Вопросы и ответы

— Папа? — глядя на серьёзное задумчивое лицо воспитателя, Игорь в удивлении склонил голову набок. Адрастос, старый воин, слабо вздрогнул, и качнув головой, сбрасывая задумчивость, посмотрел на мальчика. — Да? — он вскинул бровь, терпеливо посмотрев в пытливое личико ребёнка, ожидая, чем тот удивит его на этот раз.       Игорю было уже целых десять. Он уже знал, что его родителями были знатная эльфийская друидесса и настоящий дракон, каких не видели уже много лет. Тем не менее Адрастос, которому Альбаниэль доверила своего сына, всё равно продолжал оставаться для мальчика папой. Ведь он растил его и заботился о нём, как о родном, и Игорь не знал лучшей родительской любви, чем та, которую ему дарил приёмный отец.       Адрастос был старым воином. Глубоко в душе пацифист, который не видел смысла в войне, он дезертировал из лав талзарской армии и за это стал осуждённым на смерть преступником. Он был ранен, скрываясь в бегах, и Альбаниэль помогла ему. Выходила, вылечила и отказалась выдавать церковникам, чем навлекла на себя гнев не только людей, но собственных сородичей. И прежде чем они осудили её, она сама ушла от них.       Никто и никогда не шёл на такие жертвы ради Адрастоса, и он чувствовал себя в долгу перед этой женщиной. А потом он искренне привязался к ней и остался потому, что сам захотел, отдав ей верность, которой никогда не знала ни Талзария, ни товарищи в войске. Поэтому когда в качестве последней просьбы Альбаниэль доверила ему своего сына, Адрастос не мог её подвести.       Игорь в свои десять уже знал всё это. Папа всегда был таким: простым и прямолинейным. Он совершенно не умел врать и был трогательно-неловок каждый раз, когда сталкивался со сложным эмоциональным взаимодействием. Он был очень добрым, хотя казался строгим и суровым, но он не умел долго злиться на Игоря и даже ни разу не накричал на него. Даже когда Игорь случайно разбил сервиз. И когда, бегая с другими мальчишками, попался на соседской груше, не успев сбежать от гнева её хозяина. И когда... Игорь мог вспомнить очень много таких случаев. Папа лишь хмурился и вздыхал тяжко, и смотрел с упрёком. Но никогда не бил и не кричал, и Игорю хватало его сдержанного недовольства, чтобы больше не делать так, как он делал.       Да, папа был у него самый лучший. Внимательный, он никогда не игнорировал Игоря, и даже когда мальчик засыпал его кучей вопросов, терпеливо отвечал на все. Он много рассказывал о маме и о своей жизни до встречи с ней. Рассказывал о Талзарии и Зелёных Королевствах, и Шнеемарке. Рассказывал о войне, с которой сбежал, и о войне с демонами, на которой погибла мама. Игорю всегда нравилось слушать его, пусть папа и был скуп на описания и подробности. Это было неважно, ведь живое воображение Игоря дорисовывало их само.       Он не умел колдовать, поэтому нанимал учителей для воспитанника, в котором пробудилась кровь. Но он учил Игоря держать в руках меч и защищать себя, и хотя у мальчика это получалось не очень хорошо, Адрастос не злился и не требовал от него большего. Он работал кузнецом и знал толк в выделке шкур, и хотя Игоря не слишком привлекали его ремёсла, он любил наблюдать за работой родителя, задавая ему вопросы. И папа никогда не отказывал ему в ответах.       Да, определённо, папа Адрастос, пусть не родной, был самым лучшим папой для Игоря, и мальчик довольно зажмурился, широко улыбнувшись. Раскинул в стороны руки и с разбегу врезался в крепкую фигуру Адрастоса, обнимая его. — Ничего. Я просто хотел сказать тебе, что я тебя люблю! — Игорь улыбнулся ещё шире, и Адрастос ответил ему скупой улыбкой. Тяжёлая мозолистая ладонь опустилась на чёрную макушку ребёнка, взъерошив ему волосы.       Игорь делал его мягче и лучше, а Адрастос стал для мальчика первым и лучшим примером взрослого, образ которого сохранился в его сердце на всю жизнь и жизнь после жизни. И подсознательно ребёнок внутри Игоря искал себе такого взрослого — неудивительно, что в итоге он так сильно привязался к Дмитрию, отличающемуся от Адрастоса весьма сильно, но идентичному тому образу, что остался жить в сердце Игоря.       Старый суровый воин — только с этим ребёнком Адрастос находил покой и наполнял то, что ощущалось совсем пустым. Так что скользнув ладонью ниже, он прижал мальчика к себе за худые плечи и вполне искренне выдохнул: — Я тебя тоже, сынок.