Вопросы и ответы

— Полагаю, на этом мы закончили обсуждение всех формальных вопросов? — одарив вампирское посольство весельем в карих глазах, задался, в общем-то, риторическим вопросом конунг. — В таком случае, надеюсь, высокие гости не станут пренебрегать моим гостеприимством и разделят со мной торжественный праздничный пир в честь заключения нашего союза. — Твоё приглашение — радость для нас, благородный конунг, — согласился Дуики, на что Багратион довольно хлопнул в ладоши.       Пир был организован в кратчайшие сроки: весело покутить оборотни любили так же сильно, как и хорошенько с кем-нибудь подраться. Поэтому выйдя в просторный бражный зал — центральное и первое помещение любого длинного дома, где располагался длинный очаг и выход на улицу, Дуики не удивился тому, что длинные столы, стоящие вдоль стен, были щедро накрыты блюдами из свежей дичи и мяса, кровянкой, хлебом и другой выпечкой, а также рыбой и пшеничной кашей. По меркам оборотней, очень богатый выбор, который, конечно, лишь обогащало знаменитое оборотническое пиво — любимый и самый распространённый напиток на территории всего Оадеугэнда.       За столами, когда конунг вышел вместе с делегацией, было уже шумно: по обычаям гостеприимства оборотней, во время богатых празднеств дом конунга принимал гостей со всего города, так что среди присутствующих Дуики видел не только херсиров, но и горожан, пришедших отведать гостеприимство своего владыки.       Дуики прошёл дальше, направляясь вглубь бражного зала. Время от времени он останавливался, здороваясь с херсирами, которые узнавали его, и перебрасываясь с ними несколькими фразами. В одной из таких компаний ему налили полный рог пива, а в другой — полную деревянную литровую кружку, из которой пиво лилось чуть ли не через край. Вампир пил, не особо чувствуя вкус алкоголя: чтобы напиться, ему требовалось выпить очень много и желательно чего-то покрепче, так что Дуики пил пиво практически как квас, почти не ощущая его хмель. По правде говоря, он и в разговоры-то не особо вникал и отвечал больше по привычке, не слишком вглядываясь и обращая внимание на своих собеседников. Несмотря на царящее вокруг шумное веселье, ему хотел побыть в одиночестве, насколько в таком месте это в принципе было возможно, и привести мысли в порядок. Ими он был далеко отсюда, размышляя над надвигающейся войной, внутренними опасностями Ишолы и судьбой Её Величества, скользя рассеянным взглядом по окружающей обстановке.       В бражном зале конунга яблоку негде было упасть. Вдоль очага под стенами были расставлены длинные столы и лавки к ним, на которых теснились многочисленные гости конунга. Многие стояли возле них, и найти хоть какое-то свободное место представлялось чем-то невозможным. Дуики, впрочем, повезло: какой-то крупный оборотень вместе со своим товарищем встал, отходя в сторону и освобождая место, и вампир тут же поспешил занять его, с громким стуком ставя на стол свою кружку, в очередной раз наполненную пивом, из которой он тут же сделал несколько больших глотков.       Шум и гам стояли в помещении, густым вязким облаком повиснув под потолком. Казалось, руку протяни — и сможешь его коснуться, почувствовать его жар и вибрацию. Мужчины и женщины, присутствующие на этом пиру, весело смеялись, громко разговаривали, пели песни. Играли музыканты, а кто-то из успевших знатно набраться горожан танцевал странные и откровенно нелепые танцы под одобрительный гул и хохот присутствующих. Другие пили друг с другом на спор, и их громко подначивали поддерживающие группки, стоящие за спинами спорщиков. В другом конце же какой-то остряк травил невероятные и скабрезные байки, и его слушатели то и дело взрывались громким хохотом. За каждым из общих столов царила лёгкая и непринуждённая атмосфера, разногласиям и распрям не было места здесь и сейчас, и даже если у кого-то из гостей были претензии друг к другу, откладывали они их до лучших времён.       Вампиры затерялись где-то в общей массе оборотней, и Дуики мог отыскать их лишь по выделяющемуся росту и тёмным одеждам. Двоих дворян из его сопровождения втянули в спор, кто больше выпьет, и судя по ехидной ухмылке на лице одного из них, совершенно трезвого вампира, и шатающемуся из стороны в сторону, едва живому оборотню, с которым тот пил, победитель был очевиден и безоговорочен. Ещё один вампирский аристократ о чём-то переговаривался с ярлом Рононом, и Дуики подумал, что вполне возможно, они могли обсуждать будущие военные действия: ярл был главным военачальником Багратиона и главой силового ведомства, поэтому именно ему предстояло заниматься всеми вопросами подготовки войск. Ещё же двое вампиров сидели в большой компании оборотней на противоположной стороне зала, и Дуики затруднялся сказать, чем именно они там занимались. — Не помешаю? — грубый низкий женский голос раздался над ухом вампира, нагло ворвавшись в его задумчивость, и он лениво поднял взгляд, видя перед собой Лилиану, держащую в руках четыре объёмные деревянные кружки, до краёв наполненные пивом. — Да нет, — Дуики с интересом окинул женщину взглядом сверху-вниз, отмечая, что та была уже хорошо навеселе, и подвинулся, освобождая ей место, позволяя опуститься рядом. Та забавно пропыхтела, со стуком поставив на стол кружки так, что пиво в них подпрыгнуло, и с удовольствием упала на лавку, облокотившись о стол. — Твоё здоровье, герцог! — забрав одну из кружек, хускарла отсалютовала вампиру, с удовольствием осушив её в несколько больших глотков. — Ну и кислая у тебя рожа, конечно, — поставив пустую кружку обратно на стол, оборотница окинула его придирчивым взглядом и вынесла свой вердикт, на который Дуики издал негромкий смешок. — Нет, ну серьёзно, даже твои друганы — и те веселятся, а ты сидишь здесь мрачной тучей, нагоняешь тоску и уныние. — Такова моя работа, — Дуики улыбнулся, расслабленно прикрыв глаза, делая глоток из своей кружки. — У меня нет времени расслабляться. — Ты сам себе-то хоть не надоел ещё? — фыркнула Лилиана, наклонив голову вбок. — Вроде же смазливый — хотя вы все, вампиры, красавчики — неглупый явно, богатый — у тебя хоть семья есть? С ней ты тоже такой мрачный? — Я одинок, — ответил Дуики и зачем-то добавил, о чём тут же пожалел: — Мой сын давно погиб, а с его матерью нас развели дороги Судьбы, и я даже не знаю, где она и жива ли. Так что всё, что у меня осталось — это работа и кислая смазливая рожа, — резюмировал с горькой самоиронией и запоздало отсалютовал оборотнице: — Твоё здоровье, хускарла. — Оу, — та неловко почесала затылок, обескураженная чужим ответом. — Это, конечно, печально, но разве это повод вот так сходу хоронить себя? — упрямо произнесла она, глядя на вампира блестящим нетрезвым взглядом.       Дуики вздохнул: алкоголь многим развязывал язык и толкал на не всегда уместные задушевные разговоры. Но герцог не собирался обсуждать своё не слишком радостное и простое прошлое, да и к тому же вряд ли бы эта женщина смогла в полной мере понять его. Да, жизнь оборотней длилась достаточно долго, но рано или поздно она прерывалась, в то время как вампирское существование могло тянуться тысячелетиями, если никто со стороны не помогал ему завершиться. Дуики жил уже очень долго и за свою жизнь успел пережить немало потрясений, оставивших глубокие не заживающие следы на его душе. Это были раны без срока давности, причиняющие перманентную боль, с которой ему пришлось смириться и научиться жить дальше так долго, как ему ещё отмерила Судьба. — Ты подсела ко мне только чтобы обсудить моё прошлое? — терпеливо вопросом на вопрос ответил Дуики. — Может, поговорим о чём-нибудь более приятном?       Лилиана недовольно фыркнула, смерив вампира рядом с собой несколько расфокусированным взглядом. Потянулась за второй кружкой, также легко и стремительно осушая её. Не спешила более нарушать повисшее молчание, и Дуики неопределённо дёрнул плечом. Оборотница молчала, но и не уходила, и вампир незаметно скосил на неё глаза, рассматривая волевой женский профиль.       Лилиана была ещё молода, хотя хватка и авторитет, которые у неё были среди воинов и при дворе, уже были железными и непоколебимыми. Даже в спокойном, расслабленном состоянии она напоминала своевольную лесную дикую кошку, так что вампир ничуть не удивился бы, если её животным действительно была кошка. Вспыльчивый характер женщины просматривался в её движениях и манере речи, в том, как она держала себя — повидав за свою долгую жизнь множество разных личностей, Дуики без труда мог сказать, что вывести Лилиану из себя было достаточно просто. Гордая, упрямая, независимая женщина была прирождённым воином и командиром, так что, очевидно, ничего удивительного в том, что в свои, в общем-то, молодые годы она уже добилась таких высот. — Знаешь, у меня когда-то была сестра, — нарушив долгое молчание, пробормотала Лилиана, и Дуики мысленно усмехнулся: ну что за несносная женщина. — Вот как, — он хмыкнул, вновь скосив глаза на оборотницу. — И что с ней стало? — Она ушла… куда-то, — та поджала губы, пространно поведя рукой по воздуху. — Ничего не сказала, просто исчезла в одну из ночей, представляешь! А ведь она такая бестолковая, даже защитить себя толком не может! — Лилиана с вызовом и обидой посмотрела на Дуики так, словно это он забрал с собой её сестру. — Я пыталась её найти, но бесполезно. Одно радует: она не у пиратских ублюдков. Иначе, клянусь священным ясенем наших предков, я бы вырвала ей сердце собственными когтями! — оборотница в сердцах стукнула себя по ноге. — Возможно, твоя сестра отправилась в странствие, чтобы стать сильнее и чего-то добиться, — удивляясь, почему он вообще поддерживает этот разговор, ответил Дуики. — Когда-то я поступил также. Ушёл в надежде никогда больше не вернуться, но в итоге всё равно вернулся, потому что моё место там, где я есть. Даже если там меня ничто и никто не держит… — он вздохнул, снова возвращаясь к своему пиву. — Значит, что-то всё-таки есть, — внимательно всмотревшись в вампира, серьёзно произнесла Лилиана. — Память предков, долг, воспоминания — даже если они причиняют боль, они заставляют тебя идти вперёд. Даже если тех, кого ты любил, больше нет рядом, в память о них ты продолжаешь оставаться собой. И когда тебе кажется, что сил больше нет, а ты устал настолько, что взываешь к смерти, предки взывают к тебе. Ведь на самом деле, самому себе ты никогда не принадлежишь до самого конца — даже в полной тишине своего одиночества.       Прикрыв глаза, Дуики покачал головой. Такова была философия оборотней — личность имела мало значения, ведь каждый оборотень был частью целого — своего рода, перерождением предков и новым предком для последующих поколений. Его честь и доброе имя были важнее всего остального, и Лилиана не сказала по меркам собственного мировоззрения ничего необычного. Однако её слова странным образом откликнулись эхом голоса наставницы, когда-то давно взявшей разбитого и усталого вампира на обучение и даровавшей ему душевное исцеление. Откликнулись эхом собственных переживаний, поднимая ворох старых воспоминаний и лиц, потускневших со временем, но не утративших ни чёткие контуры, ни свою важность.       Дуики мрачно приложился к кружке, допивая своё пиво. После, не говоря ни слова, встал, выпрямляясь во весь рост, и вышел на улицу, почувствовав перед этим удивлённый взгляд на спине и разбившееся об неё недовольное «эй!». На город опустились густые сумерки — почти стемнело, отчего вдоль частокола, который хорошо просматривался через свободное пространство вёлла, загорались огни факелов. Прохладный воздух приятно холодил кожу, и вампир поднял голову вверх, всматриваясь в ультрамариново-синее небо. По-хорошему, неплохо было бы отправиться в путь прямо сейчас, но правила хорошего тона вынуждали вампиров пробыть в столице хотя бы до утра.       Странный спонтанный разговор с Лилианой пробудил целую бездну тяжёлых воспоминаний. Конец третьего тысячелетия и начало четвёртого были непростым этапом его жизни. Все его потери пришлись на это время, и Дуики действительно остался совсем один, разбитый и опустошённый. Все, кого он любил и кем дорожил, оставили его, и свой путь он продолжал в одиночестве. Ночь выдалась тяжёлой из-за захлестнувшей волны ностальгии. Светлейший герцог запирал на семь печатей своего сердца печаль и горькую тоску, стараясь лишний раз не вспоминать и не ворошить прошлое. Но временами оно прорывалось наружу, и он был не в силах остановить бушующий поток. Отдаваясь ему, он вспоминал обо всём и всех, и уходящая горечь оставила по себе окрашенную грустью лёгкость. Было непросто, но чем больше времени проходило, тем менее острой была эта боль — по крайней мере, ему бы хотелось, чтобы так оно и было.