Я буду там, где ты

Что ж, Кенма не знает, стоит ли вообще задаваться вопросом: «За что ему все это?». Ответ вряд ли существует. С его кармой должно быть все в порядке. Он скромный, тихий парень, который никогда не лезет на рожон, в гущу событий, да и вообще в принципе к людям. Даже по каким-то обыденным вопросам Кенма предпочтет разобраться сам или вовсе не разбираться. Он не любит привлекать чужое внимание и не любит, когда это требуют от него. Но в первый же день учебы он влипает так, поняв в итоге весь масштаб по рассказам Хинаты, что действительно не знает, как от этого теперь избавиться. Кенма не хочет ни врагов, ни друзей. Он хочет быть в социуме фигурально: так же поверхностно учиться и тратить свободное время на то, что ему нравится. В целом он не зациклен на номере, что ему подбросили — парень не будет звонить. Но вот человек, чей этот номер, чувствует Кенма, это так не оставит. Он явно обожает внимание и публику, его любит и боготворит почти весь универ. Если кто и не фанатеет от его творчества, а он оказался певцом, то просто считают его отличным парнем. И Кенма бы рад не спорить с этим, пусть так, но вот от него ждать того же не стоит. Он не любит людей с таким поведением и все тут. И конечно он был прав, и первый месяц учебы стал похож на колесо с бегущим хомяком. И этим хомяком был Кенма, который пытается убежать от всего, что его окружает, но все тщетно. Он вертится и вертится в этом, не зная, сколько же терпения и упрямства у этого парня, чтобы это колесо наконец остановилось. Где только он не находил эти записки все с тем же номером, который уже успел выучить, и просьбой. Сколько раз он подкрадывался в столовой и где-то в коридорах, прилюдно осыпая его комплиментами. Это все было смущающе и глупо, а парень все время улыбался. Спокойный вечер в общаге нарушает звонок от Хинаты: — Что делаешь? — Ничего особого, калякаю немного. — Может все же стоило пойти в искусство? — Не стоило, ты же знаешь. — Знаю только, что ты это любишь и у тебя потрясно выходит. — Вот и пускай остаётся тем, что я люблю, хватает мне всякой рутины и клише. — Как знаешь. — Угу. — Ты, кстати, слышал, в пятницу будет студенческий концерт, а после и вечеринка. — Трудно не услышать, когда буквально каждый это обсуждает, да и пол универа обклеены афишами, будто у нас Burning Man намечается. — Ну, масштабы у нас не те конечно. Но это интересно же посмотреть, у кого какие таланты, подружиться с кем-то. Все же движ в монотонной учебе. — Учимся-то всего ничего… — Ну и что? Все же это студенческие годы, нужно все увидеть, что вспоминать-то потом? — Можно и не вспоминать. — Блин, Кенма… давай сходим. — Не очень хочется. — Ну пожалуйста, поддержим ребят… — Они что участвуют в этом балагане? — Ну, если это так не называть, то да, у них номер на домре. — Чего у них? — На домре играют, говорю. — О Боже… — Это да? — Можно я не буду отвечать, я пока ещё не принял это… — Хорошо-хорошо, но условно это да… спасибо, Кенма. — Ага… Кенма уже понимает, что подписывает себя как минимум на час безвольных действий и скуки, но разве может его нынешняя жизнь стать ещё хуже? *** Пары подходят к концу, а для такого события под названием «Кто на что горазд» даже последние пары отменили. Но после Кенма понял, в чем весь ажиотаж этого мероприятия. Конечно же то, что сам Куроо Тецуро соизволил выступить сегодня. Оказалось, что популярность он заимел вне этих стен, ведь учится он всего лишь на втором курсе и, конечно, как местную звезду его все знают — молодежь уж точно. А организатор подобных программ в универе был на седьмом небе от счастья, когда две недели все заведение гудело об этом мероприятии, хотя раньше там не появлялась даже третья часть. Конечно, кто захочет слушать, к примеру, импровизацию на домре, в сравнении со свободным временем и занятием личными делами. Все собирались в этот день только на вечеринку, игнорируя концертную часть, но не в этом году. Что ж, Кенма обещал Хинате поддержать именно тех несчастных с домрой и, по всей видимости, узреть творчество его «преследователя». Тут он не будет комментировать заранее и настраиваться скептически. Ведь он действительно может быть отличным музыкантом и певцом, что не должно иметь отпечаток мнения Кенмы о человеке. Они заняли места в пятом ряду достаточно близко к сцене. Как сказал Шое, их должно быть видно, чтобы ребята их заметили. А как по мнению Кенмы, тем, кто на сцене, совсем не до того, чтобы рассматривать зал, ну да ладно, пятый ряд, так пятый ряд. Прошла большая часть концерта, и даже друзья Хинаты выступили довольно-таки неплохо, особенно если сравнить с некоторыми номерами самодеятельности. И вроде цель достигнута, можно и по домам. Но если бы вы видели глаза Хинаты и то ожидание, которое там томилось, Кенма понял, что уйти раньше номера Куроо Тецуро нереально. Случилась небольшая заминка между номерами, зал загудел в нетерпении. Даже свет был полностью потушен, видимо для создания вау эффекта. И от этого «ВАУ» Кенма чуть не стал глухим. Зал взорвался оглушительными криками, звуком и светом, словно на какой-то арене. Кенма даже и не думал, что тут такая мощная аппаратура. Сцену обдало яркими лучами и стало видно, что на ней и кто. Увиденное впечатляло: все было со вкусом, проработано до мелочей и чувствовалась рука профессионалов, будто ты не в актовом зале. Цветовая палитра была красно-черной, яркие цветы украшали фон, двигаясь и переливаясь, а фигуры и чёрная аппаратура контрастировали с ними. Прожектор подсвечивает вокалиста, и Кенма зависает. Он творческая личность как бы это не отрицал, и увиденное сильно отличалось от того, каким он видел этого человека. Сценический образ, так говорят. Куроо в нем был великолепен. В нем все было красиво. И причёска, и мейк, костюм и аксессуары из красных бусин, что свисали по бедру. На нем был черный пиджак и он блестел, словно расшитый черным ониксом. Его волосы были все в том же беспорядке, но с жестким стайлингом на одну сторону. Зауженные джинсы как вишенка на торте, что так удачно подчеркивали его красивые длинные ноги. Кенма благодарен за 5 ряд. Смотрелось круто. Действительно круто. Кенма переводит дыхание, но не может отвести взгляд. Куроо и в жизни привлекательный парень, но люди искусства всегда восхищаются подобным — это всегда дает толчок для вдохновения и творчества, и Кенма впечатлен. Вокалист покручивает красный микрофон и хищно поглядывает в зал, будто ища свою жертву. И да, он ее нашел. Цепляя глаза Кенмы словно магнитом. Хотя он уже давно завис, рассматривая происходящее и его. Но как только он начал петь… Позвони мне, позвони Протестую я и ты… Там в глазах — целый мир, Аллея красоты. Позвони мне, позвони Продиктует волнами Томная «се ля ви», Всё равно полюби Прозвучали первые слова песни как гром среди ясного неба, но только для Кенмы. Как только ему удалось отвести взгляд, он увидел восторженный зал с камерами в руках и шёпот о том, что это новая песня, это эксклюзив. Ага, ещё какой. И может это Кенма на себя много берет и это все просто совпадение, но взгляд Куроо все возвращался и возвращался к нему, особенно в некоторых словах, будто именно они звучат для него во всеуслышание, но общий текст замаскирован, чтобы было не так очевидно, красивыми четверостишиями. Действительно талант, это Кенма признаёт. Энергетика великолепная и сногсшибательная, она уходит в зал огромной волной и возвращается целым цунами. Он прекрасно чувствует сцену и поддерживает контакт со зрителем. Кто-то настолько сражён, что куча бумажек, наверняка, с номерами летят на сцену. А он все смотрит на Кенму, призывая мимикой к действию. И нет, он не получит то, чего хочет. Определенно точно не получит. Он продолжает весь этот концерт, переходя на новый уровень тщеславия. «Сколько хочешь можешь продолжать». Кенма впечатлен его талантом, голосом, харизмой, и если бы весь этот образ, что он видит, был бы только сценическим, парень аплодировал бы стоя, но он видит одно и то же с первого дня. Любовь к себе. И чтобы он там не пел, это все ход для привлечения внимания, ну, а для Кенмы популярность совсем не показатель. В проигрыше он начинает танцевать и, как догадывается Кенма, видимо тут старые движения, что очень любимы публике. Пол зала ринулись к сцене, повторяя их, напоминая некий флешмоб, может, даже и планируемый, но, как бы эффектно все это не выглядело, с Кенмы точно хватит. Он пользуется случаем скопившейся толпы, шепнув Хинате, что уходит, и выскальзывает из зала пока эта «звезда» ещё чего не выдумала. Кенма не идёт ни на какую вечеринку после; он долго думает над всем, что происходит, и пытается проанализировать пока яркие эмоции и негодование поутихли. «Вот зачем он все это делает? А? Ему так принципиально, чтобы именно он ему позвонил? Серьезно? В этом смысл? Сломить его? Переубедить?», — Кенма водит карандашом по бумаге. Он часто рисует, когда нервничает или думает над чем-то — это всегда помогает и успокаивает хаотичные мысли. «Он же мог просто подойти, поговорить. Объяснить, что ему нужно по-человечески. Но что делает он? Как заевшая кассета просит номерок? Что значит номерок? Они что в клуб пришли найти себе кого-то, чтобы эта фраза была уместной? И ладно если пару раз на публику поиграл, что ж, образ, все дела, но он же продолжает. И даже если и говорит ему что-то лично, то тоже вздор, ничего дельного. И это надоедает…» Это нужно прекращать. Но как поступить Кенма не знает… И он рисует до глубокой ночи красные цветы.