***
Раздался скрип входной двери. Гость неверным шагом направился к хозяйке. — Чай, — бросил он вместо приветствия. Медовые глаза округлились. — Какой ещё чай? Женщина замерла за барной стойкой и оглянулась, в руках — пара грязных приборов и какая-то тряпочка. На веснушчатом лице отразилась целая гамма чувств, начиная с искреннего изумления, заканчивая возмущением. — Предпочтительно зелёный с жасми… — гость скривил тонкие губы. Два непроницаемо чёрных глаза обежали пыльные полки на стенах. — Впрочем, сомневаюсь, что у вас найдётся хоть что-нибудь стоящее. Так что не утруждайте себя — просто зелёный чай. От этой наглости Дейзи чуть не подпрыгнула. Швырнув тряпочку в раковину, она развернулась на одних только пятках, да так, что половицы под её пышными телесами издали жалобный скрип. — Ты мне тут не хами, мальчик! — буркнула она и вскинула пухлую руку над столешницей, подаваясь вперёд. Ещё пара дюймов — и вилка, болтнувшаяся в её пальцах, обязательно бы проткнула гостю глаз. Но тот сохранил невозмутимое спокойствие: ни один мускул не дрогнул на бледном, как смерть, лице. — Что вы, что вы… Будьте добры зелёный чай. Это убийственно-вежливое мурлыкание застало Дейзи врасплох. В голове её вспыхнула внезапная мысль: несмотря на то, что нахал в столь короткий срок успел ей категорически не понравиться — что, следует отметить, явление крайне редкое, — он всё же был первым и… пока что единственным посетителем за всю смену. А смена началась, вообще-то, пять часов назад. — Нет зелёного чая, — уязвлённо призналась Дейзи. — Тогда чёрный. — Тебе что тут, чайный домик? Это, видишь ли, бар… рас-пи-воч-на-я, — по слогам, как умственно отсталому, объясняла она. Вилка выскользнула из пальцев и со звоном приземлилась на столешницу, когда рука Дейзи поднялась в предупреждающем жесте: — Нет-нет, вот ты мне скажи, дорогой. Вот ты, пока ещё на улице был, что прочитал на вывеске? Для кого она там висит? Ты, кажись, где-нибудь там увидел надпись: «Чайный домик»? Гость поморщился. — Я вашу вывеску не читал, — процедил он сквозь зубы. Потом зачем-то потянулся рукой в карман пальто, и губы его странно зашевелились — как будто что-то говорили, да совсем неслышно. Дейзи нахмурилась, но стоило аристократической руке вынырнуть из кармана, как глаза её полезли на лоб: на столе красовалась самая настоящая чайная пиала. Спроси кто-нибудь Северуса Снейпа, на кой чёрт он отправился в маггловский кабак и зачем трансфигурировал кнат в пиалу… это наверняка оказалось бы последним, что «кто-нибудь» смог бы спросить. По крайней мере, живым. — Всего лишь кипяток и какой-нибудь несчастный «Эрл Грей». Только не говорите, что и кипятка в вашей рас-пи-воч-ной нет. — Кипяток есть. «Эрл Грея» нет, — прохрипела Дейзи, с некоторой опаской разглядывая изящную резьбу на тонком стекле. Она вдруг схватила пиалу в руки. Увидев, как чужие пальцы принялись недоверчиво вертеть сосуд, везде и всюду ощупывая, Снейп зашипел так, будто ему одно это действие причиняло самую настоящую боль. Дейзи замерла. — Никак плохо стало, мальчик? — сочувственно поинтересовалась она. — Пожалуй, не надо чай. Несите виски. За виски далеко ходить не пришлось.***
♫ Apocalyptica — Ruska
Гарри не видел окружавшего его пространства, и было то даже не столько потому, что стояла глубокая ночь, в которой в принципе видеть было бы несколько подозрительно, и не потому, что очки его… одному Мерлину известно, где были его очки. Гарри как ослеп с того самого момента, когда его безвольное тело подняли на руки. Он тогда зарылся мокрым от слёз багровым лицом в ворот его рубашки, руки змеями обвили шею, а веки свинцовым одеялом укутали горящие яблоки глаз. Вслушивался в аритмичный танец липких ступней, которые сначала приклеивались к полу, а потом с характерным звуком отрывались для следующего, неуклюжего, но крепкого шага. И казалось Гарри, будто, медленно продвигаясь вперёд по кромешно тёмному коридору, он каким-то удивительным образом приближался к успокоению. Раз — ему удалось наконец с горем пополам втянуть в себя его запах, несмотря на то, как безнадёжно были забиты ноздри. Два — и новый вдох его оказался спокойнее и глубже предыдущего, а трепыхавшееся в груди сердце замерло на несколько мгновений в знак признательности. Отголоски пережитой паники теперь лишь с предательской непостоянностью встряхивали его тело, через раз, когда из горла против воли вырывались всхлипы. Иногда Снейп останавливался вот так, посреди пути, и что-то бессвязно бормотал себе под нос; Гарри почему-то думалось, что отнюдь не усталость и не тяжесть в согнутых руках заставляли мужчину застывать, как вкопанного. Но только он собирался что-нибудь мысленно предположить, как пальцы сильнее стискивали его плечо, острый подбородок ложился на макушку, а шаги возобновлялись. Ему очень хотелось сказать, что он, вообще-то, уже не маленький и вполне себе способен передвигаться самостоятельно, однако в этой несовершенной тишине слова казались лишними. Мерные покачивания, вопреки последнему утверждению, убаюкивали его, как ребёнка. Глаза открывать категорически не хотелось, шевелиться — тем более. Гарри почти засопел, когда в ушах вдруг странно застучало. Странно потому, что стук был глухой и частый, как если бы кто-нибудь издали отбивал костяшками пальцев незамысловатый ритм. А потом, ощутив под лопатками лёгкое движение вместе с едва уловимой струйкой магии, Гарри сообразил, что так шумел дождь. Окончательным тому подтверждением стал резкий поток прохладного воздуха, который впустило в комнату распахнутое Снейпом окно. Дождь незамедлительно отозвался на это скромное приглашение: мокрые удары с новой силой осыпали металлический отлив, с каждой секундой всё больше заполняя собой неискушённые уши. Тело пробрала приятная дрожь, Гарри вдохнул полной грудью, и губы его тронула блаженная улыбка. Он забылся. Опомнился, когда под ним тихонько прогнулся матрас: Снейп осторожно усадил его на… свою постель? Гарри захотел открыть глаза, но это желание вмиг пресекли две горячие ладони, которые легли на дёрнувшиеся веки. А когда на их место пришли такие же горячие губы, вдохнуть полной грудью ещё раз у Гарри не получилось. — …меня. Шёпот было не разобрать из-за окутавшей слух пелены дождя. Гарри сопел, мотая головой из стороны в сторону в надежде слышать лучше, и Снейп, подчиняясь этой безмолвной мольбе, взял его лицо в руки и, в последний раз мазнув губами по дрожащим векам, припал к самому уху. — Прости… старого… дурака, — вполголоса продолжал он, смыкая губы на мочке между каждым словом. Гарри инстинктивно подался навстречу, притираясь пылающей щекой к гладкой коже, очерчивая волосяной пробор кончиками пальцев. От запаха Снейпа у него кружилась голова. — Ты так вкусно пахнешь. Если бы кто-нибудь всучил мне сейчас Амортенцию, она пахла бы тобой, — заплетающимся языком признался Гарри. Скула под его губами дрогнула. — А твой голос сводит меня с ума. Я бы умер, лишь бы мне было позволено никогда, никогда не переставать его слышать… а ещё… — Поттер, — выдохнул Снейп неслышно. — А ещё твой нос, — игриво фыркнул Гарри, стукнувшись случайно о любимую горбинку. Он всё не открывал глаз: жар ладоней, оглаживавших его лицо, и заполнявшая спальню свежесть дождливого лондонского вечера… такой приятный контраст. — Самый прекрасный нос на свете… — Ты слышишь? — Снейп слегка отстранился, но только для того, чтобы приподнять его голову и потребовать: — Посмотри на меня. Не без усилия заставив веки разлепиться, Гарри тут же широко распахнул глаза: блеклый свет уличного фонаря мерцающим ореолом окружил сгорбившегося над ним мужчину. Волей волшебной игры теней лицо, замершее так близко к его собственному, словно раскололось на две части. И если одна из них — не более чем полная и беспросветная тьма, то та, что была доступна взору, выражала собой глубочайшую серьезность. Так Гарри показалось, когда он заметил почти страдальчески изогнутую бровь и явственный блеск в чёрной радужке. — Прости меня, — одними губами просил Снейп. — Это было по меньшей мере необдуманно. Я… — он замялся на секунду, глубоко вдыхая носом, — вероятно, я растерялся. Не знал, как вести себя после… — После того, как я довёл тебя до оргазма? — с неожиданным спокойствием вдруг перебил его Гарри, точно не он с минуту назад баловался сантиментами. Спина его выпрямилась, глаза неотрывно наблюдали за Снейпом, когда он шевельнул головой и легонько поцеловал горячую ладонь. — После того, как мне пришлось силой держать твои ноги, которые тряслись как в лихорадке, пока я вырывал из тебя последние… стоны? — Чёрт тебя возьми. Снейп поджал губы, дыхание его мгновенно участилось, а руки упали. Гарри откинулся назад, опираясь локтями о матрас. Его странный взгляд блуждал по напряжённой фигуре: обтянутый во всё чёрное, как назло в этой темноте, с места Снейп не двигался. Лишь опустил голову так, что растрёпанные пряди волос небрежными мазками окончательно сокрыли выражение его лица. Он как никогда был похож на самую настоящую тень, подумал Гарри, а вместе с тем и почувствовал, как поползли вверх, вымученно и неконтролируемо, уголки губ. Он продолжал без цели всматриваться в это живое воплощение мрака — неосуществимая мечта, мираж, призрак, химера его воспалённой фантазии, казалось, один неосторожный взмах ресниц — и испарится, как небывалый, ненастоящий. Тело прошибло зябкой дрожью, Мерлин, только и делает, что дрожит. — Чёрт меня побрал в тот самый момент, когда моё лицо погрузилось в Омут, Северус… Я, наверное, схожу с ума… — он хрипло усмехнулся и вдруг, зарывшись руками в собственные волосы, рухнул на спину, зажмурился и повернулся к Снейпу затылком. — Твоя… шутка… Ха! Наверное, в иной раз я бы рассмеялся, но не тогда, тогда было слишком поздно смеяться, поздно, Северус, понимаешь? — помедлив, он зачем-то добавил: — Я так сильно испугался, — то глухое и безжизненное, что ему удалось произвести в атмосферу, нельзя назвать «голосом».***
— Я Дейзи, кстати. — М-м. — А тебя как… Можно было позавидовать спокойствию, с которым Дейзи выдержала этот тяжелый взгляд. Она понятливо хлопнула ресницами, закрывая рот. Первую же партию Снейп осушил в один миг. Это ознаменовало начало его неумеренного пьянства — после четвёртого шота он считать перестал. Кажется, и Дейзи не особенно следила за количеством переводимого алкоголя: её больше интересовало то, как жадно и быстро глушил виски загадочный посетитель. С такой неутолимой жаждой, подумалось ей, следовало бы вовсе пить из горла — правда, вслух этого сказать она не решилась. Это было бы как минимум неприлично. Так что она решила действовать по-другому. Подперев скрещёнными пальцами подбородок, она сидела, чуть склонив голову набок, и тихонько вздыхала, неотрывно наблюдая за Снейпом. С каждым его очередным глотком вздохи становились всё громче. В конце концов, вдоволь наслушавшись этого драматичного пыхтения, Снейп неприязненно поморщился и посмотрел на Дейзи исподлобья. — Я похож на музейный экспонат? — прорычал он, и голос его, слегка охрипший, звучал на удивление трезво. Не менее ясным оказался взгляд чёрных глаз. — Не льсти себе, — фыркнула Дейзи с подозрительной радостью, как если бы до сей поры только ожидала момента, когда с ней наконец заговорят. — Просто вид у тебя какой-то несчастный. — Вид. У меня. Несчастный. — Ещё какой! К тому же, пора бы тебе остановиться, а то виски на тебя не запасешься. — Я за него плачу, — огрызнулся Снейп, выуживая из кармана несколько помятых купюр. Потом демонстративно запрокинул голову и влил в себя всё оставшееся содержимое сосуда. — Ну хорошо, брось ты, — примирительно сказала Дейзи, даже не думая притрагиваться к деньгам. Взор её не отнимался от недовольного лица. — Тогда давай хотя бы поболтаем. Может, полегчает тебе как. — А виски, по-вашему, мне на что? Может быть, на вывеске вашей написано: «Клуб анонимных алкоголиков»? Если бы я хотел поболтать… — Не написано, — перебила Дейзи и расплылась в мечтательной улыбке. — Там, между прочим, написано: «Lost Paradise»! У Снейпа дернулся глаз. Он мигнул и пожевал губы изнутри, нахмурившись, словно на какое-то мгновение задумался. Затем усмехнулся, покачивая в руке пустой стакан. — «Потерянный», — саркастически протянул он и добавил уже тише, обращаясь скорее к самому себе, нежели к Дейзи: — Символично, Снейп. — Что ты там бубнишь? — Говорю, виски ваш… неплох. Снейп замер со стаканом в вытянутой руке, безмолвно ожидая, а Дейзи, многозначительно подняв брови, схватила его и просто отложила в сторону. Послышался возмущённый вздох. — Я же сказал, что за него плачу, — оскалился Снейп. — А мне не надо твоих денег. Ты лучше поговори со мной. А там я уже подумаю, плеснуть тебе ещё или нет. — Вы… подумаете. Он понятия не имел, зачем вообще с ней разговаривал. При всём желании нещадно пить — Снейпу и палец о палец ударить не нужно было, чтобы левитировать себе всё, что вздумается, а потом наложить на эту чудаковатую женщину Obliviate, — он почему-то не торопился завершать странный диалог. Было в ней, чудаковатой женщине, нечто особенное. И то ли алкоголь всё-таки успел помутнить его разум, то ли самодовольная, ироничная ухмылка на одутловатых губах напоминала ему собственную. А карие глаза… в них почти неуловимо отблескивало не что иное, как самое настоящее одиночество. Знакомое одиночество. — Я не очень люблю… разговаривать, — нехотя признал он. — Или не умеешь. — Скорее не привык, — зачем-то поправил он Дейзи. — А я тебе помогу. Начнём с… Лицо Снейпа стало таким кислым, будто он только что целиком проглотил лимон. Дейзи, проигнорировав эту гримасу, уложила роскошные груди на столешницу и склонилась к нему. — Вот, погода сегодня какая хорошая, не правда ли? — Отвратительная. — Почему же отвратительная? — Терпеть не могу солнце. Дейзи хмыкнула. — А что же ты тогда можешь терпеть? — Дождь. Прохлада. Облачность, — не раздумывая, как под Веритасерумом, ответил Снейп. — Это обыкновенная погода в Лондоне. Сам знаешь, солнечные дни тут по пальцам пересчитать можно. Теперь хмыкнул Снейп. Что за глупость. Какого чёрта он вообще делает. И кто его тянет за… — И даже их вполне достаточно для того, чтобы вызывать отвращение. — Ну, твоя правда, — согласилась Дейзи. — С этим понятно. Но ведь тогда, по твоей логике, практически три сотни дней в году должны быть… — тут она задумалась. Снейп вскинул брови. — Что? — на этот раз в вопросе его прозвучало не раздражение, а неподдельный интерес. — Только не говорите «хорошими». Вы полагаете, так называемое хорошо на одной погоде строится? Карие глаза игриво сверкнули. — …должны быть как минимум не отвратительными, — почему-то удовлетворённо заключила Дейзи. — Но раз уж мы заговорили о хорошем… Тут она протянула руку вперёд и осторожно, но достаточно быстро для того, чтобы Снейп и опомниться не успел, поправила ворот чёрного пальто. — Хорошее, конечно, не от одной погоды зависит. Но, в общем-то, зачастую состоит из маленьких, на первый взгляд незначительных вещей. Вот, например… какой у тебя любимый цвет? Нет, дай угадаю… хм-м… чёрный? — с комичной глубокомысленностью изрекла Дейзи. Отдёрнув голову назад, Снейп хотел было метнуть в неё грозным взглядом — вопрос был ещё более идиотический, чем обсуждение погоды, — но вдруг почувствовал… дрожь в уголках губ. — Ваша дедукция оставляет желать лучшего, — тихо сказал он в прижатый ко рту кулак. — Серьёзно? А какой же? — Зелёный.***
♫ Cinephile — Delicate Times ♫ John McCrea — I Wanna Be Your Dog
— Я попросил прощения. Гарри эту реплику проигнорировал, как и все предыдущие, и тихо-тихо прошелестел в согнутый локоть, которым подпёр голову: — Самое смешное, что мне и сейчас страшно, Северус, — ничего смешного в этих словах Гарри не находил. А Снейп его услышал, как и всегда. — Чего ты боишься сейчас? — Боюсь, моргну — и ты исчезнешь. — Это всё? — Проснуться боюсь. И не помнить тебя такого, не помнить, как расслабляется твоё лицо, как выгибается тело, как звучит твой голос на пике наслаждения. Не помнить твой вкус на языке. Боюсь, что ты вышвырнешь меня, захлопнешь дверь, а потом снова убежишь, спрячешься, на этот раз куда подальше, так, чтобы я совершенно точно никогда тебя не нашёл. До Гарри донёсся прерывистый вздох, за которым тут же последовал тихий скрип матраса. Он закусил губу и крепче зажмурился: так Снейп медленно опустился на кровать, укладываясь подле него. Он на секунду даже засомневался, действительно ли был одет — так сильно жар чужого тела опалил его спину… И хотя Снейп не поспешил прислоняться к нему вплотную, Гарри почувствовал, как щекочут шею пряди его волос. Наверное, лёг на бок, ещё и каким-то образом оказался выше… кажется, опёрся на локоть? Гарри не был уверен. Всё поплыло у него в сознании, стоило ему в очередной раз вдохнуть этот сумасшедший запах. А потом он ощутил это. — С-с… Северус, — Гарри дёрнулся всем телом, вжимаясь в Снейпа спиной, нечаянно, импульсивно, когда тонкие губы обожгли его шею. Это прикосновение — сначала невесомое, затем вдруг напористое и требовательное, отозвалось в нём сладкой истомой. — М-м? Щёки запылали, и Гарри едва не застонал: к губам присоединился язык. Скользнув по затылочной впадинке, он, язык Снейпа, нарочито медленно стал вытворять такие вещи, от которых запросто можно было бы лишиться сознания. Гарри и представить себе не мог, что это место окажется таким чувствительным. — Мерлин… как приятно, — задыхаясь, вымолвил он. Ему показалось или он действительно услышал смешок? Гарри вздрогнул и, отпрянув, развернулся к Снейпу лицом. Казалось, в горизонтальном положении его логическое мышление было безнадёжно утрачено, и единственное, что оно за собой удосужилось оставить… — Это у тебя… тоже такая шутка? — отчаянно зашептал он. Ноги его бессознательно подогнулись в коленях раньше, чем он успел подумать, что это выдаст его с поличным. Тогда Гарри — растрёпанный, с мучительно горящими щеками, румянец на которых, к счастью, невозможно было обнаружить в темноте — посмотрел на Снейпа. А Снейп посмотрел на Гарри. И если на губах его играла мягкая ухмылка, то глаза… чёрные, как затлевшие угли, они не улыбались. От этого взгляда у Гарри помутился рассудок. — Разумеется… — намеренно выдержав паузу, Снейп вдруг схватил ужаснувшегося Гарри за подбородок и повысил голос, чётко проговаривая спасительные слова: — Разумеется, нет, Поттер. С тобой шутки опасны. Это я уяснил. Так что впредь буду предельно осторожен. — Значит, это всё правда? — не мог угомониться Гарри. — Смотря что ты имеешь в виду, — иронично заметил Снейп. — Воздержание от юмора в присутствии мистера Поттера… наглая, бессовестная ложь. Гарри был готов взвыть. — Если ты боишься, что я обращусь в какого-нибудь призрака — неужели мне стоит напомнить тебе, откуда они, призраки, берутся? Столь дешёвые трюки не в моём репертуаре. — Прекрати! Ты же знаешь, о чём я говорю. И вообще, ты… «Ты должен был дать мне умереть, идиот! Умереть и избавиться от этого проклятия. Но ты в очередной раз умудрился всё испортить!» Пришлось закусить губу. Не сейчас. — А «вышвырнуть»… — тем временем продолжал мужчина. — Право, Поттер, не скрою, что логика твоя всегда оставляла желать лучшего, но не думаешь же ты, что вышвыривать тебя я намеревался из окон собственной спальни? И вот когда Гарри всё-таки взвыл, Снейп поджал губы, а выражение лица его мгновенно переменилось. Брови сошлись на переносице, и он наконец вздохнул с некоторой обречённостью. — Тумба справа от тебя. Второй ящик. Гарри несколько раз моргнул. — Что? — Взгляни, — устало попросил Снейп, прежде чем откинуть голову на подушку и уставиться в потолок. Тихонько запыхтев, Гарри с трудом отодрал себя от матраса и принял сидячее положение. Губы его зашевелились в беззвучном: «Lumos». Игнорируя лёгкое головокружение, он сощурился от маленького светового огонька на кончике указательного пальца. Тумбу Гарри заметил почти сразу — её дерево блеснуло чёрным глянцем. Придвинувшись к краю постели, Гарри склонил над ней голову и с удивлением обнаружил собственные очки. А затем, жуя губы, медленно выдвинул второй ящик. Из груди против воли вырвалось фырканье. Ну и на кой Мерлин это было? Единственное, что ожидало его внутри — это солидная, толстая стопка каких-то бумаг. У Снейпа сегодня вечер над ним, Гарри Поттером, долгожданной расправы? Решил поиздеваться? — Северус… — начал он было горько, поворачиваясь к Снейпу головой и устремляя на него свет Люмоса. Тот поморщился и прикрыл ладонью глаза. — Я же сказал, взгляни, ты… мальчишка! — зашипел мужчина. Чувствуя себя полным идиотом, Гарри с яростью запустил руку в ящик и, достав бумажную кипу целиком, швырнул её себе на скрещённые ноги. Он наскоро нацепил на нос очки и бросил беглый, раздражённый взгляд на первый же пергамент. Гарри ожидал прочесть там всё что угодно, всё, кроме… О боже.«…не мог найти себе места…»
«…заставил себя, только бы увидеться с вами…»
Задохнувшись, Гарри прижал ладонь ко рту, пока расправлял следующее письмо.«…если не поздно что-то изменить, молю, просто сообщите, как угодно, хотя бы одним словом…»
«…думаю о вас каждую чёртову секунду… так сильно нужно увидеть вас…»
Снейп дышал ровно и глубоко, хотя и практически неслышно; а Гарри казалось, будто с каждой прочитанной строчкой дождь сильнее барабанил по стёклам, заливая подоконник… и вот он уже стекал вниз по стене, прямо на пол, формируя холодную лужицу. Гарри словно оцепенел. Сидел неподвижно, вчитывался, эпизодически смаргивая предательскую влагу — и всё равно, как бы он ни старался, перед глазами плыло пуще прежнего.«…я не заслужил одного-единственного письма? Неужели это так сложно?»
«…ищу, везде, всюду, расспрашиваю знакомых, как одержимый…»
«…ты же не просто так отдал воспоминания, правда? Зачем было бы их подделывать?»
— Уже не страшно? — глухо поинтересовался Снейп. Гарри не торопился отвечать. Взгляд его не мог оторваться от собственного едва не каллиграфического почерка: он так старался, выводя каждую буковку с несвойственной ему осторожностью. В некоторых местах, там, где вздрагивала обычно его рука, чернила слегка расплывались — как правило, это случалось на знаках препинания, когда он невольно задумывался над тем, что успел вывести.«…сегодня приснился. Всё казалось таким реальным — я даже запах почувствовал. Ты не представляешь, каково было проснуться и осознать, что это всего лишь сон…»
Он не верил своим глазам. Каждое письмо рассказывало целую историю. Подобно бесчисленным главам какого-нибудь художественного произведения — трагического, конечно — они, письма Гарри, собранные в безупречном хронологическом порядке, в точности передавали его душевное состояние. Так живо, так ярко, так… откровенно. — Если бы я только мог от них бежать, — мягким бархатом, приглушённо, откуда-то издалека.«…ненавижу Уизли. Так ненавижу. И ведь сам виноват в том, что случилось…»
«…с Роном и Гермионой… избегаю… излишняя забота… не знаю, что и говорить… устал»
И каждое слово ранит как нож. Из груди вырвалось нечто смутно напоминавшее стон. Болезненный, протестующий. Что-то на краю сознания подсказывало Гарри, что стоило бы поставить точку в этом сомнительном акте мазохизма, однако тело отказывалось слушаться, словно его запрограммировали, как какую-нибудь бестолковую маггловскую машину, на один-единственный алгоритм: смахивать слёзы измызганным рукавом, глотать тошнотворный ком, разрастающийся в горле — безуспешно, переворачивать пергамент, читать, читать, читать, повторять сначала. — Ты необыкновенный человек, Поттер. Сильный, смелый. И не идиот. Впрочем, ладно, может быть, самую малость. Замолчи же. Хватит. Он дрожал как травинка под натиском ветра, предупреждавшего о грозовом шторме. Проливной ливень нещадно хлестал по окнам, влажность и сырость забили нос.«…иногда кажется, что надо мной в очередной раз поставили какой-то эксперимент…»
«…будто ощущаю твоё присутствие… поведение… волнует людей… ничего не могу с собой поделать… словно чувствую, как ты дышишь мне в затылок… оглядываюсь, а тебя нет…»
— Более того, я вынужден признать, что кое-в-чём тебе завидую, Поттер. Шум, перекатистый и тихий, точно бесконечно далёкие раскаты грома, слабый звук — не вибрация ли воздуха, — и тело его сотряслось в ответ, как будто грохотало что-то глубоко внутри него самого. — Ты! — заорал Гарри, швыряя письма направо и налево, с глаз долой, катись оно всё к чёртовой матери. Он схватил первое попавшееся под руку — одну из аккуратно сложенных у изголовья подушек, схватил и с размаху запустил её в Снейпа. Поняв, что манипуляция не возымела должного успеха, он торопливо подполз к мужчине, едва шевеля ослабевшими коленями, поднял подушку с его груди и снова ударил. Гарри не беспокоило, что со стороны он напоминал собой не более чем маленького ребёнка, исполненного праведного гнева, потому что не было никакой «стороны», не всё ли равно, как он там выглядел! Чёртов Снейп! — Какая же ты сволочь! Его оскорблённые вопли — один за другим — вместе с несчастной подушкой осыпали не менее несчастного Снейпа, который, следует заметить, не просто не пытался увернуться, но даже и глазом не моргнул. Разве что волосы растрепались сильнее от непрекращавшегося колебания воздуха, а на чёрной рубашке заблестели несколько длинных перьев. — Как. Ты. Мог, — запыхавшись, склонился Гарри над его спокойным лицом, стискивая в руках подушку и глотая слёзы. — Угомонился? — как ни в чём не бывало спросил Снейп. Бровь его вздёрнулась. — Ах, угомонился ли я? Только Гарри решил перевести дыхание, как его захлестнуло новой волной возмущения. Дрожащими руками он вцепился в подушку, а подушка будто бы надулась, потяжелела и теперь жалобно подёргивалась, моля о пощаде. И когда Гарри замахнулся ей в очередной раз, жмурясь и пыхтя, что-то произошло. Если бы подушка была предметом одушевлённым, то прямо сейчас из-под изящного захвата тонких пальцев она наверняка показывала бы Гарри язык. — Отдай, — гробовым голосом потребовал Гарри. Северус Снейп, ни грамма не шевельнувшийся, лежал с вытянутой по ту сторону от Гарри рукой, которой он успел предотвратить честно заслуженный удар, лежал и держал подушку так легко, точно весила она с пёрышко. Лицо его без сомнений имело выражение самое нахальное. — А то что? — спросил он. Уголки губ тряслись так, будто он с секунды на секунду расхохочется. — Найдёшь что-нибудь повнушительнее? Гарри не думал — тотчас согнулся над ним, едва сохраняя равновесие, и принялся тянуться за подушкой, хватаясь одной рукой за изголовье кровати, другой — за снейповское предплечье, щипая, царапая его, хмурясь и бурча что-то неприличное. От негодования Гарри готов был взорваться. — Ты… сволочь… — кряхтел он, почти добравшись до растянутого кончика наволочки. — Верно, — согласился Снейп. — Мер… за… вец, — захлёбываясь воздухом, злился Гарри. — И правда. — Циничный, жестокий, бездушный… — Именно. Гарри не понял, когда умудрился оказаться буквально на Снейпе. Он так же не заметил, когда голос покинул его. — Ублюдок… Шёпот — тише шуршания листвы, но оттого не менее исполненный жизни. А вместе с ним и Снейп — живее всех живых, Снейп — два чёрных, как сама ночь, глаза, Снейп — нет, Северус, с задушенным присвистом на окончании. — Да? Он сказал это вслух. Мерлин, когда успело стать так жарко. — …ишь меня? Гарри тяжело дышал и ощущал отчётливо, как грудь, вздымаясь, то и дело вжимается в распластавшееся под ним тело. Не будь на нём одежды, поцарапался бы об эти рёбра. Он сначала не понял, о чём его просили: взгляд был расфокусирован, да и видел он не далее двух блестящих чёрных пятен, кажется, на их месте должны были быть глаза. Голос, которому всё же удалось воскресить его осознанность из забвения, был как никогда глубок и мягок. И звучало в нём такое необыкновенное и всеобъемлющее тепло, что, казалось, его можно было потрогать руками. И обжечься. — Может быть, отпустишь меня? Гарри похлопал ресницами и тряхнул головой, прежде чем в поле зрения объявились его собственные руки, те самые, которыми он испугался обжечься. Он растерянно проследил за ними дальше, вниз по предплечьям, и вдруг увидел… вот же. Напряжённые, вытянутые по обе стороны от Снейпа, они, руки Гарри, пригвоздили к матрасу узкие запястья. Стискивали так крепко, что кожа вокруг его пальцев-клещей обрела бледность почти болезненную. А потом он с ужасом обнаружил, что подушка, за которой он гнался, как за снитчем на квиддичном поле, с минуту как нашла успокоение промеж дерева изголовья и стены. Будто глядя на него, идиота, свысока, она победоносно ухмылялась, величественная и недосягаемая. Да, Гарри готов был поклясться, что то была именно ухмылка, а не какие-нибудь складки на помявшейся наволочке. — Я… — хрипло начал он, с трудом переводя взгляд вниз. — Извини, сейчас… — выдавил он, шумно и сбивчиво дыша носом и кусая отчего-то пересохшие губы. Пальцы его разжались, и ладони тотчас опёрлись на матрас. Гарри поспешил приподняться, скорее, Мерлин, от этой близости можно рехнуться. И стоило ему шевельнуть бёдрами, между которых всё горело и плавилось, как на поясницу, прямо там, где оголилась от задравшейся толстовки кожа, легла рука. Обжигающе холодная. — Что ты… — выдохнул Гарри, пошатнувшись. Его мутные глаза уставились на бледное лицо. — Ты весь дрожишь, — прошептали тонкие губы. И внезапно улыбнулись ему. Снейп. Улыбнулся ему. А он — он и правда дрожал, весь, с головы до пят. — Да как тут не дрожать, когда ты та… к-х-х! Гарри рухнул, придавливая собой невесть откуда взявшуюся ладонь, которая успела пронырнуть к самому паху. Низ живота свело такой судорогой, что челюсти его ударились друг о друга, а горло издало совершенно невнятный, сдавленный звук. Он захрипел, упираясь стиснутыми зубами в плечо, такое же напряжённое, как он сам. Как давно, как сильно он желал его, как глаз не мог сомкнуть бессонными ночами, наворачивая круги по чёртовой гостиной, подальше от Уизли, подальше от всех на свете… Мечтал об этом запахе, воображал себе звучание голоса, пламя взгляда, ритм — или его отсутствие — дыхания. Порой он ступал за грань дозволенного — всего один неуверенный шаг вперёд, — и тогда мысли терялись, вихрем взмывали в воздух, почти осязаемые, беспорядочные, сумасшедшие. А в эпицентре вихря Гарри — бесстыжий блеск в изумрудной радужке, кадык ходуном в глотке — превращался в одно большое порочное месиво. Дрочил до беспамятства, так яростно и долго, точно боясь, что стоит едва не отваливающейся руке остановиться, как жаркие образы покинут его, растворятся, оставят одного, голого и грязного, развалившегося на ледяном полу. А теперь там, внизу, на месте этой руки находилась другая — она была тоньше, изящнее, с длинными пальцами. И пусть Гарри, глупый, разлёгся на ней и хныкал, кусался, жмуря глаза и вертясь как уж на сковородке, ему было так… так… — Х-хорошо, — всхлипнул он, зарываясь носом в разбросанные по подушке смоляные пряди. — Как же хорошо… — Приподнимись, — как приказ, раздался над ухом низкий голос. Гарри находился в таком состоянии, что прикажи ему Снейп в окно выброситься — незамедлительно бы подчинился, и Империо никакого не надо. Едва держась на трясущихся руках, он замер в паре дюймов от лица, которое на этот раз украшала кривая усмешка. Мстительная. — Хорошо, говоришь, — пророкотал Снейп, откидывая голову назад. Дьявольский взгляд из-под опущенных ресниц… в нём читался вызов. Сквозь стены ливня и завывающий ветер совершенно неожиданно грянул пронзительный гром. Гарри вздрогнул: в далёком небе из-за распахнутого окна сверкнула молния, и пусть свет её, неестественно белый, всего на секунду согнал все тени с этого лица, страх, проскользнувший в зелёных глазах, сменился на похоть.***
— Почему? — Что? — Ты сказал, что у тебя любимый цвет зелёный. Почему зелёный? — Потому что его глаза… Снейп не узнал собственного голоса. Лишь на последнем слове он понял, что произнёс это вслух, и замолчал: губы его побледнели и сжались в тонкую линию. — Глаза-а-а? — воскликнула Дейзи так громко, что хмурый Снейп поспешил осмотреться по сторонам прежде, чем вспомнил, что в кабаке пусто. — Забудьте. Я оговорился. — Прямо-таки оговорился! Веселье в голосе женщины начинало раздражать. Снейп выдохнул с характерным присвистом, воображая последствия шалости развязанного алкоголем языка. — Значит, зелёные глаза… — томно протянула Дейзи, укладывая щёки на вытянутые пальцы. — Ну, и какая она, твоя зеленоглазая избранница? Снейп вздрогнул: инстинктивно ему захотелось ей как-нибудь нахамить. Но его открывшийся рот, готовый отозваться на этот порыв, тут же захлопнулся. По бледному лицу пробежала тень. Когда из горла вырвался почти нервный смешок, Снейп отвёл взгляд и заметил глухо, едва различимо: — Я не говорил, что это женщина. Дейзи беззвучно ахнула, и руки её от удивления упали на столешницу с тихим шлепком. Выражение её лица вмиг сменилось на скорбное. Тут она вдруг потянулась за одинокой бутылкой и, критически её осмотрев на предмет содержимого, вылила остатки в опустевший стакан, чтобы подать Снейпу. Что-то блеснуло в чёрных глазах. — Всё-таки заслужил? — невесело хмыкнул Снейп, всматриваясь в стакан. Отпив в этот раз совсем немного, он поднял на женщину нечитаемый взгляд. Голос его охрип. — Вы, конечно, скажете, что… — Ничего я не скажу, — остановила его Дейзи. Густые брови сошлись на переносице. — В отличие от местных невеж, я не нахожу в этом ничего предосудительного. И тебе не советую. На дворе двадцать первый век! И если кого-то может смутить гомосексуальность… Снейп весь скукожился и теперь сам напоминал собой какой-нибудь выжатый лимон. — Увольте. Меня не привлекают мужчины, — стоило этим словам вырваться на свободу, как ему непременно захотелось откусить собственный язык. Молодец, Снейп. Ничего не скажешь. Явился в какой-то кабак и сходу решил исповедаться незнакомой маггле! Для удобства накидался виски — разумеется, так будет проще себе объяснить это безобразие. — Во-от как, — делано озадаченным голосом изрекла Дейзи, задумавшись. А затем с лица её вдруг сошла краска. — Подожди, но, если это не женщина и не мужчина… — в ужасе она осеклась, не готовая, по-видимому, озвучивать страшную мысль. Снейп вскочил со стула и весь напрягся, стискивая зубы так сильно, что, казалось, ещё немного — и коронки треснут. Глаза его метали молнии. Вот же глупая, глупая маггла! Как она вообще могла позволить себе подумать… — Какого чёрта! — в этом шипении слышалась настоящая угроза. Заставив себя отдернуть руку, сжавшую в кармане палочку, Снейп тяжело вздохнул и потёр пульсирующие виски. Спокойно. С каких пор тебя так легко вывести из себя?***
♫ CHAINLESS — Gaia's Chant
Как во сне слышал Гарри звук расстёгивающейся ширинки. Перед взором всё вспыхнуло красными пятнами, когда рука Снейпа плотным кольцом обхватила его окаменевший член. Вверх. — О господи… Вниз. — Се… Вверх. — Северус-с-с!.. Щёки загорели так, что стало больно, локти, на которые он упал, лихорадочно тряслись, а губы пересохли от нестройного дыхания, с каждой секундой становившегося громче. Костёр святой инквизиции и близко не стоял с тем, что Гарри переживал в этот момент: казалось, адское пламя дотла выжигало каждую клеточку его грешного тела. И если всё это проделывал с ним Северус Снейп, значит никакой он не еретик, дьявол есть, вот он, собственной персоной… усмешка почти ироническая, огненные искры в чёрной бездне глаз — что, если не преисподняя — и голос, голос самого настоящего искусителя: — Смотри на меня, Поттер. Но ведь он смотрел, смотрел, куда ещё, черт возьми, ему было смотреть! Этот взгляд гипнотизировал его, лишал рассудка, уносил далеко за пределы этой комнатушки, так что Гарри не просто не понимал, где находился, или, например, что с хрустом под коленями мнутся его же письма, нет… он себя не помнил. Череп распирал хаос драных мыслей, таких же драных, как эта кучка измятого пергамента, мыслей без начала и конца — одинокие абзацы, вырванные из контекста и атакующие мозг неуловимыми вспышками, пёстрые картинки, сменяющие одна другую, как кадры в маггловском кино. Он прижался к взмокшему лбу так крепко, будто хотел разделить этот хаос на двоих, а лоб… Лоб горел. — Прошу… — взмолился Гарри, из последних сил удерживая зашедшиеся в спазме бёдра. — Не могу… — Не можешь? Снейп блефовал: голос, которым он произнёс эти слова, вместо того чтобы звучать насмешливо, как задумывалось, напряжённо дрожал. От этого неожиданного открытия Гарри заскулил. — Не могу. Так. Медленно, — слова вырывались из него с жалобными всхлипами. Невообразимо, как такое возможно, чтобы Снейп одной только рукой смог довести его до такого состояния. Его, Гарри Поттера, не старого, нового, того самого, который шагал вприпрыжку по лондонскому перекрёстку забавы ради и залпом опрокидывал очередную пинту, по-воровски осматривая улочки на предмет какого-нибудь табака. Этот Гарри имел смелость подумать, что всё вокруг ему стало вдруг подконтрольно, что вседозволенность сойдёт ему с рук и он, баловень судьбы, сможет и дальше шалить безнаказанно. Особенно ему так думалось, когда его дерзкий рот самозабвенно ублажал Снейпа — Гарри в тот момент впервые ощутил себя по-настоящему особенным, избранным, если хотите. Попасть в собственную ловушку… Кто бы мог подумать, что плата за его самонадеянность окажется такой разгромной. Гарри судорожно хватал губами воздух, вертел головой, то и дело стукаясь о нос этого чёрта во плоти, но тщетно: ни воздуха, ни малейшего намёка на разрядку. Пальцы, которые сжимали его член, двигались так невыносимо медленно, что ноги заломило от натяжения мышц. Может быть, Снейп хочет в очередной раз поглумиться над ним? Унизить, утвердить собственное превосходство? Но неужели для этого нельзя было придумать пытку погуманнее? Да он клеймом бы выжег, змеей поверх выцветшего зигзага, чтобы все-все на свете знали, кто именно здесь «проиграл», только быстрее, быстрее же. Не заставляй умолять. — Зачем так мучиться, Поттер? — с напускным сожалением спросил Снейп прямо в его иссохшие губы. — Никто ведь не ограничивал тебя в… действиях. Очередной раскат грома, и его едва не подбросило от внезапного осознания. Вот оно что. Пока Гарри — свихнувшийся от возбуждения идиот со спущенными джинсами — ждал, чтобы Снейп заговорил, чтобы сжалился над ним и сделал наконец что-нибудь существенное, ему и в голову не приходила одна элементарная истина: ему действительно ничего не запрещали. По крайней мере, пока. Ладонь, в которую толкнулись его бёдра, была такой горячей. Такой скользкой. Гарри упал лицом Снейпу на грудь, зарылся в чёрный хлопок, судорожно втягивая ноздрями запах. Не отдавая себе отчёта в том, что творит, вгрызся в шершавые пуговицы под воротником, сразу две, и отпорол их зубами. До него донёсся сдавленный вздох, от которого веки его обессиленно захлопнулись, а спина изогнулась. Где-то под рёберной клеткой, там, где притёрлась его щека, колотилось огромное сердце. Мокрый язык мчался вдогонку за губами, которыми он вслепую елозил по солёной коже. Гарри не сдержал стона, добравшись до острых ключиц, вот так, а теперь немного выше, туда, где натянулся подрагивающий кадык, туда, где он немногим ранее оставил багровый след. А потом дыхание затаилось, он весь напрягся, замер, как рысь перед прыжком. Потому что кое-что вспомнил. — Северус. Рваный хрип, которым Гарри ошпарил эту шею, прозвучал настолько бесстыдно, что у него самого по спине побежали мурашки. А Северус — Северус или оглох, или наоборот — услышал слишком хорошо, чтобы ему ответить. Поэтому Гарри повторил: — Северус? Он зажмурился и охнул, стараясь унять дрожь, когда рука на его эрекции сжалась сильнее. — Что? — чужим голосом отозвался Снейп. — Ты сказал, что… «кое-в-чём» м-н… мне завидуешь. Что ты им… имел в виду. Гарри не хватило сил на вопросительные интонации. Тело под ним вздрогнуло, и он ощутил, как яростно и болезненно впились в щёку длинные пальцы, натягивая кожу. — Просто ты, Поттер… — зашептал Снейп в самое его ухо и вдруг усмехнулся с какой-то отстранённой горечью: — Ты, в отличие от меня, не трус. Вспышку молнии Гарри увидел, не открывая глаз.***
Дейзи сидела против него, сжимая в ладонях высокий бокал. Её задумчивый взгляд вместе с пол-литра сухого красного плавал по стеклянным стенкам. — Значит, говоришь, вы с этим… молодым человеком не можете быть вместе, — температура её голоса была отрицательной. Последние капли виски иссыхали на дне пустого сосуда, и Снейп смотрел на них так, будто существуют в волшебном мире какие-то чары, с помощью которых из них можно было бы вырастить новый виски. — Верно. Это невозможно. Дейзи отставила бокал и скрестила руки на столешнице. Глубоко вздохнув, она подняла на Снейпа свои огромные карие глаза. — Это невозможно, или ты думаешь, что это невозможно? — хрипло спросила она. — Я не… И вдруг слова застряли комом в горле. Снейп попытался его проглотить, но тщетно: ком неумолимо рос, и углы его заострялись, норовя изувечить. — С чего ты вообще это взял? Возьми себя в руки. — Всё очень просто, — негромкий баритон звучал с академическим бесстрастием, — видите ли, во-первых, волей судьбы и вопреки всяким законам математики, наши жизни имели обыкновение пересекаться, однако вместе с тем текли параллельно и независимо друг от друга. Разумеется, эта мысль звучала бы абсурдно, не пей я ваш чёртов виски. А сейчас это самая что ни на есть истина в высшей инстанции. Я и… — Снейп поморщился, — этот молодой человек — две очень разные, параллельные линии, которым не предречено пересечься снова. Во-вторых, к слову о молодости, мне, понимаете ли, давно не двадцать. У мальчишки вся жизнь впереди, а я — я свою уже прожил. Разные поколения, разные плоскости интересов, разные… Мерлин, всё совершенно разное. — Что такое Мерлин? — Не берите в голову. Так вот, в-третьих, насколько вы могли убедиться, характер у меня не из приятных. Лишь немногие способны переживать моё общество, и тех я счёл бы людьми нездоровой психики, не будь мы знакомы пару десятков лет. — Ты сказал, что этот человек искал тебя. — Сказал. — Что он и по сегодняшний день не перестаёт этого делать. Даже письма тебе строчит. — Верно. — По-твоему, этого недостаточно для того, чтобы предположить, что он этого самого твоего общества добивается? Он впился остекленевшим взглядом в мрачное лицо, обращённое к нему, и подумал, что веки его до странности сильно жгло. — Исключено. Юношеская глупость, не более. Пройдёт. — Четыре с половиной года не проходило, а вот сейчас обязательно пройдёт. Кого ты обманываешь? Что это, дело принципа? Прятаться от мальчика по углам, но в то же время продолжать наблюдать за ним исподтишка, как одержимый лаборант за первым экспериментом. Он что, по-твоему, пробирочный, что ли? Это человек, такая же кровь, мясо, кости, сердце. Такой же, как и ты. Если ты действительно к нему что-то испытываешь, к чему этот спектакль? Причинять боль и себе, и ему. — У меня нет другого выбора. — Выбор есть всегда, ты, дьявол носатый, — прорычала Дейзи, маша указательным пальцем перед его лицом. — Говоришь, давно не двадцать, а ведёшь себя, как маленький ребёнок. Очевидно, этот человек очень хочет тебя увидеть. Вполне вероятно, что он испытывает то же, что и ты. В твою заумную голову не приходило, что своими прятками ты не спасёшь, а испортишь ему целую жизнь? Чего, чего ты боишься? — Боюсь… — тихим эхом произнёс он странное слово, будто пробуя его на вкус. Чёрные глаза панически расширились. В это короткое мгновение Снейпу показалось, что испугался он самого себя. Он посмотрел на Дейзи с неподдельной тревогой, едва не прокусывая поджавшиеся под челюсти губы насквозь. Наложить на неё Obliviate? — Я принёс достаточно несчастья, — сказал он, — я… боюсь сделать его несчастным снова. Что он тысячу раз пожалеет, что связался со мной. Проще не давать этому шанса на жизнь, чем… чем. — Чушь. Ты сказал: волей судьбы, — передразнила Дейзи его профессорские интонации. — Да что ты вообще знаешь о судьбе? Для меня это ты — обыкновенный мальчишка, не нюхавший жизни. У тебя, тебя всё ещё впереди. Ты должен позволить себе жить. А судьба… быть может, в её системе координат всё обстоит совершенно иначе, и ты лишь откладываешь неизбежное. Вопрос только в том, не слишком ли поздно это неизбежное наступит. Тогда жалеть придётся тебе, — последние слова прозвучали так горько, словно могли иметь отношение к ней самой. — Позволить себе жить, — бессмысленно повторил за ней Снейп. Он посмотрел в заляпанное мутными пятнами грязи окно, ведущее на улицу, и разжал пальцы, которыми задумчиво перекатывал в кармане волшебную палочку. — А вот и дождь, — усмехнулся он покрывшей стекло мороси, возвращая пустую ладонь на столешницу.***
♫ BLVCK CEILING — setMefree
Было невозможно дышать. Гарри вскидывал бёдра, вбиваясь в скользкую тесноту пальцев, сомкнувшихся вокруг его изнывающей плоти. Он вспотел — на лбу выступила испарина, из распахнутого рта безостановочно вырывались нечеловеческие звуки, а сердце пульсировало в груди, как сумасшедшее. Казалось, с каждым бешеным подскоком оно пускало в артерии не кровь, а кипящее масло. Так легко, так просто оказалось забыться! Гарри держался на одних только вытянутых руках: они сжались в кулаки, упираясь истёртыми костяшками в матрас. Сколько это длилось? Он не вёл счёт времени. И не думал вести. Как вообще можно было о чём-либо думать, если он отчётливо ощущал каждую фалангу согнутых пальцев? В те мгновения, когда они сжимались сильнее и неожиданно проезжались вверх по стволу, против его рваных толчков, под опущенными веками зажигались звёзды, а горло выбрасывало особенно громкие стоны, натужные и бесстыдные. — Поттер, — сквозь гул в ушах узнал он тихий голос. Гарри замер, как по команде: подумать только, с каких пор он успел стать таким послушным? Долгие секунды он пытался дышать, облизывал, не боясь порезать язык, чёрствые, как наждачка, губы. Приподняв наконец отяжелевшие веки, Гарри изумлённо охнул. Он понял, что дождь давным-давно утих, оставив за собой лёгкую изморось, что хмурые облака растворились в небытие, а лунный свет вместе с уличным фонарём вдохнули в эту мрачную спальню новую жизнь. Что, если не они, раз теперь Гарри вновь ощутил себя зрячим, когда сквозь съехавшие набок запотевшие стёкла его встретил обезумевший взгляд чёрных глаз. Рука, обхватывавшая его член, ослабла и рухнула ему на бедро — лишь тогда он почувствовал, как сильно она дрожала. Гарри поспешил накрыть её своей, словно извиняясь, и словно не зная пока, за что. Его самого трясло, как припадочного. — Прости, — просипел он, осторожно оглаживая тонкое запястье. — За что тебя прощать, глупый мальчишка, — выдохнул Снейп, не сводя лихорадочного взгляда с его лица. Что это? Почему он так смотрит? Безобразие растрёпанных волос, под ними — измятая наволочка, сползшая с подушки, влажный блеск языка из-под приоткрытых губ, шея изогнута… восторг. В глазах Снейпа читался натуральный восторг. Рука под лёгким захватом вдруг шевельнулась, переворачиваясь. Гарри вздрогнул: пальцы Снейпа переплелись с его собственными и потянули его вниз. Он не обронил ни слова, подчиняясь этой какой-то новой, совершенно незнакомой магии. Можно. Ему всё можно. Было непонятно, кто на кого набросился. Две пары губ сомкнулись в сумасшедшем танце: одна была холодной, вторая — горячей; одна — необыкновенная мягкость, вторая — яростная решительность, — и каждая пыталась истереть другую в порошок. Сейчас он действительно лежал на Снейпе, лежал, не заботясь о возможном неудобстве, о тяжести собственного тела — тем более. Рот жадно всасывал сладкий язык; где-то за трепетавшими ресницами, облизывая изумрудные камни, разгоралось пламя. Шорох ткани, треск пуговиц, оборванные вздохи с застрявшей на вывороте толстовкой — в них, надрываясь, хрипел изнеможённый голодом зверь. Руки бродили по бледному торсу, исполосованному бесчисленными шрамами, вот здесь самый большой — глубоким крестом поперёк диафрагмы, зачем он отворачивается, что в этом постыдного? — Северус. Гарри скомкал истерзанную рубашку и отбросил подальше, в мешанину из рваных писем, прочей одежды и расколотой пополам оправы очков. Как чертовски красиво вдавался под рёбра живот, стоило ему добраться зубами до затвердевших сосков! Гарри не простил бы себе, если бы оставил без внимания хоть один дюйм обнажённой кожи. Эти короткие, низкие стоны над его макушкой были лучшим вознаграждением. И чем ниже спускался его шершавый язык, тем они становились громче, тем сильнее Снейп впивался ногтями в его плечи. «И это вы называете контролем?» Гарри истерически усмехнулся и скользнул носом по тонкой дорожке чёрных волос, втягивая запах блестящей от пота кожи, под которой, сокращаясь, перекатывались мышцы. — Нет, нет… нет, — как в бреду, зашептал Снейп, оттягивая его за волосы. Он весь дугой выгнулся, и Гарри воспользовался этим — нырнул руками под лопатки и вжал в себя горячее тело, прежде чем вновь оказаться на уровне чёрных глаз. — Я делаю что-то не так? — хрипло спросил Гарри, обегая сумасшедшим взглядом лицо, обрамлённое длинными липкими прядями. На миг по этому лицу пробежала растерянная тень, будто Гарри сморозил очередную ерунду. — Так… всё… правильно. Ты мо… — он замер на полуслове, тяжело дыша ртом и откидывая голову назад, когда Гарри, шевельнувшись, нечаянно проехался пульсирующей эрекцией по его животу. — Можешь. Сделать. Это, — сокрушённо, по слогам прошипел Снейп сквозь стиснутые зубы. Перед глазами поплыли пятна. — Я могу сделать что. И тогда на него обрушилось убийственное: — Поттер, чем ты слушал, когда я говорил, что повторять… — Я не уверен, верно ли понял твои слова, — перебил Гарри, невидяще уставившись куда-то сквозь разукрашенную его стараниями шею. — Чёрт тебя побери. Мокрые пальцы вцепились ему в подбородок, заставляя сфокусировать взгляд. — Не ты ли, болтливый хвастун, козырял чудесами, которые раскрыл тебе чёртов Омут? Точно таким же голосом когда-то давно, много лет назад, звучали в его голове вопросы итоговой контрольной по зельеварению. И самое страшное, что на этот раз ответ был ему известен. — Раз ты, Поттер, так хорошо всё… помнишь… Он всего лишь моргнул — а это напряжённое лицо вдруг перекосила похоть. Гарри — кровь стучала в висках, веки задрожали — шумно сглотнул. Он в последний раз очертил выпирающие позвонки подушечками пальцев. И вернул наконец Снейпу улыбку. Ту самую. — Я понял, Северус. Не нужно повторять. Это сладкое мгновение, когда только-только успокоившееся дыхание срывается вновь и достигает критической точки, балансируя на грани между свистом и стоном, — оно… от него голова кружится. И сердце пускается вскачь. Такого не придумаешь в самой грязной фантазии, такое нужно слышать. Благослови Мерлин беспалочковую магию, иначе сил не хватило бы стягивать боксеры руками. Его колено приподнялось и прокатилось по трясущимся бёдрам, слегка надавливая, чтобы развести. Гарри и в голову не приходило двигаться с места, слишком приятно ему было остаться там же, где был — лицом к лицу со Снейпом. Он случайно подумал, что никогда этого не делал. Нет, не то чтобы совсем, скажем, некоторый опыт у него имелся, но, во-первых, никогда прежде он не был с мужчиной… Ну, а о том, что было во-вторых, он подумать не успел, потому как вспомнил, что Снейп находился в таком же положении. Гарри не дышал — внимательно наблюдал расширившимися глазами, как меняется это лицо, пока его скользкий палец проталкивался внутрь. Снейп хорошо держался, когда пальцев стало больше — лишь чаще и громче дышал, водя бессмысленные круги руками по его спине. Гарри тогда наклонился ближе, и язык из его нескромно раскрывшегося рта коснулся беспомощного уха. Ногти, вонзившиеся в его рёбра, были достаточно острыми. Он прерывисто вдохнул и зарылся пылающим лицом в копну чёрных волос. — Я не знаю, что делаю, — признался он, щекоча мочку каждым шевелением губ. Гарри действовал очень медленно, боялся ускорить темп или ненароком толкнуться слишком глубоко — конечно, глупый страх, учитывая то, для чего его пальцы вообще оказались там. Но он был так сосредоточен, чтобы не причинить Снейпу боль, что и вовсе забыл про собственное возбуждение: зажатый между двух разгоряченных тел, его член измученно подрагивал. Он весь покрылся мурашками, когда до него донёсся надтреснутый шёпот: — Всё… в порядке. Просто сд… сделай это, Поттер. Скорее. Гарри едва не захлебнулся воздухом: это странное, но катастрофически приятное давление вокруг его пальцев исчезло, сменившись на чувство чудовищной, невозместимой потери. Две дрожащие руки, упёршись внезапно в его грудь, оттолкнули его, заставляя привстать на коленях. Он потрясённо смотрел вниз, смотрел, как Снейп, облизывая искусанные губы и не поднимая глаз, переворачивается на живот. Всё это напоминало сон. Но мог ли Гарри во сне видеть это бесконечное множество тонких шрамов, рассекающих взмокшую спину, мог ли он спать и чувствовать, как с очередным невербальным его член вдруг становится совсем скользким, как влажный след вниз по линии позвоночника тает на языке солоноватым послевкусием? — Я же сказал, скорее… Где-то глубоко в груди взревело внутреннее животное. Оно раздвинуло его несчастные рёбра и рвануло на волю, одним резким толчком вгоняя член в жаркую тесноту этого тела. Гарри не спал. — О боже… Вместе с его гортанным возгласом раздался протяжный хрип, приглушённый подушкой. У него в глазах потемнело от этого хрипа. — Господи, Северус… прости, — зашептал Гарри, ничком повалившись сверху. — Прости, прости, прости… Он замер, оглаживая ладонями напряжённые предплечья, елозя губами по мокрому затылку. Чёрт возьми, Гарри действительно сделал ему больно, но в то же время… эта мощная вспышка удовольствия, скрутившая низ живота… нет, он не верил собственным мыслям. Ему стало за них так стыдно, что в глазах выступили крупные слёзы, и он сморгнул их, крепко зажмурившись. — ...тер… Посмотри на меня. Гарри всхлипнул и отрицательно замотал головой, ещё немного — и его одуревшее сердце прострелит грудь. А потом он услышал это тихое, с придыханием: — Гарри. Прошу, посмотри. Весь мир взорвался цветными пятнами, когда он посмотрел в эти пронзительные глаза. Тёплые пальцы на мокрой щеке — Северус гладил её, запрокинув голову назад. — Я не фарфоровый, не сломаюсь. Ещё раз услышу твоё «прости» — наложу Incarcerous, и тогда тебе… не поздоровится, — закончил он, переведя дыхание. Как в первый раз Гарри увидел усмешку, в которой скривились тонкие губы, раздувшиеся — уже не гневно — ноздри… желание, а с ним и удивительное тепло, заполнившие собой два чёрных омута. Когда, когда это с ним случилось? Когда Гарри успел так безнадёжно в них потеряться? — А сейчас… сделай уже что-нибудь, наконец. Он вытянулся вперёд, ближе, ещё — зачем вообще было поворачиваться спиной — и накрыл эти усмехающиеся губы своими, явственно ощущая, как с первым неуверенным движением растягивается плотное кольцо мышц. Поцелуй разорвался мгновенно — с негромким стоном Северус вцепился в изголовье кровати, вновь бросая его наедине с кошмарным удовольствием. Несколько бесконечных минут Гарри мучил себя, последними остатками воли заталкивая животное в клетку. Нужно время, терпи, идиот. Упёршись лбом в острые лопатки, он близоруко щурился, вглядываясь в размытые очертания творившегося безумия: вот его налитый член медленно выскальзывает, показываясь из-за подрагивающих ягодиц, а вот… вот он так же медленно исчезает из поля зрения, погружаясь внутрь. Где же все эти боги, когда они так нужны. Гарри мысленно к ним воззвал, сжал руки в кулаки и с крайней осторожностью выпрямился, позволяя себе принять почти вертикальное положение. Так оказалось проще дышать. Он снова толкнулся, уже под новым углом, и тогда Снейп вздрогнул — всем телом. Руки его сползли вниз по деревянной резьбе. До смерти перепуганный, Гарри застыл вместе с подскочившим сердцем. — Больно? — Н-н… — Северус… тебе больно? — Н-нет… ещё… сделай так ещё… раз, — задыхаясь, прохрипел он. Гарри бросило в жар. Как он мог ослушаться? Он и не заметил, с какой лёгкостью принимало его теперь это тело. Неожиданно звонкий, протяжный стон — Снейп вскинул бёдра ему навстречу, насаживаясь до самого основания. Конец. — Быстрее, чёрт тебя!.. Это конец. Не было никакого внутреннего животного. Я сам — животное. Утратив всякий смысл, руки впились в измятые простыни, а глаза болезненно закатились от навалившегося восторга. Гарри только заставил их встать на место, как его огромная, необузданная похоть уже яростными толчками сотрясала худое тело — оно вертелось, подскакивало, выгибалось, требуя большего. Пот ручьём стекал у него по лицу. Он упоённо вслушивался в мелодию этого голоса: каждый судорожный вздох, каждый стон, каждый рык, ненормальный, дикий, — взрывались под веками огненными искрами. Гарри испугался, что вот-вот потеряет сознание, и он вдруг выскользнул — всего на несколько секунд, чтобы подхватить под рёбрами. Он подбросил Северуса, как тряпичную куклу, уложил на спину и… просипел, обхватывая ладонью горячий ствол: — Хочу видеть тебя. В чёрных глазах не оставалось и капли рассудка. Гарри согнулся пополам, поддаваясь протянутым к нему рукам, а Северус — Северус схватил его за волосы и резко дернул к себе безвольно качнувшуюся голову. — Не. Останавливайся, — прорычал он в его побагровевшее лицо. Два сорванных голоса слились в один непрерывный, дрожащий стон — аккомпанементом звуку бешено соударяющихся тел. И когда Северус хрипел его имя, вцепившись в сдавившую горло руку, где-то за распахнутым окном, встречая рассвет, закричали птицы.