Этот хороший вопрос...

      …— Постой-постой! Шэнь Цинцю… Учитель Шэнь?! — голос Вэй Усяня сильно прибавил в децибелах. — Такой высокий, изящный будто куколка красавчик в очках и с волосами до самой задницы, всё время ходит с веером?       — Ты знаешь его? — удивился Хуа Чэн.       — Знаю ли я его? Ха! Да его половина университета знает! И смотрит мокренькие сны с его участием! — объяснил Вэй Усянь и требовательно уставился на Ло Бинхэ в ожидании ответа. — Я правильно понял, тот самый Шэнь Цинцю?       Ло Бинхэ кивнул с самым серьёзным выражением лица, подтверждая, что да, именно он, и Вэй Усянь с воплем «ааа!», переходящим в писк, закусил кулак, чтобы не заорать во всю мощь лёгких, а другой рукой принялся колотить себя по бедру. Впрочем, это не помогло.       — Охренеть! Чёрт, чувак, ты завалил учителя Шэня! Аха-ха-ха, нет, не могу! — И, практически без паузы, лишь вдохнув поглубже: — Господи боже мой! О-о, девчонки будут просто безутешны! Хуа-Хуа, прости, но тебя официально уделали в крутости!       Хуа Чэн, всё так же эпично полулежащий на стойке и подпирающий голову кулаком, скептически изогнул бровь и многообещающе глотнул из стакана.       — Да, учитель невероятно крут, — поддакнул Ло Бинхэ.       — Я вообще-то другое имел в виду, ну да пофиг…       Ло Бинхэ внезапно опустился на колени, резко, словно они бессильно подогнулись, упёрся локтями в столешницу и со стоном закрыл голову руками, спрятав лицо.       — Ты чего?       — Он такой крутой!.. — жалобно донеслось из этого патлатого кокона. — Такой сильный!.. Такой мужественный, волевой!..       — И красивый, — тут же добавил Вэй Усянь.       — И красивый, да… но это не главное! Он такой непреклонный! Учитель самый лучший! Не знаю никого сильнее него.       — О, всё настолько далеко зашло? — и Вэй Усянь скосил насмешливый взгляд в сторону Хуа Чэна. Тот досадливо поморщился и моментально пообещал себе никогда, никогда больше не откровенничать на такие темы с Вэй Усянем, тем более будучи пьяным, ибо задним числом вдруг осознал, что не сильно далеко ушёл. Будем честны: несмотря на то, что с возрастом Хуа-Хуа научился сохранять внешнее спокойствие и перестал бросаться на обидчиков, как бешеный пёс, предпочитая выжидать удачного момента, чтобы пришлось наверняка хоронить, в душе он так и остался восторженным задыхающимся фанатом, который готов всегда и везде топить за своего обожаемого гэгэ. Прямо как без памяти влюбленная малолетка. Которая увешает всю комнату плакатами кумира, поставит в угол картонную модель в полный рост, напечатает такое же изображение на подушке и будет обнимать ночами.       — Ай, ты не понимаешь!.. Учителю пришлось ничуть не легче, чем мне! Когда он меня оттолкнул — я с ума сходил и ничего не понимал. Всё думал, что же не так, что я сделал неверно, думал, что дело во мне, в том, какой я, и у меня даже мысли не возникло, что может быть какая-то другая причина! Я думал лишь о том, как мне плохо и больно, и что же мне делать с этим, как всё исправить, как заставить учителя принять меня назад… Я столько всего натворил… чего можно было легко избежать. Если бы я хоть на миг задумался, что дело не во мне… но я не пожелал. Мне было важнее знать, сожалеет ли учитель, раскаивается ли в своих действиях, скучал ли по мне… Я сам себе напридумывал причин и ответов, винил себя и всех вокруг, и злился… так злился, что в конечном итоге учитель пострадал из-за меня. Как подумаю, что он едва не погиб из-за меня… и, несмотря на это, всё равно принял мои чувства. Он такой человек, кажется суровым и резким, но именно он в критический момент прикрывает собой… Учитель всегда отличался редким самообладанием, и что бы он ни делал — тому всегда есть разумное объяснение.       — А потом? Ты спросил, почему он тебя бросил?       — Нет, — Ло Бинхэ встрепенулся, выпутался из рук, опустил их вперёд и поднял голову. Взгляд был шалый, глаза лихорадочно, возбуждённо блестели. Он погладил шрам поперёк ладони другой рукой и крепко сжал пальцы. — Но это и неважно! Таково было решение учителя, и ни я, ни кто-либо ещё не смогли бы его изменить. Только принять. Я знаю, что дело не во мне… не только во мне, и уж точно причина не в моём происхождении! Знаю, что он сожалел, что так вышло. И что вновь начал принимать нейролептики после моего отъезда, чтобы просто заставить себя встать с постели и что-то делать… но он справился. Какой бы не была причина, он с этим справился и преодолел. Если учитель говорит, что так было нужно — значит, так оно и есть. И не важно, чего это стоило.       — Думаешь?       — Конечно. Это не было зря, мне тоже многое пришлось преодолеть за то время, что я провел за границей. Я стал сильнее, научился обращаться с людьми, добиваться своего, приобрел связи и кое-какое влияние. Статус, в конце концов. Теперь никто не посмеет распоряжаться мной или попирать ногами, я научился управлять людьми и использовать их, и теперь я могу обеспечить его, защитить и никому не позволю вновь поднять на него руку! Я больше не тот растерянный семнадцатилетний мальчишка, заглядывающий учителю в рот…       — О да, теперь ты здоровая двадцатитрехлетняя детина, заглядывающая ему в рот!.. — хохотнул Хуа Чэн.       — Нет!.. то есть, да, но… всё иначе. Разве не очевидно? Всё это просто притворство, игра в учителя и ученика, как раньше. Так же, как ты дразнишь своего Лань-гэгэ, как и в школе, и так же, как ты разыгрываешь из себя пай-пальчика перед своим Се Лянем… при том, что за его спиной запросто оторвёшь лицо всякому, кто тебе не понравится. В конце концов, это, наверное, единственное моё качество, которое на сто процентов нравится учителю — я умею быть послушным.       — Да, когда тебе это выгодно, — ухмыльнулся Вэй Усянь. — Бедный учитель Шэнь!.. Искренне надеюсь, ты его хотя бы не насиловал.       — Нет! — возмутился Ло Бинхэ. — Я что, похож на того, кто способен на подобное?       — Э-э, прямо сейчас?.. вполне.       — Да почему?! Я же не идиот!       — Но мысль у тебя такая была, не отрицай… о, задумался! Да?       — Может быть… может, если бы учитель не принял меня и вновь прогнал, и я бы разозлился настолько сильно, чтобы пожелать заполучить его хотя бы таким образом… но нет! Нет! Я бы просто не смог! Какой в этом смысл? Я бы скорее расплакался, это куда действеннее! Виноватый понурый вид, раскаянье и страдания в голосе, слезы в глазах — и из учителя веревки можно вить! Хотя, признаюсь, я украл пару поцелуев, пока учитель лежал в забытьи… И потом, тоже, были моменты… И учитель сказал, что наш первый раз от изнасилования отличался только его согласием, и что я как дикое животное… Но в остальном я его и пальцем не тронул!       — Ага, и пользовал только светлый образ учителя в душе! Прям как наш непревзойденный терпила Хуа-Хуа.       — Что за фигню ты несёшь?!       — А что, вы продвинулись дальше поцелуев и крепких-крепких дружеских объятий?       — Ой, иди на хер! Если тебе принципиально, на хер своего Лань Чжаня! Прямой наводкой, направляйся туда! — разозлился Хуа Чэн. Вэй Усянь тут же состроил виноватую рожицу и сложил ладошки перед собой, повинно склонив голову:       — Прости-прости, я не хотел, лишнего ляпнул.       — Серьёзно, ни-ни? — не поверил Ло Бинхэ, потрясённо уставившись на своего соседа, как на чудо из чудес. — Почему?!       — Я не хочу давить на него, — всё-таки ответил Хуа Чэн. — Я же не ты. После всего, через что нам пришлось пройти, чтобы вновь найти друг друга… я лучше подожду, пока он сам будет готов сделать следующий шаг.       — А вдруг он уже? Ты хоть спрашивал?       — О чём ты? У него паника начинается, едва я руки ниже талии опущу! — и Хуа Чэн впервые за вечер душераздирающе даже не застонал — хрипло взвыл, опустив голову и приложившись лбом об столешницу. Затем, запустив всю пятерню в волосы и закрыв ладонью единственный нормальный глаз, смачно высказался: — Как же я заебался со всей этой херней вокруг!.. вот бы поубивать всех лишних людей, которые так любят создавать проблемы и пользоваться чужой добротой… и мешать!!! Но, блядь, опять же, куда потом девать такую гору трупов?!..       Вэй Усянь и Ло Бинхэ понимающе переглянулись. Последний забрал из рук Хуа Чэна опустевший стакан с растаявшими кубиками льда, в то время как первый с оглушительным «чпок!» вытащил пробку из бутылки. Затем Ло Бинхэ вернул наполненный стакан под пальцы Хуа-Хуа, однако тот не пожелал его взять.       — Ай, ну да чего ты, в самом деле… — со вздохом протянул Вэй Усянь, успокаивающе похлопывая его по спине. Хуа Чэн раздражённо передернул плечами. — Всё образуется! Иначе и быть не может, мы все за тебя болеем. Да твои подчинённые на твою личную жизнь молятся искреннее, чем богам! (Потому что расстроенный и злой градоначальник — то ещё стихийное бедствие, добавил Вэй Усянь мысленно.) Ну хочешь, я тебе мастурбатор подарю? Всё полегче будет.       Хуа Чэн вскинул голову и посмотрел на парня, как за законченного идиота, а Ло Бинхэ облёк этот взгляд в слова:       — Ну ты, блин, придурок, нашел, что сказать…       — Да ну я же шучу!.. Правда, не обижайся, пожалуйста, я не со зла. Ты же знаешь, я постоянно всякую чушь несу, да меня всерьёз воспринимать — себя не уважать!       — Это точно, — проворчал Хуа Чэн. — И как тебя только твой Лань Чжань терпит?       — Сам удивляюсь, — Вэй Усянь легкомысленно пожал плечами. — Я же заноза ещё та!.. Одно время я сильно загонялся этим вопросом, никак понять не мог, за что меня вообще можно так полюбить? Чтобы искать по барам и ночлежкам, не слушая возражений и посылов подальше, защищать до последнего, не обращая внимания на чужие слова, быть готовым всё и всех бросить ради… ради такого, как я. Я ведь столько набедокурил по жизни и сам знаю лучше всех, что виноват, и это останется со мной навсегда. Что такого хорошего он во мне нашёл? И вот однажды, когда меня это запарило вконец, я его напоил и поинтересовался, что он обо мне думает. Это же Лань Чжань, пока к стенке не припрёшь — не скажет.       — И что?       — И он сказал только одно слово: «Мой». И знаете, после этого мне стало как-то плевать на всё остальное. Когда все вокруг смехом и подначками встречали мои выкрутасы — он пытался меня урезонить. Когда смех сменился осуждением и стыдливо отведенными взглядами — он протянул мне руку, вытащив из этой пучины. И не отпускал, куда бы я ни велел ему отправляться. Он был готов разделить со мной ответственность за последствия моих действий, не задаваясь вопросом, правильные они или нет, а просто пройдя через это вместе со мной. Как ты там выразился, Хуа Чэн, «даже в грязи»? Что ж, полагаю, так и есть. Иногда этого достаточно. Лишь одной протянутой руки. Я прав? А в остальном — мы встанем на ноги сами.       — За людей, имеющих силы выбраться из ямы, куда их спихивает жизнь, — Хуа Чэн жестом пригласил чокнуться за общность мыслей.       — И плевать, насколько она глубока, — добавил Ло Бинхэ, сдвинув стаканы.       — И за Лань Чжаня, который просто зверь в постели, — ляпнул Вэй Усянь в самый последний момент, когда все уже поднесли стаканы ко рту. Ло Бинхэ прыснул от неожиданности, поперхнувшись и пролив на себя, а Хуа Чэн, прикрыв лицо ладонью, без всякого стеснения припечатал:       — Да чтоб тебя, мудака такого, пополам порвало!       И, не сдержавшись, зашелся безудержным хохотом, чистым и абсолютно искренним, с каким уходят все треволнения и заботы.       Смех смехом, но момент был не то, чтобы упущен — мастерcки и с достоинством потрачен, так что они выпили ещё раз, нормально и с максимальной серьёзностью, присущей дошедшим до кондиции людям, когда уже стоит начать вопрошать, кто тут кого уважает.       — Ладно, подведём итоги, — ухмыльнулся Вэй Усянь и, отставив указательный палец от края стакана, ткнул им сначала в сторону Ло Бинхэ. — Один бессовестный манипулятор и преследователь с маниакально-депрессивным синдромом, мазохистскими наклонностями и эдиповым комплексом до кучи…       — Вовсе нет!       —…Один сталкер со склонностью к насилию и антисоциальному поведению, мстительный и злопамятный, как сам боженька, ведущий учёт всем грешкам на свете, болезненно зацикленный на одном определённом человеке практически до фанатизма…       — И один петух с шилом в жопе, чей девиз по жизни — слабоумие и отвага!       Вэй Усянь рассмеялся и хотел что-то ответить, но внезапно осёкся и с чувством воскликнул:       — Вот чёрт!       — Что? — спросил Ло Бинхэ, заинтригованный, что же ещё весёленькое стрельнуло в эту пьяную башку.       — Если так подумать, Лань Чжань ведь абсолютно такой же!       — Такой же петух?       — Тьфу, нет! Я имею в виду — он такой же ревнивый собственник! Бесится, даже если я просто дам кому-то наушник послушать, вся лишь разница, что тихо и в сторонке. Отыгрывается потом на мне так, что я на другой день ходить нормально не могу… Правильный учтивый мальчик, ага, конечно! Все бы такими «правильными» были — у кроватей имелся бы иной стандарт прочности. Разве что, — Вэй Усянь хитро прищурился и подмигнул приятелям: — Его как-то не тянет на старичков.       — Учителю всего двадцать восемь! Он не старик! И я видел один раз Се Ляня, да он же выглядит моложе нас с тобой!       — Разве что выглядит. На самом деле, он старше твоего учителя на пару лет минимум.       — Не может быть!.. — не поверил Ло Бинхэ и даже открыл рот от потрясения. — С чего ты взял?       — Ну сам подумай, когда Хуа-Хуа свалился своему обожаемому гэгэ на голову, тот был старшеклассником, лет пятнадцать-шестнадцать примерно. Так что, даже если считать очень приблизительно, у них разница в возрасте должна быть не меньше восьми лет, а с Хуа Чэном вы ровесники. Вы же одного года, да? Или он всё-таки младше? Нет, стоп, погоди, дай сообразить… это с тобой мы одного года, а он у нас летний цветочек, выходит, всё-таки младше…       — Вообще-то я старше вас обоих, — с усмешкой подтвердил Ло Бинхэ.       — Разве?       — Я зимой родился так-то.       — Блин, серьезно?.. а, ладно, не суть. Ей-ей, мне лень сушить мозги и считать точно. Я о том, что по итогу Се Ляню должен быть как минимум тридцатник!       — Почему бы вам обоим не заткнуться, а?       — А, я опять попал в десятку! Какой я молодец! Если бы мне платили, платили каждый раз, когда!.. — со смешком пропев сие невпопад, Вэй Усянь победно поднял стакан вверх и тут же задался вопросом: — Слушай, а есть фотки?       — Нет.       — Да ладно, кому ты заливаешь! Спорим, в твоём телефоне офигительная коллекция фоточек обожаемого гэгэ?       Хуа Чэн лишь пренебрежительно фыркнул, мол, он даже в стельку пьяный не поведется на такой наглый развод. Но Вэй Усянь на этом не успокоился. Он, соскочив со стула, пошатнувшись при этом так, что собеседники невольно вздрогнули и приготовились ловить нетрезвую тушку, куда-то целенаправленно двинул. Пробурчав что-то вроде «щас всё выясним», Вэй Усянь добрался до другого конца стойки и, прежде чем спохватившийся в последний момент Хуа Чэн успел этому помешать, хапнул его пиджак. Который вместе с его телефоном и бумажником, и всем прочим лежал там же, куда изначально кинули.       Повесив этот предмет одежды на протянутую руку Хуа Чэна, Вэй Усянь крутанул чужой смартфон, как обычную игральную карту. На мгновение хозяин Призрачного Города всё-таки испугался, чисто инстинктивно, но секунду спустя успокоился и хладнокровно ответил на провокационный взгляд:       — Ничего не выйдет, он запаролен.       — Ха! Да твой пароль и ребёнок разгадает! Спорим?       Хуа Чэн лишь пожал плечами.       — Ну вперёд.       — Если взломаю — расскажешь, что за татушка на руке.       С этими словами Вэй Усянь вернулся на своё место, вновь залез на высокий стул и упёрся в столешницу ободранными локтями, взявшись за новую игрушку обеими руками. Высунув кончик языка в предвкушении, он приветливо погладил пальцами сенсорный экран, который требовал ввести энное количество знаков для продолжения знакомства. Ну или предоставить пальчик хозяина. Просто Хуа Чэн не любил дактилоскопические датчики, зная, как они порой сбоят, не полагался исключительно на них. С банальным паролем оно всё же несколько надежнее. Если, конечно, его никто не знает.       Вэй Усянь задумчиво хмыкнул. Ло Бинхэ молча наблюдал. Полминуты прошло, прежде чем малость погрызенные пальчики Вэй Усяня пришли в движение и быстро что-то набрали. Увы, смартфон в ответ издал крайне недовольный звук, будто обманутый в лучших чувствах, и сообщил, что осталось одна попытка. Даже не пять, всего две. Значит, подумал Вэй Усянь, этот пароль владелец способен набрать не глядя в кармане одним пальцем. Не ошибется в символах, ни за что не забудет… и уверен, что никто другой не сможешь его отгадать.       Хуа Чэн изрёк довольное «Ха!», однако не успел он допить то, что оставалось в стакане, как Вэй Усянь, скосив на него хитрый взгляд, набрал другой код.       — Хе-хе! — довольно заявил он, показав разблокированный экран.       — Серьёзно, разгадал?!       — Годы игр на деньги, детка!.. не понимаешь, как думает противник — не обманешь. А Хуа-Хуа к тому же сам пропалился, он у нас, если ты не знал, большой шутник и любитель двусмысленностей… ну, не пинайся, это же правда! Так, где там галерея…       — Дай сюда!..       — Ха, поймай сначала!       — Бинхэ, держи его!       — Двое на одного — нечестно!       Разноголосый издевательский хохот был ему ответом. Вэй Усянь, подпрыгнув, мстительно запустил телефон над головой хозяина, точным броском в диван в гостиной, — и попал, что удивительно, смартфон удачно застрял между диванными подушками, воткнувшись как дротик. Однако задуманный отвлекающий маневр не удался, Хуа Чэн не повёлся, и в итоге Вэй Усянь был схвачен со спины самым подлым образом. По какому поводу тут же возмутился во всю мощь голоса:       — Не-ет, верни меня на землю, я пока не собираюсь в космос!.. что ж ты такой большой-то, а?!       — Ну, ты же сам назвал меня «большим братцем», аж два раза, поздно возмущаться. Попроси Бин-гэ как следует, и отпущу.       — Не говорил я такого!.. Всё враньё! Какой из тебя Бин-гэ, ты же настоящая Бин-мэй!..       — Ах так?! Хуа-Хуа, он твой.       — Так и держи, сейчас мы его вдвоём…       — Учти, я буду защищать свою честь! И пинаться!       — Ну давай, рискни!       — Аха-ха-ха, нет, не щекочи там!.. Сдаюсь, сдаю-у-усь!.. Старейшина Илин признает поражение!       — Ты-то старейшина? — с издевательским смешком Ло Бинхэ тряхнул «старейшиной», как огромной плюшевой игрушкой. Давнул бы посильнее — и из него тоже раздался звук, может быть, даже звук хрустящих рёбер. Не то, чтобы Вэй Усянь был много ниже, если по правде, то он уступал всего пару сантиметров, но на фоне этой маскулинной горы мышц (к вечеру уже успевшей обрасти колкой щетиной) любой казался задохликом.       — Его так на улицах называли, — пояснил Хуа Чэн, в последний раз дергая Вэй Усяня за пятку. — Старший, глава группировки Илин. Хватит с него, отпускай, над ним уже жизнь поиздевалась, долбанутый же на всю голову…