Сигвальд Великолепный

      Небо синело, мир обрастал новыми красками. Россыпь звёзд, обычно ярко блестевшая, теперь виднелась лишь в вышине, оказавшись в стенах янтаря и багрянца зарева.       Наступало утро, но бои прошлого дня не утихали. Две стороны — самые озлобленные хищники в мире, люди против людей — продолжали убивать друг друга, не заботясь о том, какой вред они наносят и какие бесценные памятники прошлого погибают в разожжённых пожарах. Это буйство было настолько привычным для любого человеческого противостояния, что казалось каким-то недополненным, ведь армия Принца вовсе не обыкновенная.       Самые кровопролитие схватки развернулись вокруг Дворца Купцов — его захватывала то одна сторона, то теряла, попадая в окружение врагов. Резня за это место — один из трёх путей с Внешних Кварталов в Срединные — шла почти всё время с момента, когда воинство Сигвальда преодолели первые стены Квадратного Сада на северо-западе.       Во время погрома в Квадратных Садах особо выделились Ксахана и его роты. Пойманные в котёл блестящим в той же мере, сколь и циничным, гамбитом лисенийского командира, который заключался в том, что посланные на Аллеи Богов подкрепления состояли из неопытного молодняка, в то время как остальным силам был отдан приказ пробиться через подземные каналы, ранее не использованные, и застичь врасплох воинов Принца — пока одна из сторон прорвалась на Аллеи Богов и стянула побольше сил туда, лисенийцы, как вбитый клин, окружили Квадратные Сады и соединились с ранее казавшимися обречёнными остатками первой волны защитников. Укрепившись на барбаканах двух ворот этой территории, перехватившие инициативу лисенийцы стали ждать, не желая тратить лишние силы на попытки розыска и методичное уничтожение раздробленных по Садам сил захватчиков, справедливо полагая, что склоки и безуспешные штурмы ворот сами добьют их, или, быть может, ожидая поддержки через раннее пройденные каналы.       Хотя сведения или обрываются, или рознятся из-за источников и суматохи войны, всё же общая картина гласит о том, что Ксахан смог сплотить братьев по оружию, скорее всего убив прошлых командиров, включая своего собственного. В пользу этой версии говорят всё же более целостные донесения, что намекает на его желание засвидетельствовать свой новый статус и перед остальными офицерами, придать ему легитимности. Так или иначе, Ксахан проявил неменьшую и даже более жестокую хитрость: прервав издевательства над живыми пленными, он приказал добить большую часть, на этот раз рассчитывая осквернить их тела, и собрав всех мертвецов, до которых воины могли дотянуться, он смастерил с помощью их костей и сухожилий, наконечников оружия инструменты. Направив выживших пленных в сторону двух ворот, он, вместе со своими людьми, полез на стену — будучи ещё под покровом ночи — где она достигала наименьший высоты, предварительно обменявшись со своими людьми клятвами не кричать в случае срыва. Вероятно, он понимал, что лисенийцы могут сторожить эту часть стен по той же причине, по которой она была выбрана в качестве цели лаза. Однако с добравшимися до вершины людьми, он атаковал укрепления над воротами. Убив всех защитников и понеся очередные потери, Ксахан поспешил покинуть Квадратные Сады; неясно, что стало с отпущенными ранее для финта пленными, но вряд ли их ждало желанное спасение. Затем роты Ксахана ударили в тыл сил, первоначально соединившихся с появившимися из каналов лисенийцами. Его люди со слепой яростью убивали всех противников, не оставляя пленных.       Такое понятное после перенесённых тягот нежелание оставлять кого-то в живых позволило блеснуть иному командиру. Действуя более аккуратно, Манос, по большей части бывший занятый грабежом складов и хранилищ богачей, разговорил одного из узников, и, найдя в том, что лежало за подземными каналами, более богатую наживу, со своим отрядом ринулся пробираться по этим тайным ходам в другую часть Лиса. Иронично, но обнаружение одних каналов в одном месте, которые становились путями для контрабандистов, позволило узнать секрет манёвра защитников острова у Квадратных Садов. Воины Маноса пробрались в одну из оружейных кузниц, и, нанеся пусть и не самый большой ущерб, встали в один ряд с Ксаханом по значимости действий. Благодаря своей осторожности или простой алчности, Манос добавил к растущему количеству сцен развернувшихся баталий ещё одну.       Меньше всего точных сведений было о Филоксе, самопровозглашённом лидере шайки Радостных. Опираясь на некоторые доклады, его в последний раз видели где-то на Старой Площади, выстраивавшим странное и гротексное подобие праздничных столов и заставлявших попавшихся в их руки врагов вести оживлённые беседы у потускневших от сажи прилавков базаров поблизости или развлекать гостей.       Был и другой человек, Харри, позавидовав красоте статуй Гориона и мастерству их создателя, принялся разрушать все произведения искусства, до которых добрался. Часть воинов не оценила тот факт, что примкнувшие к другим лидерам были заняты разделом добычи, а они — нет. Вспыхнул мятеж. Другая часть, оставшаяся верной Харри за счёт, скорее всего, обаяния, присущего знатокам тонких искусств, подавила бунт. Из тел убитых он изваял своё подобие статуи и поместил в центр одной из галерей. По завершению работы, семьдесят девять имён предателей были выведены гладким почерком в длинном — и единственном — донесении, подписанном самим Харри, где он предлагал свои услуги — военные и артистические — на любом участке кампании.       Вига-Барой, похоже, находился где-то на острие штурма. По крайней мере, такая расплывчатая картина представала из данных.       Остальные силы были втянуты в бои, где порой положение дел менялось так стремительно, что было невозможно достичь хоть какой-то ясности информации и потому заставлявшие строить лишь догадки о их ходе. Среди этих скоплений находились свои вожаки, пускай и пока неизвестные. Тем не менее, вне зависимости от принадлежности людей, потери были ужасны. По разным подсчётам смерти и завоевателей, и обороняющихся достигли пика двумя часами ранее. На каждого убитого воина насчитывалось вплоть до восемнадцати горожан, не составивших ополчение. Стоящее за этими сводками грозило уничтожить обескровленные армии, и если у Лиса была возможность собрать новую среди своего громадного населения, даже несмотря на количество погибших, то Принц не имел такого шанса.       Среди царившей в Лисе анархии лишь сеть посыльных, наспех организованная, не надёжными нитями помогала понять, что творится у других командиров. Несмотря на уверения колдуна, Криос всё же настоял на формировании подобных линий сообщения: какое дело кому-то будет до мистических тайн и знамений, если войско Сигвальда падёт?       Россо оказался удивлён тому, что его старания не прошли бесследно. Во многом он полагал, что здесь сыграла роль не здравость его идеи, а нежелание отдать победу, за которую стороны так отчаянно бились, противнику. Победа невозможна без взаимодействия всех подразделений — это было очевидно, что во многом доказывало его, Криоса, причудливую исключительность: в отличии от всех остальных он не впал в порок.       Как раз таки понимание этого не давало волантийцу желанного покоя, именно это осознание душило все попытки забыться в приготовлениях и размышлениях — так или иначе, эти мысли проскользали через череду других. И по этой-то причине он отправил нескольких подручных к Ксахану и Харри. Если они объединятся, то смогут внести хоть какой-то порядок. Они смогут, по крайней мере, смогут стать примером для остальных, теми, кто перевернёт наконец ход битвы за Лис, пока не стало слишком поздно.       Настал момент шаткого главенства завоевателей — Дворец Купцов оказался в их руках на судьбоносный миг, если они сейчас смогут воспользоваться этой возможностью, то они оттеснят защитников и смогут открыть путь в Срединные Кварталы. Получив под контроль один из путей, остальные падут, это-то и станет прологом эпилога Лиса.       План Россо был прост: после приказа, Харри сможет ударить со своего направления по Магистрату, пройдя по дальнейшим улицам на с востока на запад, Ксахан мог бы оставить часть сил на северо-западном краю острова, если лисенийцы вновь примутся за хитрости, и с основной численностью воссоединится с воинами у Дворца, они взяли бы в тиски защитников, а затем создали бы точку опоры на так называемых Лозах.       Россо невольно сжал челюсть. Когда-то он провёл прекрасные солнечные дни в этой части Лиса, об этом он ведь не мог просто забыть, и потому жутко ему стало, что теперь пройдёт по этому же месту с мечом в руке и кровью на сабатонах.       Конечно, было бы лучше, если к нему присоединились и другие формирования, занятые сейчас малополезными и, по правде говоря, отвратительными вещами. Но это невозможно.       Впрочем... Впрочем, так ли это невозможно?       Криос обратил взгляд к вышагивавшим среди тел людям, выискивавшим ещё живых. Их было приличное количество — серые стаи, чьи прежние цвета одежды и брони теперь скрыла грязь и копоть, рыскавшие и готовые исполнить приказ при правильной мотивации.       Неужели это так невероятно? Не может ли он отправить их к остальным командирам, пригрозив гневом Принца? Осудит ли его кто-то за это, если, в конечном итоге, это поможет им победить?       Сигвальд не принимает прямого участия в руководстве кампанией, он занят своими делами, так не лучше ли будет сотворить задуманное?       Вопросы посещали волантийца, застрявшего в самом мучительном мгновении любого решения — взвешивания всех "за" и "против". Даже примирение с последствиями, которое должно идти лишь следом за окончательным выбором, в значительной степени приобретает первые очертания именно тут.       В это время действительность напомнила о себе. Криоса окликнул один из воителей: — Мой повелитель, — крикнул он, — смотрите!       Россо метнул взгляд в указанную сторону. На дороге, видневшейся из погнутых прутьев ворот Дворца и груд мёртвых, показались враги. Дорога по форме имела три ответвления — одно уходило влево, другое шло ровно прямо, третье уходило по наклонной вправо. По бокам от них располагались дома — деревянные и каменные. Враги выходили с двух последних путей.       Волантиец выругался. Стоило ожидать, что они явятся в скором времени, но он тешил себя надеждой. Замысел придётся изменить. — Даниц, — коротко бросил Криос и в то же мгновение к нему подлетел парень, лет пятнадцати. Россо продолжал из прищуренных глаз следить за лисенийцами. — Мне нужно, чтобы ты бежал как можно скорее, предупреди Харри, что я выступаю против лисенийцев. Попробую отбросить их, но без помощи не обойтись.       Даниц покорно кивнул, а затем рванул с места.       Другие подчинённые также заметили подобравшихся лисенийцев и стали собирать боевые порядки. Площадь ожила быстрым движениями, воины начали вынимать оружие из трупов или искать подходящее на земле. — Каковы будут приказы? — спросил Лимиль. Его костлявое лицо, грубое лицо обрамляли спутанные волосы. Глубокопосаженные глаза не могли сосредоточиться на чём-то одном. Голос был глубоким и ужасным, как звук, выходящий из проржавевшей трубы. — Начнём идти в их сторону. Остановимся на середине. Я хочу, чтобы они потратили силы, прежде чем доберутся от нас. — Тогда было бы правильнее оставаться тут, — заметил Лхимиль. — К тому же, они могли приготовить резерв. Лучше будет, если он не успеет добраться вовремя. — Мне нужно отбросить их как можно дальше и как можно скорее. Если мы останемся тут, то силы Харри смогут ударить им в спины, это так, но и сами окажутся под угрозой. Каждая секунда промедления даёт им шанс стянуть больше солдат.       Лимиль пожал плечами. — Рискованная затея. — Это так, — согласился Россо.       Он подал сигнал. Начал раздаваться ритмичный топот: порядки зашагали вперёд, а вместе с ними и Криос.       Воинство Сигвальда двигалось неспешно. От некоторых ощущалось нетерпение, другие же, сдерживая боль от заработанных ран, пытались совладать с общим темпом. — Но иначе никак, — напоследок добавил Криос тихим шёпотом самому себе.       Раздался горн обоих сторон, воины волантийца, как было и приказано, остановились на середине дороги. Теперь даль прекратила быть помехой, Россо мог видеть застывшую на лицах лисенийцев ярость за убийство друзей, братьев и сестёр.       Лимиль усмехнулся, по всей видимости, узрев то же, что и командир. Россо никак на это не среагировал.       Первый вышел вперёд строя, повернулся к своим товарищам, громко забил по щиту и закричал. Остальные вдохновились и последовали его примеру.       Поддерживая остальных, Криос тоже застучал.       Вызывающий шум завоевателей перекрыл грохот поступи противника. Он нарастал и нарастал. Когда между врагами оставалось всего пару шагов, когда они смотрели друг другу прямо в глаза и самые неуёмные уже побежали, шум достиг апогея. Звук горна, словно только этого и ожидавшего, прокатился в воздухе снова.       С рёвом воины бросились с места. Лимиль и Криос кинулись вперёд, вместе с остальной волной.       Бронированные тела столкнулись с лязгом. Поднялись первые крики, а вместе с этой какофонией взметнулась бурая пыль. На мгновение сцепившиеся в схватке казались тёмными призраками в грязном тумане, но когда он улёгся, то открыл оку очередное кровопролитие.       Лимиль продолжал рубить алебардой. На коже появились свежие порезы. Он выл, подобно зверю, а то, что он оставлял после себя на тех местах, где стояли недруги, было ещё омерзительнее.       Замешательство породило опасность. Криос отвёл удар, направлявшийся в горло. Он отвлёкся и это почти стоило ему жизни.       Латная перчатка врезалась в челюсть нападавшего, тот плюнул кровью, воспользовавшись травмой. Ослеплённый на миг, Россо рвал воздух клинком, надеясь предотвратить нападение.       Волантиец проморгался только для того, чтобы поспешно заблокировать удар. Остриё проскрежетало по металлу его доспехов, Россо напрягся, когда два меча столкнулись.       Тот же злобный оскал застыл на лице воина, подобно призванному внушить страх забралу. Доспехи были тёмными, они несли следы, как и кожа человека рубцы. Сквозь стиснутые зубы выходило прерывистое от клокотавшего гнева дыхание.       Это его и погубит.       Криос медленно ослабил хватку, воин, заметив изменение, начал давить ещё сильнее. В конце концов, Россо рухнул на землю.       С уст противника сорвался триумфальные проклятия. В мгновение, которое должно было покончить с ним одним оточенным ударом, Россо вскочил на ногу, прижав лезвие к летевшему к его голове, когда он был на земле, мечу противника. Раздалось очередное шипение стали, а затем алый дождь забился в воздухе — артерия на шее врага оказалась перерезана у самой челюсти.       В глазах оппонента сияло неверие до самого конца. Тело лисенийца рухнуло на землю. Красная жидкость растеклась по запятнанной земле.       Тяжело дыша, Россо крутанулся на месте, выискивая тех, кто мог на него напасть, и вновь осмелился поглядеть на поле брани.       Теперь-то он смог различить в гомоне и истошные стенания затоптанных, и очередные кличи. Лисенийские синие знамёна с обгорелыми краями гордо возвышались над битвой, но одно из них вдруг покачнулось и упало, когда с десяток воинов Сигвальда сломили переднее кольцо защиты знаменосца. Не пропустив это, ближайшие соратники превратили удавшуюся попытку в натиск.       Сначала противоборствующие не могли получить чёткого преимущества, но вскоре атакующие начали брать верх. Чувствуя это, лисенийцы, предупредив бегство, стали медленно отступать. — Вперёд, вперёд, вперёд! — заорал Криос во всю мощь лёгких, подняв меч. — Принц Сигвальд!       Услыхав клич, воины ответили оглушительными возгласами. Отряды двинулись, растаптывая раненых и накидываясь на строй лисенийцев.       После небольшой передышки, Россо устремился к Лхимилю, который всё также рубил и кромсал в центре образовавшейся линии борьбы. Волантиец пробился сквозь толпу, широкими взмахами меча прокладывая себе путь. — Лимиль! Лимиль! Отбрось их к центру! — кричал он.       Скользнувший по волантийцу взгляд лучше всяких слов донёс ему, что окликнутый услышал его.       Разделить и уничтожить. Разделить и уничтожить. Слова повторялись в сознании Криоса, пока тот отдался резне. Руки направляли годы тренировок, самого его прикрывали те, с кем он маршировал.       И на секунду — хотя и сам не мог себе в этом тогда признаться — он испытал чистую радость от этого.       Пока Лимиль теснил одну половину лисенийцев к прямой и наклонной дороге, Россо занялся другой, намереваясь отодвинуть её и подставить под атаку Харри, на пришествие которого надеялся. Надежда на оказалась напрасной: вон, вдалеке, завиднелись фигуры, а то, что они убивали достигавших их лисенийцев не ставило под сомнение их верность Принцу. — Давите их, давите! — продолжал кричать Криос, воодушевлённый прибытием союзников.       Лисенийцы, всё же дрогнувшие, потоком устремились по дороге, как стадо, чей побег от гибели лишь приближал его к иной. Тень от какого-то моста, соединявшей две башни — дозорные, наверное — выглядела чертой рока, через которую пробежали беглецы. Все они не стали укрываться в нашедших себе приют по флангам домах, зная, что их ждёт лишь смерть в этих тесных уголках.       Все, кроме одного.       Он заметил, как один лисениец метнулся в здание. Никто больше не увидел это или просто не придал значение. Воины Россо продолжали неумолимое движение по дороге, но сам Криос замедлился.       Он разрывался выбором: оставить всего одного лисенийца или последовать за остальными?       Однако впереди их ожидали союзники, а хотя и один враг, но ещё дышащий враг, являл собой неконтролируемое. Кто знает, что он сумеет сделать? Поручится ли судьба, что этот лисениец не станет причиной их бед?       Убедив себя в правильности действий, Криос отделился от своих людей и поспешил настигнуть свою жертву. Быстро поднявшись по каменной лестнице, он осторожно открыл скрипящую дверь и вошёл в дом с мечом наизготовке.       Внутри была разруха. Какие-то шкафы лежали на полу, стол прямо в середине зала оказался расколот в щепки, миски с прокисшей едой валялись на полу. Там-то лежали и два трупа — мужчина и женщина. Раны были не свежими. Обглоданные лица, заслонённые чёрным пятном, слепо взирали в сторону посетителя.       Большая чёрная крыса заметила волантийца, бросила свой пир и кинулась к его ногам, ускользнув через проём на улицу.       Отведя глаза, Криос заметил у левой стены узкую, ограждённую лестницу, едва заметную во мраке.       Перехватив рукоять меча двумя руками, он устремился к ней.       Россо шёл осторожно, но под его ногами ступеньки пару раз издавали шум, тогда он замирал, ожидая нападения.       Второй этаж располагал одной комнатой. Её две стены и двери создавали небольшой коридор прямо у лестницы.       Двери были полуоткрыты, из-за них опять поднялся шорох.       Криос освободил одну руку, прижал её к двери, немного подмедлил, а затем толкнул дверь.       Внутри комнаты, забившись по разным углам, находилось два человека — одна девочка, по всей видимости, сирота мертвецов в гостиной, лисениец, на которого охотился Криос.       Парниша в цветах ополчения испуганно вскочил из своего укрытия, бросил на пол нож. — Пощады! — жалостливо взмолился он, но мгновением позже упал на пол с зияющей в груди красной раной.       Криос вытер меч об его одежду. Он хотел было спросить девочку об её родителях, придумать способ укрыть её, но она с визгом побежала, шлёпая босыми ногами. — Стой! — крикнул Россо, бросившись за ней.       Девочка вылетела на улицу и побежала туда, где, на расстоянии, сражались его люди. — Стой! — снова крикнул Криос.       Воздух засвистел. Что-то пролетело. Ноги девочки подкосились, она поскользнулась и упала. Из её хрупкого тельца торчало метательное копьё. Несколько тихих хрипов вылетело из её рта, судорога пробежала по конечностям. А потом всё закончилось.       Россо взглянул за спину. Среди мёртвых тел возвышался единственный живой. — Что ты натворил?! — лихорадочно спросил Криос. Он не узнал свой голос, такой он был пронзительный и громкий.       Убийца ребёнка обладал смуглыми чертами лица, тёмные волосы были собраны в пучок, а доспехи из варёной кожи покрыты кровью и царапинами. Пожалуй, ему можно было дать три десятка. Мужчина покрепче завязал шарф, убрав концы, чтобы те не мешались. Движения его были спокойными и размеренными.       Будто соизволив, его ониксовые глаза пробежали по помпезной пурпурной броне Россо. — Убил противника, — ответил мужчина. Его дорнийский говор был хорошо слышен. — Я пощадил её! — Да ну? — незнакомец посмотрел на свежий труп. — Ей это не особо помогло. Сейчас она могла показаться милой и невинной, но в будущем стала бы матерью лисенийца — тех, кого нам, как я слышал, было приказано истребить. Тем более, я не думаю, что ей доставило радость попасться в чьи-то руки. Может, я пожалел её куда сильнее.       Пальцы Криоса сжались. В груди разгорелось пламя: эта маленькая девочка оказалась под его милостью, и теперь кто-то просто игнорирует это? — Как твоё имя? — спросил он. Голос обратился гневным рыком. — Я потребую твоего наказания от того, кому ты подчиняешься. — Меня зовут Ксахан, — дорниец после короткой паузы подошёл ближе и протянул руку. — Криос Россо, верно? Красивые доспехи. Твой посланник очень внимателен.       Сердце пропустило неожиданный стук. Ярость улетучилась, будто и не было никакого пугающего происшествия. Пожалуй, это внушило бы волантийцу отстранённое удивление, но он не заметил этой перемены. Россо опустил недоверчивый взгляд на ладонь, но всё же пожал её. — Рад нашему знакомству. Наслышан о тебе. — Взаимно. — Честно говоря, я и не ожидал, что ты прибудешь так скоро.... А где твои люди?       Несколько предположений, конечно, у Криоса имелось, но таким простовитым вопросом можно было бы узнать ответ сразу, получить определённость.       Ксахан мотнул головой на далёкую развилку позади них. Там сражался Лимиль, там царила смута. Отсутствие штандартов и слившиеся в одно тёмное марево воителей не давали распознать правдивость слов дорнийца. Однако Криос всё же кивнул. — Я серьёзно отношусь к военному делу, поэтому, как только получил твоё предложение, то сразу изучил его, — тем временем отвечал на вопрос Ксахан. Он приблизился к одному из множества трупов ополченцев — дорниец до встречи с волантийцем, наверное, был занят тем, что добивал выживших — и вытащил клинок. — Мне оно понравилось.       Сигвальд с улыбкой удовольствия барабанил пальцами по щиту, на край которого опирался.       Он был далеко, далеко не единственным присутствующим. Рядом с ним стоял Льётоль, который неотрывно следил за торопливостью хирургов. Несмотря на то, что их непостоянные силы на данный момент были ослаблены, ковен колдунов и заклинателей тоже находился здесь, мерцая бурыми тенями у колонн круглого зала или анфилад и не принимая никакого участия в развернувшейся действии. В середине зала происходило мельтешение, сокрытое спинами, но очертания, выдающиеся из-за них, уже внушали трепет.       Руины, среди которых они находились, были одним из первых мест, которому выпала честь пасть под клинками подданных Принца. Крыша полуобвалилась, упавшие куски ныне лежали беспорядочными грудами по всему зелёному мозайчатому полу, создав просветы на небосвод.       По развалинам прокатилось громкое шипение. Несколько хирургов поспешили устранить его со скальпелями и какими-то инструментами. — Они набираются опыта, мой принц, — произнёс Расхес, подошедший к Сигвальду. — Это будет великолепное зрелище.       Принц сначала не ответил, едва сумев отвлечься, он устремил взор на Оддруна. — О да, — в конце концов промурлыкал Сигвальд. Он бросил щит Льётолу, и, не сдерживая волнение, принялся ходить кругами.       Раскатился звук падающей тяжести — это один из инструментов процессии оказался на полу. Тогда юноша бросил несколько коротких взглядов в центр и внезапно впился пылающими голубыми глазами в Расхеса. — Куда лучше, куда лучше! — закричал он в эйфории. Он наклонился, как наставник к ученику, чтобы их лица оказались на одном уровне. — Ты это понимаешь?! Это куда лучше!       Эхо вторило очередному шипению. Сигвальд обернулся к всё тому же источнику звука и снова подскочил, захлопав. — И это будет иметь ещё большую силу, — вкрадчиво продолжил Расхес. — Это великолепно и физически, и метафизически. Что может быть лучше для нас, чем продолжение спектакля с более талантливыми актёрами? — Ваш круг так к этому относится? — внезапно спросил Оддрун. — Очередной спектакль?       Расхес улыбнулся, подняв голову к великану, чьё лицо скрывали тени капюшона. — Мой повелитель, я не преуменьшаю заслуг наших доблестных воинов. Не стоит думать, будто играть в постановке — а значит оказывать большое влияние — может каждый. Они, мы — как я много раз говорил — избраны. Но эти существа, — Расхес посмотрел туда же, куда и Сигвальд, — поистине уникальны.       Толпа хирургов в кожаных, как у кузнецов, фартуках наконец отступила от предметов своих трудов в центре зала. Они перешёптывались и бросали взгляды на Принца и его свиту, надеясь на одобрение.       Рукотворные создания хирургов, напоминавшие скорее нагромождения плоти разных цветов, кои обрастались конечностями, распахнутыми глазами и ртами с металлическими клыками, или, словно в противовес, образовывали чрезчур исхудалых высоких гуманоидов с видневшимися из под сетки пупырчатой прозрачной плоти изменёнными органами, а были и четырёхлапые, полностью утратившие даже намёк на когда-то человеческое происхождение, издали приглушённое шипение. Слишком увеличенные мускулы вздувались, грозя разрастись сильнее и сильнее. Лабиринт вен, перешитых в единую систему, кое-где подтекал жёлтой вязкой субстанцией. — Каждый из них, — кивнул Расхес, — это идеальное сочетание страдания и гнева. Каждый вздох раздирает их болью. Они мучаются, они покорны благодаря асшайскому мастерству, они рабы, несущие сладкое освобождение нам. Это противоречиво. Это то, что напитает подоплёку мироздания обильнее простых взмахов мечами и топорами.       Расхес снова улыбнулся Оддруну, отвечая на услышанный вопрос, который тот не задавал. — Каждый спектакль поделён на акт. Один должен следовать за другим. Один следует за другим. Доселе лисенийцы испытывали лишь ярость, желание мести, сражаясь против себе подобных, но теперь они испытают ужас.... — Оддрун! — резко прервал колдуна Сигвальд. Быстрая речь была сбивчивой. Он подбежал к Льётолу и вырвал из его рук зеркальный щит, поспешно откинув золотые волосы назад. На лбу сияла испарина, как от горячки. — Оддрун! Всё готово? Всё уже готово?! Это должно было быть завершено!       Исполин на какое-то непродолжительное время задержал глаза на Расхесе, но почтительно склонил голову перед Принцем в признании. Оддрун был занят всё время с момента высадки сбором с трюмов кошмарных тварей, появившихся на свет ранее. Они не принимали участие в боях. До сегодняшнего часа. — Да, мой принц, — подтвердил сенешаль, — всё готово.       Сигвальд запрокинул голову и издал радостный рёв, а затем залился пронзительным смехом.       Монстры ответили ему собственными стенаниями.