Вопросы и ответы

      Боль — невыносимая боль — она пронзает всё его естество, и кажется нет ни единого участка тела, куда бы она не смогла добраться. Он сгорает в ней, мечется по кровати, словно загнанный зверь, но не может избавиться от неё, как бы ни старался. Тело горит в огне лихорадки и остывает в морозе озноба, и разум подводит его, отказываясь работать здраво.       Последнее, что он помнит — грохот и крики. Двергские каменщики обрушили гнев земли на первый попавшийся город, и ему не повезло быть в тот момент в нём, не успев покинуть альвийское государство. И он прятался вместе с другими гражданскими от приближающейся вражеской армии, не догадываясь, что эта местность познает на себе гнев иного толка.       Земля дрожала под ногами, камень шёл трещинами, и огромные куски опадали на землю. Альвы кричали и пытались бежать, и он тоже пытался спастись, ещё не зная, что для них всех просторный зал станет братской могилой. Для всех — кроме него, лишь волей судьбы оставшегося в живых.       Он помнил тяжесть: тяжёлая колонна обвалилась, и часть её придавила его. Он сильно ударился о мраморный пол, и перед глазами воцарилась тишина и тьма, которая, казалось, практически мгновенно взорвалась болью, столь невыносимой, что он мечтал о смерти. А потом пришла лихорадка, и он перестал чувствовать ноги. Паралич разбил его, превратив в немощного калеку, но не это было самым страшным открытием.       Боль отошла на второй план, когда сознание упорно сражалось за существование. Он балансировал на грани, так ни разу и не придя в себя. Всё вокруг плясало чёрными и красными пятнами, и он бредил, пребывая между реальностью и смертью. И она коснулась его, и в своём бреду он слышал стенания и крики неупокоенных душ, так и застрявших в том зале, не принявших собственную кончину. Почему же они приходили к нему и молили у него об избавлении?       Борьба растянулась долгими месяцами. Лесной эльф, который выжил лишь каким-то чудом, мало того что был неудачным гостем в неспокойном государстве, так ещё и единственный, кого солдаты смогли освободить из-под завалов. Едва живой, окровавленный, с многочисленными переломами — не иначе как благословением всех существующих богов и духов было то, что он вообще выжил. Чудо, которое не стоило игнорировать, тем более что эльф этот не был альвом, а был чужаком — именно потому к нему и позвали ундин в попытке вытащить его с того света.       Это была непростая работа, но интересная, отчего целительницы взялись за неё, желая довести до конца. Лесной эльф оказался крепким и здоровым, и пусть долго не приходил в себя, страдая от горячечного бреда, в конце концов всё же смог выкарабкаться, с трудом возвращаясь обратно.       Возвращаться в реальность было действительно трудно. Половина тела ныла и болела, и Кориатэль расфокусированным взглядом смотрел в потолок. Вторую половину он не чувствовал в принципе, и от этого осознания сердце пропустило несколько ударов гораздо ощутимей, чем от плаксивого шёпота призраков, окруживших его постель. Он попытался приподняться на локтях, панически осматриваясь, но ладонь с синеватой кожей мягко надавила ему на грудь, жестом приказывая лежать. — Ты слаб, счастливец, — распевно произнесла ундина, одарив его заинтересованным взглядом. — Тебе нужно лежать. — Что с моими ногами? — хрипло пробормотал Кориатэль. — Почему я не чувствую их? — Твой позвоночник был сломан, — ответила целительница. — На тебя упала колонна. Мы с сёстрами пытаемся исцелить тебя так, чтобы вернуть тебе твои ноги. Но пока что паралич не отступает, и тебе придётся смириться с ним.       Он откинулся назад на подушку, поморщившись. От тянущей остаточной боли начало тянуть оставшуюся часть тела. Рядом маячили призраки, то отдаляясь куда-то, то наоборот приближаясь, и их шёпот назойливо копошился в голове, вызывая непроходящую мигрень. Он сходил с ума ко всему прочему?..       Ундина суетилась вокруг него, исцеляя раны, даруя медленное облегчение. Реабилитация обещала быть тяжёлой и долгой, но главное, что он остался жив. А всё остальное он непременно переживёт и так.