Вопросы и ответы

      Стоило раздвижным створкам дверей разъехаться в стороны, как в длинном просторном зале повисла благоговейная тишина. Орлеандо обвёл тяжёлым взглядом присутствующих советников и министров, что все, как по команде, вытянулись по струнке, сидя на циновках на полу и чинно сложив на коленях руки. Перед некоторыми лежали таблички, но они боялись бросить даже мимолётный взгляд на них, сосредоточив всё своё внимание на князе.       Нет, Орлеандо не был излишне строгим и жестоким политиком. Наоборот, знать и народ любили его как раз таки за его простоту и добродушие: князь был отзывчивым саламандром, к которому всегда можно было обратиться за помощью и советом, и при этом было совершенно неважно, какого социального статуса был вопрошающий. За всех одинаково Орлеандо чувствовал ответственность, что за аристократа, что за простолюдина.       Однако вопрос, по которому экстренно собрался княжий совет, был чрезвычайно болезненный и острый. Принципиальный — и оттого Орлеандо явил ту сторону своей натуры, которую показывал крайне редко. Жёсткость, решительность, бескомпромиссность — и клокочущий в груди гнев, требующий немедленного выхода на головы тех, кто его спровоцировали.       Твёрдой уверенной походкой, решительным цельным движением закрыв за спиной створки дверей, Орлеандо приблизился к каменному длинному столу на низких ножках, за которым собрались все члены его личного совета. Словно языки пламени, развевалась от резких движений оранжево-красная ткань богатых княжьих одежд, прежде чем Орлеандо дошёл до своего места во главе стола и опустился на него, тут же уперевшись локтями в горячий камень и сведя на переносице брови.       Давящая тишина повисла в густом горячем воздухе, привычном, впрочем, каждому собравшемуся здесь саламандру. Никто не смел нарушить её прежде князя — лояльный и почти забывающий об ограничениях иерархии в спокойном и благодушном расположении духа, Орлеандо тем не менее никогда и никому не позволял забывать о своём высоком статусе и главенствующем положении. И злить его, когда он был в таком серьёзном настроении, было огромной глупостью — даже самые дерзкие из придворных признавали это. — Итак, какие новости о нашем караване? — тяжёлым сосредоточенным взглядом Орлеандо обвёл каждого присутствующего, и едва он касался их, советники покорно опускали глаза, выражая своё уважение и признавая чужую власть над собой. — Мой князь, — положив руку на грудь, накрыв ладонью место, где пульсирует огненное сердце, и склонив голову, слово взял один из вельмож. — Нам точно известно, что купцы были схвачены вместе с краснолюдами пиратами. Их взяла команда предателей, которых возглавляет Силсан, этот бесчестный выродок, перезревший наши законы и обычаи и предавший Отца-Вулкана. — Я много слышал об этом змее, — твёрдо ответил Орлеандо. — Поговаривают, он умудрился перейти дорогу даже Ридраилу... Но да сейчас не об этом. Какие предпринимаются действия по спасению наших людей? — Мой князь, — голос подал другой аристократ, и Орлеандо перевёл на него своё внимание. — Боюсь, мы едва ли сможем им помочь... — Что?! — громыхнул Орлеандо и звучно стукнул кулаком по столу, заставив некоторых советников вздрогнуть от неожиданности. — Уж не являешься ли ты, мой господин, одним из тех, кого подкупили гнусные предатели?! В беду попали наши соотечественники, саламандры, за которых я несу ответственность так же, как за любого из вас! И у тебя язык поворачивается сказать мне, что мы ничего не можем сделать, чтобы помочь им?!       На несколько мгновений в зале повисла напряжённая тишина. Воздух вокруг Орлеандо гудел, и от фигуры князя то и дело расходились в гневе всполохи пламени. Пусть он был ещё молод и относительно недавно занял место своего отца, сомневаться в своей силе и воле он не позволит никому. Не тогда, когда вопрос защиты, особенно от пиратов, его народа стоит для него так остро и является личной ответственностью буквально. — Этим саламандрам не на кого больше рассчитывать, — немного усмирив гнев, холодно отрезал Орлеандо, резанув острым взглядом по всем собравшимся. — В пиратском плену перспектив у них не так много: либо смерть, либо рабство, и ещё неизвестно, что из этого хуже. Мы должны сделать всё, что в наших силах не только чтобы спасти несчастных, но и наказать предателей, и вытащить других из тех, кто нуждаются в нашей помощи. Я не желаю слышать трусливых речей о том, что мы ничего не можем; я жду от вас, что вы предоставите мне несколько вариантов организации операции и пойдёте за мной в бой, радуя нашего Отца своим мужеством. Я разочарован, что должен говорить вам об этом. — На самом деле нет, мой князь, — мягко произнесла Луэмил, склонив перед венценосным братом голову. — У меня есть кое-что, что я могу предложить тебе, и я уверяю тебя, ни Силсан, ни его крысы не станут ожидать от тебя таких манёвров и ударов. — Я слушаю тебя, моя госпожа, — кивнув, серьёзно ответил Орлеандо, даже с сестрой выдерживая формальную дистанцию и обращения, и её изящные, увешанные тонкими кольцами пальцы ловко вытащили пергамент с картой, разворачивая его перед советниками и князем.       Луэмил начала говорить, и Орлеандо внимательно слушал её, анализируя её слова. Саламандр часто упрекали в неверности, но неверными они были по отношению к другим, но не друг к другу. Тем более князь, что нёс ответственность за каждого саламандра. Боль одного была его болью; предательство одного становилось раной на его могучем сердце. И народ чувствовал это, знал это, а оттого одновременно мог положиться на своего князя и был зависим от него. Тогда, когда никто больше не мог защитить и уберечь, лишь на своего владыку уповали все саламандры как один. И Орлеандо не мог их подвести.