Самые сокровенные желания

— Райнер… Райнер, проснись, — девушка аккуратно касается его лица, наблюдая за тем, как Райнер находится в безумном бреду во сне. — Райнер, проснись, тебе что-то снится! Он вскакивает, перехватив хрупкое запястье, и рвано глотает воздух. Сегодня она осталась у него, засыпая на его широкой груди. Она все так же любит его, любит его тусклый взгляд и израненную душу. Утром она спросит, что ему снилось ночью, но он как всегда промолчит. Она спросит у него про остров, на что он ответит, как ненавидит этих островных отродьев, но ночью, очередной, глубокой и холодной, он снова в бреду будет кричать, что это он виноват во всем произошедшем. Теперь он вице-капитан и щит Марлии, воин, каким достоин быть, но он все ещё не в порядке. — Доброе утро, Рей, — девушка обнимает его со спины, пока тот сидит за кухонным столом. — Доброе, — Райнер поднимается и целует ее в губы, вжимая в каменную столешницу. — Ты долго спала, твои родители не заподозрят, что ты мутишь с грязным элдийцем? — Не говори так, — ее ладони обхватывают его лицо, разрывая поцелуй, и смотрят в глаза цвета опьяняющего виски. — Ты для меня все, Райнер. В глазах Брауна смятение, и он решительно задаёт вопрос, терзающий его все утро: — Ответь, только правду, я сделал тебе больно? Сегодня ночью? — Райнер… — Просто ответь! Прошу… — Все в порядке, бывало и хуже. — Она целует его мягко, еле касаясь его тонких губ, а после утыкается лицом в его ключицы. — Не знаю, что бы я без тебя делала. Райнер целует ее страстно, усаживая на столешницу, а после берет ее, так нежно, как никогда. Райнер избегает ее, Райнер видеть ее не хочет, точнее, не может, после того, что сделал. Райнер не выносит себя, но ее он не выносит больше, потому что позволила ему причинить ей боль. — Райнер, проснись, тебе опять чтгхм, — большая ладонь сжимается на тонкой шеи девушки, заставляя сдавленно хрипеть. Он валит ее на спину, нависая всем телом, вжимая ее голову в мятую простынь, перекрывая тщетные попытки беспомощно прохрипеть что-либо. Она царапает его предплечье, чувствует, как плывет все перед глазами, обессилено тянется его лица кончиками пальцев и теряется. Перед глазами Райнер размазывается и бредит что-то о смерти, о Острове и о его бездарной цели, а потом возвращается. Оставляя ее судорожно кашлять, цепляясь за горло. Райнер хватается за голову, сжимает виски и как в бреду шепчет, чтоб убиралась прочь, а ее глаза красные, как кровь, то ли от подкативших слез, то ли от нехватки кислорода. Он все ещё любит её, но больше не выносит. Теперь ее весеннее утро пахнет сиренью, подаренной знатным марлийским врачом. Ее утро пахнет спокойствием, но только ей неспокойно с ним. Она смотрит на бурый след на шее, оставленный им ночью в порыве страсти, и ей тошно, тошно от самой себя. Ее горячие слёзы катятся по щекам, собираясь на кончике подбородка, и она вспоминает прикосновения ею любимых рук. Она моется под горячим душем, смывая «грязь» со своего тела. — Прекрати! Перестань приходить сюда! — Райнер больно бросается словами, что ядом въедаются в кожу, после отдавая эхом каждую тяжелую ночь. — Но Рей! Мы справимся! — Нет никаких «мы»! Ты понимаешь?! Нет и не может быть! Сними его! Сними свой долбанный шарф! — Райнер срывается на крик и, не выдерживая, смахивает легкий шёлк с ее шеи. Длинные ресницы слипаются от влаги, тут же подступившей к глазам, а на ее нежной коже бордовый след, оставленный им прошлой ночью. Пятничная ярмарка переполнена жителями Марлии. Он не видел ее уже пять месяцев. Браун теряется в толпе. Ему шумно и тесно, ему душно и неуютно, ему не весело и не радостно, и ему бы ее горячие объятья, но он только что видел, как ее обнимают чужие руки. Он оттягивает в попытках продышаться свой галстук и расстёгивает плотный плащ, что будто прилип к телу раскалённой сталью. Он бы и мог быть счастлив за неё, но сердце коварно сжимается в его груди. Он все ещё любит её, и поэтому отпустил. — Ты меня любишь, Бронированный? — ласковый взгляд проходится по нему, и она протягивает ему тарелку с завтраком. — Люблю! — Райнер вздыхает и закатывает глаза, ведь отвечает на это уже, казалось бы, в сотый раз. А ей тепло, ведь сегодня ночью он впервые признался ей в чувствах. Он вспоминает этот момент, каждый раз сидя за завтраком, и почему-то сейчас, освободившись от шумных людей, переполнявших ярмарку, стоя у небольшой речушки, ловя взглядом всех женщин, похожих на неё. Его кулаки сжимаются до побелевших костяшек, и он сомневается хотя бы в капли своей невозмутимости, а его желание пойти и «разукрасить» нахальное, довольное лицо этого светского доктора было в миллиметре от исполнения. Она целует его в щеку, подправляет чёрный галстук и повязку почетного марлийского воина, параллельно примеряя свой новый белоснежный халат в прихожей его дома. — Я не останусь на ночную. Так что сбегу к тебе к десяти, — её глаза сверкают в свете утренних лучей от ещё не пролитых слез, — Сегодня ровно одиннадцать лет… — она пытается сдерживаться, но нижняя губа предательски подрагивает. Он все ещё любит ее, но жить ему осталось полтора года. Райнер расставляет все по местам и снова понимает, что в этом нет никакого смысла… — Давно не виделись, Браун, — он оборачивается и встречается взглядом с высоким, статным мужчиной лет шестидесяти. — Слышал, снова отправляешься на остров? Райнер коротко кивает и возвращает взгляд на журчащую воду. — Ее новенький — полный придурок! Порой мне кажется, уж лучше он бы имел элдийскую кровь, — отшучивается тот, на что Райнер лишь усмехается. Браун молчит, он знает, её отец давно подозревал о их связи. Он как всегда немногословен, но сейчас любой разговор о ней приносит ему двойную порцию боли, собирая камнем все слова в груди. — Вы и сами все понимаете… — еле выговаривает он. — Ты прав, Браун, но в последнее время мне кажется, что она медленно умирает вместе с тобой. Сердце Брауна пропускает удар от этих слов. Он снова винит себя, что не уберёг её от этого. Он жалеет, что позволил этому случиться, он не знает, что ещё сказать и что ему теперь делать. Он расставался с близкими много, слишком много раз: с Бертольдом и Энни, с Марселем, — но он не хотел, чтоб ей пришлось пережить то же самое. Его смерть неизбежна. И если не война, то проклятье Имир точно заберёт его нечестивую душу. — Зайди попрощаться, Райнер, ей это вправду необходимо. Слова отголосками ударяют его, и он боится этой встречи больше, чем своей собственной смерти. Ее тело слишком хрупкое для него, сердце ранимое. Райнер смотрит в ее глаза цвета моря и тонет. Он теряет себя, и одна сторона его сознания хочет остаться тут с ней навсегда. Но вот вторая… Утренний свет пробивается в небольшую приемную. — Здравствуй, — тихо произносит Браун. — Здравствуй… — она смотрит на него, не отводя взгляда, потому что чувства в ней никогда не угасали. — Я пришёл попрощаться. — Я знаю, Райнер, — ее голос дрожит, не в силах сдерживаться. — Райнер, возвращайся… — Не стоит, правда. Оставь эти слова для своего доктора. — Прости, — горький шёпот кажется раскатом грома для него, и её тихое «прости» непрерывным эхом повторяется в его голове. — Ну… тогда прощай, — говорит Райнер, стараясь не медлить, не задерживаться, не дать эмоциям волю. Он разворачивается к двери и слышит колкое «прощай» в ответ, и слова, словно нож, вонзаются в его крепкую спину. Он все ещё любит ее, но выбрал путь воина. Коридор, пропахший медикаментами, кажется бесконечным в такой момент. — Райнер! — девушка выбегает за ним, прижимаясь к его горячему телу на прощание. — Прошу, вернись, я буду ждать, буду ждать сколько угодно. Хоть на неделю, хоть на день, Райнер! — ее слёзы без устали катятся по щекам, а руки сжимаются крепкой хваткой на его рубашке. Но он целует ее и уходит, покидая совершенно без ответа, оставляя лишь горькое послевкусие на её губах.