Над Луаньцзан светла луна

      Тайную тропу, что вела от подножия до вершины Луаньцзан, огражденную от бродящих по горе мертвецов и тварей талисманами и кровавыми печатями, знали только трое: сами Хэйфэн и Байлун, и Вэнь Нин. Остальные, кому не мила жизнь, могли попытаться вломиться на гору, да только тут же попали бы сперва в непроглядный туман — это уже Дракон постарался, — а после и в объятия «стражей». Тропой можно было достичь вершины за пол-сяоши, а вот пробираться по горе вне нее, даже если бы пропали все «стражи», пришлось бы не менее трех-четырех шичэней, и это в лучшем случае. Осыпи и ненадежные каменные козырьки, пропасти, разломы, источающие смрад разложения, сюрпризов на пути было множество.       Вход на тропу перекрывало особенно коварное заклятье, на создание которого Феникс потратил ровно кэ — пока подбирал символы начертания. Он его придумал в тот момент, когда разговаривал с главой Цзян в Ляньхуа У, это заклятье не пропустило бы того, кто затаил в сердце зло по отношению к живущим на горе. Тем любопытнее было появление на тропе двух измученных путников, едва бредущих, спотыкаясь и падая.       — А-Жэнь, я больше не могу идти... — девушка, запнувшись о камень, всхлипнула и осела на землю.       — Вставай, А-Тао, я понесу тебя на спине, — юноша, пошатываясь, опустился перед ней на одно колено. — Давай же, любимая. Осталось немного. Они не посмеют подняться на проклятую гору, а там, говорят, есть пещера, где жил сам Старейшина Илина. А если он там жил, значит, и мы сможем...       — А не боитесь, что в пещере осталось что-то жуткое от самого страшного темного заклинателя этой эпохи? — прозвучал впереди вкрадчивый голос, и эти двое вскинули головы, глядя на невесть как и когда оказавшегося там человека.       Высокий, одетый в багряное ханьфу с черными узорами по подолу и рукавам, с волосами, собранными в небрежно растрепанный хвост алой лентой, он был без оружия, но все равно отчего-то внушал и без того измученным молодым людям трепет. И потому они молчали, только девушка чуть слышно всхлипнула, схватившись за своего спутника сильнее.       — Молчите? Хм, и кто же вы такие? Назовитесь!       Юноша опустился на оба колена, сложил руки перед грудью:       — Мое имя Сун Минжэнь, второй сын главы клана Сун, вассального ордену Лань, господин. А это Лань Чуньтао.       — Невеста? — фыркнув, спросил мужчина.       — Нет...       — Да! — с внезапным вызовом заявила дева, потом всхлипнула и добавила: — Только не его. Меня хотели выдать за его брата, а он та еще тварь!       — Мы с А-Тао давно любим друг друга, — устало пояснил юноша. — Но наших родителей это не волновало. Мой брат захотел ее себе, и все согласились.       — Вот как. И вы сбежали, а теперь за вами по пятам бежит погоня? Чудненько. Просто чудненько. Что же с вами делать? — мужчина постучал по губам пальцем, подняв голову и глядя в небо. — Лань Чжань, ты не подскажешь?       Оба беглеца побелели, как первый снег, лежащий на тропе.       — Лань Чуньтао? — прогрохотало с неба так, что они пригнулись, сбиваясь в клубок. — Не Лань Цифаня ли дочь?       — Да, — чуть слышно пискнула дева.       — Пусть поднимаются. Я встречу.              Так на проклятой горе появились первые чужаки. Впрочем, чужаками они вскоре быть перестали: Сун Минжэнь быстро подружился с Вэнь Нином, найдя в нем собрата по ремеслу — клан Сун издавна занимался поставками лекарственных трав, и юноша, как оказалось, прекрасно разбирался в них, способах сбора, хранения и свойствах. А Лань Чуньтао едва ли не мгновенно завоевала любовь детей тем, что знала множество сказок, песенок и шуток, а еще умела готовить. На ее хрупкие плечи легла эта достаточно тяжелая работа, попробуй-ка накормить ораву из шести мужчин, у которых, к тому же, весьма разные вкусы в пище. Но совсем уж бессовестно сваливать на нее всю работу по кухне обитатели Луаньцзан не стали.       Когда в кухонный зал в первый же день заявились два полубога, А-Тао чуть не пролила на себя кипяток. И еще пару кэ не могла поверить, что Темный Феникс и Белый Дракон вот прямо сейчас сидят и чистят морковь и корни лотоса, чтобы помочь ей с готовкой. Скрывать от новичков то, кто именно обитает на горе, никто не стал. А-Тао же в подробностях поведала, какие слухи ходят по Цзянху, о чем говорят старейшины и наставники. Более скупой на слова А-Жэнь дополнил тем, что слышал и знал сам. Выслушав их, Хэйфэн покатился со смеху:       — Лань Чжань, ты представляешь, что теперь про меня скажут все эти люди? О! Я еще помню, как в прошлый раз мне приписали целый гарем из тысячи красавиц!       Глаза дракона ревниво сверкнули, и Феникс потерся виском о его плечо, как ластящийся кот.       — Не злись, ты же знаешь, людская молва — что собачий лай.       — Тогда тебя это тоже смешило.       — Ну, что ж мне было, плакать, что ли?       — Простите, господин, — прервала их А-Тао, — верно ли я поняла: вы и есть тот самый Старейшина Илина? Вэй Усянь?       — А что, если так? — прищурил тот загоревшиеся алым глаза.       — А вы правда построили из мертвецов мост в ущелье Удихоулун и заставили по нему переправляться отряд Чифэн-цзуня?       Алые огни в глазах Феникса погасли, и он расхохотался, уронив нож и хлопая себя по бедрам.       — Это правда, — невозмутимо ответил А-Тао Дракон. — В тот день я узнал очень много новых слов.       Феникс упал на пол и натурально завыл, из его глаз катились слезы. Такую картину и застали примчавшиеся на странные звуки А-Жэнь, А-Нин и А-Юань. Успокаивать досмеявшегося до истерики и икоты Феникса пришлось всем вместе.       После этого ни Сун Минжэнь, ни Лань Чуньтао больше не могли испытывать страха перед этими двумя существами, хотя все равно прекрасно понимали, что они уже больше не люди. Особенно, глядя на то, как в вечернем небе танцуют гигантский черно-алый феникс и сверкающий, словно белый нефрит, дракон, свивающийся вокруг него в кольца и петли.              Через неделю после появления на Луаньцзан этой парочки Ванцзи спустился в Илин, прихватив А-Нина, чтобы пополнить запасы овощей и купить зелени. Вэй Ин, накануне засидевшийся за очередным изобретением, от раннего подъема нагло отбрыкался, завернулся в три одеяла, как гусеница шелкопряда в кокон, и бессовестно удрых дальше, и тревожить его никто не стал. Брать с собой А-Жэня могло быть опасно для самого юноши, если те, кто преследовал беглецов, все еще рыскали по округе, а А-Тао присматривала за детьми.       В городке в самом деле судачили об отряде в два десятка заклинателей, что заявился в Илин шесть дней назад. Половина из них была в белом и при лентах, половина — в цветах цин и коричневом и без лент. Покрутились по городу, все выспрашивали о двух беглецах, да только тех в Илине никто в глаза не видел. Ванцзи довольно прищурился: А-Жэнь оказался умницей и не стал соваться туда, где их могли запомнить, несмотря на многодневную усталость, голод и желание хотя бы согреться горячим чаем.       — Впервые слышу, дядюшка Му, чтоб за сбежавшими детишками посылали такую погоню, — хмыкнул Ванцзи, перебирая разложенные на прилавке ленты. Третьего дня они с Вэй Ином случайно порвали его любимую, алую, расшитую серебряными хризантемами. Феникс в быту был дивно неприхотлив, и ленты были единственным его капризом. Даже без вина и острой еды он мог прожить спокойно, а вот потеря ленты, которую Ванцзи ему сам же и подарил, ввергла его в печаль. У него были и другие ленты: все алые, и с вышивкой, и без оной, и с украшениями из серебра и золота, но почему-то именно эту он любил больше всего. Наверное, потому, что ее единственную ему купил он, Ванцзи? Это грело и растекалось в груди медовой сладостью.       Дядюшка Му, устав наблюдать за его муками выбора, ненавязчиво подсунул под руку самую яркую из лент, вышитую на кончиках золотыми перьями.       — Да я и сам такое видел впервые. Так мало того, эти дурни еще и на гору поперлись!       — На гору? — «удивился» Ванцзи. — На Луаньцзан, что ли? В логово самого Старейшины? Воистину соглашусь с вами, дядюшка Му — как есть дурни.       Лавочник многозначительно воздел палец.       — Им говорили, что не стоит туда лезть, да разве ж ваша братия простого человека послушает?       — Мгм.       — Ну ты-то, даочжан, умный юноша, а эти, скажу я тебе, вовсе без соображения. Половину отряда там оставили, вернулись злые, как яо-мо, да ни с чем и убрались. Но вот что я тебе скажу, даочжан. Вернутся они, как пить дать, еще вернутся. Так что вы с муженьком, ежели тех беглецов повстречаете, скажите, чтоб стереглись.       — Ну, если повстречаем... — Ванцзи хмыкнул и уложил в корзину сверток с теплым женским дзяпао, несколькими парами вязаных носков и всяким таким, без чего ни одна дева не обойдется в суровую зиму.       Они с почтеннейшим Му прекрасно друг друга поняли. Вообще, этот ушлый лавочник Ванцзи нравился, несмотря на то, что он трудно сходился с людьми. А дядюшке Му нравились они с Вэй Ином, потому что не гнушались зайти всякий раз, когда бывали в городе, и без покупок еще ни разу не уходили, не торговались, а он не задирал цены.       Что ж, даже если заклинатели и соберут отряд побольше, до вершины они не доберутся все равно. Барьеры и твари не пропустят, в этом Ванцзи был уверен.       Жалости или чего-то подобного он к этим людям не испытывал, тем более после того, как выслушал рассказ А-Тао и лично наведался в Юньшен и послушал разговоры ее семьи, незримым пробравшись в самое сердце клановых земель, благо, уже научился такому трюку, присущему, как оказалось, только Дракону. Вэй Ин искренне и очень по-детски дулся на него целых три шичэня, когда понял, что Феникс невидимкой становиться не может.       А-Тао не солгала ему. Они с А-Жэнем в самом деле давно, с самого детства, любили друг друга, помолвка считалась делом решенным, ждали только шестнадцатилетия девы Лань, которое должно было наступить на третий день после зимнего солнцестояния. Но полгода назад домой вернулся старший сын главы клана Сун, живший в Чанъани, давно, кстати, женатый, хотя наследников пока и не имеющий, увидел А-Тао и пожелал взять ее второй женой. Клан Сун был достаточно богат, чтобы заткнуть рты даже Лань, а тем более был почти единственным поставщиком редких лекарственных трав, без которых целители ордена обойтись не могли, так что Лань Цифань, приходившийся двоюродным братом дяде и отцу Ванцзи, вынужден был проглотить пилюлю и согласиться на то, что их дочь станет всего лишь эрнай, но зато при наследнике клана, а не дици при втором сыне. Проглотил он и то, что благоприятный день для заключения брака был выбран едва ли не тот же, в который деве Лань исполнялось шестнадцать: наследник не мог ждать слишком долго.       Разом потерявшая шанс стать счастливой законно пара решила не ждать до последнего, а бежать сразу, как подвернется возможность, а там уже отбить три поклона в любом храме на тот самый третий день после солнцестояния, а о том, что А-Жэню еще нет двадцати — умолчать.       Что ж... Прожить два года, храня целомудрие, пока жениху не сравняется все-таки двадцать лет, под присмотром взрослых и ответственных Дракона и Феникса... О, хорошо, под присмотром одного взрослого и ответственного Дракона! В общем, как-нибудь уж присмотрит, чтоб эта парочка дождалась своего счастливого часа, не поправ остатки людских законов. Ванцзи чувствовал себя отчего-то ответственным за А-Тао. Все-таки, он тоже был Лань.       Позже он признается, что принял эту бойкую, смелую, смешливую девчушку, так отличную от привычных ему тихих, как тени, дев клана Лань, как младшую сестренку, которой никогда не имел. И Вэй Ин улыбнется ему, пряча в глазах печаль: «Я тоже, гэгэ. Старшие-то у меня уже были». И Ванцзи пообещает ему, что с Тао-мэймэй никогда не случится ничего плохого, потому что теперь у нее есть два старших брата-полубога и один — человек. А втроем они со всем справятся.