то место, где должно было быть чужое лицо. — Кисаме не видит во мне угрозы. Он расслаблен рядом со мной», — и Джейн вдруг затопило волной горячей благодарности и безразмерного счастья. Она сама не понимала почему, но радость была настолько огромной, словно чьё-то доверие являлось главной целью её жизни. Джейн медленно разжала пальцы на чужой руке и улыбнулась. Вспомнилось, как Кисаме спас её в той жуткой битве в стране Воды. Да и Хидана, если вспомнить, остановил тоже он... В Джейн проснулось новое, странное уважение по отношению к мечнику, граничившее с восхищением. Именно здесь и сейчас, ночью, в этом старом обозе, где нечем дышать, а вокруг не видно ни зги, где они жмутся друг к другу, потому что помимо них здесь ещё полно людей, где каждая неровность дороги отдаётся болью в пояснице, а снаружи хлещет дождь, Джейн поняла, насколько прониклась к Кисаме, к этому суровому, но поразительно преданному отступнику, не считавшемуся с врагами и защищавшему собой тех, кому доверял. Джейн медленно сползла по стенке обоза, а потом упёрлась затылком в дребезжащий угол повозки. «Хотела бы я знать, за что Кисаме так любит Итачи — тот ведь никак не относится к нему по-особенному, — девушка опустила голову на прежнюю «подушку»: собственный плащ, сложенный в несколько раз. — Я хотя бы лечила Кисаме, чтобы он мог как-то и чем-то ко мне проникнуться. Но Итачи? Вечно смотрит своим взглядом, от которого даже кости мёрзнут. Он ведь даже не поблагодарил нас за то, что мы его выходили от лихорадки. Меня так и вовсе потом облаял... — Джейн подоткнула себе сбоку походный плед и закрыла глаза, пытаясь вновь уснуть. Вспомнилось то утро с котом и Итачи. — Хорошее было время... Он ведь тогда даже словно улыбнулся. Кисаме. Не мне, конечно же, — она мысленно фыркнула. — В меня можно лишь швырять ледяные взгляды и затыкать. Каждый раз, когда я пытаюсь узнать хоть что-то, он смотрит на меня, словно я плесень, а потом велит закрыть... рот», — в Джейн вдруг что-то провернулось. Словно какой-то недостающий пазл встал на место, и все неясные мысли, витавшие на уровне ощущений, резко обрели очертания. Девушка ошарашено распахнула глаза, глядя в пустоту. «Каждый раз... когда я хочу что-то узнать у Кисаме... Итачи встревает... даёт мне поручение... или заставляет умолкнуть... каждый раз... когда я что-то спрашиваю у Кисаме, связанное с его жизнью... Итачи...» — рот девушки поражённо раскрылся. «...он... заботится о нём?» ... К утру в голове всплыло много моментов, подтверждавших эту теорию: Джейн насчитала по меньшей мере пять похожих ситуаций. Уже покинув повозку, она решила проверить теорию и, выглядя максимально отстранённо, поравнялась с Хошигаке. — Кисаме-сан? — Мм? — с соломенной шляпы летели брызги от дождя, и Джейн отёрла от них щёку. — Можно я кое-что спрошу? — Валяй. — Вы мне так и не сказали тогда, когда мы были в стране Воды, праздновали ли что-то в стране Тумана... ой, в смысле деревне, — девушка вздрогнула, ощутив, как сзади на и без того угвазданные ноги и сапоги прилетела новая грязь. Кисаме поморщился на мгновенье, но ответил. — Что-то праздновали, что-то — нет. — Это я помню... — Джейн вдруг ощутила на себе тяжёлый взгляд и неверяще обернулась. Неужели и правда? Чёрные льдинки глаз продирали до костей. — Что? — немея против воли, уронила девушка. — Ноги, — холодно произнёс тот. Джейн непроизвольно чуть сжалась. — Что ноги? — Тебе было сказано не хромать. Джейн стиснула зубы. Из-за постоянных дождей её колени разламывались от боли, ровно как и вся правая голень. Не хромать было невозможно, но девушка старалась делать это максимально незаметно. Итачи расценил это по-своему. — Вперёд, — когда Джейн чуть вышла из «строя», от Итачи здорово прилетело по лодыжке. Удар попал не в старую рану, но от боли всё равно посыпались искры из глаз. Девушка громко зашипела и подскочила на левой ноге, баюкая правую. — Так будет каждый раз, пока не научишься не показывать слабые места. Джейн, держась за ушибленную косточку, посмотрела на Итачи бешеными глазами. И, конечно, теперь ещё надо было попросить прощения. — Извините, — процедила она. Это было самым унизительным: извиняться, когда на самом деле хотелось плюнуть в рожу. После этого Итачи гнал её впереди себя и периодически ударял в ту самую лодыжку. Но он был милостив и ни разу не ударил туда, где раньше стояли спицы — а эти места он хорошо знал, ведь там до сих пор были бледные, но глубокие шрамы. Джейн отфыркивалась от Итачи, но заставляла себя идти ещё лучше, как если бы полностью здоровая. Вопрос с «заботой» можно было официально считать закрытым. Это в самом деле было искажённой попыткой «оградить» напарника от неприятных тем или поступков. Но оно оказалось ещё не всем. С того момента Джейн стала замечать много всего, на что раньше не обращала внимания. Она увидела, как Кисаме, замечая что-то, незаметно касался Итачи локтём. Как Учиха, вопреки льду и отстранённости, не сбрасывал руки, а только внимательно смотрел, куда показывали. Она заметила, что, оказывается, Кисаме всегда первым предлагал устроить привал, ссылаясь на «хорошего понемногу». Что Итачи обрывал, если Джейн задавала «скользкий», по его мнению, вопрос Хошигаке. Что Кисаме часто покупал в дорогу данго, но не ел сам. Что Итачи, несмотря на молчаливость, всегда заводил разговор первым, если Кисаме был не в настроении. Таких мелочей было много. Они накапливались, как пылинки, постепенно превращаясь в самую настоящую гору, и Джейн не могла поверить картине, вырисовывавшейся перед ней. Итачи и Кисаме в самом деле заботились друг о друге. Периодически, идя между торговых рядов рынка и видя, как Учиха молча, без вопросов покупает жареных кальмаров, а потом отдаёт одного из них Кисаме, Джейн просто не знала, что думать. ОНА помнила, что Хошигаке любит это блюдо — но Итачи? Джейн была внимательна к деталям, связанным с людьми — но Учиха? Ему же всегда было плевать на всех, кроме своего брата. Однако выходило так, что Учиха видел намного больше, чем озвучивал, и даже откладывал в голове. Почему-то это только растравило злость по отношению к нему. Джейн, подлечивая в очередной раз лодыжку (эти дожди её доконают), чувствовала лютое бешенство. Итачи, который прекрасно понимал, как ей плохо (а ведь он, как теперь выяснилось, всё отлично замечал), продолжал держать её на привязи, словно собачку, по сути, мучая. Она же может подохнуть в любой из их бесконечных схваток! Это им Кисимото уготовил ещё длинный путь — а что насчёт неё? Её в этой истории вообще не было! Всё это так расстраивало, что даже разнообразие страны Огня не интересовало. Джейн тускло смотрела на ряды красивой одежды и увеселительные бары с вывесками и думала лишь о том, что ей всё это совершенно не нужно и как это уже осточертело. Магазины с «самой лучшей рисовой мукой», «собой*, попробовать которую можно лишь раз в жизни» и «райского саке» и многое другое — её не интересовала ни одна из этих вещей. Старинные замки, мощёные улочки и огромные храмы с прудами перед ними. Прекрасные, расшитые золотыми нитями кимоно, сямисэны* и роскошные кандзаси*. Ярмарки в каждом городе и даже деревне, ухоженные сада сакуры и огромные статуи древних божеств — страна Огня была богаче даже Воды. Но Джейн ничего не было нужно. Жизнь наладилась совсем не в том смысле, какой она хотела. Она всё вспоминала Саске и то, как он помогал. Идей, почему Учиха-младший решил так поступить, не было, но, видимо, что-то поменяло его мнение о ней. Не ради этого они оба рисковали своими шкурами, не ради этого... Она должна была уже быть дома, а не с его поехавшим старшим братом, подставляя свою шею почти каждый день. До страны Горячих Источников оставалось два дня пути, когда Джейн, окончательно одурев от непогоды, усталости и злобы, решила, что с неё хватит. Они ведь в стране Огня — а именно где-то здесь была та дыра, через которую можно вернуться в свой мир. «Я перемещусь (и надеюсь, что меня, как и клона, не разорвёт), а потом буду бесконечно плутать, пока в итоге не набреду на знакомое место, — мрачно решила девушка, глядя на лавочку с лекарствами. — Но клон? Жалко будет оставить, даже не попробовав, — она покрутила шарик из лечебного отвара в руках. — Они уже давно доверяют мне в плане еды — я подсыплю им снотворное и обыщу. Как там говорил Итачи когда-то? Что я «явно переоцениваю себя, если думаю, что у меня это получится»? Ха-ха! Вот и проверим!» — и если перед Кисаме ей было стыдно за то, что она собиралась сделать, то Итачи хотелось вкатить смертельную дозу. Но если Учиха умрёт, то мечник расстроится, а желания причинять ему боль совсем не было. Снотворное осталось ещё со времён лабораторий Орочимару — Джейн случайно нашла как раз две дозы, разбирая свои свитки. Она ещё долго не могла понять, что это за странные ампулы рядом с антибиотиками в фиксаторе, и разглядывала их на все лады. А потом вспомнила, как накануне побега, на обходе заключённых, у них осталось две лишних ампулы. Подопытные, которым они предназначались, уже умерли, когда Джейн и Кабуто к ним пришли. А последний осмотренный «больной» в тот день был в таком тяжёлом состоянии, что его пришлось срочно переносить в операционную. И в этой суматохе Джейн просто забыла вынуть лекарства из поясного подсумка и по привычке запечатала к себе. А на следующую ночь она сбежала. Обычно лекарства горькие — Итачи и Кисаме легко почувствуют, что что-то не так. Но если добавить это мелкими дозами сразу в разную пищу... Должно сработать. Джейн решила дождаться, пока они будут в каком-либо ресторане и, перевоплотившись в сотрудницу кафе, прошмыгнуть на кухню, впрыснув снотворное сразу во всё и понемногу. Они сидели на втором этаже шумного ресторана в традиционном стиле. Кисаме, как обычно, подшучивал над Джейн (она вновь чуть не накликала неудач, попытавшись налить бесплатный ходзитя из чайника с открытой крышкой), и от его цепких, но беззлобных взглядов становилось паршиво. Если попадётся на своей афере, мечник уже больше никогда не потеряет при ней бдительности... Стоило больших усилий улыбаться и вести себя как обычно, чтобы не дать себя заподозрить. Хотя внутри её всю трясло от понимания, что и с кем она собиралась сделать. Официантка ушла пять минут назад, когда Джейн, извинившись, спустилась на первый этаж в уборную. Ворон, как обычно, последовал за ней на плече. Но он не представлял угрозы: птица была умная и любила Джейн, понимая многое из того, что другие говорили. А девушка часто подкармливала её мясом из собственных порций еды. Джейн в целом любила животных, а этот ворон, в отличие от Шмыга, умел даже понимать, если она расстроена. И поэтому иногда он притаскивал ей монетки или чьи-то блестящие заколки — очевидно, в надежде, что они развеселят. Итачи этого никогда не видел и потому не знал, что ворон подчинялся уже не только ему. Джейн протянула руку, позволяя ворону переползти на вешалку-жёрдочку, торчавшую из стены, и приложила палец к губам. — Тш-ш, — мягко протянула она, давая кусочек имбирной булочки. Ворон торопливо выхватил хлеб и несколько раз моргнул, глядя на Джейн. — Я сейчас приду. Подожди, — птица выпрямилась и распушилась. — Молодец... Джейн ушла за угол. От нервов тряслись коленки, и всё тело покрылось холодным потом. Что она делала. Как. Её же просто убьют или в самом деле наложат гендзюцу, чтобы ходила беспрекословно, как та шпионка из Камня. Да... Теперь Джейн вдруг поняла, что та девушка, в которую она переселилась, может, вовсе и не хотела этого. Ей просто не оставили выбора. У неё же выбор был. Она всё ещё могла отказаться от всей затеи. Но что ждало впереди? Очередные скитания, сражения и в итоге — налёт на логово Орочимару. А это гарантированная смерть. Всё вело к этому. Джейн несколько раз выдохнула и подошла к уборной — чуть впереди напротив, почти уже у выхода, была приоткрытая дверь на кухню. Оттуда шли ароматные запахи рыбного бульона и зажаренной курицы. Мимо прошла официантка с чьим-то заказом, подтверждая теорию. Джейн сглотнула и стиснула зубы. Ощущения были такие же, как когда она воровала свиток с клоном. Дикий, нечеловеческий страх. Мысль, что это крайняя точка твоей жизни. Но тогда ей помогали — и, возможно, лишь благодаря этому всё удалось. А теперь она была одна. «Ничего. Это ведь мне пришла в голову мысль с проклятой печатью — без неё бы не получилось. Поэтому я тоже что-то могу. Да», — Джейн ещё раз выдохнула, пытаясь не дрожать. Но мысль, что она что-то упускает, а Саске бы наверняка нашёл выход, не получалось задавить до конца. Ладно. Была не была. Джейн подняла руки и сложила печать. Но в момент, когда она уже хотела впустить чакру, входная дверь открылась и девушка, сперва чертыхнувшись, а потом побледнев, уставилась на вошедшего ошарашенными глазами. Тот, сперва скользнув по ней взглядом, вдруг замер. Его лицо ошеломлённо вытянулось. — Джейн..? Девушка неверяще разжала руки. — Саске..? *соба — вид гречневой лапши. *сямисэн — трёхструнный щипковый музыкальный инструмент с безладовым грифом и небольшим корпусом, общей длиной около 100 см. Традиционный для Японии. *кандзаси — японские традиционные женские украшения для волос.