Вопросы и ответы

      Экстракт дурман-травы без вкуса, цвета и запаха — всего несколько капель в кубок с вином, и алкоголь превращается в смертельный яд. Он вызывает сонливость, тошноту и вялость, поддаваться которым так опасно. Ведь уснувшим под действием ядовитого снадобья уже не суждено проснуться, если только они не лесные эльфы, конечно. Но его родители — чистокровные альвы с безупречной родословной, а значит, сон, сразивший их после ужина, гарантировано станет для них последним.       Мрачное ликование волной предвкушения поднимается в груди так, что даже от милой проницательной Эльвэ Эйладару сложно скрыть его. Но наконец-то знаменательный день настал, и он делает этот шаг без колебаний и каких-либо сомнений. То, ради чего он был рождён — наконец-то он может забрать себе принадлежащее по праву!       Своих родителей Эйладар не любил. По правде говоря, кроме себя и Эльвэ, он в принципе никого не любил, но чем старше он становился, тем отчётливей было презрение, которое он испытывал к ним. Вечно отстранённый слабовольный отец, который даже своего раздражающего братца приструнить не мог, да истеричная мать, так и норовящая влезть в жизнь своего сына, а он отмахивался от неё, как от какой-то нищенки, и раздражение тлело в груди брезгливостью и высокомерием.       Да-а... родители раздражали его. Они были лишними, явно отжившими своё. Они были преградой, стоявшей между капризным ребёнком и его самой желанной игрушкой, которой он так одержимо грезил. И чтобы заполучить её... ему нужно было избавиться от них.       Эйладар долго вынашивал этот план, подыскивая ему подходящее воплощение. Альвы не умирают сами, а значит, им стоит помочь отправиться к предкам. Поэтому когда на утро слуги найдут остывшие тела короля и королевы, ни у кого не возникнет сомнений, что с ними стало. Вопрос лишь в том, как отвести подозрения от себя? Впрочем, это мелочи, ведь Эйладар знает, что должен делать.       Он разыгрывает убитого горем сына, горящего огнём жажды праведной мести. Не успевает королевский венец опуститься на его волосы, как он начинает охоту в рядах своей знати. Одним копьём пронзает сразу двух врагов и с презираемыми родителями зачищает опасные элементы среди знати, что могут быть не слишком лояльны к молодому королю. Свалить убийство и попытку заговора на них не так сложно, и конечно, главным среди них Эйладар называет ненавистного дядю. Впрочем... позаботиться о нём он ещё успеет, и сладкий яд триумфа кружит голову, растекаясь по венам чистым удовлетворением.       Наконец-то желанная цель достигнута. Наконец-то престол принадлежит ему. Наконец-то вся власть теперь в его руках, и больше никто и никогда не посмеет посмотреть на него свысока или насмехаться над ним. Величайшая мечта сбылась, и капризный ребёнок получил желанную игрушку. Вопрос только в том, как скоро он ею присытится и выбросит её, никогда более не вспомнив о ней?       О родителях после их похорон Эйладар не вспоминает никогда. В нём нет ни сожаления, ни раскаяния за совершённый поступок. Они лишь раздражали его и были преградой на его пути, неприятным и очень досадным недоразумением, продолжающим отравлять жизнь. От них не было никакого толку, и Эйладар был так же жесток к ним, как и ко всем остальным. Пусть в юные годы, когда рядом была любимая Эльвэ, это ощущалось не так фатально, как в более поздний период. Но тем не менее...       Фанатичная одержимость властью и патологическая подозрительность сводят Эйладара с ума. Они толкнули его на страшное преступление, за которое он не чувствовал никаких уколов совести, словно он совершил обыденную вещь, а не отравил собственных родителей. Лишь потому, что он желал получить своё, забраться на самый верх, чтобы взирать на плебс под своими ногами свысока и задирать нос ещё выше, чем до этого. Обезопасить уязвлённое раненое эго, в каждом шорохе и в каждой тени рассматривающее насмешку и сомнения в собственной пригодности и состоятельности. Компенсировать комплексы за счёт других, пользуясь неограниченным влиянием и властью, таким могущественным и неодолимым рычагом, с которым Эйладар никогда не расстанется добровольно.       Теперь он — владыка и господин, и это ощущение кружит голову и пьянит лучше всякого вина. Теперь никто не посмеет даже подумать о нём недостойно и неправильно — Эйладар найдёт его и накажет, и смерть покажется этому несчастному желанным избавлением. Никто и никогда больше не унизит короля — уж он-то хорошо позаботится об этом.       Власть затмевает взгляд и наполняет чёрным ядом удовольствия. Вседозволенность открывает перед владыкой множество дверей, и Эйладар ни за что не променяет их на что-нибудь другое. Ни за что не отдаст их так просто, и с трона его снести можно будет разве что как родителей. Но он не так глуп, как они; он не позволит себя одурачить. Он бдителен и подозрителен, и все враги будут уничтожены ещё до того, как вздумают замыслить против него свою подлость.       Эйладар не жалел — никогда не жалел о содеянном. Он забрал то, что считал своим, и избавил себя от самых первых и самых главных конкурентов, и не был в нём ни капли жалости или печали. Родители были раздражающими чужаками, и для Эйладара был лишь вопрос времени, когда бы он расправился с ними. Теперь же ничто не напоминало о них, и он наконец-то остался один, держащий в руках всю полноту ответственности, данной ему происхождением. Однако его это волнует мало.       Власть нужна ему для удовлетворения собственных эгоистичных потребностей, и он пользуется этим без зазрения совести. Высокомерный заносчивый капризный ребёнок, который привык получать всё, что он хочет — такой король сел на трон после смерти венценосной четы, и альвам ещё предстоит узнать, что он представляет из себя на самом деле.