Я буду там, где ты

Кенма был там. Как последний мазохист, оставив свою гордость и разум в аэропорту, он поехал на его концерт попрощаться. Не лично конечно, нет. Он хотел попрощаться со своими чувствами, эмоциями, которыми жил в последнее время, сказать пока словам «вера» и «правда».       Хината настаивал на том, чтобы он вернулся. Сказал, что так будет лучше и правильнее, сказал, что может все же что-то измениться, может, тут есть объяснения… В первый раз в жизни его оптимизм смешил. Смешил до слез, до истерических «почему?» и дурацким «за что?». Ответа не было у Хинаты. Его ни у кого нет на самом деле. Но, выплеснув всю боль, всю свою обиду, Кенме становится действительно чуть легче и он все же едет в многотысячную толпу посмотреть и почувствовать все это в последний раз. Он просматривает весь концерт и с каждым номером, что двигает программу к завершению, принимает свое завершение в жизни Куроо. Осознает всю комичность своей ситуации, но посмеяться, к сожалению, не выходит. С ним только чувство сожаления, что приходит с песней, с которой все началось, с которой он поверил ему тогда. Она поменяла его мнение, послужила рычагом для их встречи и сотворила тот самый их день. То, что он увидел и почувствовал тогда, зародило внутри него желание, что так редко происходит с Кенмой. Он захотел попробовать быть с тем парнем, что кормил его едой с доставки. С парнем, что смешил его, алея щеками, задорно смеясь. С парнем, что расспрашивал его с диким пристрастием, все время одергивая себя, потому что именно он выглядел тогда как фанат или сталкер, но ничего не мог с собой поделать. Между ними была легкость, непринужденность и комфорт. Кенма влюбился в это состояние и правда захотел ещё. И теперь он смотрит на него, такого счастливого и радостного, на его жизнь, где ему нет места, на самом деле не было и сначала, но он так проникся этим, что пошёл на это, пошёл до конца. Но его встретил тупик.       Твердо и жестко врезаясь, останавливая все начатое, Кенма понимает, что все это зря. Больно смотреть, оборачиваясь назад на весь пройденный путь, смотреть на себя глупо-окрыленного, вспоминать громкие слова, что останутся за поворотом. Зачем Кенма сюда свернул, он правда не знает. Это чувство заманило его, изменило и вдохновило. Но теперь, упираясь в стену, остаются глубокие следы. Принятие слабости накатывает за секунду, беспомощность перед чьим-то выбором размазывает его решимость. Что он может, когда все сделано? Кенма все прокручивает их последний разговор и думает, для чего Куроо понадобилось что-то улаживать. О чем после такого им еще говорить? Для общества он будет счастлив с кем-то другим, а с ним составить расписание встреч? Не так давно Кенма сам думал о таком, но ни тогда, ни сейчас он не собирался его с кем-то делить, он не собирался быть чем-то запасным. Он был готов на все это безумие, потому что не хотел мешать его карьере, но после таких новостей он и близко не хочет связывать себя с этим хоть как-то. Но при всем негодовании, разочаровании и злости Кенма смотрит на его улыбку и впитывает ее. Он успокаивает себя тем, что «главное, что ему хорошо». Им во многом двигало желание помочь, желание сделать его чуть свободнее, сделать справедливее отношения к нему, подставить своё плечо, стать поддержкой. Значит, не судьба, теперь это будет кто-то другой. Он вспоминает, как вдохновлялся и сам любовью людей, что скандируют его имя сейчас, но, оказалось, он не готов, что кто-то будет с ним буквально рядом, на его глазах. Кенма сам виноват: он слишком идеализировал все это, наивно веря, что у них так просто все получится, что у него получится быть в стороне. Он знал, что с ним такое может произойти, на все, что близко Кенме, он не жалеет себя. Ни сил, ни времени — ему ничего не жалко. Но это всегда касалось вещей, и вот, он решает попробовать чувства и проваливается в бездну. Он печально смеется над собой на стадии принятия. Но он выберется, обязательно. Засев глубоко в своих мыслях, он не сразу замечает, что последняя песня закончена, и Куроо со сцены просит не расходиться. Кенма, словно после сна, не понимает, что происходит. Свет гаснет, а его сердце стучит, как чумное. Он не рассчитывал ни на что кроме стандартной программы, он пришёл успокоиться в безопасности. А теперь тут уготовили сюрприз, и словно холодный пот окатывает Кенму при воспоминании вчерашних новостей. Только не это… Он в панике собирается выходить, пытаясь протиснуться среди людей, чтобы покинуть это место и не услышать все это вживую. Но зажигается софит и на сцене только Куроо и рояль. Кенма оглядывает его поникший силуэт и понимает, что не в силах уйти. Он тяжело выдыхает и все же возвращается назад. Он начинает играть, и все понимают, что это эксклюзивный трек. Но Кенме сложно слушать и его. Для кого Куроо его написал? О ком думает, пока поёт эти слова? С последними событиями каждое слово о правде режет душу Кенмы острым лезвием. И он, по всей видимости, точно мазохист, потому что покорно дослушивает до конца. Его уровень отчаяния уже не вызывает эмоций внутри. Он просто слушает и теперь, видимо, готов принять всю правду из уст этого человека и действительно уйти. Куроо берет микрофон, и Кенма готовится к выстрелу в грудь, готовится к реальной боли, что хотел избежать, сбежав с утра. Но сколько можно, пора все принять. Каждая клетка его организма, все органы чувств напряжены до предела, но, слыша слова со сцены, он не сразу понимает, что говорят о нем. Ему кажется, что это просто стресс, что его сознание затуманено и его восприятие и понимание сейчас находятся в стадии «я слышу то, что хочу». Потому что он никак не может воспринимать взаправду то, что сейчас звучит со сцены. Его пробирает мелкая дрожь, дышать становится все сложнее, его руки покрыты испариной, а в глазах стоит влага. Он слышит о себе с огромной сцены. Слышит своём имя из уст Куроо. Он говорит не о ней, а о нем. Говорит о нем тем, кого действительно любит и ценит. Он говорит это многотысячной толпе. Это словно какая-то магия или спецэффекты, потому что сейчас он видит другого Куроо, того самого, его. Кенма видит это смущение, неуверенность, страх и неловкость. Его мягкий голос и трепет в обращении к нему. И хоть он и думает, что он его не слышит, Кенма чувствует, что он говорит от души. Сознание вмиг становится кристально чистым, ясность ума и снова решимость к действиям. Кенма не справился с эмоциями и поверил в ложь. Не выслушал его, испугавшись. Но поступок, совершенный брюнетом сейчас, ставит твердую точку в понимании, и теперь ничто и никто не сможет ничего изменить, не сможет заставить поверить его во что-то другое. Вот настоящая правда и Кенма тоже поверил, наконец-то опустив всю неуверенность и сомнения. Куроо, рискуя всем, говорит о любви к нему, это достойно уважения, достойно того, чтобы Кенма перестал бояться. Он сможет поддержать и отстоять, он много для этого сделал, хоть и собираясь закопать это все в себе как что-то ненужное. Но он нужен Куроо. Это ощущается как перезагрузка, будто севший заряд снова на максимуме. В Кенме концентрация решимости к действиям, как на последнем уровне. Он срывается с места, как только Куроо покидает сцену. Парень мчится обратно в отель, чтобы все исправить. Он не будет больше сам же загонять их в такие обстоятельства. Ему больше не нужно время, его и так очень много прошло. Кенма все понял и ко всему готов. Ему так не хватало услышать все это снова от Тецуро. Так не хватало подпитки к действиям. Их последняя встреча почти заставила опустить руки. И как же он счастлив, что вернулся. Он больше не допустит, чтобы их разделяли, они обязательно найдут выход. Он должен это сделать. Отель встречает его радушно, и, конечно, его прежний номер никто не занял. Но вот тот, кто ему нужен, ещё не вернулся, хотя, осматривая зал, он все же видит пару знакомых лиц. Кажется, будет разумнее попробовать поговорить сначала с ними. Он закидывает свой рюкзак в апартаменты, поспешно спускаясь в ресторан, выбирая максимально близкий стол к нужным ему людям. Компания из трёх людей сидит ближе к окну в составе пассии Куроо, ее отца и главного менеджера певца, который отвечает перед людьми агентства. Они бурно общаются на повышенных тонах, что так удачно для Кенмы. Претензии понятные. Они не получили то, на что договаривались, и теперь стоит главный вопрос, кому за это отвечать. Менеджер уверяет, что все решаемо. Все будет опровергнуто и улажено в кратчайшие сроки. Они ещё некоторое время общаются насчёт ближайших перспектив, выпустив пар как ни в чем не бывало. Кенме выгоднее их взаимная агрессия, а не сотрудничество. Они вообще внимательно слушали, что говорил Куроо со сцены. Как это они все решат? Ну уж нет. Кенма увидел важный поступок для себя, услышал важное. Им не хотят пользоваться, не хотят скрывать, хотят просто быть с ним, несмотря на сложности. Конечно, Кенма слышал это и раньше, но как полностью поверить за один день? Ему было необходимо время. Ну, а получилась изоляция Куроо от него. Их следующая встреча была двояко окрашена, а заявления этой курицы после вообще ставили все под сомнение. Но Куроо, несмотря на все это, сделал свой выбор. Рискнул всем ради него, доказал, что все его слова правда. Кенма тоже пойдет ва-банк. Беседа соседнего столика заканчивается, и притворные прощания так и свербят в горле своим лицемерием. Кенма выжидает пару минут, собирая в себе всю уверенность, присаживается к совершенно незнакомому ему человеку для самого важного разговора в жизни. — Прошу прощения, вы главный менеджер Куроо Тецуро? — Кенма скромно присаживается на освобожденное место, складывая руки перед собой в замок, смотря в упор на человека, что смотрит в экран телефона. — Да. Подарки и послания не передаю, — монотонно отвечает тот, быстро зыркнув на собеседника, возвращая внимание гаджету. — Мне нужно поговорить с вами, — продолжает Кенма. — О чем же? — собеседник пофигистично делает вид, что интересуется. — О Куроо. — Я ещё раз… — Нет, вы не поняли, я не просто фанат. Я человек, о котором он говорил со сцены. — Вот как… ну… и чего ты хочешь? — бровь менеджера взлетает и его интерес, приправленный раздражением, цепляется за фигуру Кенмы, с пренебрежением осматривая его. — Хочу, чтобы вы перестали на него давить, — просто отвечает младший. — Да ну… Ещё чего? — неприятная улыбка, что выдавливает мужчина, так и кричит о насмешке над ним. Но Кенма видит ее, читает все настоящие эмоции по его мимике, но продолжает делать из себя наивное дитя. Пусть почувствует себя главным. — Чтобы дали возможность нам видеться, не придумывали всякие сказки про его личную жизнь и… — Стоп. Разбежался, — уже открыто хохочет тот. — Я не знаю, откуда ты такой взялся со своими хочу, но если ты знаешь, в каком бизнесе он крутится, ты не должен тут сейчас сидеть и говорить глупости. — Я знаю, что положено, а что остаётся на желание артиста, сейчас все изменилось и вы не должны… — его снова нервно перебивают. — Должны. И будем. Я ещё раз повторюсь и постарайся услышать важное в этом. Это БИЗНЕС, — последнее слово выделено повышенным голосом и блеском в глазах. Конечно Кенма все это знает и сейчас он кое-что имеет, но сможет ли он воспользоваться этим, нужно разузнать. — Но… — Тут нет но. Есть правила и он по ним живет. — Но вы же слышали, что он хочет другого. — И кого это волнует? — чувством превосходства уже буквально обрастает фигура напротив. Самоуверенный взгляд, вальяжная поза и раздражение в речи — все это преподносят Кенме на блюдечке с голубой каемочкой. Распишитесь, подавитесь. — Меня, — четко произносит младший, пытаясь обозначить свою позицию и подняться чуть выше. — Кто ты, чтобы что-то решать? — Я человек, которого он выбрал, — настаивает Кенма. — И что? Кому это важно? — усмехается тот. — Спустись с небес на землю, мальчик. Тут нет места простым отношениям. Его должны любить миллионы, — как совсем глупому он старается выделять каждое слово. Это выглядит очень смешно. Кенма «аплодирует стоя». — Но фиктивные отношения с Авель вы поддерживаете? — спрашивает он, копая глубже. — Это пиар, на этом мы тоже зарабатываем. Яркие сближения, потом не менее яркие расставания, песни о любви, привлекающие новое внимание фотосессии. У них не будет домика у моря и пары детишек. — Конечно нет… — почти про себя усмехается Кенма. — А вы… — лицо перекошено неприятными воспоминаниями. — Что нам с вас? Только проблемы. Настоящие оно бесконтрольно. Мы уже видели его реакцию на твой уход и это только убеждение. А что будет, когда вы действительно поссоритесь или разойдётесь? Сколько мы ещё должны будем вложить в терапию и приводить его в себя? — голос повышен, вспоминая все то, с чем им пришлось провозиться. — Что вы за люди-то такие? — возмущается Кенма. Хотя он все знает, просто составляет компанию в этом спектакле. — Ей, не драматизируй. Это работа. — А что если он просто уйдёт. Он говорил мне ещё давно, что хочет. — Мало чего он там хочет. Он не сможет. — Почему? — Потому что в бизнесе все просчитано. И он не исключение. Грубо говоря, он должен компании за свою раскрутку. За все то, что у него есть. И как минимум ещё год, полтора он должен работать на нас, чего бы он там не хотел. — Сколько? — твёрдо спрашивает он на автомате. Кенма узнал специфику этого бизнеса уже давно, но не знал условий Куроо, что ему так необходимы, чтобы за что-то зацепиться. Ему нужны тонкости в цифрах и ему важно понять, с чем он хочет тягаться. — Я же сказал, год-полтора упорной работы. — Нет. Сколько он должен денег? — Ой, дорогой, зачем тебе это? Ты такие цифры и не видел, — в голос смеется менеджер, снова переключая внимание на свой телефон. — Сколько? — Кенма повторяет вопрос, смотря в упор и ожидая ответа. Менеджер устало смотрит на него, но все же печатает цифры на телефоне. — Вот, плюс-минус. Полегчало? — искаженное притворной улыбкой лицо ехидно смотрит на оппонента. Но встречает его не шок, как полагал менеджер, а ответ, что приводит в замешательство как раз его. — Да. Что ж, это реальная сумма. Через месяц, может, два она будет, — отвечает после увиденного Кенма. — Чего? — озвучивая недоумение, мужчина меняет свою мимику на более серьезную. — Я говорю, что через месяц выкуплю его права, — все так же просто отвечает Кенма, стараясь унять свою радость от того, что он увидел. Это огромные деньги. Но он может их получить. У него есть часть и нужно не очень много. Так что, чувствуя своё превосходство, Кенма не боится продолжать разговор. — Очень смешно, — тушуясь, произносит старший. — Ну, посмейтесь если хотите. Я в целом так и думал, что за деньги можно все. Правда, не хотел прибегать к этому в жизни. Но раз вы так настаиваете и не видите других выходов.— Кенма начинает вставать из-за стола, завершая беседу. — Я найду вас позже, — добавляя саркастичное. — Только прошу, не пожените его ни на ком за это время, умоляю. — Стой, — окрикивает его менеджер со смешанными эмоциями в глазах и лице. — Это не блеф? — шокировано уточняет он. — А что? По-вашему те, кто может диктовать вам условия за большие деньги, могут выглядеть только так, как ваши предыдущие собеседники? — нахально подчеркивает Кенма. — Я не смотрю на внешность, я смотрю на досье, — мямлит тот. — Да не важно в целом, — теперь привычная пофигистичность мелькает на лице Кенмы. — Мое вы вряд ли найдёте или там будет всего пару строк, которые вам неинтересны. Но не волнуйтесь, счет у меня круглый и я смогу чуть позже оплатить его долг. — Как? Ты же просто студент. — Это не должно вас волновать, важны же цифры, так? Подумайте хорошенько. Куроо не будет с этой дамочкой, чтобы вы им не обещали, и вы вернётесь домой с проблемами. А я выход, все будет под контролем. Мне важно, чтобы он продолжал расти в этой сфере и мое беспрепятственное присутствие возле него. — Ты не против этого? — Нет, когда это творчество, которое он любит, но вы из его жизни делаете какой-то безвкусный сериал. И раз вы не хотите зарабатывать больше. Что ж, не мне вас уговаривать. Вы зря думаете, что я ничего о ваших делах не знаю. Я очень много знаю и теперь только убедился в точных цифрах, и эта сумма, что вы обозначили, это действительно плюс-минус неустойка, а за год он приносит вам в 3-4 раза больше. Но раз вы не готовы… — Подожди… — скомкано отвечает менеджер. Он явно на распутье и не знает наверняка как реагировать, потягивая время. — Я не буду ждать. Я слишком много времени потерял, наивно полагая, что все может быть по-другому. Я понял, что нет. И теперь буду играть теми же монетами. Вы выставляете условия. Я тоже. Мы либо находим компромисс, либо через месяц он вам не принадлежит. Куроо видит знакомую фигуру напротив. Видит злость, смятение и неуверенность. Конечно, чего-то тут ещё ожидать, явно не тёплых приветствий и улыбок. Младший менеджер присаживается рядом, опустив глаза, также ожидая наказания. — Что притихли? — рявкает тот. — Наговорился? — обращается он к певцу недружелюбным тоном. — А ты, стесняюсь спросить, куда смотрела? Как допущено подобное?! — в обращении к девушке его голос становится совсем жестким и громким. В ответ его встречает лишь молчание. Оба уткнулись в стол и не поднимают глаз. — Как так вышло, что примерный Куроо, радующий всех и вся, вдруг вытворяет такое? Разве мы не уладили этот вопрос? Как это могло произойти через столько времени! — не унимается тот, компенсируя своё превосходство над подчиненными повышенным голосом. — Простите, я действительно расслабилась, полагая, что угрозы нет, — еле слышно отвечает девушка. — А это угроза! Ещё какая! — взрывается тот. — Это с виду он маленькая рыбка, а кусает как пиранья. Вцепился, не отцепить! — Я все улажу, — еле слышно произносит она. — Ты уладила уже, — сарказм так и льется из его уст. — А ты чего молчишь, герой-любовник? Все ещё хочешь все бросить? — насмешливо спрашивает он Куроо. — Если другого варианта нет. Я… — По-твоему не такому приподнятому виду вижу, тебе еще раз все объяснили, — ухмыляется главный менеджер, перебивая певца. — Да. Я отработаю все, что нужно. И я не хочу покидать сцену, если вам интересно, но я больше не буду с теми, с кем хочется вам. Решайте сами, — Куроо все еще не смотрит на фигуру напротив, но говорит уже более уверенно. — Конечно решим! И с кем ты будешь тоже. — Вы уже знаете, с кем я хочу, но мое мнение тут не важно, — Куроо все же поднимает свой взгляд, встречая слишком много эмоций в одном человеке; это больше похоже на какое-то безумие, в голове одно, на деле другое. Но он снова отводит взгляд, ведь никакого желания у него смотреть на самоутверждение за счёт других у него нет. — Какой догадливый, — менеджер не может не позлорадствовать над всем этим, но ему придётся озвучить то, что требуется. — Но, к твоему большому везению, твоя пиранья имеет мозги и козыри. — Что? — Куроо совсем не понимает о чем он, поэтому его внимание все же сосредотачивается на фигуре напротив. — Мы пришли к компромиссу не портить друг другу жизни. Ожидается, что все будут рады, так что не испорть такой подарок судьбы. Иди, ему нужен разговор, — как само собой разумеющееся, пряча все настоящие эмоции, произносит мужчина, переключая внимание на другого сотрудника. — А вот тебе повезло не так сильно. — Подождите, я не понял, о ком вы? Куда мне надо идти? Какая пиранья? — у певца сложное выражение лица, перемешанное с усталостью и принятием своей участи. Он думал, они говорят снова о каких-то внутренних делах, но тут, что он слышит дальше, снимает все прежние эмоции за секунду. — 703 номер, Козуме Кенма. Не может быть, не может быть, не может быть — только и может повторять, взлетая по ступенькам, не замечая, как преодолевает этаж за этажом, Куроо, как заевшая пластинка. У него правда нет слов на то, что происходит. Сейчас главное убедиться в реальности происходящего. Куроо нет сил ждать лифт, он бежит до седьмого этажа словно на одном дыхании. Не замечая даже с какой скоростью оказывается на нужном. Номер открыт, и он взрывается в него, видя тот необходимый силуэт, что стоит около окна. В горле совсем пересохло, но он выдавливает слова, пытаясь поверить глазам: — Ты здесь… Кенма реагирует на шум и, конечно, на голос, что так ждал. Он оборачивается к брюнету, смотря на его растерянный взгляд с большим сожалением и виной в глазах. Кенма сам чувствует подобное, и так хочется поскорее все объяснить друг другу и стереть эти эмоции с их лиц. — Привет, Куроо… я… — Слава богу, ты здесь… — не унимается старший, все ещё не веря своему счастью. — Да, я… — он все пытается начать свою речь, но его снова перебивает эмоциональный брюнет. — Прости меня, Кенма. Я такой болван, я сделал тебе больно столько раз. Я все могу объяснить… — Куроо все же уменьшает дистанцию, хватая Кенму за рукава, пытаясь прочувствовать его. Ощутить его тепло и понять, что все это действительно правда. — Не надо… — шепчет Кенма. — Пожалуйста, — голос дрогнул, говоря на последнем выдохе.       Ему жизненно важно снять с себя эту вину, он не может ее больше нести. Он не сможет быть один, ему слишком сильно необходима его вера. Куроо выдавливает из себя еле слышное дрожащим голосом. — Прошу, поверь мне… — его трясёт. Он готов упасть перед ним на колени не только из-за чувства вины, но и просто потому, что его правда не держат ноги. Он ещё крепче хватается за человека напротив, боясь отпустить, упасть и больше не подняться. Но он слышит его мягкий голос и его руки на своих руках. Куроо чувствует его поддержку. Это правда. — Я верю. Слышишь… верю. И я рядом. Я все знаю, Куроо… — Кенма цепляется за него с тем же чувством обретения реальности. Ему чертовски сильно не хватало такого контакта. Он все чаще думал, что все это какая-то навязчивая идея. Но он так сильно нуждался в этом, в этих обычных вещах: в смущенных взглядах глаза в глаза, случайных и не очень касаний рук и обычной простой болтовни. И сейчас, чувствуя его, слыша его, он расслабляется в его объятиях и чувствует его учащенное сердцебиение в такт со своим. Но Куроо отстраняется, заглядывая в его глаза, реагируя на его последние слова. — Что ты знаешь? — напряженно спрашивает он. — Ну, может, не прям все, но послушай, для начала я должен все объяснить, — максимально спокойно произносит младший. — Ты? Что ты должен объяснить? — межбровная складка сильно залегла на его лице. Куроо боится услышать отказ. Боится, что это просто их последний разговор. Что так над ним сжалились, а потом все будет как прежде. — Я кое-что сделал без твоего ведома, — констатирует он. — И не знаю, верно ли это, но я хотел бы, чтобы ты остался в творчестве… — Кенма поднимает свои глаза в поисках его, встречая кучу страха и боли в них. — Только не это… Я не смогу без тебя… не смогу, — Куроо машет головой в знак отрицания, повторяя, как мантру, свои последние слова. — Дослушай, пожалуйста, — чуть встряхивая собеседника, говорит Кенма. Он завладевает его вниманием, перенося свои руки на его лицо, успокаивая. — Я…я немного изменился, точнее, моя жизнь. — Мне все равно. — Ладно, но дело совсем не в этом. Мне очень важно, чтобы ты не лишал себя того, что ты любишь. Я не хочу быть тем, кто заберёт это у тебя. — Но я люблю не только творчество… — с большим усилием Куроо контролирует свой голос, произнося это. Он любит творчество, это его жизнь. Кенма не принесет ему славы и карьерного роста, но он может то обычное, чего Куроо лишён. Забота, преданность и совсем другая любовь. Тихая, скромная, местами смешная и неуклюжая. И она будет только его. Куроо жил иначе, отдавая и подстраиваясь. Играя и принимая игру. Он не думал о завтра и не думал, что его сердце способно так гореть. Он правда принял все и делал как нужно было. Принял эту гонку жизни, но теперь Куроо не в силах следовать дальше, он не может его просто отпустить. Он знает, что не встретит что-то подобное больше. Петь он может что угодно и где угодно. А любить только одного. — Я знаю, я слышал… — Кенма понимает, о чем он говорит, смущенно утыкаясь в его грудь. — Ты… — шокировано осознавая происходящее, произносит брюнет. — Я вернулся, Куроо, как последний дурак пошел проститься со всем, что меня окружало в последнее время. Твои концерты, гордость за тебя — за этим я слепо следовал все это время. — Ты был на концертах? — На всех. — Не может быть… — Но я был. Я решил, что буду там, где ты. Нашёл способ и был рядом. Не буквально, но мне хватало этих ощущений. — Как? — Долго, как ты понимаешь, и дорого, — посмеивается тот. — Особенно эта поездка. Я сделал на нее ставки, но вышло не очень продуктивно и вдохновляюще, — лицо Кенмы принимает неприятную гримасу. — Я все ещё не понимаю, как и как много я пропустил, но твой приезд для меня стал просто спасением, и я написал ту песню для тебя, так что… — Спасибо, — шепчет младший. — Прости меня, Кенма. Я не должен был тянуть, я должен был поговорить прям там, несмотря ни на что, но я решил, что без фактов ты не станешь меня слушать. Хотел красиво и по-больному им… но, — брюнет говорит мягко, наконец понемногу расслабляясь в руках напротив. Ему было необходимо сказать все это ему, освободить сердце от этих терзаний. — Но вышло по мне… — договаривает Кенма с сожалением. Он видит грусть в глазах напротив, то ожидание и реальность, которое при всех твоих стараниях порой от тебя не зависит и ты принимаешь ее, просто сожалея. — Прости… — Куроо снова говорит эти слова, в озвучивании которых нуждался все это время, он правда виноват, что бы Кенма не говорил, и он надеется на прощение. Он сжимает чуть сильнее своё сокровище, сгребая того в свои объятия, немного касаясь его волос, вдыхая их запах, прикрывая глаза. Чувство реальности происходящего все сильнее ощущается брюнетом, и мягкая улыбка сама выходит наружу прямо из самого сердца. — Я потом придумаю, что с тебя спросить за моральный ущерб, — немного переигрывая, говорит Кенма, пряча улыбку, сохраняя надменную и слегка обиженную мимику. — Ты можешь представить, что я себе напридумывал? — ругает его тот. — Высокий рейтинг? — играя бровями, произносит Куроо, уже совсем не скрывая свою улыбку. — Дурак! — смеётся Кенма. — Но давай серьезно. Я не договорил, — младший смотрит снизу вверх серьезными глазами. С Куроо улыбка тоже понемногу уходит, и он говорит. — Ты не прогнал меня, ты обнимаешь меня, все хорошее я получил, да? Теперь плохое? — нервно закусив щеку, говорит он. — Это реальность, все и сразу не может быть, ты же понимаешь? — с сожалением говорит Кенма. — Не хочу я понимать. Хочу забыть кто я и что я должен, — пытаясь спрятать злость, говорит Куроо. Он даже отпускает Кенму, отходя чуть дальше, не желая, чтобы он видел его таким. — Твоя реальность другая. И я просто хочу видеть тебя на сцене, — Кенма потирает свои предплечья, что лишились его тепла. — Я и так буду там. Я должен им, Кенма, — эмоционально говорит брюнет, начиная нервно ходить по комнате. — Теперь я узнал, что даже бросить все не могу, чтобы быть с тобой. Я такой болван, я даже об этом и не думал. Хотя… Стой, — Куроо останавливается с блеском в глазах, смотря на одинокую фигуру у окна, подлетает снова к Кенме, озвучивая свою мысль. — Я придумал! А давай убежим?! — он снова сгребает свой любимый комок в охапку, наверняка желая сделать это прямо так. Закинуть его на плечо и в путь. — Чего? — ошарашенно произносит Кенма, смотря на оппонента. — Куда захочешь! Пусть ищут, а я хоть немного побуду счастливым. — Ох, Куроо, а меня не убьют твои амбиции? — посмеиваясь, произносит Кенма. — Не нужно нарушать закон, — мягко озвучивает он. Куроо снова так близко, и тело само по себе удивительным образом реагирует на это. Его рука снова касается его напряженного лица, поглаживая нежную кожу щеки. Куроо вмиг расслабляется, смотря на него, но запал сменяется сожалением. — Но они знают о тебе, а уйти я не могу. — Да, теперь точно знают, — ярко улыбаясь, произносит младший. — И самое главное, что ты так и не даёшь мне сказать; мы можем быть вместе, Куроо. Не открыто, конечно, тайно, без создаваемых проблем и всего публичного. Я договорился, что мы делаем что хотим без свидетелей, а ты продолжаешь делать свою работу хорошо, много и желательно больше, чем минимальный срок. — Мы можем… что? — глаза брюнета округляются настолько, что Кенме даже немного смешно, но он продолжает, пользуясь возможностью шока Куроо. — Тебя больше не будут обременять отношениями без твоего согласия. Но и, — Кенма запинается, потому что впервые озвучит это слово про их. — Кхм-кхм. Наши отношения тоже останутся за кулисами. Ты должен придумать, как выйти из озвученного сегодня. Для всех ты должен быть свободен. Это обязательное условие, какие бы деньги я не заплатил, — он смотрит мягко, ожидая реакции, но Куроо цепляется за последние слова, потому что совсем не понимает, как. — Ты заплатил им? — с ещё большим шоком на лице говорит певец. — Пока нет. — Это шутка, да? Ты их развел? — смеётся Куроо, думая, что Кенма просто подыграл им. — Нет, ты же понимаешь, я не стану таким шутить. Но деньги я все же вложу, но не в завершение твоей карьеры. — Ты хотел выплатить долг? — с каждым новым ответом Куроо вылетает с этой планеты осознанности и летит куда-то за грань понимания. — Они не хотели по-хорошему. Сначала. И услышали меня только когда я сказал, что заплачу. Но я хочу, чтобы ты остался тут, создавать что-то новое очень трудно, я в этом не шарю. Но в итоге, раз я не против и не хочу отбирать тебя у них, и не угрожаю им, я вложусь в раскрутку, так скажем, закрепляем сделку и компенсирую уход предыдущего спонсора. Снимут тебе свежий клип или в сериале каком поучаствуешь… — Ты не шутишь… — вслушиваясь в спокойную речь Кенмы он понимает всю реальность. Ему сложно поверить и он снова притягивает младшего ближе, чтобы продолжать ощущать все то, что с ним происходит, и понимать, что все по-настоящему. И он слышит подтверждение. — Нет. — Чем я заслужил тебя? — дрогнувшим голосом интересуется Куроо. — Уверен, что это заслуга? — смеётся Кенма, смотря на Тецуро счастливыми глазами, потому что он добился чего хотел. Его глаза теперь улыбаются по-настоящему, он ожил и расцветает рядом с ним. Кенма сделал это и он гордится собой. — Ты сделал невозможное, ты понимаешь это? — Куроо похож на яркого светлячка, по-детски и просто счастливого. Сбылась мечта, а Кенма думает, что может привыкнуть к такому очень быстро. Закладывать счастье в человека, это так приятно. — Я могу быть с тобой и оставаться в творчестве! — озвучивая все это больше для себя, брюнет не может отвести взгляд от кошачьих и удивительных глаз напротив. — Боже, я не сплю? Ущипни меня, — произносит Куроо, смотря на целый мир для себя, состоящий в одном человеке. И он рядом, и он его. — Думаю, так будет лучше. Кенма приподнимается на носочки, припадая лёгким касанием к губам напротив. После принятия симпатии к этому человеку он все чаще думал о близости, думал, каково это. Он касался его всего пару раз, и это всегда ощущалось правильно. Это успокаивало все комплексы и страхи, что копошатся внутри него. Он боялся поверить во все, что Куроо ему говорил, думал, что все это может обернуться просто галочкой в его списке тех, кому он нравится. Он боялся быть просто трофеем, но в его отсутствие Кенма просто жил с теми эмоциями, что получил в их день; там все было иначе: он пропитывал себя тем комфортом и принял чувство симпатии к тому парню. Он скучал по нему, и вот, спустя столько времени он снова рядом. Именно он. По-настоящему, по-правде. Он доказал, что его слова не игра, что он и правда готов все бросить. В итоге все отдаст Кенма, и он ни о чем не жалеет, он совершенно ничего не теряет. Он вспоминает слова библиотекаря и теперь действительно осознаёт это. Он получает чувство уверенности и взаимного счастья, а ещё сумасшедшее тепло от касания его губ. Жар проникает в каждую клетку, которой повезло коснуться обжигающей кожи. Кажется, что в то самое прикосновение их сердца будто остановились на мгновение, а потом забились с одной частотой. После его мягкого и чистого касания, Кенма отстраняется, смотря в глаза напротив, и видит там так много, видит так ярко и, самое важное, он видит счастливого себя. Им нужно обсудить очень много, но, кажется, главное уже сказано, страхи исчезают с каждой минутой, и теперь важны только они, все трудности теперь кажутся полной ерундой. Они смотрят сейчас друг на друга и чувствуют себя так хорошо, как ни один из них не чувствовал. Один не знал, что это такое, другой никогда не чувствовал подобное. Куроо видит блеск в глазах напротив и игривую улыбку, что ещё не видел, и расценивает ее как разрешение, а ещё запоминает на будущее. Он шепчет тихое:  — Ты невероятный… — захватывая губы напротив уже не так скромно. Все его тело покрывают мурашки от ощущения близости. Он чувствует активность младшего, и они тонут в друг друге, падая на мягкий диван. Они останавливаются перевести дыхание и успокоить бешеный пульс, но не отрывая друг от друга взгляда. Куроо сгребает падающие так сильно отросшие пряди, открывая обзор на его лицо. Он так много хочет сказать, так много объяснить, но говорит емкое и понятное: — Я тебя люблю.