Вопросы и ответы

— Мой король, лорд Дуики Финшаал прибыл приветствовать тебя, — едва переступив порог тронного зала, громко провозгласил Халлон, низко поклонившись восседающему на троне Эйладару, а после торопливо приблизился к нему, замирая недвижимой статуей по правую руку. — Моё почтение, светлейший король, — Дуики, как подобает, также низко склонился в почтении, чувствуя, как его спину тут же обожгло холодом чужих глаз. — Вынужден признать, твой визит весьма неожидан, и я бы даже сказал, откровенно внезапен, посол, — Эйладар одарил вампира, с великолепной выдержкой сохранявшего невозмутимость, надменным взглядом сверху-вниз.       Он сидел на троне, несколько возвышавшемся над полом так, чтобы король мог смотреть свысока на каждого, кто представал перед ним, поэтому даже Дуики, которого сложно было назвать низким, вынужден был поднимать голову, чтобы видеть бледное неулыбчивое лицо короля. Тронный зал, где Эйладар обычно принимал посольства, отличался от зала приёма иноземных гостей вампиров и представлял собой широкое затемнённое пространство, в центре которого стоял лишь королевский трон. К нему вела ковровая дорожка из синего бархата, в то время как всё остальное пространство оставалось пустым. Прибывающие посольства вынуждены были стоять у подножия трона перед королём столько времени, сколько длились переговоры, и необходимо было обладать немалой выносливостью, чтобы выдерживать это испытание. Эйладар всегда был высокомерен, тщеславен, эгоистичен и крайне жесток — таким отношением к послам он лишь подчёркивал свою власть в этом месте и над ними, как бы сходу бросая им в лицо «на моей территории вы никто». — Прошу простить мою наглость и спешку, — Дуики вновь почтительно поклонился, следуя нормам этикета и профессионально скрывая за хладнокровным спокойствием неприязнь, которую питал к альву перед собой. — Однако дело, которое привело меня в вашу столицу сегодня, не терпит отлагательств. — Ну так говори, чего Айлисин хочет, раз послала через полконтинента своего лучшего дипломата, — нетерпеливо махнул рукой Эйладар, и его холодные синие, словно сапфиры, глаза блеснули жёстким блеском. Стоящий около трона Халлон дёрнулся, встревожено и боязливо посмотрев сначала на альвийского владыку, а после на вампирского посла. Дуики не оказался оскорблён тоном Эйладара — тот всегда, по крайней мере после смерти королевы Эльвэ, вёл себя с чужаками подобным образом. Не считал их достойными своего величия, взирая с высокомерием и презрительным пренебрежением так же, как, впрочем, и на собственный народ. — Я думаю, вам прекрасно известна цель моего визита, — не теряя выдержки, ответил вампир, впившись взглядом в безэмоциональное, словно мраморная маска, лицо короля, и прищурился: — Как далеко альвы готовы пойти ради заключения союза с вампирами?       На мгновение в глазах Эйладара мелькнула растерянность; искренняя озадаченность отразилась также на уставшем лице Халлона, отчего Дуики прищурился ещё больше. Король, впрочем, сумел взять эмоции под контроль и одарил вампирского посла острым взглядом. Он не спешил отвечать на поставленный вопрос, а оттого затянувшуюся паузу рискнул осторожно нарушить советник: — О каком союзе ты говоришь, милорд? — его мягкий негромкий голос резко контрастировал с властным резким голосом Эйладара, перебившим его: — Если Айлисин намерена предложить его нам, мы щедро отблагодарим её за это.       Дуики напрягся всем телом, натянувшись как струна, и сжал в кулаках руки, по привычке скрещенные за спиной, с поразительной выдержкой сохраняя на лице невозмутимость и хладнокровное спокойствие. Либо наглость и самоуверенность Эйладара достигли небывалых высот, либо он страдал не только душевным расстройством, но и проблемами с памятью. — Мне стоит напомнить Вашему Величеству, что это вы направили к светлейшей королеве посольство, которое напало на её охрану и, насколько мы можем судить по непрямым данным, взяло Её Величество в заложники? — холодно отчеканил Дуики, не сводя пригвождающий взгляд с Эйладара и боковым зрением замечая, как смертельно побледнел Халлон, во все глаза уставившись на вампира. — О чём ты ведёшь речь? — резко отрезал король, раздражаясь, чувствуя, как тёмный гнев медленно поднимается в груди. — Ты в своём уме или северные ветра Штелу-Жорду выдули его у твоего народа? Какое посольство? Я не вёл дел с вампирами ещё с тех времён, когда рядом с Айлисин на троне восседал Керзаир! — Месяц назад Её Величество получила письмо от вашего имени, заверенное вашей печатью, — невозмутимо парировал Дуики. — А менее двух недель назад в Штелу-Жорду прибыло посольство, желающее от вашего имени заключить союз и получить помощь в очередной войне с двергами. Её Величество отправилась с послами в Абролаури, чтобы лично обсудить с вами этот вопрос. Но вы, видимо, решили не брезговать никакими методами, чтобы заполучить нашу помощь, раз ваши эмиссары похитили королеву, перед этим убив её охрану! — Айлисин следует лучше озаботиться вопросом подготовки своей гвардии, если альвам удалось так легко избавиться от неё, — презрительно фыркнул Эйладар, и его губы скривились в усмешке. — Мой король!.. — откровенно напугано воскликнул Халлон, а у Дуики от сдерживаемого гнева зрачки сузились до тонких вертикальных щелей, и он опасно прошипел: — Так значит, вы не отрицаете, что это был ваш приказ? Вы настолько разучились вести дела с цивилизованным миром, что решаете, что вправе использовать насилие и шантаж для достижения своих целей?! — Следи за языком, мальчишка! — безумно сверкнув глазами, вскрикнул Эйладар, до побеления костяшек сжав подлокотники трона. — Вампиры мнят о себе слишком много, раз считают, что я нуждаюсь в их услугах, — его губы вновь скривились, он окинул Дуики брезгливым взглядом, а слово «услуги» произнёс с такой интонацией, что вампиру не составило труда догадаться, какой смысл альвийский выскочка вложил в него. — В таком случае, — чеканя каждое слово, едва сдерживая себя в руках, ответил Дуики, — я дождусь, когда посольство вернётся в Абролаури вместе с захваченной королевой, и с большим удовольствием покину ваши земли. — А кто тебе позволит здесь оставаться, щенок? — Эйладар подался вперёд, с ненавистью и кровавым гневом глядя сверху-вниз на вампира перед собой. — Если не хочешь, чтобы мои гвардейцы ощипали твои перья, убирайся отсюда прямо сейчас!       Это была последняя капля. Каким бы хорошим дипломатом Дуики ни был, он прекрасно знал, когда наступают моменты, после которых дипломатия и слова становятся бесполезными, а противоречие — решаемым исключительно на поле боя. Самодурство Эйладара, по всей видимости, достигло таких высот, что он готов был утопить весь свой народ в крови ради собственных эфемерных желаний и надуманных обид. Что ж, вампиры не станут терпеть такой откровенный плевок себе в лицо, и если Эйладар хочет войну на два фронта — он её получит. — Что бы ты о себе ни мнил, альвийский король, — предостерегающе процедил Дуики, не дипломатично теряя уважительный тон в обращении, — вампиры не станут терпеть твоё высокомерие. Никто и никогда не позволял себе такой наглости, как похищение монарха. И ты за неё ответишь. — Ты угрожаешь мне? — Эйладар задохнулся от возмущения и ярости. — Что ж, если Ишола хочет войны — она получит войну. И твоя отрубленная голова станет прекрасным её началом. Стража! — он резко вскочил со своего места, и в его властном громком голосе утонул полный отчаяния голос Халлона: — Мой король, нет!       Двери в тронный зал с грохотом распахнулись, и внутрь с шумом забежало несколько воинов личной гвардии короля. Но прежде чем они успели хотя бы сориентироваться, что происходит, Дуики обернулся вороном, стрелой метнувшись к окну, как таран врезаясь в него. Хрупкое стекло со звоном разбилось, осыпаясь осколками, часть из которых слегка ранила самого вампира. Но раны мгновенно затянулись, и ворон издал громкий недовольный клич, напоследок выхватывая взглядом полное неподдельного ужаса лицо советника Халлона. — Сукин сын!.. — глядя вслед быстро удаляющегося вампира, процедил Эйладар, а после метнул яростный взгляд на растерянных стражей и ни живого ни мёртвого Халлона. — Мой король... — обречённо протянул советник. — Ты ведь даже не попытался выяснить, о чём тебе говорил лорд Дуики... — Мне не о чем разговаривать с вампирским молокососом, — грубо отрезал Эйладар. — Он явился без приглашения и предупреждения и начал обвинять нас в каких-то глупостях. Не думаешь же ты, что я стану терпеть такое оскорбление?! — Нет, мой король. Но пощади своих людей, — Халлон нахмурился, и искреннее отчаяние отразилось на его бледном лице. — Ты отправляешь их в горы на новую войну с двергами, но твой народ не успел оправиться от предыдущих столкновений. Война с вампирами добьёт его; ты не сможешь выиграть её, ведь у тебя нет столько сил, чтобы равномерно разделить их на два фронта. Это станет катастрофой — я прошу тебя, пока не поздно, отправь посольство в Штелу-Жорду и позволь дипломатам разобраться в чудовищном недопонимании, возникшем между нами! — Молчи, Халлон, — безумно сверкнул глазами Эйладар и вкрадчиво приблизился к нему, прищурившись и пригвождая взглядом к месту. — Или ты заодно с вампирскими крысами? — советник качнул головой, и король надменно фыркнул: — Альвам нужно быть сильнее. Они должны быть благодарны мне: войны укрепляют народ, отсеивая слабых. Слабые подыхают — обществу от них нет и не будет никакой пользы. Но сильная кровь выстоит и достигнет величия, которое, запомни Халлон, никогда — никогда! — не станет пресмыкаться перед другими и вымаливать у них милость. Оно утопит врагов в крови так, чтобы другим неповадно было потыкаться, и если вампиры хотят, мы преподадим им этот урок, — Эйладар резко развернулся, направляясь в сторону выхода, и неопределённо повёл рукой по воздуху, бросив, не глядя на советника: — Готовься к войне, Халлон. И прикажи слугам убраться здесь и заменить стекло — клянусь духами предков, я заставлю вампирского ублюдка собственной кровью заплатить за него.       Величественная фигура жестокого короля скрылась в коридоре, и стража последовала за ним, оставив Халлона в одиночестве. Несчастным, полным отчаяния взглядом он смотрел им вслед, с ужасом осознавая, что Эйладар вёл альвов на убой. На кровавую бойню, которую Априефия не переживёт. И единственное правильное решение укреплялось в душе советника всё сильнее и сильнее.       В конце концов между собственным выживанием и жизнью одного безумца народ всегда выбирает первый вариант.