Вопросы и ответы

      С педагогической точки зрения это определённо был провал, притом полный и вопиющий, и будь среди его коллег кто-то крайне консервативного воспитания, на Атратина точно написали бы не одно заявление в претуру и соцслужбы. С другой же стороны, что он мог сделать, если ребёнка оставить было не с кем, а они с Луве, между прочим, оба работали в морге?! Вот и получилась эта совершенно непедагогическая ситуация, которая, впрочем, кажется, никого не смущала. Ну, Атратина, по крайней мере, так точно.       Их с Луве дочери было уже шесть, и она была очень смышлёной девочкой. Она спокойно относилась к смерти, ведь оба родителя были тесно связаны с ней, а потому не боялась её и воспринимала как нечто само собой разумеющееся. Поэтому когда папа сказал, что день они проведут в морге вместе, она ничуть не расстроилась и не испугалась. Скорее наоборот: тёмные глаза малышки загорелись радостным блеском предвкушения, и глядя на неё, Атратин подумал, что дочери всё же стоит поменьше общаться с его наставником.       Это была исключительная, крайняя мера. Луве лежала в больнице, со дня на день готовясь дать жизнь их сыну; все друзья, как назло были заняты. Садик закрыли на карантин, а в школу малышка должна была пойти только осенью, до которой было ещё полгода. Сам Атратин тоже никак не мог остаться дома из-за студентов, проходящих практику, и так круг замкнулся, не оставив ему никакого выбора.       Впрочем да, дочь была совершенно не против, и сомнения о том, что морг — последнее место, где должен находиться ребёнок, были тщательно отодвинуты куда подальше. В конце концов не было ничего плохого в том, что ребёнок с ранних лет вырабатывал в себе адекватное отношение к смерти, не было, и слабо успокоив совесть, Атратин скосил глаза на семенящего рядом ребёнка.       Эдилу держала папу за руку и светилась удовольствием и предвкушением. Она действительно радовалась тому, что выдалась возможность побывать у папы на работе, и Атратин едва заметно покачал головой, улыбнувшись уголками губ. Консервативные родители точно хватались бы за сердце, если бы знали, куда отец вёл дочь, и поносили бы его последними словами, опасаясь, что горе-родитель портит ребёнку психику. Но Эдилу, даже зная, кем и где работают её родители и друзья семьи, продолжала расти совершенно нормальным жизнерадостным ребёнком, так что как говорил наставник Авитус, поводов для беспокойства не было. — Папа, а ты покажешь мне труп? — выведя родителя из задумчивости, с чистой детской непосредственностью поинтересовалась Эдилу. — Пожалуйста, — добавила спешно, умоляюще посмотрев на Атратина, на что тот вздохнул. — Мы будем смотреть на него со студентами, — мягко попытался выкрутиться он, на что девочка тут же возразила: — И я с вами хочу! Я буду стоять в сторонке, я не буду вам мешать, обещаю! — Милая, не всякий взрослый может вынести такую компанию, — терпеливо откликнулся Атратин. — Конечно, я не сомневаюсь в тебе, но всё-таки будет лучше, если ты посидишь за столом, подальше от трупов. — Так неинтересно, — Эдилу забавно нахохлилась. — Сидеть за столом на твоей работе скучно! — Иногда и этим приходится заниматься, — веско заметил Сервилий и погладил дочь по тёмным волосам, заметив, как она сникла.       Впрочем, любознательностью и непоседливостью Эдилу совершенно точно пошла в мать. Так что стоило Атратину на несколько минут отвернуться, переодевая плащ и готовясь к приходу студентов, как малышка проворно юркнула в холодный зал, где на столе уже лежало подготовленное кем-то из лаборантов вскрытое тело какой-то женщины. Оно не вызвало у Эдилу ни страха, ни отвращения, и заприметив стоящий чуть поодаль табурет, девочка потащила его поближе к кушетке, вскарабкавшись на него и заглядывая на труп сверху.       Атратина привлёк скрежет в прозекторской. Спешно окинув взглядом кабинет, он мысленно чертыхнулся, предсказуемо не найдя в нём дочь. И не успел Сервилий метнуться за ней, как в коридоре послышался шум голосов, и в следующее мгновение дверь открылась, и внутрь вошла группа студентов. — Доброе утро, профессор! — нестройным хором поздоровались они, и Атратин вздохнул в ответ: — Доброе утро, группа. Прежде чем вы войдёте в прозекторскую, хочу вас предупредить... — договорить он не успел, так как оттуда донёсся громкий и явно довольный детский голос: — Па-а-па-а! А можно я сделаю мёртвой тёте причёску?! Чтобы она была красивой и понравилась твоим студентам?!       Атратин возвёл глаза к потолку, призывая к себе всё своё терпение и красноречие. После перевёл взгляд на студентов, замечая, как кто-то из них подавился воздухом, у кого-то лица вытянулись в удивлении, а кто-то с трудом сдерживал смешки. — Ну вот собственно об этом я и хотел вас предупредить, — он снова вздохнул, покачав головой, и потёр кончиками пальцев переносицу. — Предвосхищая ваши вопросы: нет, у меня не было никакого другого варианта, кроме как взять дочь на работу, потому что оставить дома её было не с кем, да, воспитываясь в семье патологоанатомов, Эдилу не боится трупов, и нет, милая, пожалуйста, оставь мёртвую тётю в покое: студенты уже пришли, и ты будешь им мешать, — всё также растирая переносицу, громче закончил короткую тираду Атратин, обращаясь к дочери.       Та издала недовольный звук, и кто-то из студентов всё-таки не сдержал смешок. Преподаватель же посмотрел на них и ухмыльнулся, разведя руками в стороны: — Идёмте, коллеги, пока наш юный специалист не вмешался, — и развернувшись, он первым двинулся в прозекторскую.       Атратину и вошедшим за ним студентам тут же открылась одновременно странная и забавная картина: шестилетняя девочка, стоя на железном табурете, с искренним интересом рассматривала вскрытый труп перед собой. Заметив появившихся взрослых, она довольно пискнула, и переступив с ноги на ногу, совершенно невинно поинтересовалась у отца: — Папа, можно я посмотрю, как ты учишь своих студентов? Я не буду мешать, честно! Только вопросы буду задавать, но мешать не буду! — Малышка, тебе совсем-совсем не страшно? — прежде чем Атратин ответил, его перебила одна из студенток, и Эдилу искренне удивилась от её вопроса. — А почему должно быть страшно? — вопросом на вопрос ответила она и пожала плечами, ответив одновременно с чисто детской простотой и глубокой мудростью: — Умершая тётя ничем не отличается от меня или тебя. Она просто холодная и больше не двигается. Но папа и дядюшка Авитус говорят, что это нормально и всех нас это ждёт. И хотя они ничего не могут сделать, чтобы полечить её, с её помощью они могут полечить кого-то другого.       Атратин улыбнулся уголками губ, покачав головой; студенты переглянулись друг с другом. Некоторые из тех, у кого ещё оставалась какая-то боязнь и отвращение к трупам, по-новому взглянули на лежащее перед ними тело. Что-то было в словах этого ребёнка, и уж если эта маленькая девочка не испытывала никакого страха перед мёртвыми, то и им, будущим врачам самого широкого профиля, не стоило этого делать. — Профессор, — затянувшуюся паузу нарушил голос старосты, — ваша дочь может задавать нам вопросы, а мы будем стараться на них отвечать. Вы же хотели сделать нам контрольный опрос — вот на практике его и проведём. — А если мы будем чего-то не знать, вы объясните всем нам, — его поддержала одна из студенток. — И это всем пойдёт на пользу. И мы лучше запомним с таким-то опытом! — остальные студенты с разной степенью энтузиазма подтвердили её слова, и Атратин вынужден был сдаться под их напором. — Ладно, уговорили, — он усмехнулся, покачав головой, с беззлобным осуждением посмотрев на дочь, которая довольно пискнула, захлопав в ладоши. — Занимайте места, пока наша юная коллега думает над первым вопросом, — преподаватель обошёл стол, на котором лежало тело, и встал рядом с дочерью, в то время как студенты активно растянулись вдоль противоположной стороны, внимательно всматриваясь внутрь отвёрнутых краёв вскрытой кожи в районе брюшной полости.