Вопросы и ответы

      Первая эмоция, такая яркая и оставляющая неизгладимый след, — непомерное удивление. Группка искателей приключений пробирается к ледяному озеру, пробуждая от трёхсотлетнего сна старого могущественного дракона, хозяина этих земель. И едва Лорет открывает глаза, вновь возвращаясь в реальность, как что-то маленькое и тёплое врезается в его морду и обнимает крепко.       Потомок — полурослик, четвёртое поколение, ведущее свой отсчёт от ребёнка, о существовании которого дракон и не подозревал. Он не успевает даже толком прийти в себя после сна, как Сэм начинает тарахтеть, сквозь слёзы и эмоции рассказывая ему историю всей своей семьи и долгих поисков его самого. И Лорет обескуражен, не зная, как на это реагировать.       Но он чует знакомую ауру от этого маленького, по сравнению с драконом, существа. Принимает облик человека и опускается перед полуросликом на камень, и просит начать всё с самого начала. Сэм делает глубокий вдох, вытирает слёзы радости и достаёт дневник, обстоятельно пересказывая заново свой рассказ. Лорет слушает его внимательно, присматривается к полурослику, и удивление внутри него лишь множится вместе с замешательством. Уж если Сэм смог почуять в этом драконе родную кровь, то что стоит Лорету безошибочно определить крепкую связь родства, тянущуюся между ними.       Но Сэм — четвёртое поколение. Праправнук — но должны быть и другие, кто стоят к Лорету ближе всех, верно? В конце концов должен быть сын, и Сэм широко улыбается, протягивая дневник. — Деда Игорь немного странный, но он тебе понравится, — произносит доверительно, похлопывая по кожаной обложке. — И всё же лучше меня о нём тебе расскажет он сам. Если захочешь, можешь почитать его дневник — здесь многое посвящено тебе.       Сэм в конце концов вынуждено уходит по своим делам, пусть и не хочет этого делать. Клятвенно заверяет, что ещё вернётся, приведёт своего сына познакомиться и вообще будет решать, как вывести бесценную библиотеку драконьего предка, а потом и его самого. Конечно, он предпочёл бы сразу увести Лорета из этой пещеры, но если дракон уйдёт, его магия перестанет питать старую крепость, и она рухнет, похоронив под собой остатки былой памяти и величия, и главное драконье сокровище — книги.       Все драконы немного с причудами — об этом писал ещё Игорь, поэтому Сэм добродушно улыбается и обещает спасти бесценную библиотеку прежде, чем забвение наконец-то возьмёт своё и примет Лорингарт в своё лоно как должно было сделать ещё триста с лишним лет назад.       Сэм уходит и оставляет дневник. И долгие дни ожиданий Лорету будет чем скрасить, ведь удивление медленно сменяется любопытством.       Он чувствует волнение, когда впервые открывает эту старую волшебную книгу. Сразу чует магию — дневник зачарован так, что страницы в нём не заканчиваются, как бы много их ни было списано, и лёгкий трепет предвкушения покалывает на кончиках пальцев. Но отчего-то Лорет оттягивает знаменательный миг знакомства и вместо этого открывает часть, написанную внуком.       Владимир, сын Игоря, успел сделать немного записей. Их начинает рука Дмитрия, друга семьи, о котором Сэм тоже весьма обстоятельно рассказал Лорету, короткой записью о смерти Игоря и его похоронах. Потом идёт долгий пробел, прежде чем Владимир оставляет заметку о встрече с отцом в городе Белкари и решении продолжить его поиски.       Записи Владимира короткие и редкие, скупые на описания и эмоции. Заканчиваются они обрывочным свидетельством о его путешествии в Драконий Хребет, а после — короткой записью: «Я умер. Вернулся за дневником к своему телу. Отдаю его своему сыну Антону, надеюсь, он окажется более удачливым в поисках, чем я и отец».       От Антона дневнику не достаётся никаких записей, лишь несколько вырванных и повреждённых страниц, на уцелевших частях которых видны сальные пятна. Сэм о своём отце упомянул почти вскользь, крайне неохотно, так что Лорет знал лишь то, что он закончил жизнь весьма бесславно. А вот после него дневник вновь ожил, и размашистым крупным и не слишком разборчивым почерком его продолжил уже сам Сэм.       Лёгкая улыбка тронула губы ледяного короля, когда на одной из страниц он увидел неумелое кривоватое изображение колонны, обвитой телом бескрылого дракона, каких было много в декоре замка Лорингарта. Сэм срисовал её из какой-то книжки, и внизу была приведена цитата, видимо, сопровождавшая там этот рисунок. Кажется, Сэм унаследовал бо́льшую тягу и рвение в поисках своих корней, и эмоциональность, сопровождающую их.       Впрочем, слишком много записей он сделать не успел. Он больше вёл летопись рода, обстоятельно описывая своё знакомство с немёртвыми родичами, встречу с будущей женой, свадьбу и рождение сына, а также другие, более мелкие события из жизни. О драконах и поисках была лишь небольшая часть о путешествии вместе с Игорем, Дмитрием и Владимиром по Бьёрнасиру, а также бесплодная поездка на остров Недиар, где-то во время которой он и познакомился с Донной, своей женой. Заканчивало эту часть сообщение: «Пришло время отправиться по стопам деда Владимира. Все эти годы, пока Жорж подрастал, я готовился к этому путешествию. Не стоит пренебрегать безопасностью и подготовкой, ведь если дед Владимир сгинул там, то место это явно непростое. Но Драконий Хребет остался последней точкой, и если я никого не найду там, значит, наш предок давно мёртв. Но нет! Нет! Я чувствую, что он ещё живой, и я надеюсь, что удача улыбнётся мне, и я наконец-то разгадаю тайну нашего рода и познакомлюсь с легендарным драконьим предком!»       Лорет внимательно читал каждую запись, осмысливая их и пытаясь понять, что он испытывает. Сэму действительно удалось то, к чему так стремилась его семья, но сам Лорет всё ещё ощущал себя так, словно он был лишь наблюдателем, но это происходило не с ним. Пусть была связь, пусть была кровь, но действительность казалась чем-то невероятным и сюрреалистичным. Как будто речь шла вовсе не о нём, и Лорет был как никогда растерян. И он бросал взгляды на первую и самую объёмную часть дневника, и почему-то никак не мог решиться её открыть.       В конце концов интерес и что-то ещё другое, что-то, чему он не смог дать определение, всё-таки заставили ледяного короля перевернуть книгу и открыть её на самой первой странице, вчитываясь в самую первую запись, написанную широким размашистым, почти как у Сэма, но аккуратным почерком с сильным наклоном вправо.       «04 июня 290 год Пентады Огня       Мой дорогой дневник! Мне восемнадцать, и я решил, что пришло время начать вести записи обо всём, что касается меня и моей семьи. Сегодня умер приёмный папа Адрастос, а я получил диплом бакалавра и закончил обучение в магической академии. Теперь ничто не удерживает меня ни в Лиридано, городе детства, ни где-либо ещё, и я отправляюсь в странствие на поиски моего родного отца.       Я немного нашёл информации в библиотеке моей академии, поэтому нужно заехать в Гостигаль и Эквинд, там точно должно быть много книг о драконах. По дороге буду собирать сведения в других городах. Особенно нужно заехать в Ургарт и Юрбун, я слышал, в местности поблизости когда-то видели драконов. Попасть бы ещё в Бьёрнасир, но это надо придумать, как перебраться через земли некромантов. Столько планов — надеюсь, мне хватит жизни воплотить их.       С тех пор как папа Адрастос рассказал мне, что моим настоящим папой является дракон, я много думаю об этом. Какой он? Будет ли он рад знакомству со мной? А помнит ли он маму? Интересно, почему они расстались на самом деле? Надеюсь, я смогу узнать обо всём этом».       Первая запись начала цепь записей, которые Лорет смог поделить на две большие категории: сведения о драконах и личные записи Игоря, по которым, Сэм не ошибся, было так легко «познакомиться» с автором и понять, кто он такой. И драконий король внимательно вчитывался в каждое сообщение, отдавая дань уважения целеустремлённости Игоря.       Бо́льшая часть его записей касалась драконов. Казалось, он перечитал всю доступную на момент своей жизни литературу, выписывая как основные сведения, так и разнообразные биологические детали, о которых и сам Лорет был не в курсе. Сопровождалось всё это аккуратными и очень точными рисунками, отображающими талант Игоря к рисованию.       Впрочем, информация о драконах мало интересовала Лорета, хотя он ощутил в душе какую-то тень гордости за сына, так основательно подошедшего к делу. Он действительно узнал немало, прежде чем отправился в первую точку своего путешествия — Выжженные Пустоши, где с ним случилось больше всего знаковых и судьбоносных событий, о которых, конечно, он расписывал во всех деталях.       «30 августа 361 год Пентады Огня       Сегодня я познакомился с замечательным человеком, его зовут Дмитрий. Он, правда, попытался меня ограбить, пока я направлялся от Юрбурна дальше на северо-восток, но мы с ним быстро договорились. Дмитрий оказался вовсе не злым, я перевязал ему раны, накормил сосисками и предложил пойти со мной искать драконов, и он согласился! Жаль только он не очень разговорчивый, но я уверен, мы с ним отлично поладим! Наконец-то у меня появится друг, которого у меня никогда не было…»       Дмитрий, по словам Сэма, да и по последующим записям самого Игоря, стал не просто другом, а почти братом и неотъемлемым членом семьи. Не то чтобы он был от этого в восторге, но кажется, никто его не спрашивал, и опять же со слов Сэма, когда Игорь умер, о его жене и восьмилетнем сыне именно Дмитрий взял на себя опеку, а теперь того вовсе сопровождал семейство в посмертии Туманных Земель.       О Дмитрии, а затем и о Романе, жене Игоря и матери Владимира, Игорь и вправду оставил очень много тёплых записей. Они стали для него семьёй, той самой, какой ему всегда так не хватало и о которой он так мечтал, а уж когда у него самого родился сын, он не смог сдержать слёз, что было видно по размытым в некоторых местах чернилам.       «01 октября 378 года Пентады Огня       В этот день Романа родила нашего сына. Я впервые взял его на руки, и он оказался таким маленьким, даже меньше, чем я ожидал, хотя я старался подготовиться, чтобы не подвести Роману и помогать ей. Так вот, сын оказался таким маленьким, и в первые мгновения я даже не мог поверить, что это происходит со мной, и я теперь папа…       Папа… Когда я осознал это, снова и снова вспоминая это ощущение, вспоминая тепло и тяжесть маленького хрупкого тельца и всю ответственность, которая легла на меня, едва я коснулся своего ребёнка, я не могу не возвращаться мыслями в прошлое и думать о том, как бы мой собственный папа отреагировал на меня. Папа Адрастос вынужден был забрать меня и бежать, и он всегда был добр и заботлив со мной, но я не могу перестать думать и представлять, какой бы могла быть моя семья, если бы всё сложилось совсем по-другому.       Моя жизнь близится к закату — я чувствую это. С каждым днём мне становится всё сложнее, хотя я ещё не настолько стар по меркам своего вида. Я не говорил об этом ни Дмитрию, ни тем более Романе, но я чувствую, что что-то происходит. И чем тяжелее становится, тем больше на меня накатывает меланхолия и сожаления.       Я уже не найду папу — при жизни уж точно. И горше всего для меня то, что я даже не имею представления, как он выглядел. О маме хотя бы рассказывал папа Адрастос, и я даже попробовал её нарисовать, но папа… Я ни на шаг к нему не приблизился, и это осознание вызывает во мне отчаяние, словно вся жизнь была прожита зря. И вот теперь сам я стал отцом… и я не могу перестать думать, каким отцом был бы мой собственный? Любил ли бы он меня? Был бы заботлив со мной? Научил бы магии, как я учился в академии? Принял бы он меня, ведь я не такой, как другие драконьи дети?       Но я даже не знаю, как он выглядит. Ни имени, ни внешности — лишь смутные догадки о природе, исходя из моих способностей и особенности внешности. Так странно, ведь папа Адрастос подарил мне счастливое детство и был хорошим родителем, с которым я никогда не ощущал себя одиноким, но стоит мне задуматься… Как я чувствую это одиночество, словно я брошенный ребёнок, у которого никого нет. Наверно, всё дело в том, что история нашей семьи сложилась так печально, и я не смог остаться равнодушным. А может быть, я просто рано стал слишком стар. Или всё дело в моём сыне, с которым я бы хотел побыть подольше, но вряд ли у меня это получится, потому что годы мои кратки — я не знаю точно.       Но закрывая глаза, я представляю папу рядом с собой, и я думаю, он мог быть строгим, но заботливым родителем. Он бы любил меня и обучал, и я бы тоже любил его. Впрочем, я и так люблю его, пусть даже не знаю ни имени, ни внешности — Дмитрий на это точно сказал бы, что я дурак… Наверно он прав, он часто бывает прав, но ведь он сам говорит, что я ребёнок, застрявший в теле взрослого, нет?       Наверно мне просто хочется ощутить семью, которой у меня никогда не было. Теперь, когда мы с Романой стали родителями, я ощущаю особенно остро эту потерю. Её ничто не заменит, я понимаю, но иногда я представляю себе то, чего никогда не было, и мне становится грустно, но в то же время легко. В конце концов я знаю, мои родители были замечательными, и я благодарен им за то, что родился у них».       Тоска по утраченной потере сквозила во всём дневнике Игоря. Он много писал своих рассуждений о родителях, и бо́льшая часть из них была посвящена именно отцу, на поиски которого он положил свою жизнь. О матери, впрочем, упоминал ничуть не меньше, но записи о ней были пропитаны не только грустью, но и гордостью — о матери ему рассказывал Адрастос, и память о ней была свежа и ярка, и Игорь знал, кем она была и чем она закончила.       «03 апреля 296 год Пентады Огня       По словам папы Адрастоса, в этот день был день рождения мамы, и я решил написать о ней, потому что благодаря ей наш род вообще начался. Папа Адрастос всегда с большим теплом вспоминал о ней, и кажется, он сильно любил её, как верный друг и товарищ.       Мама спасла ему жизнь, когда нашла раненым в лесу. Он был дезертиром, сбежавшим из Талзарии, и его нашли и чуть не убили, но он сумел сбежать, и мама нашла его. Она была могущественной друидессой, любимицей Великой Матери, и она укрыла раненого и вылечила его раны. А потом об этом узнали другие друиды и талзарцы и потребовали у мамы выдать папу Адрастоса, но она отказалась предать его.       Она пожалела человека, ещё и бесчестного дезертира, который просто не хотел убивать и участвовать в бессмысленном кровопролитии, и её изгнали бы за это, но она ушла сама. И папа Адрастос пошёл за ней, поклявшись везде следовать за мамой и защищать её, и стал ей верным другом, который единственный никогда бы не предал.       Мама, по его словам, всегда была такой: решительной и упрямой, волевой и верной себе и своим принципам. Она была красивой и смелой, но в то же время чуткой и нежной. Папа Адрастос с большим теплом рассказывал о ней и был восхищён ею. И тем большей была его печаль от того, что он не смог защитить её и спасти. Ведь мама добровольно осталась в Лорингарте защищать его от демонов, заставив папу Адрастоса уйти вместе со мной.       Она была со мной всего лишь несколько дней, и мне так жаль, что я совсем не помню их. Единственное время, когда мама была рядом, но его было так мало, и оно было так давно… Но я хотя бы знаю, какой она была, и горжусь ею, и интересно, похожа ли она на себя в моих мечтах и снах, как мне рассказывал папа Адрастос?»       Ниже был оставлен рисунок углём лица, повёрнутого в три четверти, красивой эльфийской женщины с длинными слегка волнистыми угольно-чёрными волосами, изящным лицом с плавными, но чёткими линиями и волевым взглядом. Лорет долго рассматривал его, силясь вспомнить ту, кто была изображена на нём, но память его была неверной, едва отзываясь какими-то очень далёкими смутными образами.       Он читал дневник очень долго, то откладывая его, размышляя, то возвращаясь. Перечитывал некоторые записи и читал дальше. Чувствовал, как откликается что-то где-то глубоко внутри, и к непомерному удивлению и любопытству пришла странная тоска и сожаления. Читая записи своего сына, узнавая его через них, он чувствовал сожаление и печаль, но в то же время всё также не мог до конца принять, что всё это происходит с ним и касается его, и он не просто сторонний наблюдатель. И это было… так странно.       Из озера к нему периодически выплывала печальная нимфа, весьма похожая на интуитивный рисунок их общего ребёнка, который он сделал по памяти чужих описаний. Она не помнила многого, но она рассказывала о том, что её память сохранила, и Лорет слушал её внимательно, дополняя прочитанное в дневнике. Смятение и замешательство царили в его душе, окрашиваясь сожалениями — всё действительно могло быть совсем иначе. Случайная связь, ставшая судьбой — если бы Альбаниэль не скрыла её, всё сложилось бы по-другому. У ледяного драконьего короля было бы совсем другое бесценное сокровище, и кто знает, как сложилась бы судьба их семейства в таком случае?       Теперь же Лорет думал, размышлял и осознавал. Принимал, медленно примеряя на себя роль предка и родителя. Странный опыт, необычный и волнительный, полный горьких упущений, которые уже никогда не наверстать. Но в то же время — бесконечное множество возможностей, в которых не будет места одиночеству, и что-то внутри холодного короля растаяло, наполнившись теплом. Поэтому когда Игорь приходит к нему, он принимает его.       Он прижимает к себе холодное тело своего немёртвого ребёнка, чувствуя в ответ его крепкие объятия и слыша всхлипы облегчения и радости. Всё ещё чувствует себя немного неуверенно и неловко, но думает, что с помощью семейства, которое искало его так долго, а теперь принимало так тепло, непременно справится.