...и немного магии

** Январь плавно перетек в февраль. Когда-то белоснежные улицы начали пестреть грязными проталинами проступающей земли на лужайках перед домами. Ветер становился более мерзким и промозглым. Солнце уже не цеплялось за верхушки деревьев. Оно начинало вальяжно шествовать по небу, ежедневно увеличивая свое царское величие на просторах небосклона. В моей же собственной жизни так ничего не изменилось... Почти. Все те же скучные посещения на уроках, на которых я едва ли понимал половину того, что в меня пытались «вложить» сердобольные учителя. Бесконечные тренировки и спарринги. Уэйанс просто озверел, готовя меня к предстоящим соревнованиям. Гиллори все так же перехватывал меня после школы или когда заканчивались тренировки и увозил к себе когда вздумается, творя все те же бесконечные бесчинства, от которых выворачивало на изнанку. А я не мог его ослушаться, словно в его присутствии рядом на мне защелкивался невидимый ошейник подчинения, сковывая волю по рукам и ногам. Эта сволочь лишь хихикала и пребольно щипала или ударяла меня по заднице всякий раз, когда я проходил мимо, исполняя обязанности прислуги. О том, что он творил за закрытой дверью своей спальни я вообще молчу. От бессилья в моей груди разрастался огромный огненный шар, и энергия, ища выход, концентрировалась в руках, изнутри опаляя ладони и пульсируя в кончиках пальцев, наполняя их болью до скрежета зубов. Однако вскоре я научился отправлять энергию в нужное русло. После того случая, когда Тим Роддан буквально «высосал» меня, словно губку, он сделал-таки Нильсона, отправив того в нокаут на первых минутах боя. Исход матча был для всех столь неожиданным, что те немногие, такие, как я, поставившие на «серую лошадку» Тома пополнили свои карманы не одной сотней фунтов. Уже на ринге было прекрасно видно, как этот породистый жеребец излучал силу, мощь и превосходство над одним из сильнейших соперников в его весовой категории. Роддан словно заново переродился, почувствовав уверенность в себе и своих силах. После матча в раздевалке Тим подскочил ко мне и, обняв за плечи, принялся потряхивать, словно грушу, приговаривая: - Ты видел?... Ты видел?! Я вновь почувствовал слабый источник боли, исходящий от его запястья. Он вложил в свой коронный удар всю силу и душу, и еще от зашкаливавшего в крови адреналина не ощущал его болезненных последствий. Улыбнувшись, я прикрыл глаза и, приложив пальцы к руке Тима, мысленным взором увидел, как золотистые нити направились в пульсирующее место, снимая нарастающую опухоль и исцеляя повреждение. Тело Роддана готово было взять больше, но памятуя, чем всё это закончилось, я, убедившись, что все в порядке, плавно разжал пальцы, прерывая перекачку энергии. - Спасибо, - тихо произнес Тим, глядя мне прямо в глаза. - Если б не ты... - Да ладно, - я беспечно отмахнулся, оглядываясь по сторонам в поисках своего закадычного дружка Пирса Полкисса. - Я когда себя в зеркало увидел, - продолжал Тим, невольно проведя рукой над бровью, где когда-то «красовался» шрам, - просто очешуел. И нос... И голова. Знаешь, я теперь сплю сном младенца, меня больше не мучают дикие головные боли. И могу спокойно сосредоточиться на занятиях. – Он как-то вдруг покраснел и отвел в сторону взор, словно сказал или подумал о чем-то неприличном. - Учителя говорят, что у меня есть возможность неплохо окончить колледж не только благодаря своим спортивным достижениям, но и знаниям. - Да на здоровье! Удачи, - хмыкнул я, направляясь к выходу, на ходу поправляя на плече широкий ремешок спортивной сумки. - Дадли! – неслось мне вдогонку. - Ну что еще? – вздохнул я. Было непривычно за столько лет слышать в свой адрес целый поток благодарностей. Это смущало. Выбивало из колеи. Рушило привычный мир, полный либо ненависти, либо равнодушия в направленного мою сторону. - Я... Ты прости меня, но... У меня неприятно засосало под ложечкой. - Я рассказал о тебе нашим ребятам из клуба... «Урод!» - тут же мелькнуло в голове голосом отца. Не он – Тим, - а я урод. Таким не место в приличном обществе. Таких боятся. И ненавидят еще больше. Я привалился спиной к стене и тихо съехал по ней на пол, обхватив колени руками. - Зачем? – прошептал я, пряча лицо в ладонях. – Если отец узнает... Рядом послышалось шуршание – Роддан присел напротив на корточки. - Дадли, прости. Я не знал, что не стоило. – Он протянул руку, чтобы коснуться плеча, но замер в нескольких сантиметрах. Пальцы дрогнули и сжались в кулак. Со вздохом, он оперся им о колени. - Что ты им сказал? - Ничего особенного. Только то, что твой массаж творит чудеса. Ты умеешь находить нужные точки, чтобы снять боль. Да-а-адли... – канючил он. - Прекрати, Тим. Ты же чемпион, - вздохнул я. – Кому еще сказал? Тим замялся. - Ну? – в голосе послышались стальные нотки. - Тренеру, - насупился Роддан. – Он вызвал меня к себе для разговора, не принимаю ли я какие-то препараты, чтобы улучшить свои результаты, поскольку они резко поднялись вверх. Он боялся, что меня могут дисквалифицировать. А я ведь после того случая словно заново родился! Сила и энергия ключом бьет. Такое ощущение, что горы могу свернуть! - Да, я малость перестарался, - вздохнул я, припоминая неприятные последствия своего доморощенного целительства. – И что он сказал? - Он хочет тебя видеть... - Когда? - Когда сможешь. Вздохнув, я поднялся на ноги. Ничего страшного пока не произошло, а что будет потом – поживем-увидим. Спустя какое-то время, когда первый накал страстей после обсуждений боя Нильсона-Роддана слегка поутих, я с улыбкой наблюдал со стороны, как куча фанаток окружала красавчика Тима, жеманно надув губки и стреляя глазами в его сторону. Ни одну из девушек он не обделил вниманием. Однако все чаще и чаще его можно было заметить с неприметным ботаном невзрачной внешности в больших очках. Этакой бледной молью, на которую никто не обращал внимания, кроме тех случаев, когда нужно списать пропущенную лекцию или несделанную письменную работу. Чаще всего их можно было увидеть в библиотеке. Я не задумывался о поступлении в колледж. Но мне пришлось пару раз побывать в ее стенах. Блуждая сквозь бесконечную чреду книжных полок, я как-то ненароком добрел до самого дальнего стеллажа в поисках нужной книги, и как вкопанный замер, глядя на развернувшееся предо мной действо: в столь ранний час посетителей было мало, и эти двое буквально упивались друг другом, ничего не замечая вокруг. Я был поражен, поняв, кто ведет в этом танце. Хихикнув, - ну надо же, ботан и боксер! Уму непостижимо! - неслышно отступил назад и на цыпочках вернулся в читальный зал, хмыкая и покачивая головой. В голове сработал невидимый тумблер. Все страхи разом улетучились сами собой. Вечером я без стука распахнул кабинет мистера Уэйанса и бесстрашно шагнул в его нутро, через несколько часов покидая его официальным массажистом команды. Но было кое-что еще, что беспокоило меня гораздо сильнее, чем суета вокруг моего внезапно проснувшегося «дара целительства», как я называл это про себя. В начале последнего зимнего месяца истекала шестая неделя моего «рабства» - не знаю, как еще эту ситуацию можно назвать по-другому. Но со стороны Гиллори ничего не последовало – ни слова, ни взгляда. Я облегченно вздохнул: не уж-то все закончилось? Взявшись за тренировки с еще большим рвением, я всецело окунулся в бокс, распаляясь в спортивном азарте, буквально бабочкой порхая по рингу. Забив на учебу, восстанавливал покалеченные тела товарищей по команде после очередного месилова, называемого дружеским спаррингом, ежедневно устраиваемым тренером. Он на радостях, что после моих «чудодейственных массажей» ребята приходили в нужную форму буквально за несколько дней, заставлял нас работать все жестче и жестче, выкладываясь на всю катушку. Впереди в необозримом будущем маячил Кубок Золотой Перчатки. Высшая награда для боксерских команд всех колледжей графства. И Уэйанс уже мнил себя его обладателем, тщательно освободив на мраморной полке центральное место среди всех трофеев, завоеванных за долгие годы. Он ежедневно самолично протирал пятачок фетровой салфеткой, улыбаясь чему-то своему. Затем, отбросив в сторону, начинал громко орать, если замечал, что кто-либо из ребят начинал работать в пол силы. - Вы что, ублюдки, заснули?- бесновался он, меряя зал большими ногами, попутно щедро раздаривая подзатыльники, если не успел увернуться. – До соревнований остались считанные недели. Шевелитесь, мать вашу, или я самолично каждому из вас надеру задницу... У Уэйанса тяжелая рука. Белки глаз и неровные зубы, сверкающие на фоне темной кожи, вводили в ступор. Разум отключался, и ты начинал работать на пределе своих возможностей. Мне было хуже всех. С каждым разом Уэйанс находил для меня все более сильных соперников, которые просто раскатывали мою тушку по рингу, то посылая в глубокий нокаут, то завязывая безвольное тело в морской узел ограничительными канатами. Я так и не понял, откуда он их, не знающих жалости, подбирал: с улицы набирал, что ли, выискивая среди участников-любителей подпольных боев без правил? Ведь среди них было немало профессионалов, волей судьбы оказавшихся на самом дне общества, вынужденных зарабатывать себе на жизнь подобным образом. У меня болело все: от макушки до кончиков пальцев на ногах. Я не мог восстанавливаться так же быстро, как соратники по клубу. Я возвращал им здоровье своим прикосновением за счет своей внутренней энергии. После «сеансов массажа» они уходили, чувствуя себе обновленными. Мне же никто помочь был не в силах. Возвращаясь домой, мне едва хватало сил наполнить ванну горячей водой, влить в нее каких-нибудь ароматических масел и погрузиться в нее с головой, чувствуя, как медленно, буквально по капельке боль уходит на второй план. Внешние синяки и ссадины бледнели и исчезали с кожного покрова, а внутренние повреждения требовали более долгой регенерации. Так прошла неделя. Я, было, совсем расслабился – за все время Мэтью Гиллори ни разу не потревожил мой «покой» своим присутствием. Но все равно, порой я спиной чувствовал его тяжелый взгляд. И в школе, и на тренировке, и даже в автобусе. Нервно оборачиваясь, естественно я никого не обнаруживал, но неприятный холодок все равно холодил душу. В субботу я просто соскреб себя с ринга. Здоровенный латинос превратил меня в отбивную. Разбитая губа, рассеченная бровь, кровь, заливающая глаза. Все плыло в красном тумане. Мерзкий металлический вкус во рту... Я провел языком по зубам - слава богу, все на месте, - по распухшим губам и сплюнул алую слюну прямо на пол. Уэйанс проворчал в мою сторону нечто нелицеприятное. Опираясь на дрожащие руки, едва поднялся на ноги, как ребенок, хватаясь за канаты в поисках поддержки. Никто не спешил протянуть мне руки – я запретил. Те остатки сил, что оставались во мне после боя, нужны были самому. Иначе ослепительные искрящиеся потоки силы в момент направлялись в сторону того, кто пытался помочь, вместо того, чтобы исправить мои собственные повреждения. Я так и не научился управлять ими в свою пользу. - Гомес разделал тебя под орех! – криво улыбаясь, Уэйанс потрепал высоченного парня по холке, словно породистого скакуна. Тот хмыкнул, встряхнул мокрыми от пота волосами в мою сторону – чистый жеребец, - от чего соленые брызги попали прямо на рассеченную кожу, и принялся снимать перчатки. Я зашипел от боли. - Мы с ним в разных весовых категориях, - просипел я. – За что вы так со мной? Тренер посмотрел мне в глаза и, сузив свои до щелочек, произнес: - В жизни нужно всегда уметь держать удар, мистер Дурсль. Она не станет подбирать вам соперника вашей весовой категории. Он может нанести удар, от которого ты еще долго не сможешь оправиться. Или ты предпочитаешь падать в обморок, как кисейная барышня? Я замер... Что он мог узнать? Когда? От кого? - Я не... - Расслабься. – Уэйанс встал к доске с расписанием тренировок и принялся в нем что-то исправлять. – Завтра выходной. Я не желаю видеть тебя в зале до понедельника, - и он переключил все свое внимание на новичка, который с круглыми от ужаса глазами все это время прислушивался к нашему разговору. Но в какой-то момент я заметил в них блеск азарта и непреодолимую тягу к победе. Не только я это увидел. Тренер нашел для себя еще одну «грушу». Пальцем поманив к себе Роддана, загнал обоих на ринг и, непринужденно облокотившись о железную стойку, сложив на груди руки, бросил: - Давай, парень, покажи, на что способен. Тим, будь повнимательней с новичком. - Да, мистер Уэйанс. – Роддан встал в стойку. Я хотел посмотреть на спарринг, но Уэйанс повернул голову в мою сторону и, набрав полную грудь воздуха, рявкнул: - Вон! Задрожали стекла, колыхнулись канаты и меня просто вынесло из зала. Я едва успел прихватить спортивную сумку и куртку. И только на улице я понял, что не успел умыться. Грязный снег хлюпал под ногами. Натянув капюшон как можно ниже, мой путь был в сторону ближайшей кафешки, где можно было умыться в туалете, чтобы не шокировать своим видом мать. Она и так каждый раз придирчиво осматривала меня со всех сторон в поисках синяков и ссадин, чтобы вставить веское слово против моего увлечения боксом. Особенно тщательной проверке подвергалось лицо. - Дадли, мое солнышко, - всякий раз приговаривала она, скользя цепким взглядом по линии скул, щек, касаясь теплыми пальцами с коротко стрижеными ногтями бровей и носа, - красотуля моя, может, ну его, этот бокс. Я куплю тебе всё, что пожелаешь... Хочешь, я испеку тебе яблочный пирог? - Петуния, - отложив газету, отец топорщил усы и важно опирался локтем о подлокотник, - Уэйанс говорит, что у нашего мальчика неплохие перспективы в будущем. А он – один из тех немногих людей, кому я склонен верить. - Хорошо, пусть так, - мелкие кудряшки на голове качнулись. – Но если у моего мальчика появиться хоть одна ссадина... Ноги его в спортзале Уэйанса не будет! Я им устрою развеселую жизнь. Я уворачивался и уходил к себе в комнату. Там долго рассматривал себя в зеркало, ища наличие видимых повреждений. Но все было в норме. Удовлетворенно хмыкнув, я отмахивался от угроз матери. Пустое. Покричит и перестанет. То, что я представлял собой сейчас, мало походило на Дадли-красотулечку. Я прошмыгнул сквозь полупустой зал. До меня доносились веселый девичий смех и густые тяжелые голоса. Запахи кофе, сдобы и жареной картошки будоражили аппетит. Все это перекрывала музыка, и я постепенно начал осознавать, что сегодня субботний день, завтра можно выспаться до обеда и никуда не торопясь провести единственный нормальный за последние полгода выходной по своему желанию. Я зашел в туалет и, скинув куртку с плеч и зацепив за ближайший крючок, склонился над раковиной. Одно движение – и в сложенные лодочкой ладони потекла прохладная вода. Я наполнил их, преподнес к лицу. В то же мгновение за спиной хлопнула дверь кабинки. От неожиданности я вздрогнул. Медленно повернул голову на звук. Взгляд упал на фирменную куртку команды регбистов колледжа. От нехорошего предчувствия засосало под ложечкой. - А кто это у нас тут такой?... Я стиснул зубы. - Ким Коутс... – прошипел я. - Дурсль? – притворно удивился он. - О, у нашей жирной хрюшки проблемы? – заржал он. – Тебе последовало еще одно предупреждение? В памяти всплыл тот злополучный зимний вечер, когда меня избили прямо на улице. Я задрожал всем телом. Из всей их четверки после Мэтью Гиллори я люто ненавижу его - Кима Коутса. Мерзкого гнусного гаденыша. Перед глазами поплыли разноцветные круги. - Ах ты, сука. – Я не заметил, как вода в моих ладонях нагрелась, и от нее пошел пар. – Ублюдок. Это был ты? Он подошел и собственническим жестом положил свою руку на моё плечо. - Я бы никогда не стал пачкать руки о подобного жирдяя. На это есть другие люди, но... лично я к этому не причастен. Для меня друг превыше всего на свете, - а потом задумчиво добавил: - Мэт после того случая как чумной ходил, и ... Больше я тебе ничего не скажу. – Он вдруг вытащил из кармана джинс платок и провел им по моему лицу, стирая кровавый подтек со щеки. – Одного не могу понять, чем ты его так зацепил? Не уж-то своей жирной задницей? – хохотнул он. Я почувствовал, как кровь отхлынула от лица, а ноги стали предательски ватными. Коутс, кажется, ничего не заметил. Лишь с интересом посмотрел на испачканную тряпицу. - Оставлю себе, как трофей! - Скомкав, сунул его обратно в карман, со всей силы хлопнул пятерней по моему распухшему плечу и, насвистывая, вышел из уборной. Я болезненно сморщился. Почти успокоившаяся боль новой волной пронеслась по телу, белым шариком сконцентрировалась в висках и разлетелась на миллиарды осколков, впиваясь раскаленными острыми гранями в мозг. Подавив тошноту, вновь набрал полные ладони воды, чтобы умыться. Я не врач, но то, что на последнем спарринге заработал себе сотряс, мне и без рыжих было понятно. На восстановление потребуется гораздо больше сил, чем я рассчитывал. Отоспаться бы... За спиной опять раздался мерзкий скрип петель и громкий хлопок закрывающейся двери. Чужое учащенное дыхание колыхнуло волосы на отросшем затылке. Черт, кого еще принесло? Я не стал оборачиваться – просто посмотрел в зеркало. Из зазеркалья на меня смотрел бледный Мэт Гиллори. От всей души обложив его по-матери, я обернулся и налетел на стену черного непроницаемого взгляда. И увяз в нем, не в силах выбраться, как теленок в трясине. Он меня втягивал в себя, лишая возможности двигаться и рационально мыслить. Сделав шаг вперед, Гиллори буквально впечатался в меня, и я ощутил жар, исходящий от его сильного тела, запах дикого, возбужденного видом крови зверя, бешеный стук сердца, словно свое собственное. Было такое чувство, что я растворяюсь в нем, каждой клеточкой кожи воспринимая то, что и он. Губы, сложенные в тонкую нить, побледнели от напряжения. Страшно... Он резко поднял руку вверх, и я, неосознанно сжимаясь в комок, зажмурился в ожидании удара. «За что?» - мелькнула шальная мысль. И я вновь поймал себя на том, что не могу ему противостоять. Я просто оцепенел. ***