...и немного магии

*** Свет, исходящий от экрана телевизора, голубыми бликами отражался на первом этаже в стеклах родного дома. От отцовского смеха сотрясались стены, видимо, он в очередной раз смотрел любимое идиотское шоу с участием Саши Бэрона Коэна, изображавшего из себя Бората Сагдиева. В соседнем окне за легкими занавесками угадывалась тонкая фигура матери. Она готовилась ко сну: судя по тени порхающих вверх-вниз рук, ее бигуди постепенно перемещались из коробки, стоящей на туалетном столике на многострадальные волосы, чтобы к утру природные изящные локоны вновь преобразились в растрепанное руно бешеной овцы. Перегнувшись через мои колени, Пирс потянул за ручку, открывая дверь машины. - Слушай, может, я тебе все-таки помогу дойти до дома? Хотя бы по ступеням подняться, чтоб ты не скатился по ним вниз обратно. В твоем состоянии это… Я недовольно дернул бровью. Обхватив руками ноющие ребра, неспешно спустил ноги на землю и, стиснув зубы, буквально вывалился из железного нутра тачки Полкисса. - Нет. – Выпрямив спину, я сделал пару шагов по направлению к дому. – Спасибо, Пирс. Увидимся. – Не оглядываясь, я едва махнул на прощание рукой. - Судя по твоему виду, не раньше, чем через неделю, - хмыкнул Пирс, но в его голосе угадывались нотки неподдельной тревоги. - До завтра, - отрезал я. Дверь за спиной со щелчком захлопнулась, мотор взревел, и машина рванула вверх по улице, выплевывая из-под колес ошметки грязного снега. Раздался вой клаксона, и железная колымага – краса и гордость Полкисса - свернула в один из проулков, рассекая желтоватым светом фар ночную мглу. Проводив ее взглядом, я, чтобы лишний раз не напрягать ноющее тело, потянул на себя ручку двери и шагнул в блаженное тепло родительского очага. Спустя час, отмокая в огромной ванне, наполненной горячей водой, я с наслаждением осознал, что боль постепенно угасала. По всему телу будто пробегали слабые разряды тока, тонкими иголочками глубоко покалывая кожу. Ладони горели, а кончики пальцев чесались, словно там копошился целый рой муравьев. Синяки, покрывавшие тело, стремительно бледнели, лопнувшая содранная кожа на костяшках покрылась тонкими заживающими струпьями и, отмокая в воде, в момент отслаивалась, являя взору гладкую, без малейшего намека на шрамы розовую кожицу. Криво усмехнувшись, я повернул голову и, глядясь в зеркало, оцепенел: на лице практически не осталось ни единого намека о жестокой расправе за мое неповиновение. Только еле заметный шрам на скуле, ссадина над бровью да зеленовато-сиреневый синяк, расползающийся от переносицы под левый глаз. - Ладно, козлы, - хриплый рык сорвался с опухших от ударов губ, - я не понимаю, что сейчас происходит, но пощады от меня не ждите. С этими словами я резко поднялся из ванны и, обмотав бедра полотенцем, не вытираясь, прошлепал босыми ногами в свою комнату, оставляя следом лужицы воды, стекающей с тела извилистыми ручейками. *** Я не торопясь шел домой, когда резкий визг тормозов, мерзкий вой клаксона и громкий окрик раздались откуда-то издали: - Эй, Дурсль, остановись! Всего на полсекунды тело оцепенело, и я вновь отправился по давно набившему оскомину маршруту. - Ты, что, не понял? – Ненавистный голос ударил по перепонкам, следом послышался звук громко захлопывающейся двери машины. О, так можно издеваться над любимицей только в том случае, когда пребываешь в полной ярости. Ледяной наст, хрустя под тяжестью рифленой обуви, не скрывал громкого топота ног. Стальной захват плеча сильными пальцами заставил болезненно сморщиться. Даже сквозь толстый слой ткани куртки я ощущал их мощь, подавляющую мои собственные силы. Резкий разворот – и, заглушив вой сквозь зубы, я лицом к лицу сталкиваюсь со своим персональным кошмаром – Мэтью Гиллори. - Какого хрена тебе надо? - Схватив Гиллори за запястье, я попытался отодрать его руку от себя. Он, поджав губы и сузив глаза, только крепче сжал пальцы. Наклонившись практически вплотную, пристально осмотрел мое лицо. Потом осторожно самыми кончиками пальцев провел по переливающему зеленью фингалу под глазом, отчего мои щеки внезапно вспыхнули румянцем. Я отшатнулся, чувствуя, как от него исходят волны возбуждения, которые он пытался скрыть под маской мнимой и мне абсолютно ненужной заботы. «Это от мороза» - попытался убедить я себя, намереваясь оттолкнуть Гиллори как можно дальше. Сжав руку в кулак, я был готов нанести сокрушительный удар в челюсть, но воздух вокруг вдруг стал каким-то густым, вязким, словно кисель. У меня не хватало сил даже размахнуться. Все вокруг напоминало кадры немого кино: как я не пыжился, мое тело, вопреки разуму, отказывалось нанести стоящему рядом ублюдку какой либо вред. Прикрыв глаза, чтобы Гиллори не заметил в них мелькнувшей искры растерянности, я разжал пальцы. - Уф! – облегченный вздох, сорвавшийся с его губ, легким ветерком сбил мою челку на глаза, и я склонил голову вниз. - Мне сказали, что вчера вечером, когда ты возвращался с тренировки, здорово отделали. Но я вижу, что не всему, о чем болтают, можно верить. Я криво усмехнулся: да, синяки и шрамы за какой-то короткий промежуток времени действительно побледнели или исчезли совсем. Но внутренние повреждения отдавали тупой болью. Было трудно дышать, ребра ныли и при ходьбе, если уж очень сильно присмотреться, я, припадая на левую ногу, ощущал, как в бедре мышцы скручивались в тугую спираль. - Кто? – равнодушно спросил он, подцепив носком ботинка ледышку, отпинывая ее прочь. Мрачный взгляд исподлобья не предвещал ничего хорошего. - А то не знаешь! Не прикасайся ко мне, - в злобное шипение сквозь зубы и прищуренный взгляд я попытался вложить всю свою ненависть и презрение к парню, стоящему напротив. - Забываешься, - Гиллори, сплюнув под ноги, чуть отступил назад, потянув меня за собой к машине. – Ты принадлежишь мне. - Я никому не принадлежу! – Чаша терпения переполнилась, дожидаясь последней капли, чтобы, вырвавшись из еле сдерживающих краев, снести все на своем пути, не оставляя камня на камне. На нас стали оглядываться. Меньше всего мне хотелось огласки. Но сейчас я сопротивлялся всеми доступными способами – тормозил ботинками по снегу – и слышал, как трещит ткань капюшоне под стальной хваткой ненавистного чудовища, повысил голос, размахивая руками, стараясь сделать так, чтобы со стороны это выглядело как разборка между двумя парнями. Послышались робкие шушуканья и в нашу сторону полетели весьма заинтересованные взгляды собирающейся толпы: еще бы, кажется, назревала драка между капитаном регбистов колледжа и перспективным боксером местной школы. Кто-то крикнул о принимающихся ставках, в ответ раздались смешки и весьма двусмысленные высказывания по этому поводу. - Хватит сопротивляться, - ударив меня кулаком в живот, от чего боль новой силой разлилась по всему телу, а потом резко сконцентрировалась в одной точке в районе солнечного сплетения, заставив согнуться напополам, он впихнул мою тушку в салон автомобиля, и я буквально скрючился на переднем сидении. – Устроил тут шоу! – Дверца захлопнулась. Спустя пару минут Метью уселся за руль и, повернув ключ зажигания, обернулся в мою сторону: - Отработаешь долг, и вали ко всем чертям. Держать не стану. Мотор заурчал, словно огромная хищная кошка, ластившаяся к властной, но в то же время нежной руке хозяина. Раздался характерный снежный хруст под колесами, и стальная зверюга рванула вперед. Меня по инерции откинуло назад и вжало в спинку кресла. Черт, ну, почему я не могу его ударить? Почему? *** - Раздевайся. - Нет, - уже автоматически ответил я, хотя ремень рюкзака сам выскользнул из ослабевших пальцев, и тот с громким стуком упал на пол. - Как хочешь? – «хозяин» пожал плечами, стягивая с себя клубную куртку, кидая ее тут же на пол. – Все равно тебе убирать. Сбросив кроссовки, он босиком прошелся по застеленному ковровой дорожкой полу, на ходу потягиваясь. Тонкая футболка натянулась, рельефно очерчивая каждую мышцу. Привычной толстовки на Гиллори не наблюдалось. Выходит, он выскочил из дома в чем был, едва успев накинуть на себя первую попавшуюся одежду, чтобы забрать меня возле школы, едва узнав об инциденте? Бред какой-то. Хотя… Он ни за что не стал бы светиться у ворот в куртке своей команды. Только если совсем умом тронулся. Беспокоился обо мне, ублюдок? Да вряд ли. Ему просто стало жаль своей испорченной игрушки, откуда возник вполне законный интерес: можно ее починить, или уже все – можно выбросить, ни о чем не сожалея? Пристально наблюдая за Гиллори, я как можно осторожнее подхватил широкую лямку рюкзака и, пятясь назад, принялся нащупывать дверную ручку. Пальцы коснулись холодного металла. Осторожный поворот, характерный щелчок замка, и морозный воздух, проникший сквозь приоткрытую щель, предоставил мне свободу. Вздохнув, я сделал еще один шаг и, развернувшись, готов был бросится вон, как резкий рывок за ворот отбросил меня назад, и я, едва успев сгруппироваться, упал на пол. - Куда? – процедил сквозь зубы Гиллори. – Я не разрешал тебе уходить. Рюкзак был вырван из рук и с громким стуком отброшен в сторону. Вжикнула молния на куртке. Меня грубо, с каким-то остервенением принялись выдергивать из одежды. Острым коленом Мэтью уперся мне в грудь, перенеся на него весь вес накаченного тела, затрудняя дыхание. Перед глазами поплыли круги, лишая остатков сил и воздуха. Этот гад знал, что делал. Сжав руки в кулаки, я резко выкинул руку вперед, целясь прямо в челюсть, чтобы сбить эту наглую улыбку с ненавистного лица. Он шутя перехватил ее рукой. - Что ж, сам напросился. – Вскочив на ноги, он одним рывком поставил меня рядом с собой и произнес, глядя прямо в глаза. – Ты разозлил меня, Дадли. Очень разозлил. Яростный пинок по двери, и я почувствовал, как под моей спиной жалостливо всхлипнул матрац… Во мне что-то беззвучно щелкнуло и сломалось, выплескивая липкое отвращение к происходящему наружу. - Неужели тебя это ни капли не заводит? – деланно удивился Мет, стягивая с себя футболку и кидая ее у подножья кровати, попутно шаря шершавыми жесткими ладонями по моему подрагивающему отнюдь не от возбуждения телу. От его прикосновений я только сжимался еще сильнее и, стиснув зубами кончик подушки, старался сдерживать стоны боли, вызванной внутренними повреждениями вчерашней драки. Не так я себе представлял свой первый сексуальный опыт. И далеко не с парнем. Чтобы хоть как-то отвлечься, я мысленно грезил о пышногрудой красавице с соблазнительными формами. От этого становилось только хуже, и вскоре я отбросил все фантазии напрочь, как ненужный хлам, впадая в апатию, полностью отрешаясь от происходящего. Спустя час, едва передвигая ноги и держась за поясницу, я плюхнул переполненный чайник на плиту – из его носика выплеснулась вода, заливая конфорки – и засунул в микроволновку пиццу. Нарезая острым ножом кружочками большой красный помидор, я с удовольствием отметил, с какой легкостью отточенная сталь рассекает тонкую кожицу, из-под которой вытекал красный сок, так похожий на кровь, и представлял, как острое лезвие с легкостью входит в накаченное тело и поворачивается в нем… Сжав пальцами остриё, сначала я не почувствовал, как рука наполняется влажным теплом, а на столешницу упали тяжелые алые капли. Я просто стоял, прикрыв глаза, и сжимал ладонь все сильнее и сильнее, чувствуя, как от знакомого приторного запаха с ноткой железа мое тело начинало сотрясаться мелкой дрожью. Тихий вздох и бормотание типа «Боже мой!» вывели меня из оцепенения. На руку полилась ледяная вода. Распахнув глаза, я с удивлением наблюдал, как красные извилистые струйки стекают в раковину. Замерзшие пальцы разжались, и нож с отвратительным лязгом упал в мойку. Кое-как осушив руку бумажным полотенцем, Гиллори от всей души залил рану какой-то прозрачной гадостью. Выступившая кровь забурлила, запенилась, но остановилась. Стало больно, но терпимо. Закусив губу, я отстраненно наблюдал, как он накладывал на рассеченную ладонь мазь, а потом туго наложил бинт, затягивая концы узлом. По кухне поплыл запах пиццы. Щелкнул зуммер микроволновки, оповещая, что все уже готово. Заливисто засвистел чайник, и я автоматически повернул ручку плиты, отключая газ. Две ложки кофе в кружку, кипяток почти до краев и никакого сахара… Все это я водрузил на стол, за которым задумчиво сидел Метью, покручивающий в руках серебристую чайную ложечку. Потянувшись за большим куском итальянского пирога, он, отхлебнув от кружки, как бы невзначай поинтересовался: - Почему ты отталкиваешь меня? Знаешь, ведь это больно. Меня словно окатило ведром ледяной воды. Я вздрогнул, медленно поворачивая в его сторону голову. Тот равнодушно откусил огромный кусок и, запив его кофе, пристально посмотрел на меня. Наглая улыбка, скривившийся рот… и только в глазах на мгновение мелькнуло нечто странное, отдаленно похожее на сожаление пополам с жалостью, не похожее на обычную похоть. Больно. Да ты, гнида, знаешь, что такое боль? Не физическая, нет, которую ты намеренно причиняешь мне при каждой нашей встрече. Ее можно вытерпеть, сжав кулаки и до крови закусив губу, плотно смежив веки, чтобы не видеть твоего ненавистного лица. Ты растоптал меня, смешав с грязью, заставив бояться собственной тени, слухов и сплетен, что вот-вот поплывут по округе, слетая с языка на язык местным сплетникам, разносясь по мелкому городишке со скоростью чумной заразы в високосный год, с каждым разом собственноручно любовно взращивая и культивируя мою ненависть к тебе. Ты влез в мою душу своими грязными руками и уничтожил те малые зачатки порядочности, которые я приобрел благодаря моему кузену, вырвав их вместе с корнем, оставляя на их месте гниющие кровавые раны. Если бы Гарри был здесь, то он… Боже, кого я обманываю? Что смог бы сделать этот невысокий худющий мальчишка? Набить ему за меня морду? Поскольку сам я чувствовал себя рядом с Гиллори словно опутанным липкой, но сверхпрочной паутиной. Опустошенным. Но от Гарри исходила такая неведомая сила. Такая мощь, что даже мне становилось рядом с ним не по себе. И с каждым годом она возрастала все сильнее и сильнее. Я чувствовал ее каждой клеточкой своего тела. Рядом с ним было неимоверно жарко: он был похож на спящий вулкан, до конца не осознающий, что в один прекрасный момент его сила проснется и огненной лавой все снесет на своем пути, не оставляя после себя камня на камне. - Больно? – прошипел я, опираясь руками о край стола и нависая над Мэтью. Он удивленно посмотрел на меня снизу вверх и вдруг расплылся в улыбке, слизнув прилипшие крошки с губ. - И?.. – выдохнул он, обдавая меня дыханием с ароматом кофе. - Да я тебя… В его глазах мелькнул неподдельный интерес. В этот момент раздалась трель мобильника, лежащего на столе рядом с тарелкой. Он подал мне знак заткнуться и, нажав на кнопку, приложил трубку к уху. - Да, - рявкнул он, резко потеряв ко мне всякий интерес. – Не выяснил еще?.. Хорошо… Я все понял. Поднявшись из-за стола, Гиллори, увлеченный разговором, обошел меня стороной, и, выйдя из кухни, поднялся по лестнице на второй этаж. Это был мой шанс как можно скорее свалить отсюда. Я услышал, как где-то наверху хлопнула дверь. Значит разговор был очень важен, и Метью не хотел, чтобы я услышал его. Выскочив за ним следом, я впопыхах принялся натягивать на себя куртку. Сунул ноги в кроссовки и, подхватив рюкзак, бросился прочь из этого дома, не заметив, как из кармана на порог упал смятый комок картона. Едва с лязгом хлопнула входная дверь, Метью практически бегом сбежал с крутых ступеней. Глядя вслед спешно удаляющейся спине Дадли, он, сплюнув на землю, с силой ударил по дверному косяку, рассекая на костяшках пальцев кожу. Взгляд скользнул по грязному снежному месиву и зацепился за валявшуюся на уличной ступеньке бумагу. Наклонившись, он поднял карту и расправил ее. Шестерка пик. Скрипнув зубами, рот Метью Гиллори скривился в мрачной ухмылке.