Вопросы и ответы

      Молчание затягивалось, и было очевидно, что компания друг друга не радовала никого из собеседников. Горин стучал деревянной ложкой по деревянным же стенкам тарелки, доедая похлёбку; Орлеандо так и остался сидеть в очаге, окружённый языками огня, ластящимися под руки. Нахохлился, словно воробей, прикрыв веки, умиротворяясь от треска углей и согревающего тепла, пока за окном лютовала и свистела метель. И как он вообще докатился до такого?.. — Эй, князь, — звучный требовательный голос нарушил тишину, ворвавшись в мерный поток мыслей. Орлеандо лениво приоткрыл один глаз и посмотрел на собеседника. — Расскажи мне о своём народе, — заметив, что саламандр обратил на него своё внимание, потребовал Горин. — Что именно тебя интересует? — полюбопытствовал Орлеандо, скрестив руки на груди, и дверг окинул его задумчивым взглядом, наблюдая, как саламандр без малейшего стеснения сидел в сердце огня. — Как вы делаете это? — Горин кивнул в его сторону. — Почему огонь не трогает тебя? — Мы — дети Отца-Вулкана, — Орлеандо пожал плечами, несколько растерянно осмотрев очаг, в котором сидел. — Он призвал нас из пламени, дал нам пламенные сердца, и когда наше время приходит, мы уходим в пламя, возвращаясь к истоку. Разве ж у вас не также? — он чуть округлил глаза, вопросительно посмотрев на дверга, на что тот нахмурился. — Не также, — скупо отрезал он. — Мать-Земля лишь награждает своей милостью своих любимых детей, — добавил лаконично, и прежде чем Орлеандо успел как-то отреагировать, попросил: — Расскажи больше об особенностях своего народа... О тех, о каких посчитаешь нужным рассказать своему врагу. — Ты мне не враг, двергский король, — Орлеандо ухмыльнулся, покачав головой, — пусть моим воинам и придётся сражаться против твоих. За это мой народ и не любят, а часто ещё и презирают, — он повёл плечом и спокойно добавил: — Ведь мы народ наёмников и сражаемся за тех, кто больше нам заплатит. — Бесчестные змеи, — тёмные глаза Горина потемнели ещё больше, и он сплюнул с нескрываемой брезгливостью. — Может быть да, а может быть и нет, — хладнокровно парировал Орлеандо. — Наша родина не богата ресурсами, и нам нужно где-то добывать деньги, чтобы торговать с другими народами. Найм — самое естественное для нас занятие, ведь мы опасная сила не только из-за возможности каждой саламандры использовать ударную мощь огня. Наиболее привлекательной для наших союзников и губительной для врагов является наша живучесть — семь жизней, позволяющие нам снова и снова возрождаться после смерти подобно тому, как затухающее пламя вновь разгорается в пожар. И далеко не каждый знает, как убивать нас так, чтобы игнорировать эту способность. — Дай угадаю, — Горин заинтересованно усмехнулся, — смертельные раны в сердце или, скажем, отрубленная голова могут способствовать этому? Вы ведь не вампиры, у вас нет впечатляющей регенерации. — И да, и нет, — таинственно улыбнулся князь. — Ударом в сердце ты не убьёшь нас окончательно, король. Ведь даже если сердце из плоти будет уничтожено, сердце огня продолжит питать тело, — он положил руку на скрытую одеждой грудь. — Конечно, полная смерть настигнет быстрее положенного, ведь каждая оставшаяся жизнь сгорит очень скоро, но тем не менее какое-то время саламандр с пробитым сердцем всё равно ещё поживёт. — Вот как? — Горин искренне удивился. — Значит, в ваших телах два сердца вместо одного? — Не совсем, — Орлеандо качнул головой. — Огненное сердце — если хочешь, источник магии огня. Клокочущее в груди пламя, которое, подобно крови, циркулирует по телу по замкнутому циклу сосудов, благодаря чему исторгать огонь мы можем не только из рук, но и творить огненное зарево ногами или выдыхать смертоносные огненные потоки из лёгких. Но огонь — часть нас, равно как и мы — часть огня. Огонь — наша жизнь, и он поддерживает нас тогда, когда физическое тело по какой-либо причине подводит. — Но огонь не стихия созидания, — дверг задумчиво постучал пальцами по столу. — Он лишь пожирает и разрушает. А ваши жизни кажутся мне даже более длинными, чем наши. — Огонь способен мирно гореть столько, сколько его поддерживают в таком состоянии, — в ответ мудро изрёк саламандр. — Многие сгорают быстро, ты прав, потому что позволяют своему огню гореть ярко и сильно. Поэтому многие едва доживают до восьмисот лет, отдавая Отцу души намного раньше. Лишь немногие долгожители, коим посчастливилось прожить спокойную жизнь, мирно уходят, разменяв тысячелетие — это самый длинный срок, который Отец когда-либо кому-либо из саламандр отмеривал. Но такие счастливцы жили далеко в прошлом, когда потрясений было гораздо меньше, да и жизнь в целом была спокойнее и лучше.       Горин задумался, почесав щетинистый подбородок. Дверги, как и саламандры, жили изолированно, но в отличие от последних почти не контактировали с внешним миром, отчего все чужаки были для них странными и неизведанными. Поэтому королю действительно было любопытно узнать что-нибудь новое об огненном далёком народе не только с точки зрения получения военной выгоды. — Расскажи, — после мимолётной паузы, он попросил ещё, — как вы рождаетесь? У вас ведь тоже есть женщины, верно? — Разумеется, — Орлеандо оказался озадачен вопросом, но быстро смекнул, о чём спрашивал Горин: двергское общество состояло из одних мужчин, да и, говорят, порядки в нём царили весьма суровые. — У нас есть женщины, есть мужчины. Как и многие народы, мы вступаем друг с другом в браки. Женщины рожают детей спустя полгода после зачатия и заботятся о них наравне с мужчинами. В отличие от двергов, мы не отрицаем чувства, мы любим друг друга, дружим друг с другом, мы близки друг к другу, хотя конечно, бывает и наоборот. Но эмоции являются частью нашей повседневности и нашей культуры, — от этих слов Горин скривился, словно съел что-то очень горькое, на что Орлеандо усмехнулся. — В отличие от двергов, мы верим в силу единства, а не в силу одиночества. — И как, вам это очень помогает? — саркастично поинтересовался король, на что князь пожал плечами.       Между ними вновь воцарилось молчание, и в этой тишине Орлеандо услышал, как затихла снаружи метель. Он встал в очаге, отряхнувшись от золы, и вышел из него, спустившись на пол. Горин тоже выпрямился, и выйдя из-за стола, остановился напротив саламандра, глядя на него сверху-вниз — тот макушкой едва доставал двергу до плеч, подняв голову и глядя снизу. — Благодарю за гостеприимство, двергский король, — Орлеандо протянул ему тёмную руку, и Горин, помешкав мгновение, пожал её в ответ.       Чёрная тонкая кожа резко контрастировала с сероватой кожей дверга; ладонь Орлеандо была горячей, словно раскалённый уголь, и крепкой. Твёрдые, почти стальные мышцы ощущались под пальцами разогретым металлом, и долго держать рукопожатие без сомнительной радости получить ожог было сложно. — Увидимся на поле боя, саламандров князь, — хмыкнул Горин, разжимая рукопожатие.       Орлеандо хитро прищурился, а после развернулся, направившись к выходу из хижины. Натянул повыше меховой воротник и нахохлился, толкая дверь и выходя наружу. Ступая в снег и холод, не любимые и губительные для огненного народа.