Вопросы и ответы

      Этой встречи я без преувеличения ждала с нетерпением. Атратин был одним из немногих персонажей, кто не был эмоционально травмирован и у кого, по большому счёту, в долгой жизни не было серьёзных страданий. Он пребывал в абсолютно здоровых отношениях, занимался любимым делом, и кажется, был самым счастливым персонажем из всех моих персонажей — аж самой не верится!       Впрочем, помимо своей здоровости и абсолютной адекватности, Атратин интересовал меня нашей особой схожестью, а также родом своих занятий. К сожалению, в привычном мне мире некромантию ещё не изобрели, что по моему скромному мнению, было огромным упущением по множеству причин, а потому всё, что оставалось, — завидовать другим и расспрашивать, а каково это жить в блаженстве, когда бренное тело не требует к себе абсолютно, совершенно никакого внимания. Тайная мечта — ей-богу!       Привычная вежливая улыбка и мягкий приязненный взгляд — именно так встретил меня Атратин, что лишь ещё больше усилило моё восхищение этой личностью, ведь когда ещё и кто из моих многострадальных персонажей мог так на меня смотреть?! Во взгляде половины из них было смирение со своей нелёгкой участью, а у половины — искреннее негодование, за что я так над ними издеваюсь. И вот не объяснить же каждому, что пока страдаю я, изощрённо будут страдать и они... Но я отвлеклась от главного события этого вечера! — Приятно увидеть тебя вживую, госпожа, — негромко и доброжелательно поздоровался Атратин, и я могла лишь представить, как просияло моё лицо, а глаза загорелись блеском. Такой мужчина — сейчас я как никогда хорошо понимала Луве. — Ой, ты себе даже не представляешь, насколько! — эмоционально воскликнула я, широко улыбнувшись. — Я так долго ждала этой встречи!       Атратин мягко рассмеялся, прикрыв веки, а после снова одарил меня взглядом, на этот раз слегка лукавым и с нотами заинтересованности. Он протянул мне руку, словно приглашая пройтись, и я охотно вложила в неё ладонь, даже не вздрогнув от ледяного прикосновения. — Чем же я так интересен тебе? Чем могу скрасить мгновения нашего совместного времяпровождения? — галантно поинтересовался Сервилий, и я на мгновение задумалась, размышляя, будет ли уместно сразу же заводить столь (не) жизнеутверждающую тему.       На фоне мимолётной тишины раздался громкий противный гул — и я вспомнила, когда, как не сейчас, уместней всего заводить подобные темы. — Поговори со мной о смерти, — вдохновённо выдохнула я, заметив тень мимолётного удивления, мелькнувшую на бледном красивом лице. — Никто, лучше тебя, не поймёт меня в этом желании, и ни с кем я не могу говорить об этом так свободно, как с тобой. Живые, они, знаешь ли, косятся на меня странно, когда я начинаю размышлять на такие темы. Особенно сейчас.       Атратин покачал головой, одарив меня и вправду понимающим, но в то же время задумчивым взглядом. Словно размышляя, с чего бы начать, он замолчал, и мы шли молча от метро вдоль ограды ботанического сада под монотонный раздражающий шум на фоне.       Тему я выбрала, конечно, что надо, но я никак не могла побороть опасное любопытство, которое она во мне вызывала. Никто не знает, что остаётся за гранью, и разум мой порой пугал меня попытками осмыслить неосмысливаемое. Фатальное ощущения бренности и тяжести бытия, когда тело тяготит и сковывает дух и чистый разум, вгоняя их в уныние и ощущение слабости и уязвимости, также не помогало отвлечься, как и условия, в которых я пребывала. Мне нужно было об этом хотя бы с кем-то поговорить, чтобы стало полегче и давление ослабело. И кто, как не могучий некромант, мог помочь мне в этом вопросе? — Меньше всего я ожидал, что из всех возможных тем для разговора, ты выберешь самую мрачную, — Атратин усмехнулся, покачав головой, с лукавым весельем посмотрев на меня, на что я смущённо фыркнула. — Умеешь ты удивить и загнать в тупик нетривиальностью своего мышления, госпожа. Иные ожидают от молодой девушки, вроде тебя, куда более жизнеутверждающих вопросов, а ты спрашиваешь меня о смерти. — Не люблю быть как все, — я снова фыркнула, на этот раз самоиронично. — Да и знаешь, есть во мне что-то неправильное и поломанное, так что неудивительно, что меня тянет в мрачную сторону минорных переживаний. С радостью жизни и её наполненностью, собственно, жизнью у меня как-то не сложилось с самого начала, — я не смогла скрыть горечь в своём голосе — это осознание тупой болью, словно заноза, сидело в самых глубинах моей сущности, и я никак не могла вытащить его наружу и выбросить.       Атратин с сочувствием посмотрел на меня и погладил по ладони, которую всё ещё держал в своей руке. В конце концов вздохнул, пусть и не имел в том никакой практичной необходимости, и перевёл задумчивый взгляд куда-то вперёд. — Что именно тебя интересует? — уточнил он, сдавшись. — Смерть — понятие растяжимое. С чего именно ты хочешь начать? — С чего? — я замешкалась лишь на мгновение. Мои глаза сверкнули, и не менее вдохновённо, чем вначале, я выдохнула, ощущая радость от того, что наконец-то нашёлся кто-то, кто не станет осуждать меня в моих минорных мыслях: — Пожалуй, можно начать с того, как приходит осознание, что жизнь угасла...