Игра в судьбу

      Гарри не видел, как дьявол покинул его сознание, он это почувствовал. Этакий внезапный, мощный энергетический толчок, с которым разум сорвался в глубокую пропасть. Тьма опустошала и обволакивала одновременно, а голова, до этого момента словно потяжелевшая вдвое, показалась лёгкой, почти невесомой. Гарри безвольно стукнулся затылком о камень. Нехотя разлепив веки, он вдруг вспомнил, что здесь, у проклятого лондонского кабака, на носу его всё ещё были очки. Так что окружающий мир сразу приобрёл прежнюю ясность. Тот же одинокий фонарь, отчего-то несколько раз мигнувший, безлюдный тротуар, отделяющий его от такой же опустелой проезжей части. Будто бы часом ранее здесь и не было никакого муравейника… Вместе с резкостью очертаний нахлынул и жар — лоб всё так же неизбежно горел. Тогда, казалось Гарри, сама природа, вдоволь пресытившаяся его горечью, снизошла до маленького чуда: несколько крупных, тяжёлых капель упали ему на лицо. Он так жаждал этой спасительной прохлады, что без раздумий запрокинул голову и высунул язык, радуясь августовскому дождю, как маленькое дитя — снегу на Рождество.              Так Гарри и замер, на корточках, свесив руки с коленей и подставляя лицо милостивой стихии. Он теперь не дымил — почерневший окурок давно выпал из пальцев, — но и без папиросы в этом процессе было что-то не менее расслабляющее, медитативное. Дождь омывал Гарри — как очищение, некая утешительная награда, которая должна была окончательно избавить его от вновь пережитого ужаса.              — Чарли Браун… — надломился незнакомый голос, и Гарри вдруг понял, что услышал его впервые с тех пор, как оказался на улице.              Гарри повернул голову, устремляя взгляд вверх, туда, откуда он донёсся. Под распахнутым пальто вздымалась грудь, обтянутая в тонкий хлопок, в некоторых местах ещё более чёрный из-за расплывшихся на рубашке мокрых пятен. Пальцы вцепились в стену и скребли камень ногтями. От безупречно ровной осанки не осталось и следа: сутулая спина, острый подбородок опущен вниз, лицо… лицо закрывали взмокшие пряди волос.              И это профессор Снейп?              — Чарли Браун — выпускник Ильвермони. Вам, разумеется, известно, что в Северной Америке есть своя Школа Чародейства и Волшебства, — с каждым словом монотонный голос вновь обретал твёрдость, и Гарри совершенно точно не различал в нём насмешки. — В позапрошлом году он успешно защитил диссертацию, библиографическую основу которой составили мои исследования. На сегодняшний день Чарли Браун — преподаватель Высших Зелий и по совместительству, как ни иронично, декан факультета Рогатого Змея, — будто опомнившись, Снейп оттолкнулся от стены и выпрямился, запахивая пальто.              Поколебавшись с секунду, Гарри посмотрел на мужчину с неподдельным замешательством. Губы его дрогнули в нервной улыбке.              — Зачем вы мне это рассказываете? — спросил он осторожно. Потом нахмурился. — Какая мне разница, чем там занимается ваш Чарли Браун?              В голове не укладывалось. После того, как Снейп забрался в его воспоминания, стоило ожидать всякое, и Гарри, как ему казалось, был очень даже к этому готов. Допустим, Снейп всё ещё мог аппарировать отсюда к чёртовой матери, предварительно стрельнув в него своим фирменным испепеляющим взглядом. Или же, например, снова бросить в него какое-нибудь заклятие, желательно посерьёзнее Депульсо, так, чтобы на этот раз Гарри ещё долго не приходил в чувство. Но последнее, что ожидалось от Северуса Снейпа, — это бессмысленный монолог о Чарли, мать его, Брауне.              Тогда Снейп тряхнул головой, и несколько тяжёлых, мокрых прядей взметнулись, открывая недоуменному взору лицо. И надо сказать, что непроницаемо чёрные глаза, изящный изгиб бровей, их обрамлявших, губы, сжатые в тонкую полоску, — словом, вселенское спокойствие, которое это лицо выражало, не предвещало Гарри ничего положительного. Как там принято говорить, затишье перед…              — Поттер, мантикора тебя раздери! — Снейп вихрем бросился к нему и так дёрнул за ворот толстовки, что Гарри едва сохранил равновесие, вскакивая на ноги. — Ты патологический идиот или всё-таки притворяешься?              От неожиданности Гарри чуть не ляпнул, что и то, и другое более чем вероятно, но осёкся под яростью убийственного взгляда.              — Но я действительно не понимаю, что вы этим хотите сказать, — собственный голос показался ему необычайно тихим, и причиной тому мог послужить шум проехавшего автомобиля, если бы Гарри не заметил, как упала на бледную шею капля воды. Ему невольно захотелось поймать её губами, прежде чем она, покатившись вниз, скроется за одеждой.              Но капля благополучно скрылась. А Снейп — Снейп рывком притянул к себе Гарри, так, что их лица оказались в опасной близости. Более того, узри их в этом положении кто-нибудь со стороны, обязательно подумали бы, что делается что-то неприличное.              — Терпение моё, по-вашему, безгранично, а значит, я непременно должен повторять одну и ту же информацию. По крайней мере, до тех пор, пока, влетев в одно ухо, она наконец не вылетит из другого, а задержится, — констатировал Снейп, и ноздри его, то ли от раздражения, то ли от злости, раздувались пуще обычного. — Знаете, почему я этого делать не собираюсь?              Гарри догадался, что вопрос поставлен риторический, но ни капельки не соображал, поэтому только хлопнул ресницами в ожидании ответа.              — Потому что для профилактики умственного убожества есть бесконечное разнообразие чудесных, воистину гениальных изобретений, — поморщился Снейп. А увидев, как Гарри теперь ещё больше нахмурился, рявкнул: — Часы с кукушкой, например! Не сомневайтесь, они охотно проорут вам трижды, когда наступит полдень!              «Но ведь кукушка не должна орать трижды», — подумал Гарри, однако какой-никакой инстинкт самосохранения у него всё-таки имелся: мысль свою озвучивать он не стал. Не стал Гарри также и представлять себе этой кукушкой Снейпа — и хорошо, потому как тогда он вне всякого сомнения бы расхохотался.              В тот самый момент, когда, казалось, комичная абсурдность их диалога уже зашкаливала, а Гарри по-настоящему забеспокоился за свою жизнь, что-то потухло в чёрных глазах. Снейп отстранился.              — Чарли Браун, — в третий раз произнес он имя, — на протяжении нескольких лет преследовал меня на съездах, аналогичных тому, где вам посчастливилось побывать, — мужчина говорил еле слышно, и взгляд его, расфокусированный, невидящий, был устремлён куда-то сквозь Гарри. — Когда в один из таких вечеров я дал ему знать, что поведение его, аккуратно скажем, неадекватно, он наконец позволил себе признаться, что, понимаете ли, Поттер, боялся со мной заговорить. И всего лишь хотел выразить благодарность, — на последнем слове он не удержался от кривой усмешки. — Тогда, после его катастрофически длинной тирады, где в каждом предложении он неустанно повторял своё «профессор Снейп», я попросил его обращаться ко мне по имени.              И пускай Снейп ронял эти слова с подчёркнутой небрежностью, и тихий голос его источал не что иное, как будничное безразличие, Гарри вздрогнул. Смеяться ему больше не хотелось. Напротив, глаза его медленно, но верно округлялись, заблестев, как два начищенных галлеона. Гарри начинал понимать.              — «Зачем я вам это рассказываю», Поттер, — продолжал Снейп. — Да затем, что с Чарли Брауном меня связывают исключительно приятельские, деловые, если хотите… отношения.              Осознание, острое, внезапное, нахлынуло на него с такой силой, что Гарри едва удержался на ногах. Одно мгновение — и он вновь оказался рядом, теперь уже вжимая чужое тело в холодную стену. Он обхватил руками лицо — бледное, мокрое от непрекращающегося дождя.              — Вы… вы оправдываетесь?.. — прошептал он, вглядываясь в Снейпа подёрнутыми нездоровой пеленой глазами. — Передо мной?..              Снейп всё так же на него не смотрел. Брови его были сведены к переносице, подбородок вздёрнут, а уголки губ задрожали и потянулись вниз в презрительном оскале.              — Убери руки. Если тебе дорога жизнь.              Гарри не знал, плакать ему или смеяться. После всего увиденного Снейп не то что не испытывал к нему злости или отвращения, он — пусть в своей традиционной, снейповской манере — поспешил объяснить ему, Гарри Поттеру, что между ними с Брауном ничего нет. А это значит…              — Плевать я хотел на эту жизнь. Ну же, профессор Снейп, сделайте это. Прямо сейчас! — зашипел Гарри, впиваясь пальцами в его бесстрастное лицо. — Хотите от меня избавиться — вперёд! Но вы не избавитесь от знания, что я вам небез…              — Какой ещё Гарри Поттер? Вы ещё скажите, что пиво ему разливали Мерлин и Моргана… — раздался вдруг чей-то скучающий голос.              Тут оба повернули головы, вслушиваясь в увесистые шлепки стремительно приближающихся шагов. Судя по звукам, то была не одна пара ботинок, а несколько. Растерянно мигнув, Гарри опустил руки на напрягшиеся плечи и нахмурился, когда Снейп наконец посмотрел на него: чёрные глаза сузились в опасном прищуре.              — Говорю вам, это действительно был Гарри Поттер! Скорее же, а то не успеем! — настаивал другой, почти истеричный голос.              — Да, шевелитесь, эксклюзив! — поддержал его третий, с болезненной хрипотцой.              — Ну смотрите, молодые люди, если окажется, что я за вами потащился напрасно, можете не надеяться на дальнейшее сотрудничество.              Голоса звучали всё ближе, и вместе с ними теперь было отчётливо слышно, как ударялись о скользкий асфальт как минимум шесть подошв. А Гарри будто оцепенел: он всё стоял, прижавшись к Снейпу так сильно, что чувствовал его сердцебиение — глухое, учащённое. Жар чужого тела опалял его даже сквозь взмокшую ткань одежды, а запах — головокружительный запах сводил с ума. Где-то на краю затуманенного рассудка Гарри понимал, что ему следовало отстраниться или, тем лучше, обратиться в бегство: незнакомые голоса, обладатели которых в любой момент могли показаться из-за бетонного забора, не сулили добра. И всё же он не мог пошевелиться, так ему было сейчас хорошо. Будь что будет, думал Гарри, роняя голову Снейпу на плечо.              — Сюда, за углом, — пыхтели уже совсем близко.              Над головой что-то зашелестело.              — Какой же невыносимый, бессовестный… — выдохнул в его ухо мужчина, — мальчишка.              Звук тихого голоса, в котором явственно слышались вымученные нотки усталого смирения, отозвался сладкой судорогой внизу живота. Гарри закусил губу, когда топот вдруг прекратился.              — Гарри Поттер! — завопил кто-то, хлопнув в ладоши. — Мерлин всемогущий, что творится! Он не один!              — Ну не стойте столбом, быстрее фотографируйте! — пнул его другой.              То, что случилось за этой репликой, длилось на самом деле не дольше трёх секунд, но для Гарри время будто бы замедлилось.              Готовый ко всему на свете, он обернулся. Правда выпустить Снейпа из мёртвой хватки так и не решился — это было выше его сил. Гарри вцепился в мокрое пальто так, словно от этого зависела его жизнь: костяшки пальцев пребольно царапались о шершавую стену, а колючая ткань затрещала от натяжения. Глаза ослепил отвратительно яркий свет, и Гарри искоса сощурился: футах в десяти от него нарисовался какой-то неопределённый размытый силуэт. С усилием моргнув, он осознал, что на него беспардонно направили Люмос. По этой причине лицо бесстыдника разглядеть было невозможно, зато Гарри заметил худощавую ладонь, подрагивавшую в безуспешной попытке удержать громадный объектив колдокамеры. От возмущения он едва не заорал, но тут, по обе стороны от незнакомца, мелькнули ещё две физиономии — круглые и отчего-то багровые. Зелёные глаза изумлённо расширились, узнав в них… тех самых хмельных господ, игравших в карты за столиком распивочной.              «Вот дела!» — успел подумать Гарри, прежде чем чьи-то руки, неожиданно сильные и властные, обхватили его. Перед глазами всё поплыло, закружилось цветными пятнами, а земля будто бы унеслась из-под его обмякших ног.              Звук спуска затвора и громкий хлопок аппарации раздались синхронно: Гарри Поттер растворился в воздухе, оставляя за собой лёгкую полупрозрачную дымку.              Воцарилась звенящая тишина.              — Ну не-ет! — поспешил нарушить её чей-то сокрушённый стон.              Трясущиеся пальцы сжимали незамедлительно распечатанный снимок, на котором одно за другим проявлялись резкие очертания грязной и мокрой каменной кладки. У стены было пусто.              

***

      И тут Гарри проснулся.              Так, спокойствие! Это была шутка.              На самом деле, Гарри очень хотел бы сейчас проснуться: руки, крепко удерживавшие его до этого момента, вдруг исчезли, и ослабленное тело будто бы сорвалось вниз в свободном падении — нечто похожее он испытывал, пикируя на квиддичном поле. Однако здесь схватиться за рукоятку Нимбуса, чтобы выровнять траекторию, он не мог. По приземлении Гарри неизбежно отшвырнуло, причем так, что он хорошенько прокатился по полу, а на последнем кувырке больно шлёпнулся на пятую точку, удивительным образом оказавшись в сидячем положении.              Подниматься Гарри не торопился. Первым делом он посмотрел вниз и вытянул вперёд руки, осматривая саднящие ладони. Убедившись, что все конечности его в целости и сохранности, Гарри инстинктивно принялся ощупывать оправу чуть съехавших набок очков: кажется, в порядке. Тогда он удовлетворенно хмыкнул, кое-как отодрал себя от дощатого пола и, пыхтя и бранясь, поднялся на ноги.              — Вот подлецы! — ворчал Гарри себе под нос и морщился, растирая ушибленный копчик. — И как я сразу не догадался, что те двое — волшебники? Ещё и жёлтую прессу приволокли!              — Привыкайте, Поттер, — неожиданно ответил ему насмешливый голос. — Думали, убийство Лорда навсегда избавит вас от назойливых журналистов? Вы теперь самый завидный холостяк магической Британии, нет ничего удивительного в том, что произошло. На вас и в маггловском кабаке найдутся шпионы.              Гарри вздрогнул и вскинул голову. Вероятно, такая внезапная аппарация и вовсе лишила его всякого ощущения времени или пространства. Он уставился на Снейпа так, словно видел впервые.              — Где мы? — Гарри не узнал собственного голоса. Он посильнее прикусил губу, хватаясь пальцами за края толстовки в бессознательном стремлении контролировать ситуацию.              — А вы как думаете? — усмехнулся Снейп, выразительно поднимая бровь.              Он ошарашенно мигнул, когда мужчина вдруг коротко взмахнул плечами, скидывая с себя пальто. Как заворожённый, Гарри провожал внимательным взглядом каждое лёгкое, грациозное движение: вот Снейп уложил пальто на спинку стула, вот он — черты лица необыкновенно расслаблены — выпрямился так, что подол чёрной рубашки выскользнул из-под брюк и рассеянному взору предстали несколько дюймов обнажённой кожи. А на ней…              Чёрт возьми.              На ней пролегала дьявольски соблазнительная дорожка тёмных волос, уходящая под брючный ремень.              — Мы… у вас дома? — выдавил из себя Гарри.              — Поразительная проницательность, Поттер, не будь мои руки заняты, я бы обязательно вам аплодировал.              С трудом оторвав взгляд от одного захватывающего зрелища, Гарри наткнулся на другое и... чуть не задохнулся: Снейп склонил голову вниз, собирая мокрые пряди в хвост, пока в зубах у него была зажата тоненькая резинка.              Гарри на всякий случай себя ущипнул.              Ай!              Больно. Значит, всё-таки не сон.              — Я-могу-воспользоваться-уборной? — выпалил Гарри, бессмысленно оглядываясь в темноте незнакомой комнаты. Снейп в ней точно был единственным объектом, на который хоть немного падал свет.              — Прямо по коридору и направо.              Гарри не знал, на что сейчас злиться — на собственный идиотизм или, быть может, на откровенно ироничный блеск чёрных глаз.              Он бросился в коридор без оглядки. Завернув за угол, дёрнул на себя первую же дверь — было так темно, что найти её удалось по одному только серебряному отблеску ручки. Свет в ванной, что необычно, загорелся как будто сам по себе, стоило Гарри перепрыгнуть порог. Но времени на осмысливание такого устройства он не нашёл: только схватился за раковину, дыша тяжело и прерывисто, и закрыл глаза.              Где-то я уже такое видел.              — Чёрт, чёрт, чёрт…              Из горла вырвалось нервное фырканье. Гарри медленно, глубоко вдохнул носом, поджимая губы до лёгкого онемения, и взглянул исподлобья на собственное отражение. Толстовка его была сплошь покрыта мокрыми пятнами, большими и маленькими, волосы — даже для него, Поттера — до невозможности растрёпаны, щёки покрывал безнадёжный румянец, а глаза… расширенные, подрагивающие зрачки превратили их в два чёрных тоннеля.              Стянув очки, Гарри плеснул в лицо холодной водой. И ещё раз. И третий. Это должно было хоть как-нибудь успокоить беспорядочный шквал мыслей.              Хорошо, теперь по порядку. Сегодня Гарри, утром ещё счастливый, потому что разведённый, отправился гулять по Лондону в поиске приключений на свою задницу. Последний год подобные вылазки были для него уже обыкновенны: он всячески избегал вечеров в обществе Уизли, и так, пускай и ненадолго, ему доводилось подышать свежим, не испорченным её гадким парфюмом воздухом. Кроме того, эпизодические пересечения и взаимодействия с магглами имели эффект успокоительный. В этом Лондоне никто и понятия не имел, что Гарри Поттер — оказывается, имя до ужаса известное и важное, а потому обращаться к нему нужно с исключительной любезностью, даже почтительностью. Побывав здесь впервые, юноша наконец почувствовал себя самым обычным человеком, что впоследствии не могло не вызвать привыкания. Всё это также помогало Гарри избавиться от навязчивых мыслей о нём: спустя несколько лет бесшабашного метания в поисках Снейпа он несколько примирился с тем фактом, что их встреча невозможна. Разве что под сомнительным предлогом какого-нибудь очередного Конгресса, но, опозорившись единожды, он явно не был готов практиковать подобное снова.              Гарри вздохнул, отрешённо глядя на неостанавливающийся поток воды.              Он подумал о том, как по величайшей игре случая оказался в тёмном, замызганном, непривлекательном для посетителя кабаке. И ведь непременно ушёл бы, не встреть он там Дейзи. Разговорился, загорелся, вдохновлённый необыкновенной искренностью этой женщины, пошутил с ней, но немножко, так, чтобы ненароком не испугать. Как было хорошо, как нравилось ему поддерживать этот восхитительный образ беззаботного, шаловливого, бесконечно уверенного в себе сорванца! Гарри в нём с удовольствием потерялся, позволил сожрать себя целиком и полностью. Он хотел во что бы то ни стало забыть себя прежнего — маленького, непутевого, робкого и неосмысленного мальчишку. Старый Поттер ему осточертел! И вот уже казалось, что он преуспел: в определённый момент Гарри настолько вжился в роль, что, сам того не осознавая, стал принимать её за действительность. Так было правильно. Комфортно.              Плотно закрутив кран, Гарри застыл, наблюдая за тем, как стекала — капля за каплей — вода с побелевших ладоней.              А потом, думал Гарри, случилось то, чего он боялся больше всего на свете. Случился Снейп. И вместе с этим происшествием весь окружающий мир стал походить на какой-то сюр, с каждой секундой всё больше поражая его своей абсурдностью. Стоило Гарри увидеть эти глаза — и у него будто бы крышу снесло. Даже сейчас, согнувшись над этой чёртовой раковиной, умывшийся, отдышавшийся, Гарри не мог объяснить своего поведения. Кажется, система дала сбой.              И кажется, он и вправду находился в доме Северуса Снейпа.              — Поттер, заканчивайте там сеанс мировой тоски. Вы не единственный, кому нужно в уборную.              Раздражённый голос послужил тому подтверждением.              От неожиданности Гарри подпрыгнул, спешно вытер руки, нацепил очки и вынырнул из ванной. То ли он каким-то образом проскользнул мимо Снейпа, то ли Снейп вообще находился по другую сторону коридора… прибежав в гостиную, Гарри оказался один.              Он с облегчением выдохнул, мысленно благодаря всех богов разом: в конце концов, Гарри не мог знать наверняка, кто из них поспешил помочь ему в трудную минуту. Взглянув наконец перед собой, он поражённо замер.              Первым, что привлекло его внимание, оказался зажжённый камин, от жара которого явственно колебался воздух. Несколько секунд Гарри просто стоял, не мигая, словно загипнотизированный прозрачным маревом. Затем всё-таки решил осмотреться: вместе с камином комнату освещали несколько масляных ламп, и пускай света здесь было едва ли больше, чем на улице, его было достаточно для того, чтобы оглядеть пространство. Гарри тут же подметил узкую кухонную стойку, у которой Снейп бросил своё пальто. Под стойкой обнаружилось множество квадратных ячеек, а из них в свою очередь величественно торчали направленные на него, Гарри, горлышки бутылок. Судя по их количеству, профессор Снейп вечерами одним чаем не ограничивался.              И снова Гарри вцепился в свою толстовку. Как будто от этого действия всё происходящее с ним обязательно должно было обрести какую-нибудь логику.              Это место разительно отличалось от типичного волшебного очага. Само устройство комнаты было до безобразия… маггловским, что ли. Так Гарри подумал, отметив, что импровизированный бар, с которым он уже познакомился, ко всему прочему соединял кухню с небольшой гостиной — магглы такое обычно называют «студией». Затаив дыхание, Гарри с чрезвычайной осторожностью зашагал по гостиной, исследуя убранство.              Большой ковёр покрывал собой почти весь пол и имел, наверное, очень качественный, мягкий и мелкий ворс — так показалось Гарри, а потому он даже не решился ступить на него своим грязным ботинком: не дай Мерлин испачкает. Пришлось двигаться аккуратно, ближе к стене, там, где под ногами поскрипывали доски. Гарри тоскливо взглянул на два просторных кресла, к величайшему сожалению расположившиеся прямо у камина, на том самом ковре, который он так старательно обходил. Подкрадываясь к деревянному комоду, Гарри вдруг подумал, что цвета у всей мебели были нейтральные, одинаково тёмные. Он понятия не имел, почему это так его удивило. Может быть, в нём играли давнишние школьные воспоминания о жутком профессоре из подземелий? Вероятно, от этого один только вид Снейпа — с хвостом и в рубашке, а не в строгой, угрожающе развевающейся мантии, вызывал в нём какой-то внутренний диссонанс. Как и то, что в снейповской гостиной отсутствовала всякая символика некогда любимого факультета — ни серебристого, ни зелёного Гарри не нашёл. С другой стороны, насколько это вообще было обязательным? В конце концов, Снейп давно ушёл из Хогвартса.              Гарри слабо улыбнулся, касаясь пальцами шероховатой поверхности комода.              Мерлиновы подштанники!              Дом Снейпа.              Снейпа, который сидел в этом кресле. Снейпа, который потягивал виски — или что ему там могло нравиться — за этим журнальным столиком. Снейпа, который выуживал из этого аккуратного ряда на полке какой-нибудь толстый фолиант.              Книжные полки Гарри не стал изучать не потому, что снейповская литература не вызывала в нём интереса, а потому, что очень уж соблазнительно поблёскивал на комоде какой-то предмет. Приподнявшись на цыпочках, Гарри вытянул голову, чтобы на него посмотреть. И чуть не уронил челюсть.              Зелёные глаза ошеломлённо распахнулись.               На комоде валялся — именно валялся, смятый и истерзанный, утренний выпуск Ежедневного Пророка.              «Поверьте, плоды больного воображения Скитер меня волнуют в последнюю очередь», — прозвучало в голове, как гром среди ясного неба. Гарри нахмурился, закусив щёки: с обложки на него смотрело и нахально усмехалось собственное лицо.              Значит, Снейп соврал. Впрочем, как ещё он должен был себя вести в обществе Гарри Поттера?              Удивительно другое. Почему газета была изорвана?              — Любопытство когда-нибудь вас погубит, Поттер.              Он испуганно отшатнулся, оборачиваясь. Несмотря на то, что голос прозвучал необыкновенно… мягко, пойманный с поличным Гарри приготовился к незамедлительной смертной казни. Но её не случилось. Снейп стоял у раковины, отвернувшись, и чем-то гремел.              — Я… присяду?              — Разумеется, если вы не предпочитаете стоять, — фыркнул мужчина, склонившись над горой посуды.              Гарри очень старался не сверлить взглядом чужую спину — это неприлично, — но глаза его не могли оторваться от изящного изгиба острых лопаток, торчавших из-под рубашки. Он помялся, перетаптываясь с ноги на ногу, и всё-таки робко спросил:              — Но ваш ковёр…              Снейп резко обернулся. В чёрных глазах читалась насмешка.              — Что мешает вам разуться?              В тот момент, когда Гарри, сняв обувь, впервые наступил на ковёр, он весь покрылся гусиной кожей и закрыл глаза, отдаваясь ощущениям. Со вторым шагом стопы погрузились в объятия мягкого, шелковистого ворса, отчего по телу разлилась блаженная лёгкость. Холодно не было: мерно потрескивавший камин щедро обволакивал своим теплом всё пространство внутри этого условно очерченного круга. Гарри — опущенные веки, лицо расслаблено, только уголки губ слегка подрагивали — ещё немного так постоял. Ему показалось, что нет в этом мире ничего более прекрасного, чем тысячи пушистых ворсинок, ласкавших утопленные в них почти по самые щиколотки босые ноги. Эта мысль заставила его вдруг распахнуть глаза.              Он ощущал себя так… спокойно? И будто бы… безопасно. Гарри ума не мог приложить, каким образом нахождение в этом доме из состояния, отвратительно близкого к панике, привело его в столь невыразимый покой. Гарри также не знал, хорошо это или плохо.              И вдруг тело его отяжелело от внезапного изнеможения, словно вся накопившаяся за долгий вечер усталость выжидала момента, чтобы свалиться на него одним большим, удушающим грузом. Не в силах держаться на подкосившихся ногах, Гарри наконец позволил себе плюхнуться в глубокое кресло и посмотрел на кухню из-под полуприкрытых глаз.              — Что вы делаете? — спросил он, не переставая вырисовывать на ковре круги голыми ступнями.              Снейп — засученные рукава, два хрустальных бокала и элитный скотч — направлялся прямо к нему.              — Собираюсь отравить вас, конечно же, — съязвил он в ответ.              И хотя до сих пор Гарри упорно старался прогнать навязчивое ощущение невероятности происходившего, теперь, когда мужчина перед ним одним лёгким, аккуратным движением разулся, оно только усиливалось. Зелёные глаза впились в оголившиеся лодыжки. Гарри откинулся в кресле и согнул покоившуюся на подлокотнике руку, чтобы подпереть подбородок ладонью. Пальцы его принялись безотчётно постукивать по искусанным губам.              — Из ваших рук — хоть чашу с ядом, — вырвалось из Гарри тихим, чужим голосом. Он криво усмехнулся. — Что будете делать с телом?              Не без труда подняв взгляд, Гарри успел заметить, как вспыхнули чёрные глаза. От этого он почему-то прикусил удачно подставленную фалангу пальца. Снейп явно не ожидал ответного остроумия и поэтому только многозначительно фыркнул, разливая в бокалы янтарную жидкость.              Наблюдая за ним, Гарри чувствовал, как сердце постепенно замедляло ритм. Он редко и глубоко дышал носом, обмякая в кресле. Тоска, тревога, жар, растерянность, — внутри ничего не осталось. Только благословенная пустота. Гарри не помнил, когда в последний раз ощущал себя так легко и непринуждённо. В нём словно что-то надломилось, треснуло, вышло из строя. Ему бесконечно нравилась эта странная, сюрреалистическая действительность. Она казалась удивительно комфортной, расковывала, сладкой дрёмой оплетая разум. Гарри незамедлительно ей сдался. Без боя.              — Судя по тому, что вы предпочли… открыть мне, — заговорил Снейп, покачивая в руке бокал и скрещивая ноги, — вам едва ли не жизненно необходимо… поговорить.              — Как видите, профессор Снейп, жить мне всё-таки удалось, и не один год. Если это можно назвать жизнью, — губы сильнее натянулись, теперь уже в горькой усмешке. — Но вы, как и всегда, абсолютно правы. Я действительно хотел поговорить с вами.              Гарри прикрыл глаза: пока Снейп, запрокинув голову, делал несколько больших глотков, под бледной кожей ходил острый кадык. Смоляные пряди выбились из хвоста и рассыпались по лицу и шее, а из-под них, выцветший, слегка выглядывал… шрам.              — Тогда, — почти осушенный сосуд звонко приземлился на столешницу, — предоставляю вам такую возможность прямо сейчас, Поттер. Говорите.              Вот так просто?              Гарри сделал глубокий вдох. Согнулся над столом, торопливо влил в себя несколько капель скотча, а затем снова распластался на спинке кресла, задумчиво вглядываясь в красноватый огонь.              И заговорил.              — У меня было достаточно времени на то, чтобы придумать, как же получше обозвать своё состояние в тот день. Но, к сожалению, с этим я провалился. Я не знаю, что я почувствовал, когда вы… — он неопределённо взмахнул рукой. — Когда я нашёл вас. Мозг просто отказывался воспринимать, что кровь на полу принадлежала вам. В тот момент я, — зелёные глаза на мгновение встретились с чёрными, — я вас не ненавидел, профессор. Во мне как будто разом потухло всё… негативное, что я когда-либо мог к вам испытывать. Я знал только одно: даже такой ублюдок, как вы, не мог заслуживать смерти.              Хотя на Снейпа он уже не смотрел, Гарри мог поклясться, что едва слышный смешок, раздавшийся в наступившей тишине, был нервным. Он бессмысленно уставился на зажатый в пальцах бокал: языки пламени преломлялись о жидкость, отсвечивая в ней беспорядочными искрами.              — Но я, как полный идиот, только и мог, что смотреть, как растёт под ногами эта огромная липкая лужа крови. Рукой, понимаете ли, рану зажал, — фыркнул Гарри, как если бы сказал что-то смешное. — Дурак! Когда я увидел, как ваши глаза тускнеют… Из них как будто медленно уходила жизнь. Конечно, мне хватило ума среагировать на вашу просьбу, и я успел всё собрать, но… — голос его надломился. — Если бы не Гермиона, я…              — Позволили бы угрызениям совести помучить вас пару-тройку дней и забыли бы всё, как страшный сон, — холодно перебил его Снейп.              — Может быть, — не стал отрицать Гарри, и улыбка тут же сползла с его лица. — Может быть, если бы вы не решили отдать мне свои воспоминания.              — Я уже говорил, что не рассчитывал…              — Да-да, я не забыл, вы «не планировали жить», конечно. Это очень удобно! — воскликнул Гарри.              Он поджал губы, почувствовав, как сильно напряглось его тело. Затем вытянулся вперед, чтобы освободить руки от несчастного бокала: не нужен ему этот чёртов скотч. Гарри вздохнул.              — Поначалу я не понял ровным счётом ничего. От слова совсем. Полная каша, бред, абсурд. Я даже не был уверен в том, что мне это всё и вправду не приснилось! — прошипел он сквозь стиснутые зубы и прерывисто втянул ноздрями воздух. — Поэтому мне пришлось просмотреть их ещё раз. Всё, начиная со школьных воспоминаний о маме, — Гарри закусил губу, — и заканчивая… вечерами в подземельях. Всё.              Гарри замолчал, буквально осязая на себе внимательный взгляд чёрных глаз. Тогда он вызывающе вздёрнул подбородок, встречая его.              — Я прошёл все пять стадий, профессор.              Тонкие брови поползли вверх, а губы насмешливо искривились.              — Вот как. Впечатляюще, — ухмыльнулся мужчина. — Помнится, заходить дальше второй вы обыкновения не имели.              — Век живи, век учись, — парировал Гарри, запуская руку в волосы и зачем-то взъерошивая их ещё больше. — Я долго не мог прийти в себя и старался всячески отрицать увиденное. В голове не укладывалось. На один только факт о том, что вы всё это время… всё это время были не тем, за кого себя выдавали, мне потребовался целый месяц.              Глаза его расширились, будто он сам не верил в то, что говорил. Гарри не видел, как Снейп поморщился. Он был полностью погружен в свои мысли, пока очертания комнаты плыли перед его отсутствующим взглядом. Пожевав губы, он заставил себя продолжить:              — Я всячески избегал разговоров о вас, потому что не мог выдавить и слова. Но в то же время меня не покидали эти… мысли. Они преследовали меня везде! Просыпаясь по утрам, принимая душ, проглатывая безвкусный завтрак, — я постоянно думал о вас. Когда с Волдемортом всё было покончено, — Гарри издал невнятный звук, чем-то напоминавший смех, — я думал, что меня наконец перестанут мучить кошмары. Плохо думал.              Он сморгнул застилавшую глаза прозрачную пелену и посмотрел перед собой. Снейп молчал, поскрёбывая плотную обивку пальцами. Его тяжёлый, препарирующий взгляд впился в Гарри и словно проникал внутрь, заглядывая в самые потаённые уголки его сознания. От этого Гарри охватило до странности подозрительное чувство, что мужчина заранее знал всё, что сейчас слышал. Он поёжился в кресле и упёрся локтями в подлокотники, чтобы уронить голову на скрещённые пальцы и продолжить:              — В какой-то момент я понял, что больше не могу ни есть, ни спать. Я тогда ещё жил в доме на Гриммо. Я как рехнулся. От собственного отражения меня мутило. Каждый раз, проходя мимо зеркала, думал, что на меня оттуда смотрит какой-нибудь инфернал. В один день я обошёл все четыре этажа и даже чёртов чердак, чтобы спрятать зеркала. А потом я не выдержал — я просто отправился в Мунго. Я должен был узнать, должен был увидеть… Хотя мне внятно доложили, что вас удалось удержать в магической коме, мне было необходимо увидеть вас живым. Вы говорите «совесть»? Да, первое время может и она. Но это быстро сменилось на страшное, невыносимое чувство вины. Я впервые в жизни по-настоящему себя возненавидел. За то, как… как думал о вас. Как разговаривал с вами. Как был слеп…              Ему так сильно хотелось, чтобы Снейп что-нибудь сказал, чтобы оборвал его язвительным комментарием, рассмеялся в его омертвевшее лицо, взял за шиворот и выбросил из своего дома.              Мерлин, почему он молчит?              Гарри вперился взглядом в чужое лицо. Снейп отвернулся, рассматривая пляшущий камин, так что виден был один только выдающийся профиль. Казалось, убранные волосы только заостряли его выразительные черты: гордо приподнятый греческий нос, аристократически очерченные высокие скулы, губы, сжатые до побеления, тонкий изгиб бровей. Гарри почувствовал, как ему постепенно становилось нечем дышать. Он несколько раз одёрнул ворот толстовки, пытаясь успокоить сбившееся дыхание.              — Я был так сосредоточен на ненависти к себе, что не сразу понял, — он шумно сглотнул, — всё остальное. Мне потребовалось всего лишь увидеть вас, без сознания, там, в Мунго. До этого момента я как будто всё забыл! Моя голова, как сама по себе, бесконтрольно вышвырнула всё самое важное, что я увидел в Омуте. Как какой-то… какой-то… — Гарри замялся в попытке подобрать правильное слово.              — Защитный механизм, — подсказал ему тихий, немного охрипший голос. — Это неосознанное явление. В стрессовой ситуации ваша психика работает на выживание. Она вне зависимости от вашего желания активирует процесс, блокирующий восприятие потенциально травматической, шокирующей информации. Ограждает вас от нежелательных эмоций, захлопывает за ними дверь, закрывает на замок, если хотите.              Гарри вздрогнул.              — Да. Да, именно так. Там, в Мунго, как только я увидел ваше…              «Тело», — чуть было не сказал Гарри.              — Как только я увидел вас, я вспомнил. Гораздо больше, чем вашу двойную жизнь. Тогда я почувствовал самый настоящий страх. Ваши воспоминания о… обо мне, они показались мне дикими, невероятными, невозможными.              — И вы балансировали между «гневом» и «отрицанием».              В этом голосе не было и тени сарказма. Теперь Гарри был уверен, что на него устремлён пристальный взгляд. Но чем дальше он заходил в своем почти монологе, тем больше терялся в тусклом свете тлеющих дров. С каждым оброненным словом его бесповоротно уносило назад, туда, где его окружала всепоглощающая тьма.              — Я никогд… — он прикрыл рот кулаком, чтобы прочистить сдавленное болезненными тисками горло. — Никогда не думал, что… такое возможно. То, что я увидел, показалось мне как минимум… странным. Мне захотелось убежать, спрятаться от этого…              Он не прекращал кусать уже откровенно саднящие губы: железный привкус на языке был тем единственным, что удерживало его на плаву.              — Поэтому решили на всякий случай жениться?              Гарри тряхнул головой, нахмурившись, как если бы мужчина сказал невероятную глупость. Потом поднял голову и посмотрел ему прямо в глаза. Они сейчас были похожи на два манящих, бездонных омута и неотрывно изучали его лицо. На неуловимое мгновение в их взгляде, глубоком, серьёзном, мелькнуло что-то похожее на… понимание. Такое, будто Снейп внезапно осознал неуместность своего вопроса. Словно ответ, вместе со шрамом, был высечен у Гарри на лбу. Хотя однозначно Гарри в этом уверен не был. Может быть, тот странный, незнакомый блеск был не чем иным, как обыкновенной игрой причудливых отсветов утихавшего камина.              — По-вашему, я когда-нибудь хоть что-нибудь решал? — Гарри посмотрел на покоившийся на столе скотч так, точно обращался именно к нему. — Всю мою чёртову жизнь от меня постоянно кто-то чего-то ждал, даже после того, как я наконец исполнил свой долг, — голос предательски надломился. Он снова кашлянул, а потом вобрал в лёгкие как можно больше воздуха: — Если вам недостаточно того, что я показал, мне не сложно повторить. Я идиот, понятно? Я никчёмный, тупоголовый болван! Я просто испугался! И все вокруг — о, все до единого тут же сломя голову поспешили на помощь. Ведь всем на белом свете известно, как будет лучше для Гарри Поттера, всем, кроме самого Гарри Поттера! — выплюнул он и с таким остервенением схватил свой бокал, что от стен эхом отдался неприятный звон: так хрусталь проехался по столешнице.              Вливая в себя содержимое сосуда — всё, до последней капли, — Гарри не заметил, как Снейп вздрогнул.              — Да, именно так, профессор, — ядовито бросил он, вытирая рот рукавом толстовки, и упал в кресло. — Джиневра Уизли — это лучшее, что когда-либо могло со мной произойти. Ты счастливчик, приятель! — поморщился Гарри, очевидно передразнивая Рона. Потом расслабил лицо, растягивая губы в робкой улыбке: — Гарри, ты не представляешь, как я за тебя рада. Молли нам уже все уши прожужжала о том, как романтично было твоё предложение… — теперь он мастерски подражал интонациям Грейнджер.              Гарри замолчал; на лице его было гробовое спокойствие. Но всего через пару секунд он вдруг почувствовал, что ещё чуть-чуть и он…       — Не делал я ей никакого предложения! — заорал Гарри, всплёскивая руками. — Я был невменяем, эта дрянь напоила меня до беспамятства! А я был только рад, понимаете, рад! То, что нужно, чтобы хоть на какое-то время забыть вас! Да если бы я…              — Довольно, — отрезал ледяной голос.              Одно единственное слово. От которого Гарри дёрнулся, как от хлёсткой пощёчины. И тотчас подчинился, поджимая трясущиеся губы.              — Успокойся и прекрати упиваться жалостью к себе, Поттер. Я знаю, что ты этого не хотел, — процедил Снейп. А когда встретил в зелени чужих глаз недоумение, раздражённо добавил: — Я был там.              Ярость испарилась мгновенно, не оставив за собой и следа. Теперь Гарри смотрел на Снейпа так, словно тот признался, что в свободное время загоняет на квиддичном поле квоффлы, а потом отправляется в Хогсмид по сливочное пиво.              — Что? — глупо спросил он.              — Это не имеет значения, — лёд в этом голосе можно было дробить на куски и щедро сыпать в очередную порцию скотча.              — Ну уж нет. Вы сказали, что были там… Там — это где?              Гарри заметил, как руки Снейпа сжались в кулаки и как у него нервически задёргался глаз. А потом и щека. Взгляд, которым его одарили, был таким устрашающим, будто Снейп в эту секунду размышлял о тысяче и одном способах стереть его, Гарри, в порошок и отправить в бурлящий котёл вместе с флоббер-червями и ещё какой-нибудь гадостью.              — На твоей чёртовой свадьбе, — сквозь зубы проговорил он.              Гарри едва не подпрыгнул в кресле. Глаза его были круглые, как у почтовой совы.              — Чт… что?              — Поттер, тебя заклинило?              — Но как? — от растерянности Гарри был готов заскулить.              — Как ты попал на Конгресс?       Гарри насупился, пытаясь во что бы то ни стало включить мозги. Как он попал на Конгресс?              Оборотное, разумеется. Значит ли это, что Снейп…              Гарри открыл было рот для следующего вопроса, но тут же захлопнул. Его лицо выражало крайнюю степень недоумения. Будто боясь, что Снейп мог в любой момент детонировать, он метнул в его сторону короткий, подозрительный взгляд. Потом зачем-то посмотрел на камин. Потом ещё раз на Снейпа. На пустой бокал на столе. И снова на Снейпа.              — Нет, это невозможно. Я обязательно бы заметил.              Снейп резко оторвал руки от кресла и поднял вверх в неподдельном отчаянии.              — Ради Мерлина, Поттер… — вырвалось у него каким-то вымученным полурыком. — Ты был в таком состоянии, что не отличил бы Лонгботтома от его пучеглазой жабы.              В воздухе сгустилась напряжённая тишина, нарушаемая лишь редким треском камина. Гарри не знал, сколько он так просидел — неподвижно, беззвучно. Рука, подпиравшая лоб, начинала медленно затекать под тяжестью свинцовой головы: кожу защекотали тысячи маленьких иголочек.       Можно было подумать, что Гарри вообще не дышал. Его бессмысленные глаза теперь были как будто обращены вовнутрь, созерцая то, что творилось в глубине его жалкой души.              Что-то тихонько зашелестело, и Гарри не обратил бы на это никакого внимания, если бы через несколько мгновений не почувствовал шершавое прикосновение к согнутым костяшкам пальцев. Он удивлённо мигнул, смаргивая окутавшую взор дымку, и обнаружил перед собой какой-то продолговатый предмет. Папироса — та самая, из снейповского портсигара — повисла в воздухе в паре дюймов от Гарри и робко покачивалась, постукивая его по пальцам. Не сдержав слабой улыбки, он потянулся за зажигалкой и с нескрываемым удовольствием закурил, едва не закатывая глаза от первой же затяжки. Потом услышал, как кто-то прочистил горло. А когда вопросительно посмотрел на Снейпа, увидел, как приподнялись тонкие брови в явном ожидании. От осознания, что Снейп замер в кресле с зажатой в пальцах папиросой потому, что ждал своей очереди за маггловским огнём, по телу разлилось странное тепло. Гарри незамедлительно левитировал зажигалку прямо в его руки и распластался в кресле, исполненный необъяснимой радости.              — Accio пепельница, — едва слышно произнёс Снейп.              Трудно предположить, действительно ли табак оказывал на него такое положительное воздействие, или же виной внезапным спокойствию и ясности ума послужило нахождение в комнате этого самого человека. Так или иначе, Гарри в очередной раз напомнил себе, что если бы Снейп не хотел его общества, то давным-давно вышвырнул бы его за порог своего дома. Будь присутствие Гарри для него нежеланным, не стал бы его так долго слушать. И ни в коем случае не угощал бы коллекционным алкоголем или сигаретами, нет.              Нет.              — Знаете, профессор Снейп, — заговорил он тихо, почти полушёпотом, отстранённо наблюдая за тем, как мужчина глубоко затягивается, откинув голову на спинку кресла. — Если то, что вы мне сейчас сообщили — правда, то я тем более вас не понимаю.              — Чего ты не понимаешь? — низкий, бархатный голос прозвучал необычайно мягко и снисходительно, будто бы немногим ранее Снейп не был на грани нервного тика.              Гарри посмотрел в его глаза. Пронзительно чёрные, они напоминали собой беззвёздное ночное небо: в них загущался тяжёлый, мглистый туман.              — Мы уже выяснили, что я идиот.              Снейп фыркнул.              — Да, я идиот. Потерял уйму времени на то, чтобы разобраться с собственными мыслями и разложить их по полочкам. Не говоря об осмысливании увиденного в Омуте, — Снейп почему-то отвёл глаза, — и паническом страхе перед… последней стадией. Но вы… Раз вам столько известно, профессор Снейп… Почему?              — Почему что?              Снейп прекрасно знал, о чём его спрашивали. От этой мысли Гарри ощутил мощный прилив уверенности. Поэтому не раздумывая ни секунды спросил:              — Почему вы так долго меня избегали?              — Не говори ерунды, Поттер, — нахмурился Снейп, и ответ его прозвучал так быстро, что почти оборвал Гарри на последнем слоге.              Слишком быстро, подумал Гарри. Он скептически прищурился, чувствуя, как губы неконтролируемо расползаются в усмешке.              — Конечно, я понимаю. Вы хотите сказать, что просто необъяснимым, загадочным образом исчезали отовсюду, куда бы я ни направился. И это ни в коем случае не связано с тем, что вы, вероятно, заранее знали, что я собирался с вами встретиться.              — Совпадение, никак иначе.              Пришла очередь Гарри вскинуть брови. Эти возмутительные, саркастические интонации виртуозно передавали его собственные, когда он заверял хозяйку кабака в её правоте. Один в один.              Не может быть, чтобы человек, всю сознательную жизнь посвятивший двойному шпионству, за пять лет умудрился настолько разучиться лгать.              — Вот как, — на сей раз улыбка его была нехорошая, сдержанная.              Гарри медленно сполз на край кресла и согнулся, устраивая локти на коленях. Склонил голову набок и аккуратно стряхнул пепел, всматриваясь в чужое лицо.              — В таком случае, — вкрадчиво продолжал он, — воспоминания, в которых вы стискиваете простыни, пока доводите себя до сладкого исступления… пока чуть ли не сходите с ума от желания, думая о ленивом, заносчивом, высокомерном Гарри Поттере… Получается, эти воспоминания — тоже какой-то фарс? Так, совершенно случайно оказались в моих руках. Не что иное, как обыкновенное… совпадение. Нет-нет, подождите, и Гарри Поттер в них тоже наверняка какой-нибудь другой, я просто всё неправильно понял!              Побледневшие губы сжались в тонкую линию, когда с них сорвался шумный выдох.              Северус Снейп, бывший преподаватель Зельеварения в Школе Чародейства и Волшебства Хогвартс, известный каждому непутёвому студенту как человек с самым острым и ядовитым языком в истории магического мира, прямо сейчас этот язык проглотил.              В изумрудных глазах загорелось маниакальное безумие. Гарри изучал это прекрасное, некрасивое лицо с такой жадностью, словно в любой момент был готов снести разделявший их журнальный столик и разорвать Снейпа на куски.              Но вместо этого осторожно поднялся на босые ноги и потушил папиросу о дно пепельницы, не отнимая от него сумасшедшего взгляда. С каждым его маленьким шагом Снейп сильнее вжимался в несчастное кресло — он будто бы онемел, не в состоянии произнести и слова. Только предупреждающе выпрямился, вцепившись ногтями в подлокотник, когда Гарри с хищной, кошачьей грацией обошёл его и остановился сзади.              — Какого чёрта ты делаешь, Поттер, — не вопрос, а сдавленное шипение.              — Давай, — прошептал Гарри прямо в его ухо и удовлетворённо улыбнулся, когда тело под ним вздрогнуло. — Я ведь говорил тебе. Хочешь от меня избавиться? Появился отличный шанс.              Ещё не затлевший окурок выпал из дрожащих пальцев и приземлился прямо на ковёр, прожигая девственно-чистый ворс: Гарри свесил руки по обе стороны от Снейпа и прислонился к спинке кресла.              — Ты знал, что я просмотрел воспоминания…              Гарри потёрся носом о напрягшуюся шею, втягивая упоительный запах. Потом тихо ухмыльнулся, склоняясь к другому уху.              — Ты знал, что твоё желание взаимно…              Руки его опустились на вздымающуюся грудь, легко, практически неощутимо оглаживая.              — А ещё ты знал, как сильно я хотел тебя увидеть. Знал и упрямо, намеренно меня избегал.              Он задержал ладонь там, где под тоненькой, уже высохшей тканью рубашки колотилось сердце. Так сильно, словно собиралось прорвать грудную клетку и выскочить наружу.              — Я сходил с ума. Писал тебе письма, которые ты не читал. Что говорить — настолько ты их боялся получать, что запросто сменил место жительства. Вот так взял и пропал, бесследно... Эгоистично. Как это по-снейповски! — восторженно шептал Гарри.       Не в силах более терпеть, он одним шагом обогнул кресло и впился ладонями в подлокотники, в невыносимой близости от подрагивавших рук, сгибаясь над Снейпом и полностью заслоняя собой всё окружавшее его пространство, как огромная штормовая туча.              Снейп должен был смотреть только на него.              — Ты мог уйти, а не распивать чаи, когда я пришёл в кабак. Мог кинуть в меня Круциатус. В конце концов, у тебя была возможность аппарировать сразу после того, как ты швырнул меня в стену за дерзость. Но ты остался. А сейчас и вовсе впустил меня в свой дом.       С каждым его словом дыхание Снейпа неизбежно учащалось, постепенно становясь громче, чем сам Гарри.       — Итак, что мы имеем… Профессор Снейп великодушно распахнул двери собственного дома перед Гарри Поттером, мальчиком, который является причиной его хронической мигрени, — продолжал он, приближаясь к искажённому мученической гримасой лицу так, чтобы не оставить мужчине ни единого шанса отвести взгляд. — Позволил ему вывернуться душой наизнанку, как какому-нибудь грешнику на покаянии. И даже почти не язвил, — Гарри неодобрительно покачал головой. — Это уже совсем не в твоём стиле, Северус. Как бы то ни было, я не прощу себе, если в завершение этой исповеди не открою тебе свой самый страшный, нераскаянный грех…       — Поттер…              Нездоровый, хриплый, животный рык.              Выражение этого лица — напряжённого, бескровного — только раззадоривало Гарри. В эту минуту Снейп боролся с самим собой, хватаясь за последние прутья легендарного самообладания, как утопающий за соломинку в безнадёжной попытке спасти себя от неминуемой участи. Внутренний конфликт, самая настоящая схватка между холодом разума и жаром надрывно стучавшего сердца.              Глаза — темнее чёрного, два колодца, из которых так и норовило вырваться наружу нечто потустороннее, необузданное, демоническое. Казалось, сам дьявол затаился в их глубине.              Зубы обнажились в уже знакомом оскале, когда Гарри вдруг пошатнулся, отняв руки от кресла, и прижался горевшим лбом к чужому, обхватывая ладонями лицо.              — Прокляни меня, растопчи, искалечь, уничтожь, если я тебе не нужен!              Интимный, яростный, со змеиным присвистом, — его шёпот обжёг бледную кожу, как докрасна раскалённая кочерга.              — Но я не могу, не могу так больше.              Гарри горько усмехнулся прямо в широко распахнувшиеся глаза. Сейчас в них нечеловеческим, адским пламенем полыхало лишь одно чувство.              Похоть.              — Я так сильно тебя хочу.