Вопрос 10
5 марта 2023 г. в 22:17
Примечания:
«Ты можешь представить, что будет, если вы с Зардушту схлестнетесь в бою? Это затронет только вас и материальный мир или и другие пантеоны богов? Что будет дальше, если вы все же уничтожите друг друга?»
«Опишите смерть вашего персонажа. Почему и при каких обстоятельствах он(а) умирает? Что он(а) чувствует? О чём думает?»
«Покажите нам постканон истории вашего персонажа»
«В мирах ваших персонажей случился конец света. Расскажите, что будет после него? Сможет ли мир возродиться и как, или останутся лишь его руины?»
«Вашего персонажа в шутку или всерьез вызывают на дуэль. Покажите его реакцию... И, может, саму дуэль?»
James Newton Howard — «He Sought to Kill, I Sought to Protect»
Противостояние было неизбежно — Франхрасьян понял это ещё в тот самый миг, когда вынуждено бежал, спасая не только свою жизнь, но и существование хрупкого, едва созданного мира. Пресветлый, консервативный и прямолинейный брат не принимал существование чего-то иного, выбивающегося из его картины мира, и собственный свет слепил его, возводя в абсолют категоричность. Мир в глазах Зардушту был поделён на белое и чёрное, и чёрное в нём непременно было синонимом зла и того, что подлежит полному уничтожению.
Он даже не пытался копнуть глубже и взглянуть на происходящее под другим углом. Он не хотел даже думать о том, что существуют другие точки зрения, и истина может быть не так однозначна, как он пропагандирует. Нет, в мире Зардушту его врагами были все, кто не соглашались с ним, и единственным выходом для них было лишь уничтожение.
Потому новое столкновение было неизбежно, пусть Франхрасьян всей душой не желал его и как мог, старался предотвратить его. Знал, в отличие от ослеплённого недальновидного брата, что в их бою не будет победителя, не будет мира и не будет больше ничего. Ведь мощь, сокрытая в них, велика настолько, что способна сокрушить не только мир смертных, но и разрушить божественные чертоги, поглотив гномьих и эльфийских богов. И если кому-то удастся выжить... это будет величайшим из всех чудес.
Франхрасьян не мог допустить свою встречу с Зардушту, но даже он был бессилен перед неизбежностью. В конце концов даже у его терпения был свой предел, и после того, что слуги его брата сотворили с находящимися под его протекцией... Владыка Смерти не смог стерпеть, как и не смог закрыть глаза. И тёмная холодная ярость переполнила его до краёв, вспыхивая пламенем. Зардушту слишком заигрался в мстительного духа очищения — ему следовало напомнить, где на самом деле его место.
Что ж, если упрямый выскочка хотел войны, он в конце концов её получит. И ни течение, ни исход её уж точно ему не понравятся.
Тьма окутывает высокую худую фигуру, клубится в пустых бездонных безднах глаз. Воздух колеблется, расходясь вибрациями силы, когда Владыка Смерти покидает свой чертог. Ярость и боль наполняют его сердце, и он чувствует себя раненым зверем, загнанным в ловушку. Сколько душ, принадлежащих ему, оказались подвергнуты самому жестокому из всех наказаний? Сколько жизней оказались положены в землю из-за слепого фанатизма и гордыни? Некроманты спокойно и тихо жили на своих землях, никому не мешая, но презрение, зависть и страх, что их подпитывали ашуры, толкнули людей сделать роковой шаг за невидимую черту.
Пускай они унижали и ненавидели его, отца несчастий, но так вести себя с теми, кто доверили ему свои души и нашли в нём утешение, Франхрасьян не позволит никому. И младший брат совершенно точно доигрался с силами, которых не понимал сам; и время пришло поставить его на место. И если Зардушту, потакая своему эгоизму, действительно готов уничтожить мир — что ж, да будет так.
Свет сиятельного бога слепит и обжигает, но тьма вокруг Франхрасьяна не уступает ему. Поглощает всполохи пламени, рассеивая их безвозвратно, втягивая в себя, будто ненасытная бездна. И Зардушту хмурится, сурово сводя на переносице брови, а старший брат хищно сверкает глазами, и опасность расходится от всей его фигуры. Он силён и терпелив, и Зардушту совершенно точно не стоило сбрасывать его со счетов и злить.
— Ну же, любезный брат, — голос превращается в яростное шипение, распадаясь множеством шепотков разных голосов и интонаций. — Ты так хотел сразиться со мной — где же теперь твоя самоуверенность? Или её хватает только для того, чтобы убивать невиновных, тех, кто искали покоя и спокойствия в месте, что могли назвать своим домом?! — шипение превращается в раскат грома, и тьма всполохами вгрызается в лучистый свет, что пытается окружить Владыку Смерти. — Ты посмел зайти так далеко, ты посмел покуситься на то, что принадлежало мне — и ты разозлил меня, младший, так, как тебе не следовало этого делать!
— Молчи, презренный дьявол! — в ответ громыхнул Зардушту, и его золотые глаза засветились ослепительным сиянием. — Тьма должна быть рассеяна. Ты должен быть уничтожен. Твоя скверна будет искорена из душ и сердец, из вод и земель, из животных и растений. Вместе со всеми гадами ползучими и грязными падальщиками я растерзаю тебя на части, и мир очистится — раз и навсегда.
Ненависть и чистая ярость столкнулись друг с другом. Смертные, подначиваемые упрямой эгоистичной божественной волей, сорвали последние печати. Кровавая, жестокая и совершенно неоправданная война с некромантами разрушила их державу почти до основания, пусть и закончилась их формальной победой. Униженные и посрамлённые проигравшие вернулись домой ни с чем, лишь с горами трупов и упадком, заставившим народ взбунтоваться. Оба брата винили друг друга в кровавом хаосе, опустившемся на земли смертных, и нарастающее тысячелетиями напряжение наконец-то взорвалось тем, что было неизбежно.
Схватка была короткой. Золотой клинок из чистого света со звоном ударился о тонкие лезвия обсидианового стекла. Кипящая в жилах магия вырвалась на свободу, врезаясь друг в друга, вгрызаясь друг в друга и поглощая друг друга. На долю мгновения, превратившуюся в вечность, в воздухе зазвенела тишина, прежде чем взрыв разрушительной мощи разорвался с такой силой, что затрещали, ломаясь, сами основы мироздания. Пространство раскололось трещинами, и волна необузданной первобытной энергии разнеслась во все стороны, сметая и пожирая все возможные преграды.
Они сгорели первыми. Вступившие в резонанс силы одновременно буквально взорвали тела изнутри, высвобождая чистые сущности могучих божеств, что тут же поглотило плазменное пламя чистого света и тьмы, пожирающих друг друга, растворяя в себе, сжигая и подпитывая, давая второй толчок энергии и новый взрыв, ещё более губительный, чем первый.
Франхрасьян видел искреннее изумление и растерянность, что в последнее мгновение отразились на лице Зардушту, и прежде чем боль стала самой его сутью, он поймал себя на мысли, что предупреждал горделивого упрямца. Предупреждал, что именно этим всё и закончится, и последствия их вражды будут фатальными не только и не столько для них, сколько для экзистенции как таковой. Разрушения уничтожат всё, не оставив камня на камне, и забвение поглотит абсолютно всех, без исключения — смертных, духов и богов, не оставив никого. И как мир будет восстанавливаться вновь? А самое главное — кем?..
Франхрасьяну уже не дано этого увидеть и узнать. Он погибает вместе с Зардушту первым. Сливается с губительным потоком, растворяясь в нём, становясь его частью — им самим. Запасом энергии столь могучим, что остановить его сможет лишь самый крайний рубеж и сильнейшие из тех, кому пришлось взвалить на себя последствия чужого высокомерия. И им одним в конце концов придётся сделать невозможное, строя на руинах из пустоты новый мир, но Франхрасьян этого, конечно, уже не застанет.
Его существование прерывается неизбежностью, и он становится частью вечности, уходя туда, откуда когда-то был призван. И кто знает... возможно пару циклов спустя, он вновь откроет глаза и осознает себя в дивном новом мире, пережившем очередное обновление.