***
То, каким Феникс вернулся из своего последнего полета, Вэнь Нина испугало. Он словно притух, потерял силы и жар крови, желание что-то делать. Исполнив свою месть, он потерял ориентиры, а то, что его Дракон все еще не проснулся, вогнало его в тоску. Он не хотел бодрствовать, но не мог и спать нормально: каждый раз, когда он закрывал глаза, под веками вставали сцены битв, толпы заклинателей, направляющих на него, все еще человека, мечи и выкрикивающих проклятья, ему снилось, как убивают людей Вэнь Цин, как она сама сгорает на костре, как он теряет контроль над Вэнь Нином, потому что слишком зол и устал до звона в ушах, из-за которого не слышит чужой флейты, вплетающей в приказ Чэньцин «Убей!» Когда однажды утром Феникс не проснулся, а его тело, скорчившееся рядом с Лань Ванцзи, свернувшись в клубок, стало ненормально холодным, Вэнь Нин понял, что пришло время для крайних мер. Лань Ванцзи был довольно-таки тяжел, как для человека, почти год погруженного в глубокую медитацию, но не настолько тяжел, чтобы его, как котенка, не мог утащить за шкирку лютый мертвец. Вэнь Нин не боялся сделать ему больно: Феникс залечил все раны. Он дотащил заклинателя до более-менее ровной площадки на другой стороне горы, чтобы не потревожить пока что спящих детей. Снял с него одежду, уверенно и безжалостно воткнул несколько игл в нужные точки и наклонился над ухом: — Очнись. Очнись немедленно, скотина рогатая, если не хочешь, чтобы Вэй Ин погиб. Просыпайся! Ты нужен ему! Ты должен сказать ему, что любишь, пока он еще может услышать и вернуться! Вы, Лань, со своими гуевыми правилами! Чем ты ему помог, сдавшись? Чем ты помог моей семье? Почему ты был таким трусом два года? Почему не признался, почему ничего не сделал, чтобы быть с ним рядом? Он видел, что получается: бесстрастно-ровное лицо Ханьгуан-цзюня исказилось едва заметной гримасой, глаза под веками задвигались — его сознание, потревоженное всплесками ци из-за прерванного ровного ее тока по меридианам, больше не могло поддерживать необходимое сосредоточение для медитации, и злые слова, повторяемые и повторяемые Вэнь Нином, начали доходить до разума. Возможно, он даже слышал их и понимал? Хорошо бы. Вэнь Нин внимательно следил за изменениями, которые были ему доступны: пульс, дыхание, движение ци. В нужный момент убрал иглы, а некоторые переместил в другие точки, помогая усилить кровообращение органов. И не прекращал говорить, это, по сути, был второй доступный ему раздражитель, который он не смел применять, покуда Вэй Ин мог услышать эту гневную речь. За грубые слова в адрес своего Лань Чжаня А-Сянь мог и крылом двинуть так, что даже ему — или тем более ему — не поздоровилось бы. Еще кэ спустя Нин убрал и оставшиеся иглы, осторожно соизмеряя силы, влепил пару пощечин — как давно у него руки чесались это сделать! Кажется, пощечины стали последним толчком: Лань Ванцзи открыл глаза, дернулся, пытаясь встать и сипя на грани слышимости имя Феникса. Вэнь Нин знал, что через пять, самое большее — десять фэнь он сможет и встать, и заговорить. Тело заклинателя намного совершеннее тела обычного человека, а тем более тело Дракона, в котором его полубожественная сущность уже тоже не спит мертвым сном, уже ворочается, почуяв свою пару. Он оказался прав: Ванцзи, рывком сев, несколько дергано подвигал плечами, размял руки, перевернулся на четвереньки и сел на пятки, неверяще глядя на него. — Да, глаза вас не подвели, Ханьгуан-цзюнь. Это я. Так же как не подвел слух — вы же слышали, что я говорил. — Вэй Ин?.. — голос все еще хрипел, и Вэнь Нин протянул ему бамбуковую фляжку с отваром, должным смягчить горло. — Жив. Пока жив. Вы знали, кто он? — Феникс. Нин хмыкнул, но продолжил, не комментируя: — Огненный Феникс, которого удержали на грани самосожжения, перерождается в Темного. — Да. — Что будете делать, господин Лань? Уничтожите? Лань Ванцзи дернулся, как от удара, верхняя губа приподнялась в самом настоящем оскале, а глаза засверкали почти нестерпимым солнечным пламенем, прорезанным тонкой нитью черного зрачка. Вэнь Нин внутренне довольно улыбнулся. — Вставайте. Ему нужна ваша помощь. Иначе он погибнет. Феникс, темный или огненный, не может долго прожить без своего Дракона. — Дракона? Но разве это не Цзян Ваньинь? — Эта мокрица? — оскалился не хуже заклинателя Нин. — Нет. Драконом всегда были вы. Правда, так настойчиво отказывались от своей сути, что, если бы не жадность Цзинь Гуаншаня, после гибели Феникса и развеивания его пепла просто сдохли бы. Потерявший свое предназначение Дракон умирает, долго и мучительно. Договаривал он уже на ходу, аккуратно придерживая пока еще тяжело и неровно идущего заклинателя. И мысленно гадал, как скоро тот вспомнит о своей спине. Но Лань Ванцзи, кажется, забыл вообще обо всем, целенаправленно шагал к пещере, цепко оглядывая окрестности и явно замечая изменения. — Сколько... сколько я медитировал? — Вот уж не знаю. Но знаю, сколько времени прошло с момента гибели моей семьи. Год и два месяца. Ванцзи только кивнул. — Вы... — Да не нужна мне ваша вежливость, — зло оборвал его Вэнь Нин. — Называйте по имени. И поторопитесь уже, всех богов и демонов ради! Просто скажите ему уже о том, что чувствуете. Что любите его! Ванцзи снова дернулся, глянул непонятно, но в пещеру все же почти вбежал. Нин последовал за ним, боясь, что дети уже проснулись, но нет, малыш А-Лин еще крепко спал, а вот А-Юань уже заворочался под боком у Феникса, тихонько хныкнул. Нин осторожно поднял его, завернув в одеяло, прихватил колыбель и вышел, оставляя Дракона наедине с Фениксом. Здесь он больше ничем помочь не мог.***
Вэй Ин... Живой, целый, только бледный и такой холодный, что Ванцзи не мог поступить иначе — только лечь рядом, обнимая и согревая собой. Он не знал, откуда в нем взялась смелость, ведь Вэнь Цюнлинь был прав: он трус, он столько времени просто боялся признавать свои чувства, прикрываясь великим множеством отговорок. Правила, приличия, страх быть отвергнутым, нежелание расстраивать дядю... На все это он уже давно должен был наплевать. Должен был найти смелость и сказать всего три простых, коротких, очень важных слова: — Вэй Ин, я люблю тебя. Вернись ко мне, мой Феникс. Вздрогнуло в объятиях медленно согревающееся тело, шевельнулись сухие искусанные губы: — Лань Чжань... — Я здесь. Я с тобой. Открывай глаза, Вэй Ин. Ванцзи прижал обнаженное тело любимого сильнее, кожа к коже, вслушиваясь, как ускоряется медленное биение сердца под ладонью. Подмял под себя, опустил голову, касаясь губами сперва щеки в нежном пушке, потом кончика носа, другой щеки, мысленно влепил себе пощечину и накрыл, наконец, губами этот истерзанный рот, провел языком, словно желая зализать трещинки и шершавинки, скользнул по кромке зубов, проникая глубже. Язык обожгло привкусом крови и слез, и он, забывшись, принялся вылизывать этот вкус. Почувствовал, как дрогнули руки, медленно, словно несмело обняли его, как чуть повернулась голова, позволяя целовать глубже. Ладное, крепкое, гибкое тело под ним уже не было холодным, наливалось теплом, льнуло еще ближе, выгибая спину. — Мхм... Прерывать поцелуй не хотелось, от него голову вело, как от вина, но Ванцзи все-таки медленно отстранился, открыл глаза, чтобы тут же утонуть в туманной глубине, подернутой тонким ледком слез. — Лань Чжань... Мой Дракон... — Твой. И ты — мой. — Мне не... снится? Застонав, Ванцзи не нашел ничего лучшего, чем снова опустить голову, вжавшись в длинную стройную шею, и укусить ее, оставляя на белой безупречности кожи яркую отметину. — Ай! Лань Чжань! Ты что, собака?! Что же ты меня всякий раз кусаешь-то? — М-м... Я бы тебя съел, — честно, как положено пьяному, признался Ванцзи. И что с того, что он не пил? Он был пьян своей смелостью и Вэй Ином. — Я невкусный! — запротестовал тот. — Вкусный, — возразил Ванцзи, в доказательство снова впился жадным, собственническим поцелуем в его губы, с диким восторгом чувствуя, что теперь Вэй Ин отвечает ему, перехватывает инициативу. Они перекатились по постели, не прекращая поцелуя, и Ванцзи охнул в него, когда над ними раскрылись два черно-багровых крыла, и каждое перо в них переливалось, словно рдеющие угли в костре. Скользнул руками по шелковой коже, зарываясь в мягкий пух у основания этих крыльев, выпил и вылизал долгий жалобный, жаждущий стон, лаская и нежа спину, дорожку пуховых перышек, что привела его к разметавшимся по упругим ягодицам широким, мягким и длинным перьям хвоста. Феникс издал странный курлыкающий звук и выгнул спину. Ванцзи запустил ладони под эти перья, огладил бедра, подтягивая их выше. Яркая голубая вспышка ослепила их обоих, заставила Феникса на мгновение отшатнуться, приподнимаясь на вытянутых руках. А потом он засмеялся, прянул еще чуть вверх и поцеловал Ванцзи в лоб, коснулся кончиком языка, ведя линию куда-то вверх, пока... Лань Чжаня словно молнией прошибло, все тело разом охватило огнем, который, казалось, течет под кожей, концентрируясь внизу живота. И снова, с каждым нежным прикосновением губ к чему-то... К рогам! — понял он краем сознания. Вэй Ин целовал и вылизывал его рога. Это было настолько чувственно, что Ванцзи не сдержался, зарычал, сжимая пальцами его бедра, притискивая к себе, к слишком чувствительному после преображения в полуформу телу. Он ощущал, как извивается его собственный хвост — путаясь в простынях и одеялах, цепляясь чешуйками за шелк, растрепывая кисточку. Он был готов умолять Вэй Ина сделать уже хоть что-то, но мог только повторять его имя, пока тот сводил его с ума такой простой, но совершенно невообразимой лаской. Кто из смертных мог знать, что рога Дракона столь чувствительны, что лишь приласкав их, можно заставить его достичь сияющего пика? Он забился, выплескиваясь, разливая жемчуг Ян, забрызгивая им их обоих, задыхаясь и воя от силы пронизывающего тело наслаждения, и уже на излете своего падения услышал и ощутил, как вскрикивает и дрожит в его руках Феникс, последовавший за ним, даже не коснувшись себя. Вэй Ин спрятал лицо в его плечо. Их дыхание успокаивалось, заходящиеся сердца бились в унисон, потихоньку выравнивая ритм. Не хотелось даже шевелиться, истома текла по телам расплавленным медом, окутывая уже не жаром, а ласковым теплом. — Вэй Ин, — тихо позвал Ванцзи. — Мхм? — отозвался тот. — Люблю тебя. — Люблю тебя, — скользнуло тихим выдохом по коже. — Люблю тебя, хочу тебя, не могу без тебя, все-что-захочешь-тебя, Лань Чжань... Не оставляй меня больше одного в темноте.