Вопросы и ответы

— Тебе не стоило приходить сюда!.. — голос Эрувэ звучит приглушённо, и Аэлухель слышит в нём ноты панического отчаяния. В её глазах мелькает страх, и лесной эльф в немом вопросе вскидывает бровь.       У всех были свои тайны, и Аэлухель не сомневался, что немало их было и у Эрувэ. Приставленная к дипломатической миссии в качестве сопровождающей, эта горная эльфийка сразу привлекла внимание Аэлухеля. Не своей особенностью, впрочем, а скорее просто профессиональный интерес и потенциальная возможность развеять скуку. Аэлухель скользил по ней изучающим взглядом, пытаясь зацепиться за что-нибудь, и несколько любопытных деталей сразу бросилось ему в глаза.       Эрувэ была замкнутой. Держалась подчёркнуто на расстоянии. Холодная снежная дева, при первой же удобной возможности стремящаяся улизнуть из чужой компании. Что это было? Повышенная любовь к одиночеству? Знаменитое альвийское высокомерие? Или же что-то другое?       Симпатичное личико, ничего такая фигура, вот только она всё время прятала себя, словно в броне, за простой неказистой солдатской одеждой. Тугие ремни и куча пуговиц, всегда застёгнутые все до единого. Кажется, из открытых частей её тела было только лицо да ладони, в то время как всё остальное было тщательно скрыто от чужих глаз. Даже как для чопорной альвийки слишком — так что это было? Стеснение собственного тела? Или же что-то другое?       Она держалась подчёркнуто ровно и хладнокровно, как воин, но опытный глаз Аэлухеля видел, что компания чужаков, ещё и поголовно одних мужчин, её нервировала и напрягала. Эрувэ держалась от них на расстоянии, но вздрагивала всем телом, невольно хватаясь за рукоять кинжала в поясных ножнах, всякий раз, когда кто-то из них хлопал её по плечу или в принципе случайно касался. Полный ужаса затравленный взгляд, который она тут же неумело и неловко прятала — Аэлухель наблюдал со стороны и видел, и интерес другого толка начал разгораться в его груди.       Альвы — не пираты, у них нет безвольных бесправных живых вещей; консервативное, но равноправное общество, и женщину поди попробуй оскорбить или унизить. Альвийки ничуть не хуже альвов обращались с оружием и могли постоять за себя, уж тем более те, кого набирал в свою гвардию Эйладар — так что же не так было с этой женщиной?       Любопытство постепенно перетекло в живой интерес, и Аэлухель сам не заметил, когда Эрувэ начала вызывать в нём искренний отклик сопричастности. Он начал проявлять к ней осторожное внимание, и медленно, но Эрувэ начала открываться ему навстречу. И чем больше он узнавал её, тем сильнейший отклик она находила внутри него. Аэлухель чувствовал с Эрувэ какое-то духовное родство?..       Тайна одна за другой являла себя. Отстранённость не была высокомерием, но была страхом; плотные, всегда закрытые на все пуговицы и ремни одежды скрывали множество шрамов и перманентных синяков. Много десятков лет Эрувэ жила в беспросветном мраке террора, насилия и страха, так что неудивительно, что она боялась мужчин и стыдилась собственного тела.       Откровенно, Аэлухель не знал, что делать с полученной информацией. Но она отзывалась внутри состраданием и болезненным пониманием: когда-то очень давно он пережил нечто подобное. И ему вдруг стало не всё равно, и первоначальный эгоизм и скучающий порыв развеяться сменился искренним сочувствием и желанием помочь. Слепая похоть и мысли об Эрувэ как потенциальной девочке на одну ночь ушли глубоко в тёмные углы души, уступая место иррациональному желанию помочь.       Так, собственно, они и сблизились. Одинокая Эрувэ опрометчиво доверилась первому и единственному существу, проявившему к ней участие и сострадание, и Аэлухель разделил их с ней, решив сохранить их и уберечь, а не использовать против и причинить ещё больше боли. Отчасти потому, что некогда сам прошёл через похожий ад; отчасти потому, что открывшаяся ему Эрувэ напоминала прекрасный цветок, неказистый в виде бутона, но расцветающий невероятной красотой.       Да, именно так они и сблизились, и стали любовниками — не в плотском плане, впрочем, но в духовной и эмоциональной близости. Именно в том, чего Эрувэ больше всего не хватало; том, в чём она больше всего нуждалась. — Хель, уходи, пожалуйста! — её полный отчаяния голос вывел Аэлухеля из мимолётной задумчивости; Эрувэ подалась ему навстречу, заламывая руки и кусая губы, глядя полным отчаяния взглядом. — Ш-ш, — он осторожно притянул её к себе, погладив по напряжённой спине. — Почему ты прогоняешь меня? — заглянул в глаза, и Эрувэ страдальчески нахмурилась, в искренней муке отведя взгляд в сторону. — Если Эйладар увидит тебя здесь, он убьёт нас обоих, — прошептала она, обняв себя за плечи. Сжалась, словно пытаясь стать меньше, и Аэлухель нахмурился, напряжённо сведя брови на переносице. — Какое ему дело до того, с кем и когда ты встречаешься? — острый внимательный взгляд пристально наблюдал за Эрувэ. Конечно, у неё было ещё много тайн, о которых Аэлухель пока что ничего не знал, но едва ли случайная стражница без весомой причины так сильно реагировала бы на упоминание короля. — О чём ты молчишь, Эрувэ? Почему Эйладар так пугает тебя?       Острая реакция на альвийского владыку была у неё далеко не первый раз. Обманывать она никогда не умела, как и с трудом скрывала эмоции, и Аэлухель мог наблюдать, как Эрувэ дёргалась и страх мелькал в её глазах всякий раз, когда кто-то упоминал об Эйладаре или же он сам был рядом. Теперь она сама заговорила о нём, и вся бездна отчаяния была в её голосе и взгляде. — Почему? — невольно он произнёс вопрос вслух, и Эрувэ вдруг беззвучно всхлипнула без слёз, зажмурившись и покачав головой. Её тело задрожало, и Аэлухель ещё больше растерялся от такой реакции. — Он мой муж, Хель, — с ненавистью дрожащим голосом выплюнула Эрувэ, и её слова натурально оглушили собеседника. — Мой ненавистный садист муж, для которого я — игрушка, которую он одновременно ненавидит и считает, что никто не смеет, кроме него, трогать её.       Она снова обхватила себя за плечи дрожащими руками и отвернулась, но Аэлухель успел заметить в тусклом бледном серебристом свете, как заблестели дорожки слёз на её щеках. Эрувэ было противно от самой себя и стыдно, и это была та самая тайна, которая определила весь кошмар её бытия и одновременно с этим была ключом к пониманию всех проблем этой женщины, её страхов и боли.       Аэлухель действительно был шокирован услышанным. Об Эйладаре ходило множество слухов, в большей части которых он успел убедиться. Жестокий тиран и садист, но однолюб — никто и помыслить не мог о том, что он женится второй раз. Ещё и будет держать это в такой тайне, что даже среди пиратов, мастеров обмана, шпионажа и воров чужих секретов, никто ни сном ни духом не ведал о подобном.       Шок медленно уступал место замешательству, а после — искреннему сочувствию. Эрувэ повернулась к нему спиной, отойдя подальше вглубь комнаты, неумело пытаясь спрятаться во мраке. Тихо плакала, несчастная и почти сломленная, сжавшаяся в комок, одинокая и лишённая поддержки. И Аэлухель видел в её страданиях себя, и печаль заскреблась где-то под лопаткой.       Он сделал шаг вперёд и осторожно коснулся Эрувэ, чувствуя, как она вздрогнула и встрепенулась под его прикосновением. Погладил её по плечам в молчаливом жесте утешающей поддержки, и напряжённая спина немного расслабилась под его ладонями. — Он забрал меня силой, — почти беззвучно и бесцветно прохрипела Эрувэ, пусть Аэлухель ни о чём её не спрашивал. Руки её безвольно опали, а полный боли взгляд потух. — Мой отец был тем самым кузнецом, который выковал доспехи королевы Эльвэ — Эйладар лично пришёл в наш дом. На моих глазах он жестоко убил его и мать, а меня забрал. Возненавидел и возжелал, как ребёнок игрушку, потому что я оказалась похожа на погибшую королеву — за это и возненавидел, собственно. И каждый день он мстит мне за это, хочет убить, но не может, и превращает мою жизнь в беспросветное страдание. Он сломал мне жизнь, Аэлухель, и я не знаю, почему я сама до сих пор не оборвала её. Он сделал всё для того, чтобы сломать меня, чтобы эгоистично использовать меня в своё удовольствие, и всех, кто хоть немного приближались ко мне, он убивал с особенной жестокостью. Хель, я не хочу, чтобы с тобой случилось то же самое — а он сделает это, если узнает, даже не посмотрит на то, что ты подданный другого государства! — она резко развернулась, и Аэлухель невольно вздрогнул от отчаяния на грани безумия в её полных слёз глазах; шёпот сорвался, теряясь в нарастающих рыданиях, и Эрувэ вцепилась в рубаху на мужской груди, словно утопающий в доску. — Если он заберёт тебя, если ты пострадаешь из-за меня, я сойду с ума, Хель! Пожалуйста... Я не хочу...       Внутренняя защита окончательно дала сбой, и Эрувэ настигла истерика. Аэлухель поспешил обнять её и крепко прижал к себе дрожащее, содрогающееся тело, заглушая рыдания и крики на своём плече. Стиснул зубы, чувствуя, как закипает в груди яростный гнев, и только цепляющаяся за него Эрувэ удержала его от того, чтобы мгновенно сорваться с места и пойти прирезать Эйладара прямо в его постели.       Крепко, но бережно он прижимал её к себе, позволяя излить боль и слёзы. Мягко гладил по волосам, давая понять, что он рядом. И когда всхлипы Эрувэ стали прерывистей и тише, аккуратно отстранил её от себя, взяв в руки мокрое от слёз лицо и решительно глядя в глаза. — Я клянусь тебе, я вытащу тебя отсюда, — произнёс он, поддавшись порыву и поцеловав Эрувэ в лоб. — И ни Эйладар, ни кто-либо ещё не помешает мне сделать это.       Эрувэ в ответ горько улыбнулась, и Аэлухель снова прижал её к себе. Открывшаяся тайна заставила взглянуть на альвийку в его руках совсем иным взглядом, лишь упрочнив и усилив зарождающиеся к ней чувства. Ни о какой мимолётной интрижке больше не было и речи, и в своих намерениях Аэлухель оказался абсолютно серьёзен.